Символ Веры (полная версия)

Тихий смех Уголино докатился до ближайших стен и умер, растаяв туманной дымкой на солнце вместе с последней фразой старика.

— Самую сложную партию ты будешь играть отнюдь не с ними.

Эпилог

— Вот и закончилась увлекательная история...

Бесплотный, сухой голос слепого старика повис в темноте.

— Строго говоря, с этого она только началась, — с легкой усмешкой поправил рассказчик. — Но это уже совсем другая повесть. И о ней в другой раз.

— Много времени прошло с той поры, Гильермо Первый, — вздохнул слепец, как будто искренне огорчаясь тому.

— Время властно над всеми нами, — нейтрально отозвался Папа. — Лишь Бог стоит над ним.

— И оно меняет всех нас, независимо от желаний и чаяний, — подхватил старик. — Время не пощадило и тебя.

Гильермо промолчал.

— 'Кровавый понтифик', 'Гильермо Всеалчный', 'Самый бесчестный человек Ватикана', — перечислял слепой. — 'Архипредатель'... Имя тебе — легион, и все они...

— Нелицеприятны, — снова хмыкнул Гильермо Боскэ. — Я знаю. И сейчас это неважно.

— Да, неважно, — повторил старик в темноте. — Уже неважно... Все имеет свое начало и свой конец. Истории прошлого закончились, и это возвращает нас к вопросу. Чего же ты хочешь?

Гильермо помолчал. Затем прошуршала одежда — понтифик склонился к самому уху собеседника.

— Об этом знали три человека, помимо меня. Один из них умер, но теперь посвященных снова станет трое, — негромко сказал Боскэ, и голос его упал до шепота. Или, если точнее, до призрачной тени самого тихого шепота. Лишь тот, кто много лет не видел света, и привык только слышать, мог разобрать отдельные слова.

Викарий Христа говорил недолго. И только тьма видела, что с каждой его фразой слепой террорист бледнеет. Но отнюдь не от страха.

Гильермо закончил и вернулся в прежнее положение со словами:

— Вот, чего я хочу.

— О, Господи, — выдохнул старик, сжимая целлулоидные самодельные четки с такой силой, словно они были спасательным канатом. — Правду говорили, ты определенно безумен.

— Неужели ты шокирован?

— О, да... — протянул старик. — Несомненно. Сначала ты меня заинтересовал. Сейчас же — поразил. Это безумно и одновременно слишком велико, слишком масштабно ... и слишком практично для сумасшествия.

— Приятно слышать столь высокую оценку, — ровно и сдержанно отметил Гильермо.

— Что ж, теперь я знаю, чего ты хочешь. Но все еще не понимаю свою роль. Что ты хочешь от меня?..

— Я думаю... — Гильермо сделал паузу, и когда продолжил, голос его звучал почти мечтательно. — Я думаю, что 'Морлоки' слишком долго дремали во тьме забвения.

Долгий протяжный свист прорезал темноту — слепой убийца выдохнул сквозь зубы.

— Неужели?.. — спросил он, и было непонятно, в чем суть вопроса. Было то несогласие со словами понтифика или же старик обрадовался вести? А может быть что-то иное, в любом случае это осталось тайной.

— Я хочу возродить и вернуть ужас высших классов, правителей мира, — сказал Гильермо, и каждое его слово падало, словно камень в омут.

— Ты ищешь справедливости?

— Мне не нужна справедливость. Солдатенков был прав — люди в ней не нуждаются. Мне нужны война, паника и смерть, — тихо сказал Гильермо. — Я хочу, чтобы мир вздрогнул от ужаса, и одно лишь слово 'Морлок' снова наполняло бриллиантовые сердца невыразимым страхом.

— Да, страх... — машинально повторил старый и слепой человек, последний из 'морлоков'. — Как в прежние времена... Но ты не знаешь, как вернуть его, ты не знаешь, как превратить терроризм из мясорубки в искусство ужаса.

— Да. Поэтому я искал вас, хоть одного. И нашел тебя.

— Забавно... — проскрипел старческий голос. — Я думал, что наше бегство тогда, после экспресса, станет кульминацией. Мотоциклы, поддельные документы, Турция, перестрелки с полицией и пинкертонами. Взрыв дирижабля — почти как в фильмах Дэвида Уорка Гриффита. Странно, что я тогда выжил. Впрочем, благодаря этому мой след оборвался окончательно. Морлоки ушли, как и действовали — ярко, красиво, стильно. Кто бы мог подумать, что возможно, это всего лишь промежуточный финал? Затянувшаяся интерлюдия.

— Итак, ты со мной? — спросил Гильермо.

Ответом ему стал негромкий металлический лязг — морлок разрядил гранату.

— Если бы я верил в бога... — задумчиво произнес слепец. — Тогда, пожалуй, сейчас я был бы в раздумьях. Кто ведет тебя, Гильермо Первый? Это испытание или знак? Сатана искушает меня или Господь указывает новый путь?

— Но ты не веришь. А я не собираюсь будить веру в твоей душе. Всякий найдет свое место в Божьем Промысле, даже закоренелый грешник.

— Да, вполне возможно. И потому...

Номер девятнадцать вздохнул, распрямил плечи.

— Какими средствами я буду располагать?

— Больше, чем ты сможешь потратить, — сдержанно отозвался понтифик. — Недоброжелатели прозвали меня 'Всеалчным', однако они сами не представляют, насколько близки к истине.

— Чтобы пролить много крови, всегда требуется много золота. Если оно у тебя в достатке, значит мы уже наполовину ближе к цели, — судя по тону, старик саркастически и одновременно понимающе улыбнулся. Девятнадцатый поднялся на ноги, быстрым слитным движением, только хламида взметнулась крыльями нетопыря.

— Что ж, нас ждет долгий путь и очень много тяжелой работы, — сказал морлок. — Однако награда будет достойной. Как говорил один мой коллега, 'жуткая ночь наступит для богатых и толстых'. Не обязательно верить в справедливость, чтобы карать по заслугам. И судьи войдут без зова.

КОНЕЦ