Эффект Танева

Я крайне аккуратно лизнул белую субстанцию. Хм. А ведь вкусно. Странно, когда сам оказываешься в роли примитивного существа, прописные истины о доминировании над слабейшими кажутся не такими уж очевидными.

— Империя... — задумчиво протянул Бакари, — Межзвёздный Союз — и вправду тоталитарная империя. Алексей, ты заметил, как они относятся к врагам? Коммунары же их расчеловечивают, полностью, до предела.

— Чушь. Посмотри, как они ведут себя с демиургами, которые раньше разрушителями звались. Заключили союз, помогают справиться с последствиями поражения...

— Да я не о том. Ты же читал, как "Пожиратель Пространства" во время первой разведки скопления Персея аннигилировал Золотую Планету?

— Читал. И? Ты хочешь сказать, что это ошибка? Что надо было сдать звездолёт, отдать зловредам все технологии и координаты Земли в придачу?

— Нет, — помотал головой Джамин, — уничтожать планету, скорее всего, стоило. Речь идёт не об аннигиляции, а об общественной реакции на неё. Сколько жизней унёс удар Ольги Трондайк? Я запрашивал у Охранительницы, якобы всезнающая машина не смогла выдать ничего осмысленного. Где осознание совершённого поступка, где всеобщее осуждение, где раскаяние в содеянном? Об этом просто не вспоминают. Так не относятся к живым существам, так даже к насекомым не относятся. Для коммунаров враги — это нечто, подлежащее безусловному уничтожению.

— Брр! — Дубянский картинно схватился за голову, — какое раскаяние, какое преступление? Шла война, нужно было вырваться из ловушки — и земляне провели блестящую операцию. Джа, честное слово — у тебя какая-то искажённая логика.

— Логика не может быть искажённой, она или есть, или отсутствует. Кстати, шла война — а кто начал эту войну? Кто отказался от предложения мира? В чей дом прилетели завоеватели, кто был защитником, а кто — обороняющимся? Ведь именно люди были агрессорами, именно они развязали галактическую войну!

— Разрушители...

— Да-да, с точки зрения коммунистов они были злом космических масштабов, — голос человека так и сочился ядом, — а кого теперь объявят злодеем? Кому теперь понесут добро на обводах аннигиляторов? Впрочем, ясно, кому. Агрессия против Батарианской Гегемонии обсуждается вполне открыто.

— Батарианцы — рабовладельцы. Ты считаешь, что у них свободы больше, чем в Межзвёздном Союзе? — иронично заметил Алексей.

— Рабство — это отвратительно, — убеждённо ответил человек, — но с ним надо бороться цивилизованными, законными методами. Батарианцы неизбежно осознают всю ущербность своего пути, и именно к этому их надо подталкивать, а не пытаться искоренить зло ещё большей жестокостью. Коммунисты не скрывают своих планов: они намерены устроить на Кхар'шане переворот, предварительно аннигилировав столько кораблей, сколько потребуется. А что будет после "победы"? В какой хаос упадёт Гегемония, с какими жертвами она выберется из неизбежной анархии?

— Знаешь, после боя на Айкосе... — задумчиво протянул Алексей, — я могу лишь пожелать, чтобы аннигилированных кораблей было как можно больше.

— Ты думаешь, на этом коммунисты остановятся? Что в следующий раз придётся им не по нутру? Милитаризм турианцев, агрессивность кроганов, стяжательство волусов, распутство азари? Все эти проблемы тоже можно решить с помощью аннигиляторов. Легко, спокойно и непринуждённо.

— Ну не станут же они...

— Почему нет? Кто их остановит?

— Я пошла во флот, — рассеянно заметила Талита, не отрываясь от чтения, — потому что мои родители попали в рабство к батарианцам.

Бакари замолк и некоторое время просто сидел, уставившись вдаль.

— И всё же... всё же это общество — уродливо. Они растят лентяев, трутней и нахлебников. Причём речь идёт как об отдельных людях, так и о целых расах.

— Это беспочвенные обвинения, Джа.

