Все, о чем вы мечтали. Общий файл.

Количество оставленных на вооружении пистолетов — по четыре на брата — сохранили. Ребята долго объясняли мне, что теперь я владелец последней продвинутой модели, с которой об осечках можно забыть. Типа — круто. Лично мне больше пришлась по душе пара кинжалов, неизвестно с кого снятых Гонсало, так что даже не знаю, кого из присутствовавших на дороге благодарить.

Почему-то к ним мои друзья отнеслись с прохладцей, сообщив, что кинжал, которым я пользовался раньше (вытащенный из сундука) — настоящая толедская сталь, а мой новый выбор — для хлыщей, не серьезно. Продавать не стали, раз нравится, но запрятали пару в сундук: пусть там лежат, меня не позорят.

Еще оставили себе запасными-грузовыми всех трех трофейных коней: пару, захваченную Пепе, и строптивого осла, доставшегося в добычу нам пятерым. Раз жизнь пошла такая резкая, то пусть народ учится на скаку пересаживаться, не мне же одному мучиться. Приедем домой джигитами все!

Кугель, которого пока приходится подсаживать на облучок и помогать спускаться, свободен от джигитовки. Зато теперь дозоры у нас одвуконь. Осел постоянно меняет хозяев, начальная ставка при любом пари. Осла все проигрывают.

Пепе, к моему облегчению, вновь утратил чувствительность. Ни хрена не чувствует, никаких погонь и засад впереди. До Вьерзона дрожали (холодно, однако), оглядывались. К Шатору начали шутить. Природка пошла повеселей, погодка вроде наладилась.

А в Лиможе я выдал команде три выходных, вот деньги и кончились.

Невозможно жить в постоянном напряжении, пущай парни расслабятся, отдохнут. Всеобщее нескрываемое одобрение, перемигивание, радостный гык.

А начальник-то у нас — мужик?! Да кто бы сомневался!

Считаю, правильно поступил. Осталось то, что было у меня на кармане.

Нет, можно было, взявшись за руки, цепочкой, как красножопое пионерство, али по детсадовски — гуськом, пройтись, задирая головы с отвисшими челюстями, по улицам центра, осматривая город Лимож, задевая прохожих рядком оттопыренных шпаг. Архитектура — ах! Франция — ах! Посмотрите налево — собор! Посмотрите направо -церковь! Здесь в шестнадцатом веке убили того-то, здесь, в семнадцатом — сего-то, здесь в начале девятнадцатого — вас, если не посторонитесь и продолжите ухмыляться. В том доме — вон кто родился, в этом — вон что! А в том никто не рожается, там хозяевы за девками следят, предусмотрены контрацептивы. Будете смеяться — из бычьего пузыря, последняя модель. Что вы думали, это — Франция, не хухры мухры! Цилизация, ептыть!

Здесь клиент может забыть свои дикарские нравы и культурно просветиться. Надевайте, надевайте. А... — тапочки? Какие тапочки, молодой господин? Что есть тапочки?

А что?

Или — гульнуть от души, чтобы вечером, без задних ног, подавленными величием лиможской архитектуры и открывшимися перспективами — ходить и ходить, пока ноги до жопы не сотрутся, рухнуть в койку, мечтая и планируя, что посетить завтра. На фоне чего бы еще постоять? С сияющими счастьем глазами. Сбылась мечта!

Мужики! Мужики, вы куда?! Остаются еще музеи, библиотеки, театры! Господа, вы хотите в театр? Вы знаете, что такое театр! Секундочку, забыл этот монолог, слышал по ящику...

Что — "местные развлекаются"? Как — они развлекаются? А что, местные тоже развлекаются? Интересное дело. И где, как?

По деньгам и по настроению? Гм? Большой выбор?

В приличном доме — большой. Но дорого. Правда, у вас, граф, выбор небольшой. По салонам, граф, по великосветским салонам, вам туда.

Куда?! Франция — республика, великосветских салонов нет!

Не отчаивайтесь, граф, ройтесь по чиновничьим, этого дерьма — везде, найдете себе львицу. Не упускайте своего, знакомьтесь, наводите мосты.

А с вами?..

Не стоит, граф. Не та публика.

