Фантош. Книга первая.

Их было шестеро. Глупых, юных, верящих в светлое будущее.

— Таар... Лине... Каен... Дале... Саан... Шуам... — прерывисто выдохнул Оникс, прикрыл глаза, и между резко очерченными бровями пролегла уродливая складка. — Теперь мы все мертвы.

Голос эльфа болезненно дрогнул. В разум ворвался звонкий мальчишеский смех, замелькали знакомые лица, счастливые и беззаботные. Но Оникс не обманывался. Он знал, что если позволит себе вспоминать дальше, на смену улыбкам придут оскалы. Оскалы мертвецов. И душевная мука навылет пробьёт ледяной панцирь, и тогда станет по-настоящему больно.

Оникс повернул голову и уставился на кровать. Очертания спящей куртизанки едва угадывались, а тихое ровное дыхание мог уловить разве что чуткий слух эльфа. И он слышал, более того, словно голодный вампир, он ощущал саму жизнь, пульсирующую в венах, трепещущую в сердце. Беспомощное, беззащитное человеческое тело, которое так легко уничтожить. Оникс развернулся, опустил ноги на гладкий деревянный пол и подался вперёд:

— Ненавижу! Ваши души точно в навозе вымазаны. От вас смердит!

Собственные слова заставили эльфа вздрогнуть.

— Как глупо... — Он с силой дёрнул себя за волосы. — Совсем раскис. Как девчонка! Не хватало ещё, чтобы Дигнар почуял неладное. Мало мне проблем.

Оникс вернулся на подоконник, поджал ноги и вновь посмотрел в окно. Лицо его разгладилось, став отстранённо безмятежным, а рука машинально потянулась к свече. 'Нельзя срываться. Я знал, что придётся ждать. И ни день, ни два — годы. Иначе и начинать не стоило. Но как же мерзко быть рядом с ним. С ними.... Хотя, чем я теперь лучше? — Фантош накрыл пламя ладонью, и в комнате стало темно. — Острые уши, тонкая кость — вот и всё, что осталось от эльфа. Остальное — человеческая гниль. Пусть! Важна только месть. Терпеть и ждать, ждать и терпеть, терпеть и ждать'.

Обожженные пальцы скользнули по мутному стеклу, оставляя неровные влажные линии. Оникс безразлично взглянул на них, поморщился и толкнул ставень. Ночная свежесть мгновенно остудила тело, запуталась в длинных волосах, прогоняя тягостные мысли. В груди разлилось долгожданное спокойствие, умиротворённый взгляд заскользил по цепочкам и сгусткам звёзд. До рассвета оставалось несколько часов, и растрачивать их на сомнения и злость не имело смысла — передышка нужна была Ониксу как воздух.

Созерцание. Неотъемлемая часть жизни эльфа. Время, когда душа отдыхает, мысли обретают чёткость и ясность, а тело подстраивается под песню мира. Конечно, созерцать, сидя на мёртвой древесине и вдыхая зловоние города, для его сородичей показалось бы дикостью, почти святотатством, но Оникс давно привык довольствоваться малым. 'Да и какой из меня эльф? — устало подумал он и подмигнул жёлтоглазой луне. — Одно недоразумение'. Его мысли и действия явно расходились друг с другом, но фантош не стал заострять на этом внимание. В конце концов, подумать о несоответствии мыслей и поступков можно было и позже, а вот насладиться созерцанием... Эльф почти с любовью оглядел улицу. В подрагивающем свете фонарей булыжная мостовая походила на полноводную реку, прижавшиеся друг к другу дома — на высокий скалистый берег, а сонные экипажи — на попавшие в штиль корабли.

— Блаженство.

Внезапно в конце улицы промелькнула тёмная, закутанная в плащ фигура. Знакомая аура заставила фантоша подобраться.

— Вот так сюрприз, — прошептал он, забыв, что минуту назад помышлял лишь о покое и созерцании. — Неужто в благородной Ликане зреет коварный заговор? Любопытно.

