Все, о чем вы мечтали

Гильермо, повернувшись к нашему провожатому, протянул руку с монетой, что-то проговорил. Наверняка — золотой, у нас других нет.

На хищном суховатом лице мужчины не отразилось никаких эмоций.

— No, sefior, no, muchisima gracia.

— Что он говорит?

Гонсало, не отвечая, вновь обратился к нашему добровольному помощнику. Тот перевел взгляд на меня и неожиданно улыбнулся. Хорошо улыбнулся. Хороший человек.

— No, senor, gracias, soy pobre, pero soy caballero.

Понятно, кабальеры денег не берут. Грациас.

Коллега. Драный, как и я — на плаще две аккуратных заплатки. А у меня буф на плече пышно изорван и на правом колене дырка. Коллега.

— Грациас, кабальеро.

Испанец скупо поклонился и, резко развернувшись, вышел.

— Ваше сиятельство, сейчас вас перенесут в спальню, разденут, омоют и уложат в постель. Через два часа мы, подготовив карету и мулов, выедем в Сан-Себастьян. Может быть, лучше привезти врача сюда, к вам? Вы выдержите дорогу?

— Да, Гильермо. Представь мне, наконец, этого человека.

— Милостью короля, алькайд Ируна сеньор Франсиско Лопес. Вопрос с бумагами улажен, сеньор маркиз, недоразумение на границе разьяснилось. Отдыхайте, ваше сиятельство, набирайтесь сил.

Даст бог, наберусь. Алькайд что-то вроде городского мэра, я уже понял.

— Благодарю вас, сеньоры...

Грязь, нищета, антисанитария, пыль, развалины, ни деревца, ни доктора, ни пожрать...

— Гонсало, здесь везде так?..

— Это наша родина, маркиз.

"Это наша родина, сынок..."

— По-прежнему смеешь утверждать, что ты — дон Киприано де Палафокс и Портокарреро, граф де Теба?

Ни хрена я уже не утверждаю. Достал. Пусть Гонсало, когда очнется, все объясняет дураку. В глазах плывет, сейчас со стула грохнусь. Часа два зудит, пробл...ь. Пошел нах!

— Молчишь, быдло!!!

Пока не бьет, распаляется. Испугал дитю голым задом. Сука. Сопляк.

В остальном все правильно. Пыточная. Допросная. Подвал. На стене — цепи, с потолка веревки свисают, на синеющих углях налитые малиновым клещи. Белеют потихоньку, раскаляются. Гнетущая атмосфера каменного мешка в свете трех факелов. Я на стульчике, все— таки — принесли. Алькайд с молодым мудаком за столом, на табуретках. Два палача — как положено — здоровые громилы, небритые хари в фартуках. Типа — рабочая одежда мясника. Впечатляет.

А вообще — полная дурь. Идиоты.

.

Бодро подхваченный под локотки двумя дюжими слугами, поддерживаемый искательным алькайдом и Гонсало, я совсем уж было был препровожден в большую светлую комнату на втором этаже, где миловидная девушка заканчивала взбивать постель, на табуретке стояли медный таз и кувшин, а рядом — наполненная водой кадушка. Аж потянулся к ней, к кадушке, сделав почти самостоятельно несколько шагов. И тут на лестнице раздались тревожные крики, разговоры на повышенных тонах, команды, грохот сапогов, и все хорошее, что намечалось на утро, закончилось. В комнату без стука ввалился запыхавшийся молодой хлыщ в начищенной кирасе поверх мундира и, без всякого почтения, не обращая внимания на нас, больных и высокородных, начал что-то кричать струхнувшему, беспомощно оглядывающемуся алькайду. В безудержном потоке слов молодого нахала все время повторялось "siete ninos de Ecija", как будто эта психа-эсиха всем должна была все объяснить и, уж, как минимум — подобное беспардонное поведение. Что раскукарекался, как на пожаре! Здесь важное дело не завершено — меня до кадки не дотащили, аккуратно брякнули на ближайший стул. Какого хрена я должен все это выслушивать? Мне бы срочно ополоснуться и — в постель, отдохнуть перед поездкой. Осел! Ну, как есть — осел! И-ааа! И-ааа! Эсиха!

Девушку испугал, вышмыгнула. Кто теперь меня ополаскивать будет?

Слегка очухавшийся от чудиковых воплей алькайд обрел способность соображать и, жалобно заглядывая мне в глаза, проплямкал непослушными губами, явно стараясь переложить ответственность за сложившуюся ситуацию на невоспитанного типа, устроившего здесь концерт.

— Ваше сиятельство, позвольте представить сеньора Альваро де Браганца, милостью Его Католического Величества — альгвасила в Ируне.

Судя по энергичным воплям и способу появления, Браганца — начальник местной полиции. Рвет и мечет, борется с преступностью, невзирая на лица, место и время суток. Чего-то нарыл, не откладывая вломился к прокисшему от безделья мэру и теперь берет его за жабры, ставя под удар мэрскую карьеру в присутствии высокопоставленного гостя. А чо? Хрен по моему виду догадаешься, что высокопоставленный. Оборванец какой-то, доходяга.

