Пока Крикс растравливал себя воспоминанием о тех или иных язвительных высказываниях каларийца, план возмездия сложился сам собой.
Вернувшись в Академию, он заглянул в Аркмор, но, против обыкновения, не отправился в комнату Димара и Кэлрина с Рэнси, а остановился у стола, за которым, наклонившись над какой-то геральдической таблицей, с мученическим лицом сидел Халейн Ралькон, посасывавший кончик серого гусиного пера.
Толстяк не поднял глаз, даже когда южанин подошел к нему. К визитам Рикса здесь уже привыкли. Крикс побарабанил коньчиками пальцев по столешнице, чтобы привлечь к себе внимание; только тогда Халейн вытащил изо рта перо и обернулся.
— Слушай, Лейн, твой старший брат на самом деле служит в гвардии?..
— Не просто "служит"! Он один из старших рыцарей и главный ординарий Адельстанее. Выше его — только сам принцепс с коадъютором, — с законной гордостью сказал Ралькон. Голос Крикса сделался мягким и вкрадчивым.
— А не знаешь, нет ли у него какого-нибудь старого орденского плаща? Ну в смысле, синего, какие носят в гвардии.
Халейн наморщил лоб.
— Наверное, есть.
— Не мог бы ты как-нибудь незаметно взять его и принести сюда?.. — понизив голос, спросил Рикс.
— То есть украсть?
— Нет, просто позаимствовать, — успокоительно заметил Крикс. Но этот довод не оказал на Ралькона должного влияния. Он вытаращился на младшего ученика во все глаза.
— Зачем?
— Это... секрет.
Толстяк презрительно оттопырил нижнюю губу.
— То есть я должен, по-твоему, забрать у брата его старый плащ — а ты даже не скажешь, для чего?..
— Да нет, скажу, конечно, — поспешил исправиться "дан-Энрикс". — Но только потом, когда ты принесешь мне плащ. Все равно без него у меня ничего не выйдет, так что, пока плаща не будет — говорить особо не о чем. Ну как?.. Сделаешь?
— Попробую, — подумав, согласился Лейн.
Крикс наклонился над пергаментом, как будто бы хотел получше рассмотреть миниатюру с геральдическим щитом Ральконов, а на самом деле — чтобы скрыть торжествующую улыбку.
* * *
Одно из окон аулариума было приоткрыто, и принцессе, сидевшей с ним рядом, никак не удавалось сосредоточиться на лежащем перед ней аварском переводе. Может быть, из-за сырого ветра, долетающего с моря и несущего с собой смутные картины бьющихся о камни молов волн, холщовых парусов и бесконечного простора, или из-за сладкого, густого запаха цветов, тянувшегося в аулариум из сада.
— Как поживает твой жених?.. — шепотом спросила Лисси у сидящей рядом девушки, воспользовавшись тем, что их наставница куда-то вышла. — Я слышала, вчера он был у вас в гостях!
Тут дочь Валларикса не удержалась и хихикнула.
Девушке, сидевшей рядом с ней, на вид было не более четырнадцати лет. Она была одета и причесана в точности так же, как сама Элиссив, но даже это не делало их похожими — слишком уж разными были черты лица и манера поведения.
У старшей из девушек волосы были очень темными — они в беспорядке падали на плечи, словно никак не могли решить, лежать им ровно или завиваться в локоны. Оттого, что она низко наклонилась над листом, Элиссив не могла увидеть ее глаз, всегда напоминавших ей про штормовое северное море. Лицо девушки, как будто по контрасту с этими глазами, сейчас оставалось спокойным и сосредоточенным. Это была лучшая подруга Лисси — Лейда Гвейн Гефэйр.
Когда встал вопрос о том, что Лисси слишком много занимается и ей нужна компания, чтобы не сидеть над книгами совсем одной, лорд Гефэйр скрепя сердце дал свое согласие на то, чтобы его дочь занималась науками вместе с наследницей. Сам он не одобрял этой идеи, да и вообще считал, что большинство этих наук не принесут никакой пользы юной девушке.