Оникс бесшумно спрыгнул с окна и заметался по комнате, отыскивая одежду. Поспешно облачившись в костюм, он собрал волосы в хвост, натянул берет и сунул руку в карман. На прикроватную тумбочку легли три золотые монеты — плата за плотское удовольствие. Подумав, эльф добавил к ним ещё одну — лично для Ниматы, потом скользнул к окну и, перемахнув через подоконник, растворился в ночном городе.

Глава 4.

В ночи.

Ночной Бершан был прекрасен. Тонкие изгибы фонарей с покачивающимися на ветру янтарно-белыми лампами. Их лёгкий, призрачный свет причудливыми узорами расползался по серой брусчатке мостовой. Линии, круги, силуэты. Подрагивающие и трепещущие, они ласкали сонную улицу, вскользь задевали дома и рассыпались мелкими бликами на оконных стёклах. В гладких крышах, словно в тысячах зеркал, отражались луна и звёзды, казалось, будто чья-то заботливая рука укрыла город расшитым блёстками одеялом, а, может, то была фата, наброшенная на голову смущенной невесты...

Гедерика плотнее закуталась в плащ. Весна перевалила за середину, дни стали длинными и погожими, однако к ночи холодные ветра возвращались, и бершанцы предпочитали коротать вечера перед жарко растопленными каминами. Но пройдёт неделя-другая, и долгожданное тепло позволит горожанам сэкономить на дровах и гулять до глубокой ночи. Тогда над Бершаном будут круглые сутки звучать громкие голоса и смех. А пока улицы пустовали. Редкие прохожие выглядели усталыми и заторможенными. Не сбавляя шага, они скользили по Гедерике равнодушными взглядами и отворачивались. Впрочем, девушка тоже не рассматривала их. Ночь коротка, а путь предстоял не близкий: Каломуш Перт жил на окраине города, в Кленовом квартале, где возле каждого дома в обязательном порядке шелестели резными листьями тонкоствольные стройные деревья.

Тонкие каблучки гулко стучали по мостовой, холодные пальцы нервно сжимали отвороты плаща. Геда старалась не думать о скандальном ужине, но мысли упрямо возвращались в трапезный зал. Хищная улыбка Дигнара, от которой по коже бежал холодок, а зубы невольно выбивали дробь, и завораживающая красота фантоша. Сильное, гибкое тело, кошачья поступь, пронзительный взгляд...

Тель ошиблась. Гедерика, в отличие от родителей и старейшин, запомнила фантоша: ясные травянисто-зелёные глаза, роскошные золотисто-каштановые волосы, тонко очерченные, манящие губы... Щёки девушки запылали, дыхание стало частым и неровным. Геда не понимала, что с ней творится. Никто и никогда не вызывал у неё таких сильных и противоречивых чувств. Хотелось быть ближе к фантошу, понять его, узнать, чем он живёт и дышит, и одновременно забыть о его существовании, потому что любить недосягаемое совершенство больно.

Задумавшись, Гедерика не заметила, как достигла дома учителя, а когда осознала, что стоит на ступеньках перед знакомой дверью, испустила тяжёлый вздох. 'Как я объясню свой интерес к фантошам? Каломуш сразу всё поймет. Он знает меня как облупленную... Как стыдно...' Девушка отступила и растерянно оглядела красный кирпичный дом. В ночном сумраке он выглядел тёмно-бордовым и каким-то зловещим.

— Ерунда! Здесь живут хорошие, добрые люди. Я знаю. Это всё Дигнар с его тиратскими выходками! — зло прошипела Гедерика и, отринув сомнения, решительно взбежала по ступеням и дёрнула язычок медного колокольчика.

В ночной тишине мелодичный звон прозвучал как зычный глас литавр. Девушка вжала голову в плечи, стыдясь, что потревожила сон мирных горожан, и, попятившись, пробежалась беспокойным взглядом по тёмным окнам. Гедерика развернулась, намереваясь сбежать, но тут по бокам от двери вспыхнули фонари, лязгнули петли, и на пороге возник взлохмаченный и помятый учитель:

— Геда? Что ты здесь делаешь? Знаешь, который сейчас час?

— Знаю, — улыбнулась девушка, с любопытством разглядывая мага.

