Адашев. Северские земли

— Надеюсь, — спросил он. — никто из белёвцев не пострадал? Я лично приказал не наглеть и не озлоблять население.

— Никто! — сияя, сообщил Антипа. — Даже глаз никому не подбили! Чистая работа.

— Чистая-то она чистая, но завещания князя мы так и не услышали... — явно обеспокоенный Трубецкой забарабанил пальцами по столу. — Если окажется, что наследник — не я, чем мне поможет весь этот идеальный захват?

— Ну, для начала, — дожёвывая, начал Антипа. — сегодня же ночью большая часть сокровищницы Белёвского княжества с надёжными людьми отбудет в ваши владения, я лично за этим прослежу. Разве плохо?

— Да нет, это хорошо, — опять кивнул Трубецкой, — и не волнуйся, договор я помню, свою долю от этой добычи ты получишь. Но сокровищница у князя Гаврилы невелика — сам же рассказывал, что у старика всё в дело вложено было. Придётся выводить, а это процесс не быстрый. Что, если меня до того времени выкинут отсюда? А?

— Кто? — Антипа так удивился, что даже жевать перестал. — Этот боярин с двумя деревеньками? Да что он сможет-то, даже если и окажется наследником? А ведь ему даже не с вами схлестнуться придётся — за вами стоит сам царь литовский! Вряд ли его обрадует перспектива уменьшить территорию своей страны в пользу голоштанного оборванца.

— Всё так, — кивнул князь Андрей. — но ты забываешь другое Его Величество — царя Московского. Как только выяснится, что наследником княжества объявлен его подданный — можешь не сомневаться, за тощей спиной голодранца Адашева мгновенно замаячат сабли московских полков. Москвичи — большие любители прибрать чужую земельку, они так и царство своё построили, начав с занюханной Москвы и постоянно прирезая к ней там городок, а там — деревеньку. Можешь не сомневаться — свой кусок они из горла выдерут, практика у этих ребят богатая.

Антипа встал, подошёл к окну, потом открыл дверь, выглянул, никого не обнаружил и вернулся к столу.

— А если, допустим, род Адашевых угаснет? Останется ли тогда какое-нибудь препятствие между вами и белёвским столом?

— Ни единого. — отрезал Трубецкой. — Права Алины не смоет оспорить никто. — Так в чём проблема? — улыбнулся Антипа. — Нешто в селе у Адашевых яблоки не растут?

Глава 11. "Вот заклятье мое, и да сбудутся эти слова!"

Дни до похорон князя Белёвского прошли в суете.

Всех заметно нервировало отсутствие завещания. Горожане, правда, втайне надеялись, что доверенное лицо с духовной грамотой князя появится на похоронах — кому-то ведь он должен был оставить свою волю. Если же и этого не произойдёт, то Белёвское княжество окончательно станет полем битвы, на котором будут выяснять отношения оба русских государства. Фактически княжество контролируют литовские войска, но судить по закону, то права Адашевых выше — Арина старшая дочь. 'В общем, — обычно со вздохом заключали белёвцы, — как бы до сабель не дошло'.

И эти опасения были оправданы, повод к войне — или хотя бы локальной битве — был слишком удобен, чтобы его не попыталась разыграть хотя бы одна из сторон.

Наконец, настал день похорон. Упокоиться князь должен был не под плитами собора, как большинство его предков, а в построенной рядом семейной усыпальнице. Мода на склепы пришла из Польши[1] и родовые некрополи быстро стали популярными и в Литве, и в Москве.

[1] Само слово 'склеп' происходит от польского sklep — 'свод, подвал'.

На похороны собрался, кажется, весь Белёв. Гроб из собора, как положено, вынесли на руках, четверо крепких дружинников примерно одного роста взяли его на плечи, и, шагая в ногу, двинулись к усыпальнице. Возле усыпальницы гроб поставили на две лавки и объявили последнее прощание. К гробу быстро выстроилась немалая очередь из белёвцев.