Гефэйр был неколебимо убежден, что женщине, если только она не будущая королева, нет нужды знать землеустроение, законы и чужие языки. Но Император лично попросил Гефэйра отпустить младшую дочь, и тот не мог не согласиться. Он был человеком старой закалки, считавшим волю Императора непререкаемой и, не в пример столичным лордам, очень высоко ценившим долг вассала. Элиссив знала, что ее отец бы очень удивился, если бы кто-то сказал ему, что он к чему-то принудил Гэфейра. Из-за некоторых особенностей своего характера Валларикс не догадывался, что большинством окружающих людей даже самая вежливая просьба с его стороны воспринимается, как приказание.
Но Элиссив была слишком рада отвоеванной возможности все время видеть Лейду, чтобы посочувствоать Гефэйру.
— Разве ты не рада, что Финн-Флаэнн сделал вам визит? — допытывалась она у подруги.
— Не болтай, Элиссив. Он всего лишь приезжал поговорить с моим отцом, — ответила ее соседка, наклонившись над пергаментом и всем своим видом изображая крайнюю сосредоточенность. Но принцесса видела, что ее щеки чуть порозовели. Понимая, что Элиссив ей не верит, Лейда уточнила — Мне, конечно, тоже пришлось к нему выйти, но мы побеседовали всего четверть часа. Так что перестань хихикать и исправь ошибку в переводе.
— Где?..
— Вот тут. Sin shass ain virten sheise. А не "сheise".
Лисси фыркнула.
— Подумаешь. А что, он тебе вообще не нравится?
— Кто?
— Да Альверин Финн-Флаэнн, разумеется, — Элиссив бросила перо и, уже не скрываясь, развернулась к собеседнице. — Он очень красивый, разве нет? И, кроме того, настоящий воин. Вот даже сэр Ирем говорит, что это первый Флаэнн на его памяти, который знает, с какой стороны взяться за меч. Совсем не то, что те, кто может драться только на турнирах.
Вообще-то Ирем выразился куда резче. "Флаэны — порода совершенно бесполезная... Есть, спать и украшать себя — вот все, на что они способны. Не считая болтовни в Совете, разумеется. А уж от Филомерового отпрыска и вовсе странно было ожидать чего-нибудь хорошего. Но все-таки следует признать, что этот Альверин, пожалуй, самое приличное, что дом Финн-Флаэнов дал миру за последние сто лет".
Те или иные фразы коадъютора Элиссив повторяла в разговорах часто и с заметным удовольствием. Но но этот раз она подумала, что полностью передавать тираду лорда Ирема не стоит — ведь вполне возможно, что Финн-Флаэны когда-нибудь станут новой семьей ее подруги.
— Лисси, он меня совсем не знает, — возразила Лейда. — Он, наверное, думает так же, как и ты. "Она красивая, представлена ко двору, и, судя по всему, не дура, раз уж учится вместе с наследницей". И для него этого достаточно, чтобы захотеть на мне жениться. А ведь на самом деле я — совсем другая! У меня четверо братьев, Лис. И в детстве они мало различали, что я не одна из них. Я люблю бывать на взморье или ездить на коне. Люблю своих собак и соколов. Мне часто хочется просто побыть одной. Мне нужен человек, который сможет принять меня такой, как есть. Такой... в которого бы я сама... могла влюбиться.
— Почему ты так уверена, что не полюбишь Альверина?.. — с любопытством спросила Элиссив. Но подруга только покачала головой.
— Лисси, это все совсем не так, как ты воображаешь. Подожди. Со временем сама поймешь... К счастью, отец считает, что мне будет лучше выйти замуж не теперь, а года через два.
— Ну еще бы! Тебе же всего тринадцать.
Лейда снова покачала головой.
— Не "всего тринадцать", а "уже тринадцать". В Гверре это обычный возраст для замужества. Проблема не во мне, а в Альверине. Ему почти двадцать, но он младший сын в семье. Отец считает, что Финн-Флаэнн должен подождать, если он хочет доказать серьезность своих планов. А вообще — хватит об этом. Давай заниматься.
Элиссив негромко застонала.