Бархатный халат до колен, наспех перетянутый поясом. Пижамные штаны с забавными звёздочками и тучками. Отороченные мехом тапочки. Даже в первые годы знакомства, когда Каломуш частенько менял мантию волшебника на светский костюм, он никогда не выглядел столь забавно. Гедерика посмотрела на лицо учителя: круглые от удивления глаза; на правой щеке широкая красная полоса, видимо, спал Каломуш очень крепко; растрёпанные русые волосы, торчащие в стороны, словно иголки дикобраза.

— Ты... смешной.

Геда хихикнула, и маг смутился. Он попытался пригладить ладонями вздыбленные космы, но, потерпев поражение, опустил руки. Несколько секунд Каломуш растерянно таращился на ученицу, а потом опомнился и строго повторил:

— Что ты здесь делаешь, Геда?

'Официоз, значит? Да, пожалуйста!' Гедерика откинула капюшон и, придерживая полы плаща, присела в реверансе.

— Мне нужен Ваш совет, господин учитель. — Она подняла голову, чуть улыбнулась и, пресекая готовый сорвать с губ мага вопрос, добавила: — Это не может ждать до утра.

— Г-хмы...

Каломуш отступил в сторону, пропуская Геду в холл, аккуратно прикрыл дверь, задвинул засов и, побарабанив по нему пальцами, осведомился:

— Тель в курсе, что ты разгуливаешь по ночам?

— Нет, — беззаботно ответила девушка, скинула плащ на танкетку и взволнованно поправила наращенные локоны. — И, надеюсь, она останется в сладком неведении.

— Г-хмы...

Каломуш скептически посмотрел на ученицу. Конечно, Гедерика никогда не была спокойным и покладистым ребёнком, но чтобы явиться ночью в дом женатого мужчины... От её визита разило неприятностями, а неприятностей маг избегал, особенно в последнее время. Ему вполне хватало забот с беременной женой, которая с каждым днём становилась всё более нервной и непредсказуемой.

Маг невольно взглянул на лестницу, ведущую на второй этаж, прислушался к внутренним ощущениям и облегчённо вздохнул: Ульрика спала. Испытывая нечто, сродни угрызениям совести, Каломуш сосредоточился, аккуратно подправил её сон, сделав глубже и по возможности приятнее, и только после этого обратился к Гедерике:

— Пошли в гостиную.

— Проснулся, наконец?

— Ага, — кивнул маг, взял девушку за руку и потащил к белым двустворчатым дверям.

Короткое, едва слышное заклинание, и под потолком десятками свечей вспыхнула люстра, в камине запылали дрова. Небольшая, уютная гостиная с бледно-коричневыми стенами, мягкими диванами и круглым безворсовым ковром тотчас наполнилась теплом, и Геда почувствовала, как напряжение понемногу спадает. Она устроилась в кресле, приняла из рук Каломуша бокал тёплого, разбавленного вина, сделала глоток и расслабленно уставилась на огонь.

— Я так устала... — после длительной паузы выдохнула она и вновь пригубила вино. — Знаешь, вчера утром я хотела сбежать. Глупо, правда?

Каломуш неловко переступил с ноги на ногу: он не знал, чем утешить ученицу. Сказать, что всё будет хорошо? Посоветовать быть стойкой и мужественной? Или промолчать, словно ему всё равно? Так и не решив, что лучше, маг быстро провёл рукой по волосам, подошёл к девушке и уселся на пол возле её ног:

— Как он тебе?

— Кто?

Перед глазами на мгновение мелькнуло совершенное лицо в обрамлении золотисто-каштановых волос. 'Но Каломуш не видел его. Он не знает о нём... Или видел? Он маг...' — заторможено думала Геда, сжимая пальцы на тонкой хрустальной ножке.

— Дигнар.

Имя будущего супруга отозвалось в груди тупой ноющей болью, а воображение услужливо показало одутловатое надменное лицо с мелкими глазками, полными жгучей, плотоядной злобы.

— Э... да ты дрожишь. — Каломуш встал, осторожно разжал пальцы девушки, поставил бокал на пол и положил ладони на хрупкие, подрагивающие плечи. — Он обидел тебя?

Гедерика сглотнула образовавшийся в горле сухой комок: 'Я не заплачу. Только не из-за него!' — и подняла голову, встретившись с магом взглядом.

