Нужно отдать должное нашим воинам — они не сбавили скорость движения, даже не сбились с шага, все-таки народ в войске подобрался опытный, побывавший не в одном сражении и против румийцев в том числе. Когда до стены щитов легионеров оставалось с полсотни метров, наши перешли на бег, ровный строй неизбежно нарушился. Тем не менее, первое столкновение впечатлило — от удара восемнадцати шеренг, старавшихся бить, как единое целое (получилось не везде, но все же...), румийский строй заметно дрогнул.
Длина нашей первой линии оказался настолько больше первой линии румийцев, что почти по целому нашему корпусу оказались без противника перед собой. Не сбавляя темпа, они загнули фланги вправо и влево и ударили по легионерам с боков. Вернее, попытались это сделать. Им навстречу выдвинулись два из трех резервных легионов. Румийский полководец предвидел такое развитие ситуации. Впрочем, надо быть слепым, чтобы не увидеть разницу в длине линий. В общем, два этих легиона заранее заняли удобную позицию для отражения такого обходного движения и ударили нашим навстречу и чуть с боку. Корпуса при таком сложном маневре неизбежно потеряли строй, а удар стальной стены легионеров вообще смешал их в беспорядочную кучу. Тем не менее, замешательства во фланговых корпусах не возникло — биться безо всякого строя им было привычно, потому никто в панике не побежал, все продолжали сражаться. В смысле, кто мог, поскольку основная масса не имела соприкосновения с противниками.
Пора было подключать конницу. Андрей отдал соответствующее распоряжение сигнальщикам, стоявшим внизу у подножия скалы. Те ударили в литавры, затрубили в рога, замахали штандартами, каждый из которых обозначал приказ на какое-либо действие, или маневр для конкретного соединения (ввели мы и такой способ управления войсками). Сигнальщики конных полков продублировали приказ, и наша тяжелая конница на обоих флангах двинулась вперед. Чуть позади и сбоку к ней пристроились степняки. Всадники, пустившие сначала коней шагом, перешли на рысь, миновали наши расстроенные корпуса, пытавшиеся совершить обходной маневр, и начали заходить в тыл резервным румийским легионам.
Командиры конницы на обоих флангах не спешили, справедливо ожидая, что им попытается помешать румийская кавалерия. Так и вышло: турмы румийских всадников, стоявших с боков и позади первой линии легионов, пришли в движение, нацеливаясь на фланги нашей конницы, начавшей заворачивать, целясь в тыл румийского войска. Наши тут же скорректировали движение и направили удар навстречу вражеской кавалерии. Это касалось тяжелой конницы. Степняки, а оставалось их еще не менее пяти тысяч с каждого фланга, продолжали двигаться в прежнем направлении, заходя в тыл румийцам. Им навстречу кинулись велиты, осыпая набегу стрелами и ядрами из пращей. Степняки вынули луки из горитов и ответили тем дождем стрел. Доспехи у велитов имелись чисто символические, а щитов не было совсем, потому, после потери изрядной части бойцов, запал их иссяк, и они порскнули в стороны, стараясь уйти из-под убийственного обстрела.
Дальше одновременно случилось сразу два события: наша тяжелая конница столкнулась с катафрактами румийцев, а степняки врубились в тыл румийских легионов, сражающихся с нашими корпусами охвата. Ну, как врубились... В бою у легионеров участвовали только две линии. Третья линия, состоящая из триариев, самых опытных бойцов, в сражении не участвовала. Ее манипулы развернулись и встретили несущихся с улюлюканием и завыванием степняков двумя залпами пилумов, что основательно охладило пыл наступающих. Тем не менее, храбрецов среди кочевников хватало. Эти храбрецы, пусть разрозненно и не дружно, все-таки ударили по манипулам триариев. Рассвирепевшие от вида гибели своих товарищей, он бросали коней на выставленные копья легионеров, ломая их строй общей массой коня и всадника, погибая и губя коня, но подминая при этом, ломая кости двум трем румийцам. Вылетая из седла и будучи не сразу поднятыми на копья, батыры рубили, резали саблями того, кого успевали достать. Строй они не сломали, но своим напором триариев порядком ошеломили.