— Нет. Я больше не могу!.. Неужели тебе до сих пор не надоело?
— Не особо. Я люблю аварский. Он звучит очень красиво, разве нет?
Лисси дернула плечом.
— Не знаю, Лей. Зато я знаю, что сойду с ума, если опять придется проторчать тут до обеда. Мы сидим тут, как две птицы в клетке.
Лейда против воли улыбнулась.
— Тогда улетай! Я скажу наставнице, что ты отлучилась на минутку, так что поначалу она не сообразит, в чем дело. А ты тем временем успеешь оказаться далеко отсюда.
— Я тебя обожаю, Лейда! — воскликнула Элиссив, резво вскакивая на ноги. — Ни у кого больше нет такой подруги...
— Ладно, ладно, — рассмеялась дочь Гефэйра. — Не трать времени на разговоры, а то еще дождешься возвращения Наседки.
Лисси вихрем вылетела из учебной комнаты и понеслась по коридору, привычно придерживая длинный вышитый подол, чтобы не путался под ногами. Хорошо было бы переодеться в более удобную одежду, но штаны, которые она обычно надевала, чтобы ездить в седле по-мужски, остались в ее спальне, а туда идти было ни в коем случае нельзя.
Поначалу Лисси вообще еще не знала, куда ей направиться, но в голове стремительно сложился план — запастись едой на кухне, взять в библиотеке какую-нибудь интересную книгу и забрать свою добычу в сад, чтобы там сполна ей насладиться.
Свернув в коридор, ведущий в личное книгохранилище правителя, она услышала шаги и голоса, один из которых, вне всякого сомнения, принадлежал мессеру Ирему, в то время как второй, более тихий, оказался голосом ее отца. Должно быть, они возвращались с заседания совета.
Повинуясь первому порыву, Элиссив юркнула за колонну — и, как оказалось, вовремя. Валларикс и его телохранитель уже показались в конце коридора. Они шли по направлению к библиотеке, и у Лисси по спине поползли мурашки — она поняла, что только что чуть не попалась им на месте преступления.
В сущности, столкнуться с лордом Иремом было не так уж страшно. Но вот Император... от одной лишь мысли, что он мог увидеть ее тут, у Лисси засосало под ложечкой, хотя опасность уже миновала.
Элиссив очень любила своего отца, но в его присутствии всегда слегка терялась и не знала, как себя вести. От его собранности и серьезности всегда неуловимо веяло печалью.
Когда у него было свободное время — то есть, в сущности, не так уж часто — Валларикс охотно приглашал ее к себе или сам выходил к ней в парк. Он внимательно слушал ее рассказы о занятиях и играх, совсем не похожие на те, которыми она делилась с Лейдой или даже Иремом. Иногда отец смеялся вместе с ней, а иногда давал советы, и Элиссив безошибочным инстинктом ощущала, что он рад быть рядом и хотел бы, чтобы эти редкие свободные часы тянулись дольше. Но парадоксальным образом в ее присутствии его обычная меланхолия только усиливалась. Лисси видела отца другим — собранным и деловитым на Совете лордов, жизнерадостным и энергичным — на охоте или на турнирной площадке с Иремом. Но когда он был с принцессой, грусть, казалась, отравляла каждую его улыбку и каждое ласковое слово.
В чем причина, Лисси поняла уже давно. Главное озарение пришло лет в семь, когда она разглядывала круглую миниатюрную камею.
— Именно так. Ты очень на нее похожа, а с возрастом, должно быть, станешь ее точной копией, — подтвердил Ирем, когда Лисси поделилась с ним своей догадкой. — Только глаза у тебя от отца. У королевы были карие. Увы, в остальном ваша внешность совпадает в точности.
— А почему "увы"? — спросила Лисси. — Мне говорили, что она была красавицей.
— Не совсем так, — едва заметно улыбнулся доминант. Тон у него, против обыкновения, был невеселым. — При дворе Валларикса были девушки и красивее, чем королева. Армариэль, Элена Эренс... Но рядом с твоим отцом она всегда была самой красивой женщиной на свете. Когда они где-нибудь появлялись вместе, Валларикс смотрел только на нее. И все мы как-то поневоле начинали видеть Элику его глазами. Вот тогда она действительно была красавицей.
