Я поднял руку к саднящей губе. Кровь, смешанная с водой, закапала с локтя.
— Отозвали приказ полчаса назад, — сказал капитан, разглядывая меня сузившимися от гнева глазами. — Понял ты, бревно? — он обернулся к Хокинсу. — Через неделю нас переводят на Аннхелл!
— Каа... — открыл рот Хокинс.
— Вот так! Приказано заложников из гражданских не брать, зачищать — только силами спецона, — он достал сигарету, раздавил в пальцах... — Убирай своих! А пилотов — оставь. Ну что ты стоишь, как больная триппером корова!
Хокинс подхватился и погнал десантников в эмку.
'Полчаса, — подумал я. — Успел бы сержант повесить Разика за полчаса?'
— Показывайте, кто тут летать умеет, — поморщился капитан, словно от боли. — Иначе все в карцер пойдете.
Напугал кобеля блинами.
Хотя он явно имел в виду незнакомые нам водородные шлюпки. Особенно ту, что едва посадили его пилоты.
Пока я пытался оглянуться, чтобы увидеть своих, Рос уже пинал больную водородную. У нее заклинило технический люк, куда Хьюмо втиснулся было, вылез, подозвал Келли...
Минуты две они копались вместе, потом Рос сел в кресло первого пилота, кинул дрожалку свечкой, вошел в спираль Шлехера, следом в вертикальный разворот и плюхнул шлюпку перед капитаном. На брюхо. Стоящий рядом сержант вздрогнул. Он мог бы дотянуться до округлого бронированного бока.
— На ручник поставил? Ну-ну, — понимающе усмехнулся капитан. И добавил: — Меня не интересует, когда вы сдавали предполетные и квалификацию. Но, если за неделю доведете до ума два этих корыта — будете летать. Поняли, отморозки?
И оглянулся на пышущего усердием Хокинса, который успел уже отвести бойцов на эмку и стоял сбоку, виляя хвостом.
Капитан наклонился к нему, сказал что-то на ухо. Я уловил только последнее слово:
— ...убью!
Хокинс верноподданно закивал. Но глаза у него были стылые и гадкие.
Эта история не избавила нас от любви сержанта Хокинса. Не такой у него был нрав. Не уцелел и Разик. Год спустя его сожрали на наших глазах политически подкованные мародеры-конфедераты с Мах-ми. Сварили и съели, если ты не понял. Видно, сколько человека не спасай, судьба все равно будет ходить за ним с топором.
8. История восьмая. 'Дырка во лбу'
Из дневниковых записей пилота Агжея Верена.
Абэсверт, Аннхелл
— Ты не понимаешь! — орал Мерис. — Они соглашались отпустить детей и женщин ТОЛЬКО в обмен на командующего! И он ПРИКАЗАЛ обменять! Что я мог сделать с твоим сумасшедшим 'Дьюпом'?! Что, я тебя спрашиваю?! Сам пристрелить?! От меня ты чего хочешь?!
Я начал тереть руками виски. Голова не болела, просто так лучше думалось.
Террористы вместе с заложниками засели в заброшенных коммуникациях под самым центром столицы. Значит, сверху их не взять — там Дом правительства, парламент и центральные кварталы. Да и неизвестно, где точно прячутся эти гады. Коммуникации такого рода, как ты понимаешь, не используют уже лет пятьсот. Никто сейчас не разбрасывается водой. Каждое здание очищает всю использованную воду, а обезвоженные отходы деятельности людей вывозятся на поля. Но когда-то люди рыли под городом разветвленные туннели, по которым текла вода, смешанная с нечистотами. Вот там и укрылись террористы.
С подобным терроризмом я еще не сталкивался. Молодая часть политической элиты захватила в заложники, по сути, своих матерей, отцов, коллег. Для меня это было сущей дичью, но я понимал, откуда ветер дует. Рядом — миры Экзотики: такие свободные и притягательные, такие сексуально и философски раскрепощенные. Стоило побывать там один раз, и аура этих миров начинала буквально разъедать мозги.