Типо — мал еще для таких развлечений. Че поделаешь — знакомы пару месяцев, парни при мне зажимаются — граф, да и нужно кому-то было быть трезвым, соображать, если пришлось бы всех выручать. Кугель хромой. Думаю, тоже решил свои проблемы, только без присущих испанцам проявлений жизнерадостности.

Надеялся же, что все обойдется и — все обошлось.

Только деньги закончились, а так все нормально. Правильно поступил. Стерег сундук. Проблемно во Франции графу: и со всеми нельзя, и одному не охота. Проколюсь на ерунде. Не очень-то и хотелось, брезгую и пить не люблю. Впереди Бордо, потом граница. Мои проблемы, не мне расслабляться.

В Испании наверстаю, свое возьму!

Проснулись, позавтракали и выехали на Периге — от Лиможа двадцать восемь лье, больше ста двадцати километров.

— Нас преследуют.

Интересно. Взрослые мужики, битые, бывалые, умелые. Я, по сравнению с ними, вообще никто. Сопля баронская неясного происхождения. Из пистолетов мажу, шпагу ношу для форсу, хилый, тощий пацан — ни ума, ни манер. Дите-дитем, за километр видно: ничерта не помнит, ничего не знает — всему надо учить. На коне сижу, как не знаю кто! Пока шагом идем — выдерживаю, а рысью или галопом, чтобы оторваться — минут через пять сдохну, свалюсь к черту. Потертости не заживают, молчу, потому что привык. Ной — не ной, никто не поможет. Чем помочь-то? У меня на погрузке, когда первые волдыри полопались, да на них — на сыром мясе — следующие через день заработал, так просто кровавые щели на ладонях были. Месяца три. Потом прошли. Чем тут поможешь? Ну, не работай! Привык, зажило, подошва образовалась. И здесь привык. Чего ныть-то?

— Близко? Далеко? Сколько их?

Почему я? Почему Пепе зовет меня, а не Гонсало? Раз так нас прижали — тишком бы сообщил своей четверке, остановились, раскидали золото меж собой и галопом, в разные стороны, Не меньше троих бы с концами ушло. Взяли бы тысяч по пятьдесят на брата: сами налегке, килограмм по пятнадцать-двадцать — на заводных лошадей, чтобы не снижать скорость. Недостающих из кареты бы выпрягли. Мы с Кугелем и мешать бы не стали, все равно нам с ними не справиться. Остались бы в карете с остатками золотишка и тройкой лошадей. А то и их ребята пристрелили бы для надежности, чтобы приманка от погони не сбежала. Векселя — те вообще ничего не весят, как раз по сто тысяч на каждого. Живи себе потом, молодые ведь еще. Трать. Пока нас с четырьмя сотнями тыщ золотом погоня потрошит — далеко бы ушли, затерялись. Одвуконь-то? Есть наверно места, у каждого есть. И нехрен волноваться, чего так переживать? Погоня! Первый раз, что ли...

— Много, поэтому чувствую. Далеко. Час — два — три. Быстро догоняют, уйти не успеем.

Не понимаю. У нас в России точно бы бросили на дороге. Все бросили. Любой. Там люди умные, дураков нет. Еще и гордились бы, внукам рассказывали. Хоть портреты рисуй, книжку о них пиши, как стать богатым и успешным. Уважение общества, так сказать, пример для молодых. Без конкретных деталей, конечно, типа — оказался в нужном месте, в нужное время, вовремя сообразил, не дурак и вот, теперь...

А Никола? Нет, дурак я еще...

— Cтой! Все ко мне!

