— Не надо так об Ормане, ясно? — Каон стрельнул языком в сторону Серого, хвост стукнул по земле, а Владу невольно подумалось: "Зачем ему оружие, когда есть такой хвост?"
Хоббит посерьезнел.
— Я бы посоветовал тебе, — обратился он сурово к Серому, — разговаривать вежливо с Каоном. Я, кажется, уже говорил тебе, что разговаривать невежливо...
Серый тут же вскочил, сложил ручки на коленях как послушный школьник.
— Ну да, ну да. Глупость, глупость и еще раз глупость. Приношу извинения.
— Он у нас по жизни дурак. На всю голову, — заметил Влад. — Сначала говорит, а потом думает.
— Жил у нас как-то один очень умный, но болтливый воробей, — неодобрительно нахмурился хоббит. — Так он не успел собрать стаю — погиб в расцвете лет. А все потому, что говорил вслух то, что думал о каждом встречном. Высказал мнение об урукхае — и, пожалуйста. Пал, пронзенный стрелой.
— Крутые у вас ребята, — Серый поежился и смолк.
— Это был дикий урукхай, — нашел нужным пояснить Ут. — Не из Объединенной армии.
— А! — обрадовался Серый и лег на траву.
— За неуважительное обращение к сотнику, можно получить наказание, даже если ты гость, — на всякий случай пояснил Асуэл.
Сергей тут же опять вскочил:
— А он кто? — и покосился на ящера.
Никто не обратил внимания, что Сергей не совсем вежливо упомянул о присутствующем в третьем лице.
— Сотник-рикмас. Личная гвардия Ормана, — пояснил эльф. — У него самое большое звание в нашем отряде. Не понравишься ему, и кто знает, попадешь ли опять домой.
Сергею расхотелось ложиться обратно на землю.
— А я что? Я ничего... Я извиняюсь, — попросил он прощения, проникновенно глядя на Каона. Тот отвернулся презрительно. Тогда вор повернулся к Асуэлу. — А у тебя какое звание?
Каон продемонстрировал язык. Он буквально цедил слова, настолько надменно разговаривал:
— Эльфами командует десятник Асуэл. Урукхаями — десятник Тораст. Вождь вольфов — Свирепый, — он показал на огромного волчару, который при этих словах сверкнул красным глазом в сторону Серого. — Я над всеми, — завершил рикмас. — Главнокомандующий Орман нам четко поставил задачу: ожидается проникновение во Флелан через дверь-камень. Мы должны воспрепятствовать этому по мере возможности. Я до сих пор не уверен, что не о вас шла речь.
— Так к Орману, стало быть, быстрее надо! — обрадовался вор.
— Посмотрим, — ящер отвернулся.
Сергей еще раз оглядел всех присутствующих:
— Каон, Асуэл, Тораст... Это я понял. А Ут кто?
— Он помогает всем. Переводчик и ученый. У него в голове целая библиотека.
— А, знаю таких, — расцвел Серый. — Пойди туда, расскажи про это... У меня друг есть... был... Игорек. Точно такой же. Шестерка, ты значит! — радостно воскликнул Сергей, глядя на хоббита. За столом повисла пауза. Впоследствии хоббит уточнил:
— Ты сказал, что я — цифра шесть?
— Разве нет? — веселился Серый. Влад сурово взглянул на него, и парень принял покаянный вид. — Извини, показалось!
Урукхай прохрипел что-то.
Ут перевел:
— Он говорит, ты смеешься надо мной.
— Как ты мог подумать! — укорил Сергей, отметив, что урукхай соображает быстрее остальных. Тут же вспомнил о воробье. "Может, это сказка? Говорящие воробьи. Надо же!"
Невнятный хрип и перевод после паузы:
— А теперь Тораст говорит, что, насмехаясь над его соратником, ты насмехаешься над ним, и он вызывает тебя на поединок. Выбирай, чем будешь биться. Тесак, палица, лук?
Вот теперь вор побелел — живо представил себя нанизанного на стрелу, как бабочка на булавку. Губы задрожали, в зобу дыханье сперло.