Ну вот, посуди сам — мы уже третий год воюем с экзотианцами. При всем при этом и ругаемся, как они, и секты последователей экзотианских религий растут, словно грибы после ядерного дождя. В высшем свете все их же мода, их словечки, их ценности.
Экзотианцами трудно не восхищаться. Культура большинства миров Экзотики старше нашей, и психология влита в нее так плотно, что мы, убогие, не понимаем, где кончается их личное обаяние и начинается внушение и программирование. Они нас буквально заражают. Особенно тех, кто помоложе.
Я и сам был зачарован Орисом, его необычной аурой, перемешиванием культур и смыслов. Но я — солдат, у меня была определенная психологическая подготовка, а дети элиты — меньше, чем просто дети. Видели все, ничего толком не знают. И ни к чему не готовы, тем более — к борьбе со своими 'хочу'. Что их должно привлекать, если не Экзотика?
Аннхелл на расстоянии всего четырехсот тысяч световых единиц от сверкающего пояса солнц Абэсверта. По сути, он даже входит в этот пояс. Но принадлежит нам. Так вышло. И это многим не нравится здесь, наверное. Кто знает, может, местная элита вообще мечтает перевести планету под протекторат Экзотики, а весь этот 'теракт' — спектакль, в котором пострадать могут только несведущие и невинные? Те же женщины и дети. Дьюп, видимо, поступил единственно возможным способом. Его сейчас нужно просто выручать.
Я поглядел на Мериса.
Тот, видя, что говорить со мной уже можно, растянул пленку интерактивного экрана на полстены и вызвал план коммуникаций.
— План очень старый, — предупредил он. — Но я наложил на него то, что удалось разглядеть с орбиты. Правда, разглядели мы не много — туннели идут на разных уровнях и почти все полузасыпаны.
Да, хреновый план. Слава Беспамятным богам, у меня есть Лес, который вырос в местных трущобах. Я — байерк рогатый, если он не лазил под городом.
— Сверху мы взять их не сможем, — озвучил Мерис то, что и без него было ясно. — Большинство стоков завалены или завалятся вместе с вами. Пройти можно, да и то не наверняка, самым старым водоводом. Предки строили на совесть. Ищи, думай. Договариваться с террористами бесполезно.
— Чего хотят-то? — спросил я без особого интереса, потому что все и так было ясно.
— Корабль и политическое убежище на Экзотике, что же еще?
— Мы хоть просили?
— В Совете Домов даже обсуждать не стали, у них своих шизоидов хватает. Да и шаткое перемирие последних недель нам дороже, чем вся золотая молодежь Аннхелла. Я бы этих щенков лично перестрелял год назад, если бы знал, к чему идет.
(Год назад генерал Мерис собрал, наконец, под свою руку всех, кого завербовал в северном крыле армады.)
— Дайяр та хэба, — выругался я от недостатка слов и мыслей. Это было даже не ругательство. Дайяр — хаттская планета, выжженная постоянными войнами, изрезанная укреплениями и туннелями, но так и не покоренная, пока были живы защитники. Фраза переводилась 'чтоб тебе было, как под Дайяром'. — Вы что, не могли переодеть кого-нибудь в генеральский мундир?
— Ты думаешь, его рожу трудно запомнить? Одно кольцо во лбу чего стоит.
— Так и обрили бы кого-нибудь! И кольцо вставили!
— А время? Да и сам он... Ты проход ищи. Как-то же эти крысы туда залезли? Вход должен быть. Причем достаточно удобный вход! — Мерис стукнул стиснутыми в замок пальцами по интерактивной столешнице, и по ней побежали разводы. — Нет у них какой-то особой подготовки, чтобы Хэд знает где лазить!
— Ты мне голо сегодня покажешь или как?
Генерал с каким-то непонятным мне сожалением покачал головой, словно бы ему не хотелось, чтобы я знал, кого и зачем буду убивать, достал из сейфа голографии заложников и террористов.
— На, любуйся! Вот тебе премьер, чей отпрыск все это устроил. Посмотри, какой из него лазатель? Вот он, кстати, сын его, выродок Хэдов. А вот мэрский отпрыск, тот, что во весь рост. Тонкорукое-тонконогое... Как они туда залезли? Как?