...Или наше соглашение их держит? Такое клятвой назвать — язык не повернется. Присяга на верность? Я что-то придумал с ходу, они буркнули, что согласны — идут под мое покровительство, под защиту. Меня бы кто защитил. Присяга? Присягу в армии принимают, чтоб расстрелять потом без вопросов, если что. Типа — принял? Терпи! Расписывайся, на слово не верят. Не держит народ слова. Зато до принятия — предавай, никто слова не скажет, сливай инфу, как еврей в плену. Фигня война, главное маневры! От человека зависит, от личности, большинству — что присягой в лоб, что лбом о присягу. Народ отрывается, если с покупателем повезет. Жизнь такая коммерческая — ври, слово нарушай, подличай направо-налево. В армию ни банкиров нельзя, ни политиков, ни врачей, ни юристов. До хрена народа надо освободить — все равно потом расстреливать придется. Хотя — какой расстрел? Некому будет, "если что" — все разбегутся. В рот эту присягу! Семьи спасать, эвакуировать. Продавать по быстрому, что успеют. Покрасть, поворовать, побандитничать, пока неразбериха — всем дело найдется. Присягу они кому приносят? России? Дура она, эта Россия, у них присягу принимать. Все армейские вершки еще СССР присягу давали, и где та страна? Пусть сразу Москве приносят, туда все будет ужиматься.

А отец? Нет, это я дурак. Есть люди, конечно есть...

До Периге еще день-полтора. Только что выехали с ночевки, возвращаться — вообще идиотизм, прямо в лапы влетим.

— Засада, господа.

Они взрослые. Почему? Я — граф?

Боюсь? Боюсь, что нас всех убьют. Из-за меня.

В этот раз меня поняли без дополнительных пояснений. Серьезные глаза на мужественных лицах, несколько озабоченные. Радостного мало. На душе кошки скребут? Нормально, что кошки. Это, как раз, нормальная реакция. Халявы вокруг не наблюдается, негде засаду делать. Ничего путного не проезжали, а здесь... Что здесь? Здесь покоцают — с флангов зайдут и пиздец котенку. Пока — пиздец, дальше посмотрим. Нас всех когда-нибудь кокнут...

Пока так.

Ускорились, конечно. Кугель подхлестнул лошадей.

Придется брать лучшее из того, что успею высмотреть за полчаса, хоть на часы поглядывай. Потом лишней минуты не будет.

А часов и сейчас нет.

Время поджимает... Опоздаем — все! Вся подготовка станет бессмысленной: вылетит вслед нам, сверкая саблями, отряд красной конницы, и, гикая, хекая, порубит в песи, покрушит в хузары. Парочка в лес убежит, предпочтет замерзнуть, а остальным сразу кранты. Конечно, даром не дадимся, прихватим с собой штук пять, если мазать не будем. Повезет — шесть, семь. Как-то так.

Ну — нет никакого места. Нет! Лес по обеим сторонам. Заляжем по трое — первым залпом собьем нескольких. А будет их человек двадцать — то и все! Не выстоим. А будет тридцать? А пятьдесят? Глухо, как в танке.

Все. Время вышло.

Здесь.

Горка не горка, скорее — осыпь, постоянно высыпающая на дорогу каменную мелочь. Высота — максимум метра три, подъем к вершине пологий, взберешься шагов за пятнадцать. Крупных валунов нет, спрятаться за ними не получится, да и не надо. Меня привлекло именно их нагромождение, в которое буквально упиралась дорога и сворачивала полукруглой петлей, уходя вправо. Влево, в обход осыпи, от дороги отделялась тропа, через несколько метров скрывавшаяся за шикарным кустом. И дальше, вынырнув, катилась в глубину леса.

Таких заросших мхом небольших холмиков с выпирающими тут и там лбами гранитных глыб полно на Карельском перешейке. Часто попадались в лесу, когда с мамой ходили за грибами. Правда, там боры, а здесь что-то лиственное. Дубы, грабы, липы — могучие, с толстыми стволами, с изысканным переплетением низко нависающих тяжелых ветвей, но, к сожалению, достаточно редкие. По зиме лес просматривается в обе стороны, метров на сто, особенно понизу. Кустиков мало, слежавшаяся за осень опавшая листва совсем пригнула остатки прошлогодней травы.

Сбросили на осыпь наши пушки, закатили их за валуны, чтобы сразу в глаза не бросались, да бегом назад, в карету и на лошадей. Погоня след будет смотреть.

Будет ей след. Поедем искать, куда карету припрятать. Дело такое: может, не все в живых останутся, народ должен видеть — где, что, мало ли — потом придется в одиночку к месту сбора пробираться. Своими глазами надежнее.