— Я-а-а-а... — начал он, заикаясь. — Я не смеялся! Правда! — он испуганно бросил взгляд на Влада, немного погодя с мольбой вгляделся в Тораста. — Я не хотел. Прости! Я больше не буду...
Тораст неумолимо сверлил его глазами, положив ладонь на рукоять меча. Неожиданно он запрокинул голову и издал такие душераздирающие звуки, что и у Влада кровь от лица отхлынула. Лишь когда следом захихикал хоббит, эльф и рикмас, он осознал, что так Тораст смеялся... Сквозь леденящие кровь хрипы, он еще и бормотал что-то, а Ут, так же задыхаясь от смеха, переводил:
— Он говорит... что пошутил... а ты попался!
— Да ну вас в... баню! — обиделся Сергей. — Не буду я с вами завтракать.
Он вскочил и пошел к лесу, старательно огибая сидящих неподалеку воинов. Влад с тревогой проводил его взглядом: не выкинул бы какой фортель. Прочие остались спокойны. Продолжали трапезу, как ни в чем ни бывало, все еще посмеиваясь над происшедшим. Даже Каон как-то расслабился.
— Все будет в порядке, — успокоил эльф, проследив за взглядом мента. — В лесу безопасно. Кроме нас никого нет.
И тут же прокатился душераздирающий вопль.
Битва вторая
Раныд. Поединок сильных.
Раныд — это область, которую храм света еще не исследовал. Это странное место полное загадок. Как может Мар-ди находиться здесь в теле и в то же время присутствовать в Храме Света? На чем он стоит, если единственная твердая поверхность — это зеленый хрусталь поля с воинами? Иногда диригенс чувствовал себя подвешенным в пустоте и терял ориентацию. Будь в чернильной тьме над полем звезды — было бы легче, он знал звездные карты тысяч миров и смог бы хотя бы приблизительно понять, где очутился. По крайней мере, не мучило бы ощущение, что ты в какой-то неведомой щели, из которой, возможно нет выхода. Он старался не размышлять об этом. В любом случае, пока он не окончит поединок, вернуться он не сможет.
Мар-ди читал, что где-то в таком же загадочном месте существует Зал Истины — место во вселенной, где человек может получить ответы на все вопросы. Когда-то он мечтал попасть туда. Со временем, когда стал служить Свету, эта мечта поблекла и умерла. Ареопагит наставлял однажды: "Выбери верный путь и тогда вопросы и сомнения исчезнут сами собой". В справедливости этого утверждения он убедился на собственном опыте. Чем дольше он служил свету, тем меньше вопросов у него оставалось. Зал Истины нужен тем, кто еще не нашел свой путь. Пусть ищут, а он займется делом.
После первой битвы, когда черные рыцари поставили заслон его воинам, и он был уверен, что проиграет, он потерял много сил. Победа окрылила его, придала уверенность. Но как же он разочаровался, когда понял, что не сможет передохнуть ни минуты. Надо раскручивать зар и вести рыцарей вокруг поля.
Чтобы прийти в себя, повторил правила успеха: вера, спокойствие, зар. Однако когда волнение утихло, послышался смех. На этот раз Ланселот обратился к нему. Голос его прозвучал как раскаты грома. Невольно Мар-ди почувствовал себя как на Божьем суде:
— Кто ты такой? — вопросили его. Пока он решал, стоит ли разговаривать с Управителем, Ланселот ответил на вопрос. — Ты смертный человек. Такой же червяк как множество других. Неужели ты думаешь, что у тебя хватит силы сразиться со мной? С тем, кто не чувствует течения веков, не ощущает усталости, всегда начеку, чтобы противостоять врагу? Я нахожусь с тобой на поединке и одновременно контролирую все в своем мире. А ты не можешь даже с собой справиться! Неужели ты, правда, надеешься выйти отсюда живым?
Мар-ди слушал управителя — и сердце его холодело: "Что я о себе возомнил? Ведь Ланселот не солгал, как же я не подумал об этом до поединка?"