Голографий террористов было всего шесть штук. Все ребята молодые, узкоплечие, вялолицые. Тонкие запястья говорили об искусственном истончении костей. Развлечения, скука, кэш (азартная игра на деньги), легкие наркотики. Видно, полагают, что 'тонкая кость' и томный взгляд делают из них экзотианцев? Придурки, эпитэ а матэ. Внешняя изнеженность экзотов — очень обманчивая штука. Вон Лес у меня мелкий и тощий, а отжимается по 600 раз за подход, причем раньше его вообще ничему не учили.
— Всего шесть? А передавали, что террористов около полусотни? — спросил я, забирая голо себе.
Мерис поморщился. Точно не хочет, чтобы я сильно вникал.
— Остальных уточняем. Эти заявили ультиматум и выходили на видео. Технически у них все налажено. Придется вам не пользоваться под городом связью. — Мерис смотрел на карту. — Где же этот проклятый вход?
— Один вход нас все равно не спасет. Толку-то от него. Или вообще заминирован. Ты не дрожи, мы хоть по трубам, но пролезем, — сказал я, вставая. — Но если что — я камня на камне там не оставлю, ты меня знаешь. Никаких живых террористов никому не обещай.
— А ну, стоять! Сбрендил? Что я министру скажу? — возмутился Мерис, но как-то недостаточно активно.
— Соври что-нибудь. Можешь потом расстрелять меня показательно, чтобы другим неповадно было.
— Будто у меня есть эти другие...
— Ну скажи, что я там тронулся. Все, пошел я. Работать надо. Возьму человек двадцать...
— А если террористов и вправду полсотни? — вот тут генерал действительно напрягся.
— Нам бы только добраться. Там мне и троих хватит. Разве ж твои террористы настоящие?
Эпитэ а матэ. Как на экзамене 'Война и коммуникации в городе' дубль два. Я был зол на всех — на Дьюпа, на Мериса...
Мерис спал и видел, чтобы я сделал то, чего он мне не приказывал. А Колин... А что Колин? Вывел из игры самых слабых. Причем если никакого захвата заложников нет, а есть заговор, то теперь, даже получив корабль, террористы оставят своих женщин и детей на Аннхелле. Ох и злы они, наверное, на Дьюпа...
С Дьюпом мы не виделись со времени нашего расставания на 'Аисте'. И...
В общем, меня это устраивало. Мерис втихую затыкал моими ребятами дыры, а я... Я знал, что у Колина все более-менее в порядке, и мне этого хватало. Не хотел я его видеть. Боялся, наверно. А может, все-таки был немного обижен. Но я не старался понять себя. Во мне установилось в это время какое-то шаткое равновесие.
Мерис тоже зачем-то держал нашу карту в рукаве. Правда, подчиненный ему попался на редкость беспокойный. Мы с ним часто спорили, я имел дерзость обсуждать приказы. Но он сам виноват. Это он выбрал меня, а не я его.
Не буду рассказывать, как прошли полтора года со дня моего появления на границах Абэсверта. Тебе этого лучше не знать.
Изменился я мало, разве что шрамов прибавилось.
Не хотелось и теперь показываться на глаза Дьюпу. Но мы с Мерисом друг другу вроде бы не врали. Орал он на меня частенько, я ему дерзил. Но он не врал мне, а я — ему. Похоже — выбора у него не было, только вызвать меня.
Проплыть или пройти пять-шесть километров по древней канализации могли бы и его спецоновцы. Почему же я? Чтобы вырезать этих горе-революционеров под корень? Иначе их большая часть снова окажется у власти, и неизвестно, что будет тогда?
Но Мерис не мог отдать такого приказа напрямую. А самоуправством славился только я. На меня можно будет списать многое...
План коммуникаций нужно показать Лесу, он тут точно все на пузе облазил. Да и интуиция у пацана богатая.
