— Ваша милость! — услышал он служанку. — Уже били к ужину. Может, вам помочь?
— Нет, я сам! — ответил он, вскочил с кровати и начал быстро одеваться, поднимая брошенную на пол одежду.
Опаздывать не хотелось, поэтому к трапезному залу пришлось пробежаться. Он успел вовремя, немного опередив графа. На ужин вина не поставили, а мясо было только в холодном виде. Аппетита не было, но он всё-таки поел немного мяса с овощами. Глера сидела на своём месте, уткнувшись в тарелку, и больше не смотрела в сторону Салана.
"У неё комната в том же крыле замка, что и у меня, — дошло до него. — Судя по следам зубов на груди, я хорошо постарался. Наверное, крики служанки слышали все, кто там живёт. И она слышала и, конечно, всё поняла".
Салан сделал вид, что полностью занят пищей. Он чувствовал стыд, хотя не совершил ничего постыдного. Что может быть естественней, чем развлечения такого рода со служанкой, да ещё по взаимному согласию? Откуда же тогда это чувство вины?
У двери в его комнату опять поджидала служанка, которой не терпелось сделать второй заход. Сказавшись больным, он не слишком куртуазно выпихнул нахалку из комнаты и повернул ключ. За дверью презрительно фыркнули, послышался удаляющийся стук каблучков и наступила тишина.
"Остался завтрашний день, — подумал Салан. — Вряд ли граф будет тянуть время, а у меня нет желания вляпаться в дерьмо. Значит, нужно спешить. Убить графа нетрудно, трудно потом уйти. Хотя если действовать по выбранному варианту, то с отходом можно не спешить. Всё равно смерть графа не свяжут со мной".
Салан умел засыпать по желанию и просыпаться в нужное время. На этот раз проснулся раньше, чем рассчитывал. Сначала он не понял, что разбудило, потом на грани слышимости донёсся то ли скулёж щенка, то ли плач ребёнка. Откинув одеяло, парень оделся и вышел в тёмный коридор. Плач сразу стал громче. Придерживаясь стены, он пошёл на звук, пока не обнаружил в стенной нише девушку, которая заходилась плачем, тоскливым и безнадёжным.
— Кто тебя обидел, милая? — спросил Салан, присев рядом на корточки. — Я могу чем-то помочь? Не надо так плакать, твоё горе рвёт душу.
Девушка убрала руки от лица, и он в удивлением узнал в ней дочь графа.
Глава 45
— Ради всех богов, не уходи! — схватила его за руку Глера. — Ты сказал, что мой плач рвёт тебе душу, значит, она у тебя ещё есть, в отличие от остальных в этом замке. Тебе надо быстрее бежать из этого змеиного гнезда. Они отберут твою душу, заставят сделать какую-нибудь мерзость, и потом будешь делать это и дальше изо дня в день. Я же чувствую, что ты хороший, что ты хочешь мне добра. Если у тебя нет денег, я отдам свои драгоценности. Беги отсюда быстрее! Только... — она на мгновение запнулась, — подари мне хоть немного радости и тепла. Пусть и в моей жизни будет хоть что-то хорошее. Я так завидовала этой бесстыднице Ларе, когда она орала на весь замок! Если ты мне откажешь, останется завтра забраться на башню и броситься на камни вниз головой!
В её голосе было столько горя, что парня пробрал озноб. Он понял, что она именно так и сделает.
— Или ты уже не сможешь этого сделать после того, что у вас было? — со страхом в голосе спросила девушка.
Салан ничего не ответил, но она прочла ответ в его глазах и просияла:
— Ты можешь, и тебе меня жалко! Пусть хоть так, если нет любви. Хоть тень человеческого чувства, и можно жить дальше хотя бы воспоминаниями!
— Глера, ну что вы такое говорите, разве так можно?
— Повтори моё имя ещё раз! Когда ты так говоришь, у меня тает сердце. Салан, почему же нельзя? Чем я хуже этой Лары?
— Вы гораздо лучше, поэтому я не могу...