Вместе с ужасом, накатывала слабость. Диригенс тряхнул головой: нельзя поддаваться наваждению — это будет выгодно Хозяину Флелана. Мар-ди может погибнуть? Что тут такого? Наставник диригенса — человек, благодаря которому Мар-ди служил в Храме — погиб на костре. Диригенс погибнет тут. И что? Достойная смерть. Главное, что его смерть не будет напрасной. Свет все равно победит тьму. Найдутся те, кто закончит его дело и освободит Флелан.
— Ты думаешь, твой сумасшедший наставник вдохновит тебя на подвиги? — продолжал громыхать Ланселот. — Не обманывайся. В нем Света было еще меньше, чем во мне!
Эти слова неприятно задели. Ланселот утверждает, что в учителе была тьма? Да что управитель может знать о нем? Управитель, который никогда не видел Храма!
Сияние зара напомнило диригенсу о месте, где погибала любая тьма, о Храме Света. Когда Мар-ди впервые попал туда, ему исполнилось двадцать четыре. В двадцать два он еще был минервалсом в мире Золотого Эрвина, то есть стоял на младшей ступени посвящения Храму. Когда минарсы — ученики Храма посещают какой-то мир, то в первую очередь вербуют послушников — посвященных младшего ранга, которых называют минервалсами. Если такой послушник проявит преданность, он может стать инсинуатом. Единицы из инсинуатов могли войти в Храм Света. Один из десяти тысяч становился туралом — стражем храма. И ни разу Мар-ди не слышал, чтобы кого-то из сотворенных миров взяли в ученики, позволили стать минарсом. А вот он стал. Среди служителей Храма такой как он был единственный. Все остальные минарсы и диригенсы пришли из первосозданного мира.
Мар-ди отчетливо представил наставника — Бадиола-Джамала. Казалось, этот крепкий старик с неукротимым духом и обезоруживающей нежностью стоит рядом с ним, и ободряюще улыбается. Он нашел его на Гоште, дал ему имя. Он дожил до седин, но так и не получил звание выше минарса. Учителю Мар-ди долгими ночами рассказывал без утайки о своей жизни, мечтах, желаниях и поражениях. Утром становилось стыдно: зачем рассказал? Что если Бадиол-Джамал передаст его слова выше и это навсегда лишит его возможности стать туралом? Но получилось наоборот. Именно его откровенность помогла в двадцать четыре года стать равным престарелому минарсу. Наставник в личной беседе поведал кое-что одному из диригенсов, тот доложил ареопагиту и вот — молодой Мар-ди впервые ступает в Храм Света. Серебристые лучи, исходящие от стен перемешиваются с белыми лучами, льющимися с алтаря. Свет, пронзает насквозь. Впервые в сознании появилось недоумение: как люди, знающие свет, могут выбирать тьму?
А ведь могут — и Ланселот тому свидетель. Мар-ди вновь ощутил его недовольство.
"Как ты все-таки выглядишь? — мысленно, он будто бы тоже беседовал с противником, хотя так и не произнес вслух ни слова. — Меняешь внешность как ареопагит? Прикидываешься стариком или наоборот цветущим юношей? Воспитываешь детей и внуков, ублажаешь жену или семейному уюту предпочитаешь посещение борделей?" Он не получил ответа. Ланселот оставался таинственной фигурой, о которой никто ничего не знал. И поэтому они до сих пор не могли справиться с ним!
16 июня, около девяти утра, лагерь недалеко от Дверь-камня
Владислав вскочил. Ладонь машинально хлопнула по пустой кобуре. Лицо побелело от разочарования — без оружия он чувствовал себя как монашка без платья. Надо срочно добыть себе хоть что-нибудь...
Серый летел обратно, как кот от злобного пса. Влад недоуменно оглянулся на сотрапезников. Те наблюдали за происходящим, но с места вскакивать не спешили. Асуэл продолжал лениво пожевывать зеленую дольку незнакомого Владиславу плода. Почему такое спокойствие? Нет опасности или плевать на судьбу непонятного пришельца?
