Фанфик на "Князь Барбашин"

Впрочем, производство бакана было для Андрея лишь первой ступенью его следующего проекта. Ещё в те времена, когда он носил другое имя, просматривая различные форумы, наткнулся на информацию о том, что знаменитую берлинскую лазурь в начале восемнадцатого века создали лишь благодаря одной нелепой случайности — при изготовлении бакана в используемом при изготовлении краски поташе оказался прокалённый животный жир. Так человечество открыло для себя кровяную соль, ставшую на долгое время одним из самых популярных красителей. И сейчас Андрей хотел получить эту краску на пару столетий раньше. И дело было не только в возможных барышах, хотя и они играли свою роль. Прежде всего, страна испытывала большую нужду в красителях. Не то чтобы их не было, но вот для промышленного использования их количество было явно недостаточно. Та же вайда красильная, которую в данное время использовали в качестве источника синей краски для тканей, имела красящую способность аж в пятьдесят раз меньше, чем у только появившегося в Европе индиго. Не говоря про то, что произраставшая на русских просторах вайда уступала в содержании красящего вещества разводимой в Западной Европе. Стоит ли удивляться тем восторгам, которые высказывали в восемнадцатом столетии многие европейцы в адрес появившейся берлинской лазури, которая хотя бы частично закрыла дефицит красящих веществ. К сожалению, об этой истории он помнил лишь в общих чертах, но была надежда, что нанятый и поселённый во Владимире — в удалении от многочисленных в Москве иноземцев, алхимик Амвросий Зеельбахер сможет повторить опыт своего прусского коллеги из далёкого будущего, имя которого Андрей, увы, не запомнил. Им уже давно была скормлена немецкому алхимику легенда, которая объясняла тому необычайно высокие по местным меркам знания его нанимателя в этой области. И тут ему на помощь вновь пришла советская литературная классика, а именно книга замечательной писательницы Клары Моисеевой из которой он в своё время и узнал о существовании в Средние века известного персидского ученого и алхимика Абу-Райхана ал-Бируни, на авторитет которого он и ссылался в разговорах с Зеельбахером. Тот трудов Бируни не читал, но само такое имя слышал. И когда некоторые, высказанные князем идеи, нашли своё подтверждение во время практических опытов, похоже, окончательно уверился, что его хозяин действительно имел знакомство с записями столь великого ученого древности, к сожалению, только поверхностное. К счастью, хотя нанятый алхимик звёзд с неба не хватал, но был самым настоящим фанатиком своего дела, готовый сутки напролёт без устали корпеть над своими колбами и ретортами, пытаясь из полученных скудных вводных получить нужный результат. Если бы ещё не этот его постоянный поиск "философского камня", то цены ему не было. Но приходилось мириться с этим "бзиком" — кажется, все алхимики этого времени, даже самые рационально мыслящие, просто помешаны на поисках этого мифического вещества. И пока это не особенно мешает основной работе, ему в этих изысканиях не мешают. Так что, сделав пометку в блокноте, дабы не забыть вернуться к этой теме позднее, Андрей вернулся к дальнейшему разбору отчётов.