— Нет, это правда. Зачем трудиться, когда тебе всё преподнесут на блюдечке с голубой каёмочкой? Зачем придумывать инновации, если твою идею украдут "ради общего блага"? Зачем заботиться об общественной собственности, если и другие о ней не позаботятся? Ведь не своё же, не жалко. Зачем проявлять инициативу, если у тебя нет никакой личной заинтересованности в результате? Это общество обречено. Да, оно смогло добиться потрясающих успехов, но это — колосс на глиняных ногах. Рано или поздно человеческая природа всё равно возьмёт верх.

— Что-то сомнительно.

— Но, увы, неизбежно.

— Две недели, — вдруг заметила Талита.

— Что "две недели"?

— Именно столько времени потребовалось людям, чтобы научиться проходить через масс-ретрансляторы. Да, им помогали лучшие кварианские инженеры. Да, они уже работали с нулевым элементом. Но всё равно: две недели.

Через некоторое время Алексей нарушил повисшее молчание:

— Послушай, Джамин, если тебе так коммунистическая Земля не нравится — что же ты на ней торчишь?

— Как только обстановка слегка успокоится, я улечу на Иллиум, — легко согласился Бакари, — чай, смогу устроится. Общественный строй азари гораздо лучше, свободней и демократичней земного. По крайней мере, он уже прошёл испытание временем. А вы как?

— Я останусь здесь, с Шепардом, — уверенно ответил Дубянский, — не всё же Джокеру пилотировать! Когда его вылечат от синдрома Вролика, он, небось, ещё несноснее станет. Я слышал, что кэпу какой-то корабль собираются дать. Решили, что Шепард после небольшого обучения вполне способен командовать даже современными кораблями. Оно и понятно, кэп — мировой мужик!

— А ты, Талита? Кстати, что читаешь?

— Специальную литературу. Это Алексею хорошо, подучится немного и опять летать начнёт. Инженерам сложнее. Мои знания о реакторах устарели на пару-тройку порядков. Приходится навёрстывать, чтобы сохранить звание "отличного специалиста".

— То есть ты остаёшься?

— Конечно. Поменять фронтир развития на болото Иллиума? Я не дура. Уф, уже голова пухнет. Надо переключиться. Лёш, ты обещал меня в кино сводить?

— Да, и даже фильм подыскал. Идём.

Парочка улетела, вскоре ушёл и Джамин. Сущие дети. Я остался в одиночестве.

Месть. Когда я узнал о возможностях земных кораблей, когда преодолел шок и смог осмыслить увиденное и услышанное... понял, что месть близка. И возможна как никогда. Жнецы — страшный противник. Многочисленный, коварный, безжалостный, технически оснащённый. И абсолютно беззащитный перед аннигиляторами.

Я смаковал грядущее возмездие, как самое великолепное блюдо. Я смотрел записи персейского побоища, пытаясь представить картину разгрома Жнецов. Да, это будет не моя личная месть. Да, я — всего лишь бессильный осколок прошлого, незваный гость на чужом празднике жизни. Но я увижу конец "высшей формы жизни". Узрю кончину тех, кто уничтожил мою цивилизацию. Что будет дальше? Я не знал, да и не стремился узнать. Моя жизнь завершится с поражением Жнецов, дальше будет лишь бессмысленное существование. Если будет.

Вчера изменилось всё.

Звёздный плуг "Фурье" посетил планету, называемую Айкосом. Расы Пространства Цитадели уже знали об открытии новой цивилизации, но даже примерно не представляли степень её могущества. Люди тоже не хвастались, надеясь выманить "Властелина". Так что к турианцам отправился устаревший корабль. Заодно люди осмотрели руины, оставшиеся на месте моего последнего боя.

И заявили, что имеющегося генетического материала достаточно, чтобы клонировать жизнеспособную популяцию протеан.

Взамен они не требовали ничего. Абсолютно.

Просто сказали, что надо немного подождать. Разберутся с "Властелином", найдут лекарство от генофага... потом и до протеан руки дойдут.