Вот мэр и приссал — вдруг о таких скандалах и неуставных отношениях в рядах местной власти станет известно в столичных кругах? Пенсии можно лишиться. Черт меня знает, а ну как вспомню испанский, не смотря на все заверения Гонсало, пойму, о чем кричал альгвасил. Может, мэр у него корову украл? Родственники помогут. Кстати, а где они? Чего-то я про них с утра забыл.

Но парень — молодец! Ненамного меня старше — лет двадцать с небольшим, а уже альгвасил. Старается, трудяга-аристократ, несет на себе бремя... Хрен такого подкупишь: напреступничал — изволь отвечать. Вот на них и держится страна. Жаль, сразу не оценил. Хорошее, правильное, сразу видно — аристократическое лицо. Кожа белая, не тронутая солнцем, нос прямой, лоб высокий, губы полные, волосы каштановые, волнистые, рост за метр восемьдесят, фигура атлетическая. Аккуратен, опрятен, умен. Воплощенная целеустремленность и воля. Кто не с нами — тот против нас! Плохо, если с годами сломают: станет обрюзгшим, жадным, цепляющимся за свое место, вороватым чинушкой, таким же, как все. Надо будет потом, когда поправлюсь, поближе познакомиться.

— Небольшое недоразумение, ваше сиятельство. Сеньора де Браганца уведомили, что кто-то видел в городе разбойников из ужасной банды "Семь ребят из Эсихо", по слухам совершившей прошедшей ночью нападение на пост у границы. Простите, ваше сиятельство, сеньор де Браганца слишком яро исполняет свои служебные обязанности. Это ужасное недоразумение, ваше сиятельство, сейчас же разъяснится. Сеньор де Браганца не знает, его ввели в заблуждение. Прошу вас, ваше сиятельство...

Лопес повернулся к Браганца и, придав торжественности голосу, c благоговейным придыханием (как ему только это удается) произнес.

— Его сиятельство маркиз Вильяфранка-дель-Бьерсо!

Типа — убил Браганцу. Нет? Ранил? Тоже нет? Мимо?

Удивил, вот это будет точнее. Браганца посмотрел на меня, потом на Лопеса, потом еще раз на меня. Видно было, как в голове альгвасила крутятся ролики. Ну же! Ну!

— Сеньоры, могу ли я видеть маркиза Вильяфранка-дель-Бьерсо?

— Да как вы смеете, какое непочтение! В моем присутствии! Я не позволю!

Очередная выходка молодчика вывела Лопеса из себя. Конечно, то, что позволено Юпитеру, то не позволено быку. Браганца дворянин, хамит, а Лопес — просто Лопес, но все-таки! Отвечать за мальчишество этого?!

— Сеньор Альваро де Браганца, ваше родство... ваш дядя, сеньор и виконт де Лос-Палакьос де Вальдуэрна, маркиз де Санта-Круз...

Лопес не находил слов. Сейчас лопнет! Сейчас его хватит удар!

— ...Не дает вам права, извольте объясниться...

— Стоит ли мне напоминать вам, любезнейший сеньор Лопес, что еще год назад я имел честь бывать при дворе Его Католического Величества. Если бы не ужасная превратность жестокой судьбы, забросившей меня в ваше приграничное захолустье, в эту проклятую богом дыру, где я, блестящий столичный дворянин, состоящий в родстве с одним из самых уважаемых владетельных домов Испании, вынужден общаться с разным отребьем... Не поймите меня правильно, сеньор Лопес. Я имел счастье видеть при королевском дворе блистательного гранда Испании, двенадцатого маркиза Вильяфранка-дель-Бьерсо, более того, я даже был почти представлен ему. Уверяю вас, сей государственный муж давно пересек рубеж тридцатилетия, чего не скажешь о том молодом человеке, что сейчас сидит перед нами. Кстати, почему он сидит, когда я стою!

Теперь настала очередь Лопеса хватать ртом воздух, как живой карп на рыбном прилавке. Убит.

— Но бумаги! Вот этот идальго предъявил мне бумаги на въезд в страну его сиятельства маркиза Вильяфранка-дель-Бьерсо с сопровождающими! Приметы! Все совпадает, бумаги в полном порядке! Как же так...

А вот так! Браганца высунулся в коридор, махнул рукой. Зашедшая следом четверка солдат рассыпалась по комнате, каждый перекрыл какой-то вход-выход, грохнул прикладом о пол и застыл.

Б...я...

Как не вовремя я не в форме. Гильермо?

Хлыщ вновь обратил внимание на меня.

— Так что вы нам скажете? Кто вы?

Гильермо попытался всунуться.

— Сеньоры...

— Не тебя спрашиваю! Молчать! Пусть он скажет.

А вот это уже грубость. Пожалуйста, мне не жалко, скажу.

— Я дон Киприано де Палафокс и Портокарреро, граф де Теба. Видите ли, сеньоры...

Хотел объяснить, но вынужден был замолчать, уж слишком заливисто, громко захохотал сеньор Альваро де Браганца. Типа — рубль нашел. Неудобно перебивать столь бурно радующегося человека. Разумнее переждать приступ.

