Если атакующий противник в начале боя, сближался с каре настолько быстро, что у трех отрядов ромейской кавалерии не оставалось времени и места для выхода и правильного построения перед пехотой, — тогда фронтальный удар вражеской кавалерии принимала на свои монавлионы пехота, и пока враг тыкался в эти рогатины, ромейская кавалерия могла выехать не из фронтальных, а из боковых интервалов каре, нанеся увязшему в пехоте противнику фланговые удары. С дальнейшим развитием, как описано выше.
Если же у противника хватало ума не лететь на пехотное каре и кавалерию друнгом, и тот тормозил и приводил свои ряды в порядок перед атакой, и начинал наступать медленно, — тогда ромеи опять же выводили кавалерию из каре. Ромеи строили шесть кавалерийских отрядов перед противником в первую линию, ставя их от врага на расстоянии превышающим полет стрелы. Если имелись еще кавалерийские отряды, они строились вместе с указанными шестью, в первую линию. Но во второй линии, в распоряжении командира должны были по-любому оставаться четыре кавалерийских отряда. Если противник не хотел атаковать сам, на него насылали прокурсаторов, которые изводили врага стрельбой, ослабляя и пробуя понудить к атаке. Атака самим ромеями производилась в строевом порядке, сомкнутыми подразделениями, разрушать строй было недопустимо, до тех пор пока враг не будет повергнут, и не побежит. После чего начиналось преследование в том же стиле "волна-волнолом. Пехота все так же, не разрушая строя шла следом.
Если разворачивалось упорное сражение, в котором кавалерия ромеев долго не могла опрокинуть врага, тогда из подошедшего на должное расстояние пехотного каре, через интервалы, выскакивали легкие пехотинцы — лучники, дротильщики, пращники, и спешили на помощь кавалерии, судя по всему, выходя на фланги первой конной линии, и окучивая противника оттуда.
Если же противник опрокидывал весь конный ромейский строй, то все ромеи мужественно драпали в свое пехотное каре, где переформировывались, и приведя себя в порядок, выжидали момент для описанной выше схемы контратаки через проходы между таксисами. Автор говорит, что нет смысла выскакивать из-под защиты пехоты, чтобы атаковать оравы вражеской кавалерии, которая по арабскому обыкновению беспорядочно носится вокруг "каре" — у арабов прекрасные скакуны, с которыми не стоит состязаться в скорости. (Надо понимать, носящихся вокруг удальцов прекрасно окучивали многочисленные ряды лучников в строевых пехотных таксисах). Для атаки нужно было выбрать цель, способную переменить ход сражения. Это могли быть построенные в строевой порядок основные силы вражеской кавалерии или пехоты. По возможности, атаковать стоило место нахождения вражеского командира, что легко вычислялось по флагу. Три отряда, с отрядом катафрактов в центре, выезжают из интервалов, и долбят этот вражеский строй. Во время этой атаки, сообразно обстановке, через интервалы пехотного каре могли выходить и другие подразделения, чьей задачей было обеспечить фланги и тыл атакующих, сковав боем другие силы арабов, которые носились вокруг ромейского пехотного каре. Когда катафракта опрокинет врага, — как уже писали выше, — избиение бегущих берут на себя два фланговых отряда, в то время как четыре отряда командующего составляют их волнолом. Катафракта же отходит в резерв к пехоте, и следует вместе с ними за кавалерией.
Крик души. Необязательный к прочтению:
...Вообще, из всех античных военных авторов, у которых хватает темных мест и несообразностей, — автор трактата, посвященного Никифору Фоке — предельно несобран мыслями, несистемен, рукопоп в описаниях, и умудряется выбрать для выражения своих мыслей наиболее неясные обороты. При том, что описывает он довольно ясные тактические схемы. Продираясь раз за разом через его мутную писанину, пытаясь выловить смысл в его регулярных противоречиях и несообразностях, я откровенно возненавидел его... Вернее, возненавидел бы. Если бы кто-то из его современников дал тот же материал лучше.