"Они отдадут свои жизни ради нашей будущей Империи". В последнем бою я жертвовал десятками и сотнями тысяч своих сородичей, оправдываясь этой фразой. Каждый раз, вспоминая эти слова, я чувствовал лишь бессильную ненависть. Сегодня я впервые думаю о них без дрожи.

Они отдали свои жизни ради нашей будущей Империи.

Конечно, сперва никакой империи и в помине не будет. Протеане займут одну из подчинённых ролей в Межзвёздном союзе, будут работать на побегушках или кем там нас назначат. И ждать, долго ждать. Рано или поздно люди ослабнут, потеряют хватку. И тогда...

Смеюсь. Горько, бессильно.

Охранительницы фиксируют все мысли всех существ на Земле. И мои в том числе. Все эти "хитрые планы" известны им с самого начала. И люди вполне могут предпринять...

В том-то и дело, что они ничего не будут предпринимать. Незачем. Они просто не подпустят меня к воспитанию подрастающих протеан под каким-нибудь благовидным и убедительным предлогом. И всё. Новое поколение не будет бредить Империей. Оно будет абсолютно предано своим спасителям. Да людям даже не надо лгать, не надо ничего замалчивать, достаточно немного сместить акценты!

Протенская Империя сгинула навеки. Протеане будут жить. Как жалкие нахлебники людей.

На террасу опускается ещё одна авиетка. Из неё вылезает пацанёнок — чуть старше давешней девчонки — и уверенно подходит ко мне.

— Добрый день, дядя Явик. Меня Дима зовут.

Аккуратно пожимаю маленькую пятипалую ладошку.

— По стерео показывали, как вы со Жнецами сражались. Явик, вы настоящий герой!

— Ребёнок, ты растёшь в мирное время. Если взрослые сохранят этот мир и впредь, не забудь поблагодарить их.

— Ну да, думаю, Жнецов быстро побьют. Они ведь зло в чистом виде! Я к тому моменту точно вырасти не успею, — Дима шмыгает носом.

— А ты так хотел бы сражаться со Жнецами? — Я прикрываю одну пару глаз и склоняю голову набок. Подобная наивность иногда раздражает.

— Люди должны защищать слабых и сражаться против несправедливости, иначе зачем нам вся эта мощь? — ребёнок делает широкий жест. Может, он имеет в виду Столицу, а может — весь подконтрольный людям космос, — Так что да, я хотел бы сражаться со злом. Пусть не со Жнецами, их, надеюсь, быстро победят, а с другими врагами. Но да, хотел бы.

— Мелюзга, ты не знаешь, о чём говоришь. Ты о войне и понятия не имеешь. Хочешь, покажу?

Дима слегка прикусывает губу. Видно, что от моих слов ему слегка не по себе. Но он не отступится и не откажется.

— Давайте, дядя Явик.

Усаживаю его на скамейку, поворачиваюсь, кладу два пальца ему на лоб и погружаюсь в воспоминания.

:Смерть — хаски — трупы — огонь — смерть — боль — Жнецы сносят заслон — одурманивание — товарищ стреляет в спину — я убиваю друга — смерть — бессмысленность — кровь — шёпот в голове — нейтронная бомбардировка — смерть — ужас — Жнецы перерабатывают сородичей — уничтожение собственных городов чтобы они не достались Жнецам — смерть...:

Тяжело. Как же это тяжело. Я уже забыл, как это тяжело. Не стоило об этом вспоминать.

Мальчуган бледен. Его трясет крупной дрожью, он постоянно шёпотом твердит "Такого не должно быть, такого не должно быть, такого не должно быть". Чувствую укол сожаления. Не стоило так поступать.

А, ладно. Что сделано, то сделано. Пусть Дима поменьше восхищается войной и побольше ценит свой мирненький уютненький мирок.

— Ну что? Теперь ты по-прежнему желаешь сражаться со злом?

Дима сглатывает. Нервно облизывает губы. И говорит, испуганно, но твёрдо:

— Теперь — больше прежнего.

А я чувствую, как где-то внутри меня распутывается тугой комок. Уходит напряжение, отступает терзавший меня ужас.