— Расскажи мне о фантошах.

— О фантошах?

Каломуш уже ничего не понимал. Он предполагал, что Геда пришла пожаловаться на своего жениха, но, похоже, до Дигнара ей не было дела. А вот до фантоша... В очередной раз взлохматив несчастную шевелюру, маг озадаченно покачал головой:

— Я рассказал тебе о них всё, что знал, но, если хочешь, повторю: фантоши — создания Ордена чистого духа. Их основная функция оберегать и защищать хамира, которому они преданы до мозга костей.

— Но он так красив... Словно светится изнутри.

— Кто?

— Фантош.

Каломуш недоумённо вздёрнул брови:

— Хочешь сказать, что видела его лицо?

— Ага. — Гедерика прижала руку к груди, её щёки окрасились пунцовым румянцем. — Ты не представляешь, как он прекрасен. Тель сказала, что это из-за эльфийской магии, но мне кажется, она что-то не договаривает. Он...

— Подожди! — замахал руками маг, вскочил, резко одёрнул халат и заметался по гостиной, беспорядочно хватая то бокал, то графин, то книгу, то забытое женой рукоделье. — Быть того не может! Я, конечно, понимаю, что ты его невеста, но с чего Дигнару показывать тебе лицо фантоша? Ведь брак ещё не заключён, и вообще. — Внезапно Каломуш остановился и ошалело взглянул на ученицу: — Тель тоже видела его?

— И родители, и старейшины. Дигнар привёл его на ужин без головного убора.

— И?

Глаза мага загорелись неподдельным интересом, а Гедерика покраснела ещё гуще:

— Я же сказала: он очень красивый... — Девушка немного помолчала, вспоминая взгляды старейшин и матери, и поёжилась: — Фантош словно заворожил всех... Будто разума лишил... Не хотелось ничего, только смотреть и смотреть на него ... А потом Тель разбила тарелку.

— И наваждение пропало?

— Не совсем.

Гедерика подняла с пола бокал и сделала жадный глоток. Вино уже остыло и немного горчило, но девушке было всё равно: она изо всех сил гнала от себя воспоминания о самом кошмарном ужине в своей жизни. Да ещё заинтересованный взгляд учителя обжигал, точно огонь. Взгляд старателя, наткнувшегося на золотую жилу.

— Я понимаю, что ты хочешь выяснить, — быстро заговорила девушка. — Ты хочешь поговорить о его магии. Но я здесь не за этим, Кало. Я хочу разобраться, понять, кто он...

— Он — фантош.

Опустив глаза, Гедерика провела пальцем по ножке бокала:

— Тель весь вечер была сама не своя. Бормотала, что делать из эльфа цепного пса — святотатство. Она больше не верит, что фантоши искусственные создания. Твердит, что Орден похищает людей и не только.

— Какая разница? Так или иначе, они делают разумных существ рабами, — немного суше, чем хотелось бы, произнёс Каломуш и, помявшись, добавил: — Не стоит играть с огнём, Геда. Если хочешь выжить в Тирате, воспринимай фантошей, как марионеток. Не нарывайся на неприятности. Битву за свободу фантоша ты заведомо проиграешь.

Гедерика с недоумением взглянула на учителя:

— Я не собираюсь ни с кем воевать. Мне нужно лишь понять как себя вести, что делать... — Девушка замялась, повертела бокал и, взглянув на указательный палец, не отягощённый сейчас массивным брачным кольцом, продолжила: — Теперь, когда я знаю, на что способны фантоши, мне страшно, Кало.

Каломуш вздохнул и ласково погладил узкое запястье. Маг по-прежнему не знал, как успокоить растерянную запутавшуюся ученицу, но чувствовал, что даже простое прикосновение утешает её. Гедерика чуть ослабила хватку, её пальцы больше не стискивали ножку бокала, словно шею Дигнара. На бледных щеках проступил румянец, глаза стали грустными и усталыми.

— Мама убита горем. Заперлась в спальне и не желает никого видеть, даже меня. Она плачет и плачет, точно я умерла. А отец... Я не понимаю: зачем нам этот союз, Кало? Как можно объединяться с тиратцами? Они лживы до мозга костей.