Когда машина въехала во двор дома, увидели возле подъезда садика уже одетого сына, державшего за руку девочку. Рядом с детьми стояла одна из воспитательниц.
— Здравствуйте! — первой поздоровалась она с Самохиными. — Ваш сын проявил инициативу. Дышат свежим воздухом и ждут вас. А родители Норики сейчас должны подъехать.
— Нори, это мои папа и мама, — представил родителей сын. — Они очень хорошие. Алла Владимировна, вы идите, мы сами отдадим Нори родителям.
— Да, да, — подтвердил Алексей. — Мы их дождёмся и отдадим ребёнка.
Малышка с большими глазами, тонкими чертами лица и выглядывавшей из-под капюшона чёрной чёлкой была само очарование. Она низко поклонилась Алексею с Лидой, прижав при этом ручки к груди. Отдав таким образом дань уважения взрослым, она вернула руку ухажёру. Рядом с машиной Самохиных остановился другой электромобиль, из которого вышла молодая пара, сразу же устремившаяся к крыльцу. Узнав Алексея, они подошли и поклонились.
— Рады видеть родителей Юри! — на чистом русском сказал мужчина. — Ваш сын очень настойчивый молодой человек. Раньше Норико была только нашей, а сейчас мы у неё уже на втором месте!
Он говорил серьёзно, но глаза при этом смеялись.
— Алексей и Лида Самохины, — сказал Алексей. — Рады видеть родственников почтенного Сатоми Морисима. Это был достойный человек. Кем он вам приходится?
— Он брат моей матери, — поклонился мужчина. — Спасибо вам за добрые слова! Мы Сэдэо и Мияко Такаси.
— Рады знакомству, — вступила в разговор Лида. — Вы сейчас никуда не спешите? Тогда мы приглашаем вас к себе.
Эпилог
12 июля 2067 года
— Ну что, Вячеслав Андреевич, скоро станете безработным? — спросил Алексей Ольховского. — Ваш "Ковчег" уже наполовину опустел.
— Меньше чем на треть, — ответил директор. — Пока выпускаем мелочь, а разведением остальных надо заниматься лет десять. И знаете, что заметили? Когда выпускаем молодняк, звери разбегаются, хотя настоящего страха к людям у них нет, а вот животные в возрасте часто отказываются выходить из клеток. Их страшат простор и неизвестность. Несколько поколений жили в "Ковчеге", и это не могло не сказаться. Они просто боятся свободы. Я сам во многом на них похож. Мы с вами начинали этот проект вдвоём пятьдесят лет назад, и с тех пор я жил только им. А сейчас он идёт к завершению вместе со мной. Мне уже семьдесят пять, и я точно его не переживу. Просто незачем будет жить. Алексей Николаевич, я ведь могу хотя бы с натяжкой считать себя пусть не другом...
— Зачем говоришь глупость, Слава? — с обидой сказал Алексей, впервые переходя с Ольховским на ты. — Долгая жизнь, помимо преимуществ, имеет и недостатки. Одним из них у меня можно считать отсутствие тяги к общению. Если подумаешь, то поймёшь, чем это вызвано. Знаешь, как больно терять близких людей? А мы потеряли их столько, что уже боимся к кому-нибудь привязываться. Именно поэтому наша дружба неполноценна, но она есть. Поверь, что ты много для меня значишь.
— Тогда, может, ответишь, кто за всем этим стоит? Это действительно бог? Честное слово, я никому не скажу!
— Если бы я знал сам! — сказал Алексей. — Это кто-то запредельно могучий, кому явно небезразлична судьба человечества. Он бросал нас сквозь время, иной раз подсказывал, что нужно делать, и дал молодость, но о его природе не было даже намёка. А если и был, мы его не заметили или не поняли.
— Жаль. Ты знаешь, эта девушка... Я говорю о Нори. Она во многом стала такой же, как твой Юрий. Когда он привёл её сюда, в ней не было ничего необычного, а с прошлого года всё изменилось. Все мои питомцы сразу её признали. И ещё я заметил с месяц назад... Она ободрала ладонь об угол вольеры. Уже через час на месте ранки была чистая кожа. Это ведь из-за него? Им только четырнадцать, но у них точно любовь... У вас ведь тоже так?
— Когда-то всё затягивалось на глазах, сейчас просто быстро заживает. Это исследовали, но не нашли причин. Насчёт Нори я предполагал, что будет что-то такое.
— Алексей... — Ольховский помолчал, потом продолжил: — Можешь сказать, зачем решил уйти? Многие боятся твоего ухода, и я тоже. К тебе все привыкли и знают, что вся твоя жизнь для людей, что ты не злоупотребишь доверием и всегда всё сделаешь лучше других. Сейчас снова ввели деньги, и опять будут никому не нужные выборы, в результате которых к власти могут прийти не самые хорошие люди. Зачем это?