— Ты отказываешь мне в такой малости? — С лица девушки исчезла радость, и она снова зарыдала.
— Боги, Глера! — Парня пронзило такое ощущение нежности и сострадания, что он сделал то, чего не собирался, — обнял и начал гладить ладонью шёлк её волос.
Девушка сразу перестала плакать и вцепилась в него, как утопающий в протянутую руку.
— Пойдём ко мне, — зашептала она, рождая у него желание. — Это рядом! Ну что тебе стоит? Я же вижу, что ты ко мне неравнодушен! И в трапезной ты не сводил с меня глаз! Твои взгляды бросали меня в жар, именно потому было так горько, когда вы с Ларой...
— Извини, я не хотел, но она просто навязалась...
— Я знаю её, не надо больше об этом, поцелуй меня!
Салан медлил, и она сама нашла его губы и прикоснулась к ним, не зная, что делать дальше. Парень поцеловал Глеру, которая в ответ застонала и прижалась к нему. Подхватив её на руки и уже ни о чём не думая, он занёс в свою комнату и уложил на кровать. Этой ночью Салан был особенно нежен и сдерживал себя изо всех сил, стараясь дать ей всё, на что был способен.
Когда они закончили, и он немного пришёл в себя, счастливая девушка обхватила руками его плечи и прошептала с радостью и надеждой:
— Теперь ты только мой! Никому никогда не отдам! Салан, увези меня отсюда! Давай убежим далеко-далеко!
— А как же семья?
— Какая семья? — с горечью сказала Глера. — У меня нет семьи! Моя мать вздорная и эгоистичная женщина. Она любит только сыновей, даже кормила их грудью, а меня сразу же отдали кормилице и забыли. Да, отец с матерью заботились о том, чтобы я была одета и обута и своим видом не позорила семью Рабек, мне даже нанимали учителей, чтобы я по глупости или незнанию не ляпнула что-нибудь неподобающее. А на день рождения кидали на столик какую-нибудь драгоценность, как собаке бросают кость. Братьям я тоже не нужна. Альт сразу дал понять, что не желает со мной знаться. Пока Вельт был маленьким, мне разрешали с ним возиться. Мы даже недолго дружили, пока мать не объяснила, что ему не подобает дружить с девчонками, что они совсем для другого... Моей подругой была замечательная девушка — дочь одного из наших соседей. К несчастью, мой отец положил глаз на его имение. Сам шевалье упал на охоте с лошади и сломал шею, а его старшего сына убили разбойники. Я боюсь думать о том, что стало с моей подругой! И такого за моим отцом водится много! Во время мятежа он обобрал дворян в графстве якобы для помощи королю и одновременно направил гонца Мартину с уверением в помощи и поддержке. Надо ли говорить о том, что король не увидел этих денег, а Мартин так и не получил обещанной помощи? И так во всём. Соседям многое известно, и о многом они могут догадываться, но молчат из-за страха. А с теми, кто осмеливается что-то сказать против, случаются неприятности. Мой старший брат и компания его приятелей ни в чём не знали удержу и натворили такого, что отец серьёзно боится разборок со стороны нового герцога. Он даже хочет отправить мать с младшим сыном к деду. Обо мне, конечно, речи не было. А теперь он начнёт убивать тех, кто может быть опасен, и делать это придётся тебе. А если откажешься, убьют и тебя.
— Значит, ты не любишь отца?
— Я его ненавижу, а за Риту убила бы собственными руками, если бы могла!
— А если это сделаю я?
— Я тебя слишком люблю, чтобы потерять!
— Я сделаю это так, что на меня не падёт подозрение.
— Не знаю, как такое можно сделать, но помогу всем, чем смогу, только увези меня отсюда! Я больше не могу жить среди этих чудовищ, притворяющихся людьми, ловить на себе презрительные или сочувственные взгляды прислуги и ждать, когда отец решит продать или подарить меня нужному ему дворянину. Мне уже шестнадцать лет, Салан!
— А если я не тот, за кого себя выдаю? Если я не дворянин?
