Все, о чем вы мечтали. Общий файл.

Всякое думал. Что за издевательство дать хорошему человеку такую кличку?! Корнишон-то корнишон, если их тут знают, неудобно спрашивать. Но, вообще-то, буквально, это означает — маленький рог, намек совсем неприличный. А еще — аналогично олуху, по-французски — имбецилу. Пожилой человек, а я так к нему... Не готов еще, не совсем здесь ографел.

Но оказалось — реальная фамилия. И папа Корнишон, и мама Корнишон, и даже дедушка был месье Корнишон, чем все Корнишоны гордятся и собираются продолжать это делать.

Имеют право. То, что сотворил Корнишон, не превзошло моих ожиданий. Совпало тютелька в тютельку. Не важно, как человек выглядит, важно — что и как он делает. Маэстро Корнишон!

Говорю это, как граф де Теба!

А что — не похож? По-моему, похож...

Когда уезжали, проехали мимо гостиницы на ратушной, откуда нас поперли. Минут десять кавалькадой въезжали на площадь, минут десять с нее выезжали. Блестящие, нарядные, на сытых лоснящихся лошадях. Ради такого дела даже Хуан покинул карету, залез на коня, хотя ему еще рановато. Новый сундук с отрядным шматьем принайтован на задник кареты. Новый, на заказ сделали, чтобы по каждой ерунде в старый не лазить. Эх, если бы не Бернар, я бы еще сзади хозяина гостиницы запустил, чтобы бежал, кланялся и кричал: Благодетели! Век не забуду! Чтобы долго кричал. И чтобы слезы счастья на лице. Не меньше чем на франк, за слезы я бы отдельно доплатил. Да, так мы покидали город...

Ну, не смог удержаться.

Уже выезжали с площади, когда стоящий в окне на втором этаже здания ратуши человек помахал мне рукой. Не стал поворачивать голову: пусть считает, что — вот задумался, не замечаю. Видел я его, видел, но — еще в ответ рукой махать? Настроение портить не хотелось. И так уж...

— Ха-ха-ха! Дорогой граф! Согласитесь, все-таки, вы редкий везунчик! Ха-ха! Уцелеть в такой ситуации — как мешок с золотом найти! Ни одного погибшего! Это знаете ли... За вас молились, граф! Ха-ха! Ну подумайте сами: появляется в городе этакий вот, вооруженный до зубов отряд, столь очевидно недавно побывавший в схватке, многие ранены, а, буквально на другой день, становится известно о почти двадцати телах, найденных в каких-то восьми лье от Периге. Убитых, брошенных на дороге. Можно сказать — ограбленных! Что, скажите на милость, я должен был подумать?

Сидевший за столом напротив прекратил улыбаться и остро глянул мне в глаза.

— А думать я обязан, да, сударь, должность такая, обязывает.

Прием такой, работает на смене настроений. В принципе, страшно. Смеющийся палач.

Со стороны — человек как человек. Чиновник. Лет за тридцать, но выглядит молодо, свежо. Жизнерадостный, располагающий к себе, шутник по природе. Готов хохотать над всем, заражая окружающих оптимизмом.

— Заметьте, граф, ваш отряд прибыл по той же дороге... Восемь оседланных заводных на четверых всадников, не много ли?

Впервые он появился на второй вечер нашего пребывания в гостинице. Такой же шумный, хохочущий, громогласный. Совершенно не понятно, чего пришел. Выпить, поорать?

Сопровождали его двое мордоворотов. Даже странно, почему при взгляде на них всплывало это слово? Не слишком высокие. Сильные, но не на показ. Полувоенная форма незвестного ведомства, хотя здесь я не специалист. Просто считал, что всякие местные формирования должны носить на голове что-то вроде треуголки, кивера, каски, а эти явились простоволосыми, как и их начальник. Но функция их читалась на раз — давить и не пущать. Псы! Истребовали меня вниз, всех разогнали по комнатам, один из держиморд встал у входной двери, другой навис надо мной, посаженным за угловой столик. Судя по всему — чтобы придавать ускорение ответам на задаваемые вопросы. Физицки, путем рукоприкладства.