Рыцарь немного помолчал, потом закончил — буднично и сухо, словно речь шла о каком-то пустяке:
— Поэтому я и жалею, что ты так похожа на нее. У правителя всегда перед глазами есть живое напоминание об Элике, а он и так скорбит куда сильнее, чем любой другой мужчина в его положении.
После ухода доминанта Лисси еще долго смотрела на изящный женский профиль на камее, и задумчиво вертела в пальцах выбившийся из-под ленты локон. Волосы у матери наверняка были такими же, как у нее самой — каштановые, отливавшие на солнце золотом. Судя по сохранившимся изображениям, она обычно не носила сложные прически, а просто переплетала косу лентой, как какая-нибудь горожанка. Приставленные к Лисси дамы чаще всего причесывали ее точно так же — может быть, по старой памяти, ведь большинство их них хорошо знали королеву.
Несколько часов спустя Элиссив пробралась в дворцовую конюшню, взяла ножницы, которыми подравнивали лошадиные хвосты и гривы, и недрогнувшей рукой срезала волосы у самого затылка. Получилось криво, и она велела какому-то конюшенному мальчику, бывшему всего на пару лет старше ее самой, взять ножницы и подравнять. Несчастный паренек был в ужасе от такого предложения. Чтобы добиться своего, Элиссив пришлось топнуть ногой и напомнить конюшенному мальчику, что она — дочь императора. А потом, отбросив королевский тон, пообещать, что никому не проболтается о его помощи.
Остриженные волосы смешно курчавились, а голой шее было холодно и как-то непривычно.
О том, что началось, когда ее увидели "наседки" во главе с месс Лэнгдем, Лисси даже вспоминать не хотелось. Ахи, охи, возмущенное кудахтанье в десяток голосов и обещания пожаловаться Императору. И ни развлечений, ни так горячо любимых Лисси верховых прогулок, ни сладостей к обеду целый месяц.
Ей с утра до ночи объясняли, что девочка, которая ведет себя так, как она, никогда не станет ни достойной леди, ни хорошей королевой.
Элиссив было, в общем, все равно, что думает об этом леди Лэнгдем, но как-то раз она все же напомнила, что Беатрикс тоже остригла себе волосы, когда была наследницей. За это срок ее опалы увеличили еще на месяц. Большинство придворных дам шарахались от одного имени Беспутной Беатрикс.
Единственным человеком, который понял, что она хотела сделать, был лорд Ирем. Правда, с ним она увиделась нескоро — к тому времени два штрафных месяца уже истекли, а Ирем только-только возвратился из очередной поездки. Но сочувствие и одобрение, которое она прочла во взгляде рыцаря, по мнению Элиссив стоили предшествующих неприятностей. Правда, Лисси было мало молчаливого согласия мессера Ирема. Она полагала, что достойна более весомой похвалы.
— Правда, здорово?.. — гордо спросила она, тряхнув немного отросшими волосами.
— Как вы только ухитрились?.. — чуть заметно усмехнулся рыцарь. — Дамы, видимо, недосмотрели. Ну, и кто вам помогал? Судя по результату, это был какой-нибудь пастух, привыкший стричь баранов.
— А вот и нет. Я сама это сделала, — похвасталась Элиссив. — Вжик — и все! А когда дамы все узнали, было уже поздно.
Ирем рассмеялся.
— Восхищен вашей решимостью, принцесса. Но не делайте так больше. Это... мало что меняет.
...Ирема она любила почти так же сильно, как отца. Но , что куда важнее, Лисси не боялась разочаровать его и не задумывалась, как вести себя в его присутствии. Он знал об огромном количестве ее проделок, но Элиссив никогда не боялась, что Ирем расскажет о какой-нибудь из них ее отцу. Даже о прошлогоднем случае, когда он застал Лисси в комнате "дан-Энрикса", рыцарь великодушно умолчал, хотя Элиссив не могла припомнить, чтобы ей когда-нибудь до этого устраивали подобную головомойку.