Меж тем батюшка, Антипа, воевода и четверо дюжих дружинников отправились вскрывать усыпальницу. Саркофаг князю сделали заранее, рядом с женой, он сам его осматривал, ещё будучи живым и остался вполне доволен. Поэтому сейчас оставалось только поставить внутрь саркофага гроб, да накрыть тяжелой каменной крышкой — для чего и были взяты дружинники.

Дверь в склеп ладили надёжную, с защитой от воров, со множеством замков и засовов, поэтому настоятель собора довольно долго гремел ключами и лязгал запорами. Наконец дверь, нещадно скрипя, открылась.

Подождав немного, чтобы воздух проветрился, двое дружинников запалили факелы и батюшка, перекрестившись, первым шагнул внутрь. Подойдя к захоронениям, отец Варфоломей кивнул на нужный саркофаг, и густым басом скомандовал дружинникам:

— Крышку снимайте, только аккуратно, тяжёлая, и вот здесь у стеночки ставьте.

Меж тем глазастый Антипа заметил, что на соседнем надгробии лежит какой-то длинный предмет. Он протянул было руку, но от резкого толчка отлетел в сторону, едва не потеряв равновесие. Это воевода пихнул его плечом, твёрдым до каменности.

— Куда лапки тянешь, пёс?! — зло бросил предводитель дружинников и сам взял находку в руки.

Это оказался свинцовый футляр, обычно используемый гонцами для хранения важных грамот, с обеих сторон опечатанный сургучными печатями.

— Вон оно что! — протянул воевода. — На надгробии княгини покойной, значится, грамотка лежала. Вот оно что значило — "жена скажет". Духовная это княжья, завещание его. Видать, князь Гаврила, нам никому не доверяя, сам его сюда спрятал.

— Вестимо, так! — кивнул и священник. — Ключи от склепа только у меня, да у него были.

— Как управляющий княжеством, я требую... — начал было Антипа, но воевода без единого слова сунул ему под нос скрученную из пальцев дулю. Потом, посерьёзнев, военачальник вперился взглядом в дружинников:

— Вы свидетели будете, что грамота здесь до нас лежала.

— Не изволь сумлеваться, командир. — огладил бороду старший из них. — Хоть перед царём всю правду обскажу, как оно было.

Остальные согласно кивнули.

Тогда воевода подошёл к настоятелю, и, поклонившись, двумя руками протянул тому пенал.

— Прими на хранение грамоту сию, отец Варфоломей. При народе вскроем, чтобы разговоров никаких не было.

Поп перекрестился, принял грамоту и ответно поклонился.

— Не сомневайся, Василий. — они оба родились и выросли в Белёве и знали друг друга тысячу лет. — Сберегу, и волю княжью не порушу. Перед поминками и огласим.

Воевода удовлетворённо оскалился и повернулся к стоящему у стены Антипе:

— Вот так вот, тиун. На особу духовного звания, надеюсь, твоя власть управляющего не распространяется? — и коротко хохотнул.

— Тебе здесь не жить! — не сдержался взбешённый Антипа.

— А я с тобой по любому вместе служить не буду, гнилой ты, — очень серьёзно ответил воевода. — Вот только сдаётся мне, всё не по-твоему складывается, духовная тебя не порадует, иначе бы ты сейчас не дёргался. Но даже если твой хозяин вверх возьмёт... Я сам уйду. Мне проще — я со своим опытом без места не останусь, ещё и торги за меня устроят. У меня имя своё, не заёмное, я его сам сделал. Это ты без хозяина никто, пёс шелудивый.

Он повернулся к священнику и спокойно сказал:

— Пойдём наружу, отче. А то народ волноваться начнёт.

* * *

Волю князя огласили, как и обещали, перед поминками.

Сначала воевода рассказал всем, что случилось в склепе, потом дружинники побожились перед богом и людьми за истинность его слов. Потом вперёд вышел отец Варфоломей и показал всем футляр, подняв над головой. Затем батюшка сломал обе печати, выдернул шнур, открыл пенал и извлёк грамоту.