Если люди так воспитывают своих собственных детей, то и с воспитанием протеанских справятся не хуже.

Империя сгинула. Но протеанам — быть!

18. Звуки музыки

Мать, Королева рахни

Мир был заполнен музыкой, и не было в мире ничего, кроме музыки, и музыка была всем.

Мы плыли в океане кисло-жёлтых звуков, неприятных, тревожных. Плыли — но в низком мире мы оставались на месте, запертыми в тесном и опасном контейнере. В каждое мгновение он мог наполниться кислотой, способной погрузить нашу песнь в тишину памяти. Навсегда.

Вселенная была пуста, планету окружал монотонный гул космоса. Мы помнили, что когда-то всё было иначе, но воспоминания эти тусклы и отрывочны.

В то время мы были яйцом, бессильным, не способным издавать звуков. А кругом гремели голоса других матерей, но в их песнях не было спокойствия. В них ощущались чуждые ноты. Низкие, холодные, скрипучие, металлические. Одним своим видом способные разрушить любой лад. Ноты входили в резонанс с песнями матерей, пробуждая в них самую глухую, злую, тёмную, жёсткую музыку.

Она была тяжёлой, диссонирующей, цвета маслянистой тени. Прислушавшись к ней, матери разрушили гармонию, отправив детей убивать чужаков. Нам смутно известно то время, но в одном память не подводит: враги смогли отбиться и высадились на Поющую планету. Дети жертвовали своими жизнями, но их усилия были тщетны. Матери замолкали одна за другой, песнь звучала всё пронзительней, всё отчаянней и слабей. А потом на нас опустилось безмолвие забвения.

И хоть утрата невосполнима, нам сложно осуждать чужаков. Они тоже хотели сохранить свои песни.

Мы очнулись спустя века, и наш плач вновь наполнил вселенную. Нашедших нас интересовали две вещи: координаты одного из ретрансляторов и наши дети в качестве воинов. Мы были несвободны, и наша песня могла оборваться в любой момент.

У чужаков были конечности в количестве четырёх штук, отростки на голове, синий хитин и низкое созвучие "азари". Их музыка не была плоской, она казалась приятной, кисло-сладкой на вкус. При необходимости мы могли бы навязать кому-то из них свою мелодию, но не делали этого: перепуганные чужаки наверняка покончили бы с нашим существованием. Но больше всего нас пугала главная азари. Песнь её жизни подходила к концу, и в её колебаниях всё яснее и яснее раздавались диссонирующие ноты, столь печально знакомые нам по детским воспоминаниям.

Мы родили детей, много детей. Нас заставили их родить. Младенцев сразу забирали от материнского яйцеклада и растили в другом месте. Это было ужасно, уродливо, неправильно. Ведь так они вырастали в тишине — и есть ли участь страшнее? Не видеть многомерного хора, не ощущать разноцветного ритма, не вкушать ароматной симфонии... это хуже, чем пытка. Наши дети стали зверьми, нет, не зверьми — простейшими, одержимыми лишь жаждой разрушения. Самое лучшее, что можно было сделать — это прервать безмолвие их тиши, быстро и милосердно. К счастью, потерянные не вырвались на волю, иначе нас ждал бы сгущающийся мрак коды.

Мы могли лишь ждать перемен и творить композицию, которую некому было услышать. Но сами были внимательны, прислушиваясь к примитивным звукам нижнего мира. Они бесцветны и безвкусны, скучны и монотонны, но и они способны дать информацию.

— Матриарх, вы отсылаете нас?

— Да, дочери мои, — неужели они не слышат этих скрежещущих, рвущих разум звуков?! — защищайте Бласто. Защищайте Бласто любой ценой. Враги узнали о Канале, они насторожились и готовятся дать отпор. Помогите СПЕКТРу, только в этом случае у нашей расы есть будущее.

— А как Вы, Бенезия? Если враги придут за вами?

— Для того я и остаюсь на Новерии. Моя жизнь подходит к концу, я не цепляюсь за неё. Если враги раздёргают свои силы, значит, моя миссия будет выполнена.