Все-таки экзотианцы гораздо больше отличаются от наших, имперских, хоть с какой стороны подойди. Мы подобрали Леса на Аннхелле полгода назад, едва живого. Парнишка, судя по всему, был родом с Граны. То есть — с той стороны границы. У нас он этакий 'сын полка'. Натуральная трущобная крыска, в общем-то. Но не наша крыска. Я чем больше приглядывался к нему, тем больше замечал разницу. Как в детской игре — найдите шесть отличий...
Возьму Джоба-Обезьяну, Келли и его старичков. И Леса.
Позвал дежурного, велел — Леса ко мне.
Пацана привели заспанного. Опять, значит, бродил где-то ночью. И это после того, как практически перед отбоем меня вызвал Мерис и велел срочно высадиться на Аннхелл. До того мы развлекались на соседнем астероиде, вроде почти отдыхали даже. Мальчишке на астероиде понравилось, но почти родной Аннхелл, видно, позвал поздороваться.
Совсем на ногах не стоит. Точно: полночи мы перебирались, остальное — он бродил. Ну все, сегодня же проверю: не найду ночью на спальном месте — сам всыплю. Я щенка предупреждал. Нашел, когда шляться по ночам! Нам что теперь, систему свой-чужой перепрограммировать? Нет уж, брат, своим не доверять — дело последнее.
Лесу на вид лет пятнадцать, но на самом деле уже около семнадцати. Люди на Гране мелкие, щуплые. Этот — везде пролезет. Бить жалко, но, видно, придется.
Я развернул перед мордашкой Леса пленку экрана с картой коммуникаций.
— Ну-ка посмотри, соня, что это за место? Район определишь?
— Под Гадюшником это, — с ходу, почти не вглядываясь, сказал Лес, выковыривая что-то грязными пальцами из уголка глаза.
Я поймал его за руку и, аккуратно зафиксировав запястье, достал другой рукой антибактериальные салфетки.
— На!
Он удивился. Как всегда в подобных случаях, искренне.
Да... В семнадцать лет приучать парня мыть руки поздновато. Но ведь сдохнет же от аспалы или летучего огня. Да и лихорадка не всякая лечится.
— Лес, я тебя выпорю, — сказал я ему честно.
Он вздрогнул. Увлекся распечатыванием салфеток. Яркий пакетик. Забыл про начальство временно. И тут я влез, понимаешь.
Глянул искоса. Лицо у меня было серьезное. Задумался. Грехи, наверно, перебирает. Пожал плечами.
— Да за... что?! — взгляд ясный-ясный.
— Ты где ночью был?
— А... тут и был, — Лес кивнул на карту. — Под Гадюшником. Почти что.
Гадюшник на его сленге — городской центр.
— Ну и?
— В одно место хорошее всунуться хотел, но там размыло. Не залезть, роста мало. Твой бы покатил.
Открыл-таки салфетки. Вытащил одну.
— И что ты там искал?
Лес замялся, сделал вид, что изучает салфетки. Что опять за пацанячьи секреты?
— Лес! — сказал я строго.
Покосился на меня. Хотел нагрубить, но передумал. Он меня опасался. Умеренно. Один раз у нас почти дошло до рукоприкладства. Я обещал ему рот зашить, если не перестанет ругаться через слово. И все, в общем-то, для этого приготовил в медотсеке.
О чем же он думает? Лес — парень открытый и болтливый. Значит только наркота. Лечили мы его, лечили...
— 'Кошки' там, что ли, собираются?
Замялся опять. Ну, точно.
— Курят или нюхают?
— Но я же не нашел! Чё сразу бить-то! — взорвался Лес. Он решил, что я его для этого и вызвал.
Ну что ж, осознание в пятой точке у парня возникло, и это уже радость. Правда, заслуга исключительно сержанта Келли, сам я не смог. Ну не поднимается на такую мелочь рука.
— Ладно, — сказал я ему. — Даю тебе шанс реабилитироваться. Показывай по карте, где не залез. Если нам это пригодится — прощу.
Зря я так сказал. Лучше бы сразу объяснить мальчишке, что мне в его поведении не нравится. И предупредить, что накажу, если опять будет по ночам шляться.
Лес не понял сути моих размышлений, но лицо у меня было недовольное, и он начал лихорадочно соображать, чем задобрить начальство. Уткнулся в карту.
