Символ Веры (полная версия)

— Станковый, — отметил Хольг, лихорадочно соображая. — Патроны не берегут. Договориться не пытаются.

Родригес кивнула, и в ее глазах фюрер прочитал то, о чем сам подумал. Это не стервятники заброшенных пустошей, не мародеры и не каперы, что грабят контрабандистов. Но и не мексы, эти не понимают, зачем покупать хорошее дорогое оружие, если можно купить много дешевого, а потом набежать толпой с улюлюканьем и беспорядочной пальбой. И азиаты... здесь никто не нанимает азиатов, они считаются еще хуже и ниже черномазых.

Это не столкновение грабителей, это импровизированная, но хорошо продуманная засада. И если сейчас что-то не придумать, ганза здесь и останется, потому что впереди еще минимум шесть-семь часов солнца, кавалерия не спешит из-за холмов, а если веселье затянется, то и гранат ждать недолго. Лысый поп о чем-то договаривался со своими, но неизвестно, на чем сошелся. И спрашивать уже не у кого.

Что делать ... что делать?!

Новая пулеметная очередь окончательно превратила магазинчик в склад сломанных вещей. Судя по траектории обстрела, пулеметчик сменил позицию, сместившись правее относительно витрины. Никаких требований, никакого привычного увещевания выбросить наружу товар и разойтись по-хорошему. Враг пришел убивать, не грабить.

И Хольг не знал, что делать. А еще отлично понимал, что у него не сработанная команда кригскнехтов, и даже если сейчас в голове родится гениальный тактический план, ганза его технически не сможет выполнить.

Неугомонный Максвелл снова попытал счастья, на этот раз с портсигаром в модном стиле конца минувшего века, с полированной до зеркального блеска крышкой. Кирнан защелкнул крышку на острие ножа и посмотрел на командира. Хольг сделал жест — дескать, погоди. Максвелл кивнул, и фюрер прочитал на его лице искренне доверие. Рыжий честно думал — командир знает, что нужно делать.

Зашуршала портьера — это Кот попытался выглянуть, прикрываясь тканью. Но снайпер заметил его раньше. Еще выстрел прокатился над городком коротким эхом. Наверное, украинец молился сильным богам, потому что пуля невидимого стрелка срезала ему кусочек уха и сбила занавесь окончательно.

— Вот же сука, — шепотом выругался пулеметчик, машинально стирая кровь со щеки. Теперь кровили уже две маленьких ранки, а в голове слегка шумело от легкой контузии. — И пулемета нет, а то щас станцевали бы на пару...

Хольг закрыл глаза, выдохнул. Еще немного подумал, достал пистолет и направил его на одного из негров. Кажется на Бонгу, но возможно и наоборот. Коротко махнул ладонью снизу-вверх в категоричном, молчаливом и жестоком приказе. Родригес все поняла правильно и взяла на прицел второго чернокожего. Бонга (или Банга) моргнул слезящимися глазами, скорчив непонятную гримасу. Любое выражение все равно тонуло в многочисленных морщинах его лица.

— Живо, — с ледяным спокойствием (которого он на самом деле совершенно не испытывал) приказал фюрер. И добавил непонятную для Боскэ фразу. — Тогда я заряжу хавалу еще на целый год. Каждому.

Бонга глотнул, как будто шарик прокатился по его тощей шее на которой выделялись тонкие рельефные мышцы без капли жира. Его веки дрожали, как и пальцы.

Аскари обменялись взглядами и несколькими быстрыми словами на гортанном дикарском наречии. Родригес взвела курок револьвера, однако в том не было нужды. Чернокожие не сговаривались против белых, а распределяли задачи. Максвелл двинул челюстью и крепче перехватил рукоять ножа с портсигаром.

Бонга спрятался за тумбочкой из фанеры с виньетками из золоченого оксирана, высунул руку, изогнув ее буквой 'Г' и выпустил всю обойму из пистолета, отвлекая внимание на себя. Затарахтел пулемет, как будто лишь того и ждал, Банга подскочил, словно чертик на пружинке, вертя головой, стараясь увидеть все сразу. Максвелл высунул зеркальный портсигар. Хольг и Родригес приготовились включиться в перестрелку, однако опоздали на пару мгновений, к своему счастью.