Между тем, причины для нелюбви к косноязыкому и мутному мыслями автору, объективны. Он умудряется написать, что монавлиты выставляются восьмым рядом перед строем. Ок. Но только потом он пишет, что хорошо бы увеличить глубину фронта тыловой шеренгой обычных оплитов. Напиши автор в обратной последовательности — и мы бы знали, что сперва по флангам вперед выбегают тыловые оплиты, а потом вслед за ними составляют передовую линию монавлиты. В случае описанном автором, нам приходится только гадать — почему он написал как написал? В его тугорогую голову пришло вспомнить о уплотнении строя до четырех тыловой шеренгой, только когда он уже накропал о монавлитах? Это несобранность мыслями? Или есть какие-то факторы неупомянутые им? (Например, строй может быть уплотнен тыловой шеренгой оплитов, если есть время, но в случае неожиданной атаки кавалеристов, вперед экстренно выбрасываются только монавлиты, и пр). Мы можем дать несколько вариантов объяснений, но все они будут лишь условными реконструкциями.
Более того, — эта жертва древнего ЕГ, пишет, что в случае, если три передовые шеренги обычных оплитов будут разбиты (он, блин, надеется, что этого не произойдет), то монавлиты, смело стоя на своих местах, отобьют атаку тяжелых кавалеристов. Как у автора три шеренги стоящие ЗА монавлитами могут быть разбиты, так чтоб перед этим не разбили самих монавлитов — тайна почище библиотеки Ивана Грозного. Здесь не подходит никакое объяснение, кроме того, что автор своим местом для ношения шлема — не могу в данном случае назвать его головой, — вспомнил какой-то конкретный боевой случай; когда монавлиты не успели выйти в передовой строй, кавалеристы смяли три передовых шеренги оплитов, и всех стоящих за ними. Но монавлиты каким-то чудом, не опрокинутые потоком своих бегущих товарищей, худо-бедно составили линию в тылу разваливающегося строя, и удержали атаку вражьих кавалеристов. Иным способом этот мутный пассаж объяснить невозможно. Он это вспомнил — и тут же вкатал на бумагу, безо всяких пояснений.
То же самое с описанием легких пехотинцев таксиса, которые, если не посланы за пределы строя застрельщиками, по автору вроде как обеспечивают безопасность проходов между таксисами. Но как эти пехотинцы взаимодействуют с теми специальными отрядами-затычками проходов из племен росов, что автор описал в другом месте? Ясно, что на этот счет должна быть утверждена некая система. Так как открытиезакрытие проходов — это жизненно важная система обороны. Там все должно происходить максимально быстро, с отточенной дисциплиной, с тем, чтобы пропустить выбегающих во фронт менавлитов, или закрыть дыру перед противником, перед носом преследующей его вражеской кавалерии. (Прям берет гордость за далеких представителей племен, носящих то же имя, что мы сегодня, что им доверяли такие важные боевые функции). Поэтому, в проходах не могут болтаться люди из двух разных отрядов разного подчинения. Так можно помешать друг-другу несогласованными действиями. Возможно, что росы действовали как основной "механизм", а легковооруженцы таксисов подпирали их сзади в сложные моменты большого напора врагов? Наконец, может ли быть так, что описанные спец-отряды "затычки", бывали просто выделенными для этого частями тех же самых легких пехотинцев таксиса? Да понимайте как угодно, — автор, через века, чихал на вас через ноздрю.
Про длину менавлиона, которую автор виидимо впендюрил как длину обычного копья, описывая оплитов, мы уже писали. И вот так он возжигает, почитай, через каждый абзац. МаврикийУбрикий, Лев, Арриан, Элиан, и прочие составители более древних трактатов на его фоне блистают алмазами — о эта ясность ума, четкая огранка мыслей! Благослови Боже универсальное широкое образование! Прокляни во веки-веков тех, кто говорит о образовании узкоспециализированном, — его измыслил дьявол. Аминь!
И однако, продравшись через все неясности и несоответствия, начинаешь, — по крайней мере в общих чертах, — улавливать красоту построений римской армии времен Никифора Фоки.
Теперь поговорим о том, что показал нам трактат "Фоки", и какие он позволяет сделать выводы.