Другой, заинтересовавший его отчёт был так же из Бережичей, но уже от старосты села, в котором тот, помимо обычных хозяйственных дел, сообщал господину казалось бы не самую лучшую весть, которой, тем не менее, Барбашин весьма обрадовался. В прошлом году, задумал он "округлить" свою Бережичскую вотчину, поскольку имевшейся территории уже стало не хватать для стремительно растущего хозяйства и, выделив для этого необходимую, по его расчетам, сумму денег, поручил старосте прикупить у соседей землицы. Вот только, согласно докладу, вышел из этой задумки сплошной литовский праздник Обломайтис. Нет, кое-какую землю староста прикупил, но в количестве намного меньшем, чем было ему указанно. И оправдывал своё невыполнение хозяйского распоряжения резким ростом за последние несколько лет цен на землю, причиной которого был не кто иной, как сам владелец Бережичей. Если, первоначально, соседи лишь посмеивались над его сельскохозяйственными экспериментами, считая их лишь блажью перечитавшего "умных книг" отрока, то, когда они дали наглядный результат в виде заметно выросших урожаев, и, как следствие, роста доходов владельца вотчины, начали приглядываться к тому, что происходило в Бережичах более внимательно. Первыми, как ни странно, отреагировали на происходящее не владельцы вотчин и поместий, а окрестные крестьяне, которые раньше других заметили произошедшие изменения в благосостоянии бережичских селян, которые стали жить заметно богаче и чище, чем в соседних деревнях и сёлах, и неоднократно при встречах толковали с ними "по душам", вызнавая "секреты" их благосостояния, и затем внедряя новинки в своих хозяйствах. А за ними вслед потянулись местные дворяне, и как результат за последние пять лет даже считавшиеся ранее "худыми" имения стали давать их владельцами в два-три раза больше прибытков, чем прежде. Что повлекло за собой соответствующий рост цен на землю, и выделенных князем средств, по словам старосты, хорошо, если хватит на покупку трети от ранее запланированного. Отчего он запрашивал указаний, как быть дальше — покупать землю, как и было указано, но уже по новым ценам, или же поберечь деньги и ограничиться уже тем, что имеется?

От этих известий Андрей испытал немалое чувство внутреннего подъёма. Он уже было отчаялся преодолеть косность и консерватизм местных пейзан (с трудом удалось убедить только братьев и Одоевских ввести у себя в имениях хотя бы некоторые новации), впрочем, вполне оправданные — всё же зона рискованного земледелия и безденежье не располагают к смелым изысканиям в области новых методов хозяйствования. Он бы, пожалуй, и сам, не знай об их эффективности в будущем, не стал рисковать. Но, как оказалось, стоило им убедиться, что новшества приносят конкретную пользу, так их внедрение пошло ударными темпами. На этом фоне неудача с попыткой "по дешёвке" увеличить площадь своей вотчины выглядела сущей ерундой. Хотя, дополнительные деньги выслать всё же придётся — если он прав в своих выкладках, то цена на землю будет расти и дальше. И купленная сейчас за тройную цену, лет через десять-двадцать будет стоить уже в пять, а то и десять раз дороже изначальной цены.

Дела настолько увлекли его, что он чуть было не пропустил обед. К счастью, Варя отреагировала оперативно, чуть ли не силой вытащив мужа из его кабинета потрапезничать. Затем, наступил послеобеденный отдых. Лично Андрей не особенно его и соблюдал, но то было вдали от столицы, когда за каждым твоим шагом не наблюдают десятки, а то и сотни пар глаз. И хорошо ещё, если их взгляд благожелателен. А если нет? Не постеснялись же, накатали на него облыжный донос. И что теперь с ним делать, и как этих ябед вычислить? Насчёт последнего, впрочем, были кое-какие мысли. Пару лет назад послал новгородский архиепископ в Овлу для распространения "света истинной веры" двух священников. И всё бы ничего, но владыка Иоанн, по старой дружбе, предупредил князя, что один из этих святых отцов отправлен им в землю Каянскую лишь бы убрать того из Новгорода. Ибо тот был не желавшим никак униматься ярым сторонником идей покойного Иосифа Волоцкого, увещеваний не понимал, а принять к нему строгие меры не позволяло наличие влиятельных родственников. Вот и решено было сплавить его куда подальше. Впрочем, на новом месте он пока вёл себя тише воды, ниже травы. При этом даже умудрился перекрестить в православие пару десятков шведов. Чем страшно гордился, но, с точки зрения князя Барбашина, не было такой уж и большой заслугой. Потолкавшись среди местных жителей, он, кажется, понял, почему Густаву Васе в своё время удалось, пусть и не без проблем, низвергнуть с пьедестала католическую церковь и заставить население следовать учению Лютера — народ, в массе своей, к делам религиозным относился равнодушно, а зажравшиеся церковники вызывали у людей плохо скрываемое раздражение. Да и пасторы... На автомате твердили заученные фразы, при этом сами совершенно в них не веря, да и смысл их уже не всегда понимая. Так что, при большем старании, оный Агафангел (вот же выбрал себе имечко!) мог обратить в православие почти всё шведское и финское население Овлы. Вот только большого толку от этого Андрей не видел. Ибо в твёрдость веры неофитов не верил. Пока будет русская власть, то будут напоказ строить из себя "истинно православных", а ежели, случиться такое, что вернуться прежние хозяева, то покаются и снова станут католиками. Поэтому, по мере возможности, старался привлечь на новые земли русское население, на лояльность которого мог твёрдо рассчитывать.