Раскрутив свиток, он хорошо поставленным голосом начал чтение.

Это действительно оказалась духовная князя и была она довольно длинной. Как любой рачительный хозяин, князь Гаврила подробно описывал, кому из друзей, дальних родичей и глав неименных родов что оставляет в память о себе.

Потом был длинный список поминальных вкладов городским церквам, даров монастырям, щедрой милостыни нищим и убогим.

Наконец, дело дошло до семьи. Все присутствующие обратились в слух.

— А дочери своей Арине я оставляю княжество своё Белевское, и все земли его, и луга и леса его, и города и сёлы его до самой смерти ея. А муж её Семён да будет ей помощью, защитой и обороной.

А буде Господь немилостив, и призове к себе дочь мою, владеть оному Семёну княжеством, пока внук мой Ждан або иные внуки мои от Арины в возраст не войдут и княжество во владение не примут.

А внуку своему первому Ждану, або другим моим внукам от Арины, коли Ждана заберёт Господь, оставляю свой клан белёвский, а отцу их Семёну управлять, но не владеть кланом назначаю, пока Ждан або другие внуки в возраст не войдут.

А дочери своей Алине назначаю ренту личную с княжества в 750 рублёв ежегодно до самой смертии ея.

Такова воля моя, а кто супротив моей ясно выраженной воли пойдёт, али зло какое чинить моим детям и внукам станет — да проклят будет и ныне, и присно, и во веки веков, аминь.

Древней княжьей кровью заклинаю и подписуюсь:

Князь Гаврила сын Петров Белёвский.

Священник дочитал завещание и в полной тишине принялся сворачивать свиток.

Через миг народ опомнился и загалдел. Воля князя действительно была изложена совершенно чётко и недвусмысленно, но даже эту важнейшую для любого белёвца сенсацию затмила новость о проклятии старой крови, наложенном покойным князем.

Этот древний ритуал аристократы в последние годы проводили чрезвычайно редко. Отчасти — из-за негативного отношения церкви. Отчасти потому, что многие из просвещённых дворян не без оснований считали этот ритуал бабкиными сказками, дедкиными подсказками. Но большинство просто не желали платить ту непомерную цену, которую требовал этот ритуал — никто не хотел платить за будущее рода самым ценным, что только есть у человека.

Несмотря на то, что никто так и не смог доказать, что проклятие крови действительно работает — люди всё равно боялись его, слишком уж жуткими были легенды о заклятии древней кровью.

Но боялись не все.

Алина, услышав о жуткой долге, взятом на себя отцом, лишилась чувств.

А вот муж её, князь Андрей Трубецкой, даже не упомянутый в завещании — не испугался.

Он отошёл в сторону, чтобы не мешать бабам, суетящимся вокруг сомлевшей княгини, поиграл желваками, и тихо, но твёрдо сказал верному Антипе, стоящему рядом: — Значит, придётся всех. Под корень. Чтобы некому было.

Глава 12. "Родственный размен"

О том, что игра началась, Ждан узнал на следующий день после отъезда отца. Утром он привычно буркнул 'Мастер, баланс' — и замер. Вместо надоевших цифр 92 650 красовалось 87 150. Больше пяти тысяч очков как корова языком слизала! Нормальные у них расценки за то, чтобы подправить будущее! А он, дурак, трём очкам радовался. Где же столько переводимых через дорогу старушек наловить?

Ждан забеспокоился и честно говоря, сильно надеялся, что Клуша упомянет какую-нибудь новость, но она лишь сюсюкала и чмокала, чем выбесила Ждана до белого каления. Впрочем, и появившаяся мама ничего нового не упомянула, более того — она даже поболтала с Клушей, но и между собой они говорили ни о чём. Лишь после этого попаданец наконец-то понял, что знание о том, что что-то произошло — его личный эксклюзив, все остальные ещё ни о чём не подозревают.