Шестнадцать таксисов по 700, дает 11.200 человек, войска, плюс приданная им внестроевая пехота в количестве 4,800. Кавалерию автор дает в размере примерно 8000 тысяч. Но по описанию строевых построений для боя, её может быть и меньшее количество. Таким образом, мы видим, значительное преобладание количества пехоты над кавалерией. Во времена Маврикия кавалерия числом может превосходить пехоту, может вообще действовать без неё. Во времена Льва кавалерия так же преобладает числом. Но ко временам Фоки колесо сделало оборот, и пехоты снова больше. Отчего так получилось?
Причин этому две. О второй скажем чуть позднее... А первая, — империя обеднела. Кавалерист всегда стоит НАМНОГО дороже пехотинца. И времена, когда империя могла выставлять крупные кавалерийские контингенты, прошли. Но даже намного более дешевых пехотинцев, империя не может экипировать как прежде. Что нам показывает анализ экипировки и вооружения бойцов? Пехота обнищала. Стратиот-педзикой больше не может себе позволить железный доспех. Все одеты в тряпье. Мы наблюдаем эту бесславную деволюцию пехоты. Мы должны быть осторожны в оценке "стальных" легионов "золотого века", ибо наше впечатление о них, как о рядах одетых в стандартно-безликие несокрушимые доспехи, — это продукт древнеримской пропаганды. Если хотите — древнеримского Голливуда, который запечатлел этот образ на памятниках-"блокбастерах", вроде колонны Траяна. Никто из нас не видел вживую обычный, непарадный древнеримский легион, чтобы посмотреть, что творилось в его рядах, (особенно, в тыловых рядах), и насколько единообразно все было. Молодняк, загнанный в тылы для набора опыта наверняка донашивал старые брони, а может быть, даже не всегда получал их сразу. Тем не менее, высочайшая по древним меркам укомплектованность защитной броней, подтвержденная и свидетельствами, и археологией, не оставляет сомнений. Затем мы видим разделение внутри легионов и таксисов на бронированных промахов-протостатов, и защищенных похуже, из тех, кто стоит ближе к тылам. Легион еще сохраняет стальную скорлупу, но внутри него уже кожа и тряпье. Это структура продержалась несколько сотен лет. И наконец, — вторая половина 10го века, — защитная сталь пехоты полностью исчезает.
Надо сказать, что стеганка не так плоха. Иначе бы её не носили. Она может что-то ослабить, что-то смягчить... Но она никогда не будет также эффективна, как стеганка+железо сверху. Пехота окончательно превратилась в бедного пасынка. Заметьте, я написал "пехота беднеет", и здесь же рядом, нужно написать "империя беднеет". Эти два утверждения нуждаются в оговорках, так как оба процесса взаимосвязаны, но не линейны. Да, империя постепенно, с потерями, отвоеваниями, и вновь потерями, будет терять территории, ресурсы, — и беднеть. Но ведь дело не только в том, сколько у тебя ресурсов, но и в том, как они распределяются. Потоки ресурсов могут распределяться равномернее или нет, разрыв между бедными и богатыми может быть разным. Империя беднела, массовый стратиот беднел, но малая их часть богатела, возрастала фемная военная "аристократия", постепенно осознающая себя аналогом западного рыцарского дворянства, а потом и рыцарской аристократии. В империи появляются "динатои" ("сильные"), — так называют стратиотов-глав богатых домов, которые постепенно экономически подчинили себе окрестных бедных стратиотов, превращая их постепенно в натуральных вассалов. Динаты, — это смелые, удачливые, деятельные люди, которые своими подвигами на войне, своим трудом в миру, своим разумным вложением добытых средств, своим правильным отношением с людьми — поднялись, и подчинили себе окрестных. Динаты — это крепкие хозяйственники, выделившиеся из стартиотских общин. Это почти что наши "кулаки-мироеды". Почти что наши "Цапки". Динаты это те — кто в конце концов развалят и погубят Римскую Империю.