Бернар исчез. Как-то все так быстро, неожиданно, спросить не у кого, посоветоваться не с кем. Хохочущий молодчик немного погулял по пустому трактирному залу, поюморил по поводу мебели, помещения, трусливого трактирщика, погоды. Потом, перестав хохотать, демонстративно тихо потребовал вина. Лучшего из того, что можно получить в этом кефирном заведении. Возникший через минуту Бернар поставил на стол передо мной кувшин и два бокала.

— А теперь сделай так, чтобы ты ничего не слышал. Понял меня? Бегом!

И опять, усевшись напротив, стал юморить про качество вин, пройдох трактирщиков, неторопливо, по глоточку, дегустируя принесенное. Мордовороты, демонстрируя выучку, не шевелились, готовые действовать по команде. Только шепни.

А у меня нога разболелась. С утра ныла, лежал, а пока спускался, да сидел, совсем огнем занялась. Ну до пизды мне его разговоры! Понял уже, что за волосья во двор не поволокут, в тюрьму не засунут. А остальное... Отвечал что-то. Кстати, почти честно. С утра выехали из Ла Кокий. Не доезжая до Тивье на нас напали, мы отбивались, потом разбежались по лесу. Потом вернулись к карете, а там такое! Собрали, что смогли, и поехали в город, больные все насквозь. Теперь лечимся. А я вообще — граф! Путешествовал, возвращаюсь к родным в Испанию. С четырьмя охранниками, со слугой. Чего надо-то?

Да в общем-то — как всегда. Нас всех в тюрьму до выяснения, имущество конфисковать. Одна незадача. Граф! Испанский! Аристократы вообще крайне вонючая субстанция, у любого занюханного графа где-нибудь найдется родня, прописанная в родословной. Хорошо, если такая же занюханная, а если нет? По слухам — мир намечается, переговоры идут. Испанцы, опять же. И хочется, и колется. Да куда они денутся, вон — задохлик совсем доходит. Пусть пока здесь полежат.

Я толком и не заметил, когда они ушли. Хохотать перестало. Спустились Гонсало, Пепе и Гильермо, перенесли меня на кровать.

— А ваш ответ? Нет, ну как можно поверить в то, что на вас, ха-ха, так сказать мирных путешественников, ха-ха, молодого аристократа из прекрасной Испании, страны, с которой наша республика связана уже длительными союзническими отношениями, вдруг нападает какая-то кучка разбойников? Какой-то жалкий десяток! Откуда, граф? Да с вашей охраной? Ха-ха! Нет у нас разбойников, я вас уверяю, полиция не зря ест свой хлеб. Кхм, я хотел сказать, что до последнего времени не было. Лет пять уже не слыхали о подобных шайках, у нас с ними разговор короткий. Последних, дай бог памяти... Да, точно. Была парочка дезертиров, пытались ограбить вилланов из Савиньяк-Лез-Эглиз. Три года уже, как отловили и вздернули. О, прошу прошения... Повесили, граф, по решению суда префектуры.

Сейчас во второй раз явился. Донесли, что поправляюсь, тряпки новые заказал. Уезжать собираюсь, а он еще со мной не определился. Одно не понятно — это допрос или дядя развлекается, играет? Поиграет, а потом салазки мне загнет. Пожалуйте, граф, в тюрьму со всеми вашими присными. Сливайте воду, сдавайте награбленное.

— Даже я, граф, подумал, что это вы вместе с вашими спутниками — разбойники. Не наши, не местные, что вы, ни в коем случае, ха-ха! Пришлые. Устроили засаду на мирных, ничего не подозревающих путников. Хорошую, надо сказать, засаду, великолепную! Убили и ограбили. Кого? Вот где была загадка!!! Да. Ведь — девятнадцать человек, граф! Девятнадцать! Как мне сказали — опытных воинов, отнюдь не какой-то разбойной шантрапы, оборванной и голодной. Ответ ведь прямо напрашивается! Убили разбойники графа де Теба с сопровождением, захватили карету, имущество, лошадей и решили воспользоваться его бумагами. Бумагами! Чтобы продолжать разъезжать и грабить, прикрываясь благородным именем, несомненно принадлежащим одному из славнейших родов Испании. Несомненно! А, ха-ха? Каково? Какая изощренная хитрость, какое коварство! Вот ведь, злодеи.

Аллес. Капут. Вот и все, я уже не граф. Теперь в тюрьме разберут на запчасти. И таки вздернут, даже если не подпишу, потому как — неграфов вешать за разбой сам бог велел. Графов, по-моему, тоже. А я подпишу, куда я денусь...