Потом уцелевшие степняки, все же, отхлынули и вновь взялись за луки. Били стрелами они не по триариям, находящимся к ним лицом и прикрывшимся щитами. Били по первой и второй линии легионов, занятых битвой с нашей пехотой и повернутых к ним не закрытыми щитами спинами. Продолжался этот расстрел недолго — румийцы в задних рядах непосредственно в бою не участвовали, потому, тоже обернулись, прикрыв щитами себя и своих сражающихся товарищей.
Одновременно, как я уже сказал, произошло столкновение наших фланговых конных отрядов с конницей румийцев. Грохот от их столкновения перекрыл шум, производимый сражающейся пехотой. Лязг копий и мечей о щиты и доспехи, визг и ржание раненых коней, вопли людей... Шум отражался от гор, окружающих долину, эхом возвращался обратно, ощущался буквально всем телом.
Я посмотрел на Андрея. Щеки его пылали румянцем возбуждения, глаза горели азартом, весь он был там, на поле сражения. Наверное, я выглядел примерно так же — меня тоже охватил азарт от вида сражающихся. Я уже не думал, что там, в долине ежесекундно гибнут десятки людей, меня захватило величественное и жуткое действо. Не смотря на все это, я не забывал отслеживать поведение Черного Властелина, так и продолжавшего стоять на боевой площадке воротной башни. Думаю, Андрей тоже не упускал его из виду.
И наших спутников захватило происходящее. Девчонки приплясывали на краю скалы, выкрикивая что-то ободряющее, словно сражающиеся воины могли их услышать. Чуть позади них подпрыгивал Андрокл. Этот орал вообще что-то нечленораздельное. Хегни исполнял странный танец. Колдует, что ли? Один Туробой внешне выглядел почти спокойным, но и его огромные кулаки сжимались и разжимались, должно быть, томясь желанием выхватить оружие и тоже вступить в битву.
Внизу у подножия скалы, кроме сигнальщиков, располагался отряд нашей охраны. За время войны он увеличился почти до пятисот всадников, лично отобранных Хегни. Искусные воины, прекрасно вооруженные, на мощных, вышколенных для боя жеребцах, они представляли довольно внушительную силу. Сейчас наши телохранители так же, как и мы увлеченно следили за разворачивающимся сражением.
Я вновь перевел взгляд на кипящую битву. В настоящее время там происходило следующее. Наша и румийская пехота, сошедшаяся грудь в грудь по всему фронту кололи друг-друга копьями, рубили мечами, давили щит в щит — кто кого передавит, столкнет, опрокинет. Здесь, пока, явного преимущества не намечалось ни с той, ни с другой стороны. Обе противостоящие линии топтались на месте, меся в кровавую грязь когда-то изумрудно-зеленый луг.
Два наших корпуса на флангах, пытавшихся совершить обходной маневр и атакованные резервными румийскими легионами, пытались выровнять смешанные ряды. Получалось у них это не слишком хорошо: легионеры давили, не давая нашим опомниться и те потихоньку стали пятится. Не слишком мешал наступлению этих двух легионов обстрел с тыла конными стрелками, видимо, потери он наносил минимальные.
Сошедшиеся в схватке четыре отряда тяжелой конницы, два с нашей стороны и два с румийской, пока тоже не могли определиться — кто же одерживает верх. Наши давили, пытаясь сохранить подобие строя. Естественно, это у них почти не получалось, в отличие от румийцев, которые не потеряли порядка в своих турмах и били ими четко и жестко, как сжатыми кулаками. В общем, в конном сражении никакой ясности не было.