Мы читаем о полностью одетой в тряпье пехоте, во времена императора Фоки. Победоносного полководца, обогатившего казну державы множеством добычи. Это император-солдат. Армия — его любимое детище. Фока отяготил гражданское население огромными налогами в пользу армии, экономика ответила инфляцией. Сохранился злой анекдот, что однажды к Фоке во время маневров подошел дряхлый старик, и попросил сделать его воином. На вопрос императора, как старец сможет воевать, тот ответил, что ныне силен гораздо больше чем в молодости. Будучи молодым хлеб, купленный на деньгу он едва нес, ныне же хлеб купленный за ровно те же деньги, он уже несет безо всяких усилий...
Дело Рима было проиграно, когда он — (императоры с этим боролись-боролись, да не доборолись) — дал подняться из общей массы стратиотов своим "крепким хозяйственникам". Богатство позволяло этим поднявшимся стратиотам наилучшим образом вооружать себя и своих "домашних" для боя. Так они становились необходимой военной опорой империи. Далее в дело вступил "естественный ход вещей", змея сама себя кусала за хвост. Императоры балансировали между попытками ограничить фемную аристократию и динатов, защитить от них простых стратиотов, и одновременно не могли нанести по растущим феодалам решительный удар — трудно что-то отнимать у наиболее вооруженной и богатой части населения. Тот же Фока одной рукой вводил антидинатские законы, а другой рукой вообще освободил от налогов стратию тяжелой конницы, сказав, что "налога крови с них довольно", тем самым придавая дополнительное ускорение разрыву в имущественном расслоении между стратиотами, и выделению из них новых динатов.
Это экономическое расслоение, самым непосредственным образом отражалось на армии. Фока вливал в неё деньги и ресурсы, но важно куда именно текут золотые ручейки. При всех вливаниях пехота "почему-то", оставалась убогой, в то время как все более блистала тяжелая кавалерия катафрактов. На войне этот контраст со временем будет становится все более разительным. Богатый всадник-стратиот тащил с собой на войну "домашних", — оружных слуг, оруженосцев, подрастающих детей, прочую родню, и даже женщин. Для обслуживания этого количества людей, он в конце концов начинал таскать за войском свою личную телегу с добром. А то и не одну. Сперва насущное, утилитарное, добро это со временем становилось все более вычурным богатым и изысканным — состоятельному парню надо выделятся в среде других состоятельных парней. Даже в походе пьем из серебра, едим с золота, не хухры-мухры... Стоило сойти со сцены жестким императорам-солдатам, вроде Никифора Фоки и Василия 2го, и при ослаблении дисциплины "обозная болезнь" богачей стала принимать совсем уж постыдные формы. В 11м веке норманны будут изумляется количеству таскаемого за собой "греками" скарба, и презрительно отзываться о изнеженности ромеев. Сципион Африканский, и Гай Марий, некогда введшие в римском войске суровую лагерную и обозную дисциплину, вертелись в своих гробах как вентиляторы. (Ладно, ладно, они жили еще в те времена, когда римлян еще кремировали, но уж пепел их точно вертелся). Иногда, впрочем, скарб мог оказать пользу, так как богатые парни — тому были примеры — могли сражаться, если не за Родину, то за стоящий за спиной обоз, аки рыкающие львы. ...Во время сирийского похода императора Романа Аргира (988-1028-1034г), арабы неожиданной атакой оборотили ромейское войско в бегство. Но один евнух из ближних императорских слуг, впал в бешенство от того, что его обоз и слуги сейчас достанутся арабам, и в одиночку вернулся к войску врага. Куда там Илье Муромцу с его "размахнулся улочка, отмахнулся — переулочек"! Евнух переколотил всех попавшихся под руку матерых мусульманских воинов, (остальные разбежались сами с паническими воплями), и захватив свой скарб, уехал к отступающему войску. (Если бы император был поумней, он бы тайно завозил обоз сильномогучего евнуха поочередно во все арабские столицы, и глядишь — тот за свои пожитки в одиночку раздолбал бы все вражьи эмираты)... Чаще, впрочем, раздутый обоз оборачивался снижением мобильности войска, и невозможностью пожертвовать обозом как таковым. Враги же, зная о роскоши ромейских обозов оказывались дополнительно мотивированы на лихость в бою, предвкушая богатую добычу. В совокупности это не приносило ромеям ничего хорошего, и бывало, оборачивалось катастрофой.