Пулеметчик снова сменил позицию и похоже взобрался на возвышенность. Пущенные под небольшим углом сверху-вниз пули прострелили тумбочку, выбивая мелкие щепки из фанеры и красные фонтанчики из Бонги. Максвелл ожидал, что сейчас пострадает и его самодельное зеркало, однако винтовочная пуля поразила не портсигар, а стойку, навылет — в паре сантиметров от рыжей головы. Надо думать, невидимый стрелок зарядил бронебойный патрон и прикинул, как может расположиться скрюченный за преградой англичанин. Кирнана спасли только длинные руки, на которые стрелок не сделал поправку. Однако рыжий с отчетливой остротой понял, что вторую пулю ему лучше не ждать. Великолепным броском регбиста Максвелл кинулся вглубь лавки, по пути наступив на завернувшегося в плащ Гильермо.

Все это случилось очень быстро. Убитый на месте негр еще только заваливался спиной вперед, а его собрат уже нырнул обратно, Максвелл столкнулся с Котом и затаился в тени. Хольг скрипнул зубами, отметив, что в ганзе еще на одного бойца меньше.

На башне 'Скорпион' перезарядил винтовку и тоже недовольно шевельнул челюстью. Все шло довольно хорошо, однако слишком уж медленно. Бандиты-контрабандисты потеряли уже двоих плюс один контрактный покойник. Однако в живых оставалось еще четверо или пятеро, такими темпами веселье грозило затянуться. По-видимому, здесь было не избежать громкого шума.

Фрэнк не хотел такого развития событий, потому что перестрелка в городе — это нормально, можно сказать в традиции. Даже с пулеметом. Кого в нынешние времена можно удивить пулеметом? А вот забросать лавку гранатами — уже mauvais ton... Разумеется, никто не станет предъявлять претензии, однако это шумно, могут пойти нежелательные слухи. И самое главное — Беркли, сам того не сознавая, воспринимал эту операцию как продолжение полемики с напарником. Он хотел самолично убить всех из банды Хольга, ставя жирную точку на контракте и самом споре с Ицхаком относительно того, как следует решать вопросы.

Но похоже все-таки придется пошуметь. Это будет не столь красиво, как хотелось бы, Риман станет корчить рожи, ныть относительно конспирации и разумного баланса между работой и эффектностью.

Беркли щелкнул рычажком на ларингофоне, мягко охватывающем шею кожаной повязкой. Отдал несколько быстрых команд.

Черт с ним, с Риманом. Увечный коллега стар, слаб и скоро выйдет из дела, так или иначе.

Так ... или иначе, да.

— Что там? — быстро спросил Хольг.

— Пулемет-машина, — ответил аскари, переводя, как умел, с родного на французский. Он махнул руками, наглядно показывая, что 'пулемет-машина' большая и страшная.

— Спасибо, ценно, — буркнул Хольг, борясь с искушением убить негра на месте. Фюрер уже забыл, что рассматривал чернокожего лишь как отвлечение для Кирнана.

— Пулемет, наш, английский, — заговорил из тени Максвелл, извлекая увиденное по кусочкам из своей фотографической памяти профессионального стрелка. — Азиатские рожи, думаю китайцы. Вроде двое, но может больше. Кажется у одного гранаты, не поручусь.

Родригес выдохнула, спустив воздух через стиснутые зубы.

— На башне стрелок, — продолжил Максвелл, констатируя очевидное. Помолчал и добавил. — Он хорош. Очень хорош. Высунуться не даст, это факт.

Стрелок на башне высунуться не даст, проговорил про себя фюрер. Пулеметчик покрошит всех, кто попробует прорваться с парадного входа. Стрелки позади не пропустят через черный ход. А если рыжий не ошибся, и у врагов есть хоть пара гранат, то ловить совсем нечего. Проще сразу застрелиться.