— Пора помочь нашим на флангах, — повернул ко мне подергивающееся от возбуждения лицо Андрюха. — Как считаешь?
— Думаю, самое время, — согласился я. — Два резервных корпуса на правый и на левый. Один, на всякий случай, все же, оставим напротив центра на случай прорыва.
— Согласен! — и Андрей отдал сигнальщикам нужный приказ.
Три резервных корпуса, стоящие до сей поры на нашем берегу, ступили в воду реки и быстро форсировали ее. На противоположном берегу два из них двинулись в сторону флангов, один на правый, один на левый, а третий корпус остановился за спинами наших сражающихся в основной линии воинов примерно в ее середине.
Тем временем отступление нашего обходного корпуса на правом фланге вдруг как-то резко ускорилось, видно не выдержали парни давления римской военной машины с бездушностью механизма перемалывающей их в нарубленное мясо, дрогнули, стали пятиться, стараясь укрыться за спинами товарищей. Этот процесс неминуемо должен был перейти в паническое бегство. Резервный корпус, идущий им на помощь, явно не успевал подпереть спины растерявшихся товарищей, а встать на пути уже бегущих, значило потерять строй, а то и тоже поддаться панике.
Командир правого резервного корпуса поступил мудро. Он не полез под ноги уже бегущих соратников, остановился за спиной дерущегося крайним справа в основной линии корпуса, развернул фронт на девяносто градусов, так, чтобы ударить, преследующим наших румийцам, во фланг и стал ждать. И он оказался прав: дисциплинированные легионеры в данном случае увлеклись погоней и избиением бегущих и подставились под удар. Преследование расстроило порядок в манипулах и удар получился весьма эффективным. Плотные ряды нашей тяжелой пехоты врезались в рыхлый строй румийцев, рубя их, насаживая на копья, опрокидывая ударами щитов. Но румийцы, это румийцы! Опомнились и среагировали на неожиданное нападение они довольно быстро. Манипулы, не подвергшиеся непосредственному нападению, быстро начали собираться в коробки, закрытые со всех сторон щитами и разворачиваться фронтом в сторону нападавших.
Тут опять проявили активность степняки, до сих пор ограничивавшиеся обстрелом этого легиона. Воодушевившись успехом резервного корпуса, они тоже перешли в атаку на триариев — третьей линии этого легиона, которые в преследовании не участвовали, продолжая сдерживать конных стрелков. Триарии опять не стали смыкать манипулы в единую линию. Выпустив единственный залп, видимо, последних пилумов в накатывающуюся конницу они загородились со всех сторон, в том числе и сверху, щитами, превратив манипулы в классические 'черепахи'. На этот раз удар степняков по легионерам получился сплоченнее, но... Все же кочевой коннице до тяжелой одоспешенной далеко — и кони легковаты и брони, оберегающей от наконечников пехотных копий на них, не имеется. Нарушить строй, разметать, а затем перебить у степняков получилось только одну манипулу триариев. Остальные отбились, пусть и понеся какие-то потери. Потери всадников оказались гораздо чувствительнее, и они ошеломленные опять откатились на исходные позиции.
Тем не менее, степняки сделали главное — не дали триариям поддержать своих, подвергшихся неожиданной атаке соратников — гастатов и принципов. Их манипулы, хоть и сумели собраться в коробки, но восстановить единый строй не сумели, и теперь каждая практически в полном окружении отбивались от продолжавших переть вперед с воодушевлением и победными криками воинов правого резервного корпуса.
На левом фланге атакованный румийским резервом корпус пока держался, хоть и продолжал медленно пятиться. К нему на помощь уже подходил посланный нами резерв. Командир левого резервного корпуса оказался менее сообразительным. Ему бы обойти сражающихся еще левее и ударить румийцам во фланг, но... Не знаю, не сообразил, или просто побоялся потерять строй при таком довольно сложном маневре. Так, или иначе, но прибывшие на помощь, просто подперли сражающихся наших со спины и начали давить...