На краю леса, сразу вслед за берущим высокие ноты воришкой, показалась высокая фигура, закутанная в серый плащ. Воины отряда — и эльфы, и урукхаи — встали, но за оружие никто не хватался. Поднялись и военачальники, с которыми обедали люди. Вольф встал на лапах.
Сергей навострился проскочить мимо мента и мчаться дальше и дальше за горизонт, но тот подхватил его под локоть. На Влада уставились глаза, со сжавшимися от ужаса до размеров точек зрачками.
— Таааам... там... Он... — зубы Серого плясали, так что говорить внятно он не мог.
Владислав на всякий случай затолкал его за широкие спины аборигенов. Пусть они первые разбираются. Потом и собой заслонил, чтобы воришка быстрее в себя пришел. Сработало. Серый справился с дрожью и зашептал горячо, чтобы другие не услышали:
— Я пошел... а тут с неба... Я даже не понял сначала... Мышенция летучая. Вот такенная, — он растянул руки, как рыбак, показывающий, какую акулу выловил. — Прямо передо мной. Под ноги. А потом человек встал. Может, лучше уйти? — он просительно взглянул на него. Влад не согласился:
— Успокойся. Видишь, никто не дергается? Они лучше нас знают, надо убегать или нет.
Человек шел по расположившемуся в лесу лагерю. Эльфы, урукхаи и вольфы почтительно ожидали, когда существо пройдет мимо, после этого садились.
— Подожди, вот вблизи его увидишь, посмотрю, что скажешь, — надулся Серый и спрятался за спину.
Мужчина приблизился, и Влад смог его рассмотреть. Первое, что пришло на ум: "Хороший бы баскетболист из него получился". Пришелец явно выше Влада на две головы. Лицо его сразу напомнило белокожего сержанта Бельского, который после первого же дневного дежурства летом становился красным как рак. Лысый как коленка череп бросал блики от солнца не хуже зеркала. Крючковатый нос, казался горой между запавшими щеками. Губы — почти ниточки. Глаза — словно острые черные иглы — пронзали насквозь. "Мышенция" будто не только содержание кишок у всех проверила, но и состав крови оценила. Тело, закутанное в серый плащ, можно принять за ожившую лестницу — мяса на нем, будто совсем нет, одни кости. И походка какая-то странная. Он словно вообще не переставляет ног. Так и идет, весь сразу.
Когда плащ приблизился к военачальникам, Каон поприветствовал его.
— Пусть Саера не причинит тебе зла, Осшер.
— Доброй Саеры, Каон. Пригласишь ли ты меня в лагерь? Я принес весть. В этом нет угрозы для вас.
— Здесь каждый готов принять тебя, — ящер повел рукой, приглашая его к столу, хвост как-то мирно и согласно махнул из стороны в сторону.
Осшер заинтересованно взглянул на Влада, в лице которого читалась сдержанная настороженность.
— Может, не все, — поправился Каон. — Но не суди их. Они из чужого мира, и еще не знают тебя.
Пришелец опять бросил взгляд на Владислава. Из-за спины мента быстро выглянул Серый и тут же спрятался.
— Люди? — поинтересовался "баскетболист". — Это и есть те, что вышли из камня? Те, что вошли в храм Ланселота, пали к его ногам и вручили ему жизнь? И чья благая длань коснулась их? Это они? Да, я вижу. Это они.
В этот раз на мента и вора обернулись все. Владислав почувствовал себя неуютно. Что на него смотреть? Кроме пятен грязи ничего на нем нет. Он, конечно, пытался поддерживать одежду в чистоте, но без нормальной стирки это не так просто сделать.
Он с облегчением перевел дух, когда все повернулись к Осшеру. В натянутой тишине слышно пение птиц и позвякивание доспехов. Наконец "плащ" пересек символическую черту и произнес стандартную формулу:
— Приглашение с благодарностью принято. Я в свою очередь клянусь, что не сотворю зла ни одному из присутствующих здесь, — на секунду умолк. — Если никто не замышляет зла против меня, либо моих друзей.
Затем он повернулся к Свирепому.
— Благодарю, что ты принял меня в стаю быстрый вождь. Клянусь не убивать, а защищать.