В общем, менее чем через год присматривать за проблемным священником князь перестал, и, видимо, зря. Совсем забыл за делами ратными, что в тихом омуте черти водятся. Разумеется, был шанс, что информатором новгородского доносчика выступает кто-то другой, и Андрей сам себе наговаривает на невинного человека. Но перебирая в уме всю городскую верхушку, других более подходящих кандидатов не находил. Надо отписать Епифану Ерофееву, который играл при нём в Овле роль начальника "особого отдела", чтобы установил за оным Агафангелом негласное наблюдение, а заодно тайно проверил его переписку с Новгородом — может, что и выплывет?

* * *

*

После "смерча" в 1521 г. крымский хан Мухаммед-Гирей стал готовиться к давно замышляемому походу на Астрахань. Благо имелся благовидный предлог — месть за атаку астраханских татар на Крым. Правда, некоторые наиболее осторожные советники рекомендовали сначала нейтрализовать угрозу со стороны русских, которые, как показал прошлогодний набег, после захвата Левобережной Украины получили возможность напрямую угрожать ханству. Но их замыслы "киевского похода" были нейтрализованы действиями Василия III, который в 1522 году развернул на берегах Оки большое войско и послал к Мухаммед-Гирею гонцов, "вызывая его на битву, потому что в прошлом году он (Василий) подвергся нападению без объявления войны, из засады, по обычаю воров и разбойников". Но сталкиваться в "прямом деле" с русской армией крымский хан не горел желанием, а предлагаемый поход на Киев ставил крымское войско под удар уже отмобилизованных русских сил. Поэтому между Москвой и Салачиком {столица ханства до 1532 года. — Авт.} были начаты переговоры, завершившиеся в сентябре договором о том, что Русскому государству и Крымскому ханству "в братстве и в дружбе быти по-старому".

После этого уже ничего не удерживало Мухаммед-Гирея от исполнения уже давно вынашиваемого им плана захвата Астраханского ханства. И в декабре того же года крымский хан обрушил свой удар на Астрахань. Поначалу судьба благоволила к нему. Благодаря поддержке ногайского мурзы Агиша "со многими людьми" ему удалось взять Астрахань. Хан Хусейн бежал из города. Однако Мухаммед-Гирей не исполнил обещания, данного Агишу, — отдать под его власть Астраханское ханство, посадив на ставший вакантным трон своего сына Бахадыр-Гирея. Тогда этот мурза, вступив в сговор со своим братом Мамаем, неожиданно ночью напал на не ожидавших ничего подобного крымцев. И разыгравшееся сражение окончилось гибелью самого Мухаммед-Гирея и его сына Бахадыра.

Затем, устремившись в погоню за уцелевшими в ночной резне, и панически отступавшими крымскими частями, ногайцы ворвались "на их плечах" в собственно Крымское ханство. Младшие сыновья погибшего Мухаммед-Гирея — Гази и Баба пытались организовать оборону на Перекопском перешейке, но продержались лишь три дня, а на четвёртый день ногайское войско смяло их силы и ворвалось на крымские просторы. Отдельные крымские отряды ещё пытались сопротивляться, но без всякого успеха — ногайцы хотя и не смогли захватить города, но полностью господствовали "в поле", предавая ханство огню и разграблению.