Фюрер крутил в голове разные варианты спасения, идеи щелкали и сталкивались, цепляясь одна к другой, словно шестеренки в 'мемексе'. И все они вели только к смерти. Чтобы попробовать спастись, нужно было идти на прорыв. А без дымовых шашек и автоматического оружия пробег под огнем пулемета и снайпера заканчивался только одним.

Родригес вздрогнула, увидев, как покрасневшее, потное лицо Хольга бледнеет и перекашивается в дикой улыбке. Словно фюрер сошел с ума прямо на глазах.

— Кирнан, у тебя ведь есть, — все с той же безумной ухмылкой уточнил Хольг, глядя на часы.

— Есть, — согласился Максвелл, сразу все поняв, и показал то, что у него было.

Как и было оговорено, англичанин тоже избавился от тяжелого оружия, однако оставил себе замену. Скорее для успокоения, нежели для дела — карабин-пистолет Манлихера в деревянной кобуре-прикладе со сменным стволом в два с половиной раза длиннее обычного. Именно его Максвелл и собрал в начале схватки, вернее бойни, звучно брякая за стойкой. Уже не пистолет, еще не винтовка, словом то, из чего можно попробовать достать сволочь с винтовкой. Хотя бы пугнуть.

Хольг вдохнул горячий воздух, текущий с улицы густой, раскаленной патокой. Щедро пролитая кровь уже свернулась черными сгустками, к вечеру она высохнет ломкими 'барашками' станет еле слышно хрустеть, рассыпаясь под ногами. Запах свежей смерти уже обратился тяжелым зловонием бойни. Хольг был уверен, что оставшийся в живых поп непременно сблюет, однако тот держался, хоть и стал сине-зеленого света.

Выстрел. Пуля засела в побитой и исцарапанной панели на стене. Похоже, стреляли просто так, чтобы подстегнуть и попугать жертву. Снова заработал пулемет, на сей раз не заливая витринный проем свинцовым потоком, а короткими отсечками в три-четыре пули. Так прикрывают подбирающегося подрывника, стараясь не подстрелить дружественным огнем.

— Они сейчас закидают! Гранаты! — голос китайца ощутимо дрогнул, кажется он ступил на грань, за которой уже поджидали истерика с паническим срывом. Родригес лишь презрительно хмыкнула.

— Кирнан, покажи нам искусство, — сказал фюрер. — Иначе все здесь останемся.

Максвелл усмехнулся. Со странной мягкостью, как будто разговор шел не о жизни и смерти в разгромленной лавке, под прицелом вражеских стволов, а о призовом выстреле.

— Пулеметчик? — вопрос был излишен в силу его бессмысленности, однако Кирнан любил точность в работе.

— Снайпер, — ответил Хольг и добавил, шестым чувством поняв, что сейчас важно каждое слово. — Это возможно их главарь. Убей его — и попробуем добежать до мотрисы, — фюрер еще раз глянул на часы. — У нас минут десять.

Несказанное повисло в воздухе очевидным для всех знанием. Для всех, кроме Боскэ, разумеется. Китайцы и прочие азиаты могут быть хорошими солдатами. Да что там — и есть, чему доказательством трупы на окровавленном полу. Однако они не воюют без офицеров. Хочешь разогнать китайский отряд, как, впрочем, и негритянский — убей командира.

Если фюрер прав, то удачный выстрел возможно выиграет ганзе несколько минут или хотя бы мгновений, чтобы вырваться из ловушки. Если нет... это уже не имеет значения. Все равно погибнут все.

— Пуля на пулю, — осклабился Кирнан, крепче сжимая карабинчик. Оружие в его руках смотрелось карликовой пародией на реальное оружие. Особенно по сравнению с ужасающей эффективностью неведомого стрелка на башне.

Максвелл не то легко пнул, не то сильно толкнул носком ботинка монаха.

— А что, поп, скажи что-нибудь красивое, божественное. У тебя хорошо получается.

Гильермо смотрел на него снизу-вверх, мертвым, остановившимся взглядом на зеленоватом лице. На мгновение англичанину даже показалось, что монах отдал концы после таких переживаний. Но Леон был жив и в здравом рассудке. Он прошептал, кривя губы, словно от сильной боли, немыслимым усилием превозмогая ледяной ужас, сковавший члены и уста.