— Для меня ты не станешь хуже! Скажи, как ты ко мне относишься? Я хоть немного тебе нравлюсь?
— Кажется, я впервые в жизни влюбился, — честно ответил он то, что чувствовал.
— Я так рада! — засмеялась Глера и потянулась к нему с поцелуем.
— Не сейчас. Извини, но я совершенно пуст. Давай оденемся, сделаем всё, что нужно, и до утра расстанемся. Никто не должен знать, что между нами что-то есть.
Они быстро оделись и вышли в коридор.
— Нам надо пройти в трапезный зал, — сказал Салан. — Как это сделать, чтобы не попасться охране?
— Какая охрана? — удивилась Глера. — Пост только возле покоев отца, и один стражник дежурит в коридоре у дверей матери и Вельта, а слуги сейчас все спят, даже повара.
— Тогда ты пойдёшь впереди. Если кого-нибудь встретим, тебя ни в чём не заподозрят, а я успею укрыться в одной из стенных ниш. Почему-то они у вас здесь повсюду.
— Их сделали по приказу моего прадеда, — засмеялась Глера. — Он строил этот замок и считался большим любителем скульптуры, а может, им и был. Когда-то в нишах стояли скульптуры, которые он привёз из военных походов или купил у имперских купцов.
— Разве их купцы торгуют скульптурами? — удивился он.
— Обычно нет, эти привезли по его заказам. Ладно, я пошла.
Им никто не встретился, и дверь в трапезный зал была незаперта.
— Как часто чистят стул твоего отца? — спросил Салан.
— А зачем его чистить? Чистят столы и моют посуду, а стул могут чистить, если кто-нибудь перепил и излил содержимое желудка или опрокинул вино. Но такого у нас давно не было. Отец не любит пьяниц. Пока был дома старший брат, вино к обеду вообще не подавали, и отец пил его у себя.
— Хорошо, что здесь мягкая обивка, — сказал Салан, наклонившись над стулом графа. — Можем уходить.
— Что ты сделал?
— Закрепил в обивке смазанную ядом рыбную косточку. Укол будет слабым, и граф наверняка посчитает это случайностью. Вчера за обедом была рыба. Её часто подают?
— Примерно раз в три дня. Отец её любит. Как быстро действует яд?
— Очень быстро. У человека отказывает сердце. Это не похоже на обычное отравление. У вас есть врач?
— Отец поселил врача в замке из-за матери. Она очень трепетно относится к своему здоровью.
— Как твоя мать отреагирует на его смерть?
— Она придёт в ярость и будет искать виновного.
— Тогда тебе надо сделать следующее...
Несмотря на ночные бдения, Салан рано проснулся и успел до прихода служанки привести себя в порядок. Время до завтрака было, и служанка сделала вид, что забыла его вчерашнее поведение, и стала активно заигрывать с целью довести свои шалости до известного финала. В его планы такое не входило, да и подло было бы забавляться с другой после того, что было у него с Глерой. Ловко уклонившись от девушки, он выскочил в коридор, оставив её заниматься уборкой комнаты. В трапезный зал шёл не торопясь, с таким расчётом, чтобы прийти туда одним из последних. Войдя, переглянулся с Глерой и занял место за столом. Появившийся в трапезной граф после приветствий опустился на свой стул и досадливо поморщился от укола. Пробурчав что-то по поводу нерадивых слуг, он налил себе в кубок вина, не торопясь выпил и принялся за еду. Остальные тоже начали есть. Некоторое время ничего не происходило, слышались только чавканье и звон посуды. Внезапно граф откинулся на стуле, отшвырнул ломоть мяса и так рванул рукой ворот рубахи, что на пол посыпались пуговицы. В следующее мгновенье он упал на стол. К графу подбежал управляющий, приподнял его тело и облокотил на стул. Широко раскрытые остекленевшие глаза не оставляли сомнений в том, что их обладатель мёртв, но Эрик всё-таки приложил пальцы к виску, немного подержал и сказал то, что уже было ясно всем:
— Граф мёртв!