Наконец, спустя месяц, с огромной добычей в виде захваченного скота и полона, ногайцы покинули разгромленное ханство, вернувшись в свои старые кочевья за Волгой. А в Крыму уцелевшие беи и мурзы стали пытаться восстановить порядок. Новым ханом был провозглашён Гази-Гирей — старший из уцелевших сыновей предыдущего властителя, но продержался на престоле всего лишь шесть месяцев. Часть беев предпочла другую кандидатуру — "гостившего" в Стамбуле Сеадет-Гирея, обратившись к султану с просьбой отпустить его в Крым "на царство". Турки не могли упустить такой шанс увеличить своё влияние в ханстве, ибо ранее не имели возможности вмешиваться в процесс престолонаследия в Крыму, а тут татарская знать сама пригласила султана быть верховным судьёй и арбитром в этом вопросе.

2 июня 1523 г. Сеадет-Гирей сошёл с борта турецкого судна на пристань в Кафе в сопровождении отряда турецких янычар, где к нему со всего Крыма устремились беи и мурзы для участия в церемонии выбора нового хана. А с действующим ханом Сеадет-Гирей поступил так, как его научили в Османской империи — когда тот прибыл в Кафу для того, чтобы отстоять свои права на престол, Сеадет-Гирей приказал янычарам убить его. А поддерживающие Гази вельможи были схвачены и в цепях отправлены в темницу. Ошеломлённым такими действиями крымским беям не оставалось ничего иного, как провозгласить Сеадет-Гирея новым ханом, тем более, что ослабленное и опустошенное ханство ничего не могло противопоставить турецким силам.

В России с трудом скрывали свою радость от поразившего Крымское ханство несчастья. Весной 1523 г. в Москву пришло известие, что казанский хан Сахиб-Гирей разгромил русское подворье и убил посла Василия Поджогина. Это был открытый вызов, на который, по всей видимости, казанский хан пошёл по причине незнания о трагедии, разыгравшейся в Нижнем Поволжье. В результате чего, вместо предполагаемого нового совместного удара Крыма и Казани по Москве, Сахиб-Гирей оказался один на один со спровоцированным им Русским государством. Предпринятая им попытка заручиться поддержкой нового крымского хана завершилась неудачей — Сеадет-Гирей хотя и желал помочь своему младшему брату, но не располагал силами для этого. Его попытки дипломатическим путём воздействовать на Москву, а также обращение за помощью в Стамбул ничего не дали: великий князь Василий III даже не стал читать ханское послание и демонстративно отдал свиток обратно крымскому послу, а в Стамбуле ограничились лишь острожным зондажем позиции России, и получив жёсткий и однозначный ответ на этом успокоились, не желая конфликтовать из-за далёкой Казани с дружественным Османской империи на данный момент времени Русским государством.

Таким образом, русские могли смело выступать против Казани, не опасаясь получить удар с южного направления. Впрочем, русские об этом догадались не сразу и ещё весной 1523 г. в Думе, разделившейся на "ястребов" и "голубей", кипели нешуточные страсти. Нет, обе фракции прекрасно понимали, что реагировать на "учинённое бесчестье" просто необходимо, но опасаясь того, что уход русской армии под Казань оголит русские южные русские рубежи, что может привести к повторению позапрошлогоднего "смерча" многие высказывались за осторожность в действиях. Другая сторона, лидерами которой стали представители рода Шуйских, наоборот, энергично настаивала на немедленном сборе войска и выступлении на Казань. Страсти в Думе кипели нешуточные, и Андрей уже начинал чувствовать себя тем зайцем из рекламы батарейки Duracell, который как заведённый целыми днями "бил в барабан" срывая голос на думских заседаниях, доказывая свою правоту. Была, конечно, мыслишка, отступить, дать "голубям" взять вверх. Тут своих родичей с трудом убедил, а ещё остальные бояре, не говоря уже за самого государя. В конце концов, и это он знал точно, поход всё равно будет. Только в следующем году. Но так не хотелось терять этот самый год. Слишком много планов и незавершённых дел, чтобы позволить себе так щедро разбрасываться временем. И добился таки своего! Великий князь решил, а бояре приговорили — походу на Казань быть!