Километра не проехали — нашли. Съезд могут заметить, но, зато — стоянка удобная. Пять деревьев почти в купу срослись, под ними частые прутья поросли. Рядом, а с дороги, считай, не видно. Сюда будут выходить лесом те, кому в обороне доведется уцелеть.

Пепе — традиционно. Ну, он понял.

Сейчас с нами к осыпи скатается. Метров за сто с лошадей сойдем, дальше пешком по лесу, чтобы следов не оставлять. А он коней назад к карете отгонит.

Наш единственный шанс — пушки. Не попадем, так хоть испугаем. Ладно, ничего этого говорить ребятам не стал. Делаю свое дело.

Заклинили стволы между валунами, так, чтобы прямо на перекресток смотрели. Увидят, почти не сомневаюсь, но — пушки есть, а людей рядом нет. Вопрос?! Может, не будут спешиваться, с коней попытаются разобраться. Вместо запала у нас Кугель в кусте — две дорожки пороха от него до пушек насыпаны. Пригодился второй заряд пороха, Кугель его на дорожки распотрошил. Такие дела, перезаряжать их нам по любому не придется. Вот и испытаем.

После первого залпа — из леса, по погоне, наш канонир подожжет дорожки и попытается, прикрываясь кустом, перебежать ближе к Гонсало и Хуану, там их сторона. Мы с Гильермо ляжем напротив. Из-за толстого ствола векового дуба вступать в перестрелку надежнее, чем из-за куста. В кусте тебя сразу положат. Что — нога, нога? На четвереньках давай, по-тараканьи. Пока они дымом от подожженного пороха любуются — куда там огонь побежал, зачем побежал? Их это отвлечет, а ты таракань из куста к ребятам. Потом грохнет, всем не до того будет.

На этот раз ждали очень долго, может быть — час, может быть — больше.

Сегодня все — может быть.

Без прогнозов.

Всадники скакали плотной группой, без дозоров. Догоняли, взяв след и, наконец, почуяли близость жертвы. Зачем дозоры — вот же, вот, сейчас! Сейчас!!!

Сотни копыт в галопе молотили мерзлую землю.

Я смотрел, как они надвигаются, уже выбрав первую цель. Сегодня нам всем их хватит, не перессоримся. Выстрелю, когда нас будут разделять метров пятнадцать. Не промахнусь — с такого расстояния. Я знаю, что не промахнусь!

Как же близко все — кажется, можно рассмотреть мельчайшие морщинки у глаз, каждую волосинку в усах, каждую черточку. Даже слышно прерывистое дыхание — сквозь хрип и сап лошадей.

Грохочушая армада налетела...

Огонь!!!

В Периге явились, как передвижной госпиталь. Впервые такой конфуз — в гостиницу, в ту, что выбрали сами (на центральной площади), нас не пустили. Докатились, оборванцы. Все перебинтованные, хромые, с кучей трофейных лошадей. Где гарантии, что — трофейных? Может, мы сами — остатки бандитской шайки, типа — недобитки? В общем, вместо приветствия, теплых постелей и доброго доктора, вызванного портье к уважаемым занемогшим постояльцам, желающим поделиться с медицинским светилом симптомами и услышать радужный прогноз на будущее, нам указали на дверь. Гостиничный лакей, вышедший посмотреть, как прогоняют нашу экзотическую банду, дал адрес подходящего для нас шалмана, чтобы ковылять было не слишком далеко. Тоже в центре, но — только два этажа и ремонт со дня постройки не проводился. Доброхот взял серебрушку за услугу, отказавшись сопроводить лично и дать там рекомендации даже за две аналогичных. Такое мы собой являли зрелище, свалившись в мирный ухоженный Периге под вечер на следующий день после бойни. Последствия ночевки у костра, как бы романтично это не звучало. Шипящее при каждом неловком движении, замерзшее, раздраженное, ободранное воинство. По лесу наползались, грязные как чушки. Вот нас и направили туда, где нам место.

Подобное тянется к подобному. Потянулись, вытянувшись в вереницу: впереди Кугель на карете, сзади мы, злобно сверкающие глазами, призывая все божьи кары на центральную площадь, второе здание напротив ратуши. Туда, пожалуйста, и — молнией, молнией гадов! Громы мы сами обеспечим!