— Его отравили! — с исказившимся от гнева и страха лицом закричала графиня. — Где слуга, который разливал вино? Немедленно приведите!
Растерянные придворные притащили пожилого слугу и заставили его выпить вино из стоявшего возле графа кувшина. Слуга пил с обречённым видом, пока не выпил всё. Некоторое время ждали результата, но он не умер, а только сильно опьянел.
— Он принял противоядие! — закричала Ольма. — Его надо казнить!
— Может, вначале допросить, кто ему велел это сделать? — благоразумно предложил кто-то из придворных.
— Да, сначала допросить, а потом непременно казнить!
— Давайте позовём врача, — предложила Глера. — Может, он скажет, отчего умер отец.
— Да, надо позвать врача, — ухватилась за это предложение графиня. — Почему его не было за завтраком?
— У врача несварение, и ему готовили на кухне отдельный завтрак, — объяснил управляющий.
— Он тоже в сговоре! — опять закричала графиня. — Врач дал слуге яд!
— Надо сначала его позвать и выслушать заключение, а потом будем решать, — с настойчивостью, которой от неё никто не ожидал, сказала Глера, — Уважаемый, Эрик, пусть быстрее приведут врача.
Графиня замолчала, со страхом глядя на дочь, и не стала мешать управляющему, когда тот направил одного из слуг за врачом. Вскоре тот прибыл и сразу занялся осмотром тела графа.
— Слуга выпил вино из того же кувшина? — спросил он.
— Да, — ответила Ольма. — Но противоядие...
— Никакое противоядие не снимет все симптомы отравления, если принять большую порцию яда. Ваш муж отпил немного вина и почти сразу умер, а слуга влил в себя полный кувшин и только мертвецки пьян.
Слугу действительно развезло. Ноги не держали, и, упав на пол, он тут же уснул.
— Я не вижу признаков отравления, — сказал врач. — Если вы мне не верите, можете послать в город за кем-нибудь из моих коллег, и они скажут вам то же самое. Скорее всего, у графа не выдержало сердце. В последнее время он на него жаловался.
— И что же делать? — беспомощно спросила графиня, остатки уверенности которой бесследно испарились.
— Я думаю, что лишним нужно покинуть этот зал, — предложила Глера. — Пусть отец пока побудет здесь, а уважаемый Эрик позже отдаст распоряжения слугам готовиться к похоронам. Матушка, отец ведь оставил завещание?
— Да, но...
— Вот и посмотрим, что в нём написано. Пройдём в кабинет, и там будем решать, что делать дальше. Кроме членов семьи, надо пригласить управляющего и помощника капитана стражи. И нужно приказать, чтобы пока никого не выпускали из замка.
— Да, так и сделаем, — подтвердила Ольма, бросив на дочь удивлённый взгляд. — Вы слышали, Эрик? Отдайте мой приказ Краю, и оба поднимитесь в кабинет мужа. Мы будем ждать. Остальным, кроме слуг, нужно покинуть зал. Кто голоден, может взять еду в свои комнаты. Слугам здесь убрать.
Она величественно поднялась, взяла за руку заплаканного сына и пошла к выходу, жестом пригласив Глеру следовать за собой.
Салан, как и многие другие, взял с собой блюдо, на которое положил всего понемногу, и направился в свою комнату. Всё прошло так, как он и предполагал, и если Глера и дальше так же безукоризненно сыграет свою роль, то и закончиться должно наилучшим образом.
Ольма пропустила детей в кабинет мужа, зашла сама и сказала дочери:
— Сегодня ты не перестаёшь меня удивлять. По-моему, ты была единственной, кто сохранил самообладание.
— Отец никогда меня не любил, — пожала плечами Глера. — Заботился, и за эту заботу я ему благодарна. С его смертью я ничего не теряю. Или меня кому-нибудь продал бы отец, или это сделаешь ты — для меня нет никакой разницы.
— Ты откровенна.
— Не вижу смысла притворяться. Ты знаешь, что в завещании?
— Конечно. Муж всё завещал Вельту. О вас с Альтом в завещании нет ни слова.