М-да... Парням, попавшим между двух жерновов — резервным корпусом и наступающим румийским легионом можно было только посочувствовать. Так и не восстановившие строй, плотно сжатые с двух сторон, толком сражаться они не могли и гибли от клинков легионеров десятками. Давка, судя по всему, там была совершенно дикая. Но наши, сжатые почти в монолит, смогли передать своими телами силу, с которой давили восемнадцать рядов резервного корпуса на румийцев. Легионеры тоже почувствовали себя не слишком хорошо. Убитые ими наши воины зачастую просто не могли упасть и, уже умерев, зажатые между телами еще живых своих соратников и щитами легионеров, они защищали еще живых, не давая легионерам дотянуться до них своими короткими мечами. Давление наших свежих сил нарастало и румийцы не выдержали, попятились. Наши нажали еще, и легионеры начали отступать, хотя бы просто для того, чтобы создать хоть какое-то пространство для работы мечами.
Но наш свежий корпус продолжал давить. Еще бы! Ведь никаких потерь он не нес! Резали воинов, находящихся перед ним. Правда, кто-то из них, почувствовав относительную свободу, пытался сбежать, но получалось это только у тех, что находились ближе к флангам. Остальным приходилось сражаться и умирать.
А румийцам приходилось отступать — они тоже понесли потери и их относительно неглубокий строй просто не выдерживал давления почти тройной массы наших воинов. К тому же, последние два-три ряда боевой линии обернулись в тыл, закрываясь щитами от продолжавшегося обстрела кочевой конницы. Ее присутствие не давало вступить в сражение и третьей линии триариев, тоже повернутой в тыл в готовности отразить возможную атаку.
Румийский полководец, видя, что оба его резервных легиона посланные в бой оказались в трудном положении, направил им на помощь свой последний резерв. Мы увидели, как последний легион, пока не участвующий в сражении, поделился пополам и две его половинки по четыре когорты в каждой двинулись к флангам.
Я окинул взглядом все поле битвы. Два конных сражения на флангах позади линии румийского войска все продолжались, но на левом, кажется, наметилось преимущество в нашу пользу — румийские турмы подались назад. А вот в основной линии сражающейся пехоты в центре обозначилось преимущество легионеров. Наш корпус, стоящий там, был выбит почти на половину и начал прогибаться назад. Ему явно требовалась помощь. Андрюха тоже заметил неладное, глянул на меня, спросил:
— Надо помогать?
— Надо, — кивнул я.
— Последний резерв...
— А что делать? Если прорвут центр, будет не плохо, а очень плохо.
— Согласен...
И Андрей дал сигнал вводить в сражение наш последний резервный корпус. Внизу замелькали флажки, ударили барабаны, запели рога. Последний наш резерв из восьми тысяч тяжелой варангской пехоты двинулся к намечающемуся прорыву. Им пришлось поспешить — ситуация в центре нашего строя ухудшалась на глазах. Все та же история: слабые духом начали пятиться, укрываться за своими более отважными соратниками, при этом ломая ряды, создавая хаос. Этим воспользовались румийцы. Они усилили натиск, заработали мечами еще активнее. И наши побежали. Как-то разом, обезумев от страха, стараясь вырваться из-под ударов безжалостно разящей стали.
Бегущие врезались в ровные ряды спешащего им на помощь корпуса, смешали их. Тут же подоспели, преследующие их по пятам легионеры, ударили по варангам, внесли еще больший беспорядок и хаос. Первые три, или четыре ряда были вырезаны буквально за несколько минут, но оставшиеся уперлись, попытались выровняться. Подравнять ряды быстрее получилось у легионеров. Они восстановили строй и вновь пустили в ход страшную сенокосилку из гладиусов. Народ на нашей наблюдательной скале замер, напряженно вглядываясь в происходящее в месте прорыва.