Сегодня весельчак захватил с собой детину под два метра, устрашающих габаритов, в полицейском мундире без каких-либо примочек. Судя по всему — рядового. Морда туповатая, но не злая, такой троих наших в охапку и — до самой тюрьмы. А если правильно связать в удобный пучок, то и всех в одиночку дотащит. Второй — типичный следак, крыса. Нюхает, высматривает. Допустим, его господин префект для обыска припас. Вдруг мы чего-то куда-то успели припрятать? Одет в цивильное. Может быть, бегает хорошо? Крысы шустрые. Но этот — вряд ли. По всему — обложена наша гостиница со всех сторон, мышь не проскочит. Сигнала ждут.

Надеюсь, ребята пойдут на прорыв, не захотят... В бою — оно как-то повеселее. Чертовщина, не вижу на полицейских никакого оружия, не на что нацелиться. Кулачки-то у меня слабенькие, а кинжал я по дури с собой не взял. Баран!

— И что же вы мне отвечаете? Что на вас напала еще одна шайка, не поделившая вас с теми, кто нападали первыми, и эти последние друг с другом сцепились и поубивали? Первые с последними или наоборот? Ха-ха-ха! Фу, сам запутался! Даже пересказывая — запутался. Как же в такое можно поверить, если даже повторить за вами не удается? Уму непостижимо, граф!

Типа — я должен согласиться и кивнуть? Хрен тебе. Согласие есть продукт непротивления сторон.

— А вы-то, граф, вы-то! Помните?!

Ни хрена не помню. Если сейчас попытаюсь ударить в висок, то громила меня сзади сомнет. Не даст.

— Я у вас появляюсь, представляюсь по всей форме, а мог бы и сразу в тюрьму, но! Вы же понимаете, такие дела — в городе! Хотелось самому убедиться, так вот, ха-ха-ха...

Префект согнулся от смеха, взмахом руки приглашая меня присоединиться.

— Я представляюсь... Ха-ха-ха!

Наверно действительно что-то смешное вспомнил, эко, как его разбирает. Я не помню.

— Префект полиции департамента Дордонь, Парментье!

Ну да, Парментье. И что?

— А вы мне в ответ:

— Где это?

Префекта совсем скрючило. Я балдею от того, как здесь себя ведут официальные лица. Цирк! Это он меня арестовывать пришел?

— Нет, вы шутник, граф! Отличная шутка! Позвольте, я буду о ней рассказывать.

Ну не знал я, что здесь Дордонь. Подумаешь. Не смешно.

— Но и я... Ха-ха! И я вам отвечаю...

— В Аквитании!

— Видели бы вы свои глаза, граф! Ха-ха! В Аквитании! Ха-ха! Нет, мы здесь тоже шутить умеем! Ха-ха!

Хорошо ему. Сам рассказывает, сам смеется, сам за меня показания даст, сам запишет и вынесет приговор. Еще бы сам и повесился.

— Повезло вам, граф. Да, повезло. В вашем состоянии... В вашу камеру мэтра Сушона точно бы не пригласили. Ну да ладно, кто старое помянет... Вы же понимате, граф, служба, кто же мог подумать, что ваш рассказ — правда от первого до последнего слова? Ну кто, я вас спрашиваю?

— Вы, например...

— Что вы, граф, я по долгу службы сугубо недоверчивый человек. По. Долгу. Службы. Но был вынужден. А что, позвольте спросить, мне оставалось делать, если на другой день ко мне привели двоих уцелевших из этих ваших разбойничьих шаек и они — слово в слово — подтвердили ваш рассказ? Обратите внимание: вы без сознания от понесенных ран, а они — слово в слово. Умеем спрашивать, есть умельцы, этим — петля, а они — стоят на своем, хоть ты как! Да ни за какие деньги, повторюсь — ни за какие! Сам мэтр Вилье мерзавцев допрашивал, а уж он всегда получал правдивые ответы. Ха-ха. Очень убедительно вопросы задает. Ха-ха! Я очень рад, что все выяснилось до вашего с ним знакомства. Ой-ой, шучу, шучу! Ха-ха! Но, все же, какой же вы счастливчик, граф! Невероятно! Двое — и на следующий же день! Поразительное везение. А я уже собирался искать ответы в вашем окружении, граф. К превеликому моему сожалению. Но — служба! Надеялся, что осмотр вашего имущества и допрос сопровождающих... Да — что говорить! Не дал господь. Рад, искренне рад...