— Господь — Пастырь наш. Если пойдем долиною смертной тени, не убоимся зла, потому что Он с нами.

Неизвестно, слова Боскэ были тому причиной или какие-то личные мысли Кирнана, но лицо рыжего англичанина разгладилось, стало почти безмятежным. Теперь Максвелла было очень легко представить в твидовом пиджаке и кепке среди зеленых лугов родины. А старая армейская куртка наоборот, повисла на широких плечах, как на пугале.

— Каждому стрелку суждено сделать выстрел. Палить он может хоть каждый божий день, но по-настоящему человек стреляет лишь единожды, — произнес Кирнан, так, словно говорил с кем-то бесконечно далеким. — Мне — не доводилось. Пока ты не загнал нас сюда.

— Мы же сейчас умрем! — взмолился Хольг, всей шкурой чувствуя, как невидимый гранатометчик уже взялся за кольцо. Китаец Чжу тихонько и надрывно завыл, все так же не меняя позы, скрючившись, как молящийся грешник под ударами. Родригес закрыла глаза, молча шевеля губами, будто в молитве.

— Смотри на меня, командир, — с холодной жесткостью приказал рыжий стрелок. — Смотри на мой настоящий выстрел.

И Максвелл Кирнан шагнул из укрытия, прижимая к плечу деревянный приклад маленького смешного ружьишка.

Глава 21

Ицхак испытующе посмотрел на Беркли. Затем на тело под старой шинелью, что лежало в стороне. Вздохнул и подумал, что с одной стороны все, что ни случается, все к лучшему. Теперь можно не ломать голову над неизбежным и крайне жестким обсуждением вопросов партнерства. И вообще тяжелый конфликт между совладельцами 'Деспера' купирован, а возможно сам собой сошел на нет. С другой же — все очень, очень плохо...

Фрэнк сидел на перевернутом снарядном ящике, прижавшись затылком к стене дома, полуприкрыв глаза. Внешне 'Скорпион' почти не изменился, разве что стал еще более бледен, а джинсовая рубашка топорщилась поверх плотной марлевой повязки. Беркли не то впал в прострацию, не то молча наблюдал за молчаливой суетой оперативного отряда Римана. Бойцы 'Африки' вместе с нанятыми пинкертонами фотографировали поле боя, собирали гильзы и прочие улики, а также безуспешно опрашивали местных. Вернее — сначала вышибали двери, потом выкидывали жителей наружу и поверх стволов 'скрипок' задавали вопросы, поскольку иначе общения совершенно не получалось.

— Ровнее держи и выше, — приказал Беркли, показав, что вполне в сознании. Китаец, державший на весу стеклянную капельницу, ощутимо вздрогнул и торопливо выполнил указание. 'Скорпион' поджал губы, на вид темно-синие, словно у мертвеца. Собственно говоря, Беркли разминулся со смертью от силы на пару сантиметров.

Риман снова глянул на покойника под шинелью.

— Хороший был стрелок, — констатировал Ицхак. — Жаль.

— Да, я живой. Повод для скорби.

Фрэнк говорил короткими словами, делая большие паузы, дыша мелко и часто — иначе было очень больно. Подрагивающие мертвецкие губы и расфокусированные зрачки указывали, что пациент залит по самые уши медикаментами — обезболивающим и тоником.

Риман скривился и даже чуть отвернулся в сторону, указывая, насколько неуместно и глупо подобное замечание.

— Жаль, — повторил он. — Надо думать, это был отличный стрелок. Я бы его нанял.

Беркли вздохнул. Новый приступ боли уколол грудную клетку, ушел в ключицу, из-за нее выдох получился похожим на всхлип.

— Больно? — внешне безучастно спросил Риман.

'Скорпион' помолчал и, наконец, ответил с неохотливой искренностью:

— Зверски.

И лед между старыми компаньонами рассыпался беззвучными осколками, хотя бы на время.

— Да, он был хорош, — все так же замедленно, с расстановкой выговорил Фрэнк. — Кто бы мог подумать... Прирожденный снайпер в банде мелкого барыги...