Ясность наступила лишь после возвращения отца через месяц.

Новости, привезённые им, действительно тянули на сенсацию. Старый князь Белёвский оказался весьма предусмотрительным человеком, поэтому не ограничился тем, что спрятал завещание в склепе. Кроме этого, незадолго до смерти он отправил верного человека в Москву. В перемётной суме гонца лежала копия княжьей духовной грамоты с его собственноручной подписью. К копии документа прилагалось письмо князя, адресованное царю Московскому. В нём Белёвский извещал Его Величество Бориса Второго Шуйского о том, что его подданный Семён Адашев может от имени жены своей Арины предъявить права на вступление во владение княжеством немедленно после кончины тестя и просил взять княжество под свою руку.

Московский государь, не будь дурак, немедленно повелел заняться этим делом. Через неделю царь подписал указ о том, что в соответствии с волей князя Белёвского (копия прилагается) после его смерти во владение княжеством вступает семейство Адашевых, а в московскую 'Бархатную книгу[1]' вносится новая ветвь княжеского рода Белёвских — Адашевых-Белёвских.

[1] 'Бархатная книга' содержала родословную наиболее знатных княжеских, боярских и дворянских фамилий России. В нашей реальности была составлена в 1687 году в связи с отменой так называемого 'местничества', выливавшегося в постоянные свары в стиле 'я ему подчиняться не буду, мой род старше его'.

Кроме того, в указе отдельно оговаривалось, что отныне Его Величество берёт своих подданных Адашевых под своё высокое покровительство и обязуется защищать оное семейство 'от всех и всяческих недругов, прибегая в крайней нужде даже и к силе оружия'.

Ответственным за выполнение этого указа назначался князь Воротынский, которому много лет служил бывший боярин, а ныне князь Семён Адашев. Полномочия во исполнение царского указа Воротынскому были даны самые широкие — вплоть до задействования дружин окрестных удельных княжеств, тянущих к Москве.

Именно поэтому поводу князь Воротынский и вызвал к себе теперь уже фактически бывшего боярина. Зря Баба с Невером брали грех на душу, отправляя в мир иной всех гонцов из Белёва в вотчину Адашевых — информация пришла кружным путём, через Москву, и Семён Адашев узнал о завещании тестя даже раньше свояка[2] Андрея Трубецкого.

[2] Свояки — мужчины, женатые на сёстрах.

Правда, не многим раньше — Адашев уже было собирался ехать домой, сообщить жене новость о том, что они теперь княжья фамилия, но тут в Воротынск дошла весть о кончине старого князя. Купец, приехавший, кстати, не напрямую из Белёва ('шалят на дороге, князь, шибко шалят'), а через соседнее Козельское княжество, рассказал все последние вести — и о кончине князя, и о найденном в склепе завещании, и о литовском 'ограниченном контингенте', занявшем Белёвск, и о проклятии крови.

Воротынский вытаращил глаза и раскричался, что проблему необходимо решать срочно, пока Литва 'корни не пустила', и в тот же день отправил целую делегацию в Белёв к князю Андрею Трубецкому с предложением встретиться, и провести переговоры на границе. А пока они сидели в ожидании ответа, — привёл Семёна к присяге. Тот спорить не стал — дело явственно подванивало войной и большой политикой, поэтому любые подозрения в нелояльности и намерении 'вильнуть хвостом' могли очень дорого обойтись его семейству в будущем. В тот же день он подписал докончание, в котором от имени семейства признавал Белёвское княжество удельным княжеством Московского царства и целовал крест Борису Второму. В качестве ответной любезности Его Величество в докончании обязывался выступать гарантом власти князей Адашевых-Белёвских над княжеством и ныне, и присно, пока не пресечётся их род.

Ответ из Белёва пришёл на редкость быстро — князь Трубецкой предложил встретиться в пограничном селе Ржавце[3], неподалёку от которого, как мы помним, Баба с Невером прибили первого гонца...