Префект полиции департамента Дордонь Парментье еще какое-то время хохмил, хохотал, но все это проходило мимо меня. Мимо. В этот раз опять мимо...

Здоровья хватило раскланяться, соблюдая приличия.

Отходняк.

— Не понимаю, гражданин Лежен, зачем вам это понадобилось и, заметьте, не пытаюсь понять, но, надеюсь, вы остались довольны? Прошу вас передать вашему патрону мои заверения в неизменной преданности. Счастлив оказать любую услугу гражданину посланнику при дворе короля Испании.

— Вы оказали услугу мне, Парментье. Только мне, запомните.

— У меня хорошая память, гражданин Лежен. Запомню. Я прекрасно помню, кому я обязан своей должностью. Передайте вашему патрону, что любое поручение экс— министра внутренних дел республики гражданина Люсьена Бонапарта, а также любое поручение того, кто действует по его личному указанию, будет исполнено мною с восторгом и благодарностью. Незамедлительно и со всей тщательностью.

— Я понял, Парментье.

— Тогда позвольте откланяться. Если я вам потребуюсь...

— Я найду вас.

Поклонившись, Парментье отправился к себе, бормоча под нос:

— Кто бы мне объяснил, зачем Лежену потребовался весь этот маскарад с переодеванием в полицейский мундир. Мальчишка запомнил. Зачем?

Парментье любил загадки, но меру знал. На самом деле он был неплохим полицейским.

Из-за моей мстительности, выехав из нашей гостиницы на рю Барбекан, доскакали почти до Арены. По виду — бывший амфитеатр, доставшийся Периге со времен римлян, но горожане, не вникая, называют Ареной. По рю Шанзи добрались до заветной площади, показали павлиний хвост и повернули к мосту через Иль. Приличный крюк получился, но можно ведь иногда себя порадовать? В жизни так мало хорошего...

У собора Сен Фрон уже испанцы зависли — перекреститься на дорожку. Что делать, минут пять вслед за ними крестился на купола. Тоже нужное дело, привыкаю. На службу так и не выбрался, мой прокол. Чуть ниже по улице сразу мост, все по дороге. Прощай, Периге!

Хрен тебе, прощай. На мосту, облокотившись на тумбу справа у въезда, торчал тот бугай, который в последний раз приходил с префектом. Случайность? Типа — вышел с утра пораньше, захотелось плюнуть с моста в Иль. Не смог себе отказать. Задрал меня полицейский шутник! Трясет от его шуточек! Пока ехал мимо — все внутри звенело струной. Но обошлось.

Вот теперь — прощай!

О черт! Забыл на рю Бержер заехать, с Сушоном попрощаться...

Глава 13

О префекте вспомнил еще раз в Либурне — на мосту через Дордонь. Надеюсь, в последний. Просто надеюсь.

Отвратительное чувство, когда с тобой играет государственная машина. Сломать — не сломать? Ничего невозможно сделать. Чувствуешь, как легко, мановением пальца, по совершенно непонятной уму причине, могут истерзать тело, сломать судьбу, опоганить душу — и ничего не дано предпринять, ничем не защититься. Только ждать — пронесет-не пронесет? Только потому, что ты — человек! Предмет их главного внимания, интереса, основных устремлений. Был бы деревом — сожгли, согрелись. Был бы водой — выпили. Был бы камнем — замуровали бы в стену! Но — только одно из предложеного, мучительно узок спектр возможностей, а человек? Широк! О, человек — это столько путей, столько сладких властных возможностей! Да в гавно! Да в пыль! Да сосать!

Где еще так можно изломать, извратить созданное по божьему подобию — то, в чем искра божья, доведя до полнешей мерзости, так, что стошнит от одного взгляда на окровавленные ошметья, оставшиеся от того, что когда-то было рождено матерью. Именно — что! Было. Когда-то. Человеком эти останки назовет только судмедэксперт. Искорежить душу подпавшего под властный эксперимент так, чтобы родной брат руки не подал, мать вослед плюнула. До полнейшего ничтожества, гадости, подлости.