— Ради себя и ради вас, — ответил Самохин. — Не понимаешь? Ты говорил о "Ковчеге" и о зверях, боящихся свободы. Не видишь аналогии? Я у вас как зверинец, названный моим именем, и вам в нём спокойно и сытно, хотя в вольере много не побегаешь. Нельзя жить, прячась за спину кого-то одного и радуясь тому, что у него много опыта и есть совесть. Я, Слава, жутко устал. Устал от власти, от ответственности, от своей однообразной жизни. И жена устала. Она ведь так и не захотела второго ребёнка. Мы с ней хотим отдохнуть и осмотреться. Наверное, найдём для себя полезное и интересное дело. Но собой управляйте сами. Думаешь, ты первый, кто нам такое говорит? Бухаются на колени и упрашивают, а отдельные... просто даже не знаю, как таких назвать, ещё и крестятся! И это тоже показатель того, что нам не уходить, нам бежать нужно! Всё самое сложное уже позади, а проблемы будут всегда.
— Простился? — спросила Лида. — Чего это ты такой мрачный?
— Я не сказал, что больше не приду, — ответил муж. — Не хватило духа. Слава сильно постарел и скоро уйдёт, и мне будет его не хватать. Сколько раз давал зарок не привязываться к людям. Я ведь пятьдесят лет называл его по имени-отчеству, а на ты обратился только сейчас. Он рассказал о Нори. Как мы думали, так и получилось. Очень рано, но видно, что у них уже всё решено.
— Я и так вижу, что они любят друг друга, — сказала Лида. — Что у неё, звери?
— И звери, и регенерация. Интересно, какие задачи он придумал для них.
— А ты не веришь в то, что это просто благодарность? — спросила Лида. — Был бы сын обычным человеком, и ты похоронил бы его через семьдесят лет.
— Не хочу без толку ломать голову. Пусть думают сами, когда придёт их время. Душу я в сына вложил, а знания и опыт пусть добывает самостоятельно.
— Кого думаешь оставить вместо себя до выборов?
— Всё уже обговорено. Пока останется Батищев, а потом пусть решают сами.
— И куда поедем? Уже решил?
— Если не возражаешь, поедем к морю. В Крыму много законсервированных правительственных дач. Займём одну на два месяца. С обслуживанием договоримся.
— Можно, — согласилась Лида. — Только в нём холодная вода.
— Я искупаюсь и в холодной, — улыбнулся Алексей, — а можно обойтись и без купания. Будем сидеть с тобой на берегу, слушать шорох набегающих волн и вспоминать тех, кто оставил след в наших сердцах. Таких было много: у меня всё сердце в шрамах. Все мечтают о жизни без конца, не давая себе труда подумать. Жизнь — это цепь из приобретений и потерь. В конце длинной жизни приобретения перестают радовать, а потери по-прежнему больно жалят в сердце. И если этому нет конца... Человек на такое не рассчитан. Я ведь боялся, что когда-нибудь просто не хватит сил и придётся самому...
— Не надо! — Лида обняла мужа и прижалась щекой к его груди. — Всё будет хорошо! Любая усталость снимается отдыхом и переменами в жизни. И никто не помешает всё это сделать. Когда поедем? Я могу хоть завтра сдать министерство.
— А я уже разделался с делами. Можно обо всём договориться по комму, но всё-таки съезжу в последний раз. Иначе будет по-свински, хоть мне простят. Надо попросить Мияко присмотреть за молодёжью. Денег у сына достаточно, а вот опыта самостоятельной жизни нет. Надеюсь, что я правильно его воспитал и они не наделают глупостей.
— Не надоело здесь за два месяца? — спросила Лида, морщась от холодного ветра. — Мало того что нет настоящего тепла, так уже середина сентября.
— А тебе надоело? — Алексей встал и сложил раскладной стул. — Пошли в дом, а то действительно холодновато. Знаешь, я решил, чем займусь. Если хочешь, займёмся этим вместе.
— И чем же?
— Землёй займутся и без нас, а мы с тобой займёмся космосом. В программе задействовано немало достойных людей, но и мы не будем лишними. Защитим Землю, а потом начнём строить там города! — Алексей показал рукой в пасмурное небо. — Меня не успокаивает статистика падения астероидов, а опасных булыжников рядом с нами больше, чем хотелось бы. Супервулканы тоже извергаются нечасто. Планы составлены, средства выделены, а наработок по космосу у нас много. Теперь нужно засучить рукава и взяться за дело. Первый опасный гостинец ожидается через восемнадцать лет. Вполне достаточно времени, чтобы подготовиться, слетать к нему и разнести в клочья. Что скажешь?
— Интересное дело, только очень далёкое от того, чем я занималась раньше. Найдёшь мне работу? И где будем этим заниматься? Не хотелось бы надолго оставлять сына.
— Найти работу нетрудно. Жить будем в Москве, но придётся помотаться по разным объектам. С нашей новой авиацией это не трудно. Сегодня уже поздно, а завтра позвоню в ялтинский горисполком, сдам дачу и попрошу выделить транспорт.
— Я вижу, что с тебя из ста пятидесяти прожитых лет слетела как минимум сотня, — улыбнулась жена. — Весёлый и энергичный, давно ты таким не был.
— Главное в жизни — это цель, — изрёк Алексей, — и любимый человек рядом с тобой. А если на пути к достижению цели предстоит заняться новым и интересным делом, то и годы уже не так давят на плечи. И всё это у нас с тобой есть.
Конец
272