Даже старающийся стать незаметным Лопес удивленно таращится из своего угла. Наконец, Браганца справился с рвущими его спазмами, глаза блеснули сталью.

— Ах, это тоже вы? Именем короля вы арестованы!!!

Еще и шпагу достал, картинно ткнув меня кончиком под повязку на шее. Осторожней, герой, она острая. Сам не поранься.

— Сеньоры!..

Гонсало сделал шаг, пытаясь привлечь к себе внимание развоевавшегося красавца.

— Молчать! Этого тоже.

Вот теперь алькайд проникся. Все-таки — в его доме! В его резиденции! Хотя — черт их здесь поймет: резиденция это или частный алькайдов дом. Но — арестовать маркиза! Тьфу, ну пусть — графа, все равно. Ввалиться вот так, натоптать, нагнать вонючих, потных солдат. Орать на хозяина в присутствии!.. Да кем бы он ни был, хлыщ, но есть же какие-то рамки! У алькайда семья, кто отвечать будет?

— Сеньор Альваро де Браганца! На каком основании!

— А вы не догадываетесь? Забавно. Ну же, Лопес...

Хамло. Наглое зарвавшееся хамло. Привык тут, понимаешь, аристократа из себя корчить. Мелкий дворяшка, за невесть какие провинности сосланный в тьмутаракань, одурел от безнаказанности. У меня дядя! Я родственник! Говно ты, а не родственник, голь-шмоль перекатная. По тому, как нос дерет — из самых низов.

— Уберите шпагу, сеньор. Граф ранен.

Повинуясь движению головы альгвасила, двое солдат кинулись, заламывая руки Гонсало, пытаясь свалить на колени, пригнуть к земле. Р-раз! Один полетел в угол, но на освободившейся руке тут же повис другой. Я не успел крикнуть, предупреждая — последний из солдат, зайдя сзади, ударил прикладом в затылок. Гонсало обвис.

— В камеру. А вы... Ты сам пойдешь, или?..

— Сам.

— Сеньор граф, все разьяснится... Зачем вы это сделали, ваше сиятельство, граф?..

— Пойдемте, сеньор Лопес. Надеюсь, это покажется вам интересным. Уверен, он все расскажет.

Переливание из пустого в порожнее требует массу сил и сжигает нервные клетки переливающего, что, безусловно, утомляет даже такого настырного мудака, каким оказался привыкший добиваться своего самоуверенный индюк Браганца. Вот уж, воистину — хоть кол ему на голове теши, но если Браганца решил, что накрыл главаря банды дорожных разбойников, то переубедить его невозможно. Все факты трактует только в пользу своей версии, противоречащие ей — отбрасывает, как ложные, стремящиеся сбить сверх-аристократа Браганцу с намеченного пути. Он такой — всех зарвавшихся плебеев на чистую воду выведет! Что значит — не бандит-убийца-грабитель? А кто же?!

Матерый! Матерого взяли!

Ну, не колется подозреваемый на участие в шайке, сколько не повторяй один и тот же вопрос, сколько не угрожай, не буйствуй, не препирай к стене фактами. Фактами, прошу заметить! Неубиваемыми! Откуда столько денег, золотишко откуда? Откуда в карете куча оружия, шматья на целый полк? Откуда поддельные документы? Кто ночью вломился в страну, потеряв в схватке с доблестными пограничниками две трети отряда?

Кто пытался выдавать себя за гранда Испании, а сам-то, сам-то! Быдло крестьянское, ты на руки свои посмотри, на морду покоцанную, посконную! Вырядился! Сказочку сочинил. Да кто поверит в такое, животное, сразу видно, что от сохи — ничего умнее не придумал. И, далее — от общепонятного idiot до simplet, ganado de trabajo и burros de carga. Естественно, озаботился переводом, а то как бы я узнал суть претензий, предъявленных высшим обществом (в его лице) мне, земляному червяку.

В общении друг с другом алькайд и альгвасил давно перешли на родной, скрывая от меня тайну сделанных оргвыводов из ответов на заданные вопросы. Вот когда пожалел о погибшем Монтихо. Ан настал таки момент, хотя думал, что не дождется. Пошевеливая остатней мозгой, я решил, что разумнее помолчать: пусть с борзой знатью мои родственники разбираются. Может быть, у Гонсало лучше получится донести до Браганцы эту мысль? Есть же какие-то родственники, вытащившие меня из Германии? Ну вот, с этого и начнем, потом приступим к обсуждению, что делать с миллионом. Тем более, что кратковременное оживление в затуманенном болезнью мозгу, вызванное встряской при аресте, закончилось, и силы мне уже требовались на то, чтобы не свалиться, а не на бесконечную пустопорожнюю болтовню.

Не получив за последние полчаса ни одного ответа, альгвасил, как любой попугай, когда нет реакции публики, задолбался орать и заткнулся, то есть объявил обеденный перерыв. Не то чтобы — объявил, но, через какое-то время, обратив внимание на наступившую тишину и открыв глаза, я не обнаружил ни альгвасила, ни алькайда, а только двух палачей, молча подтащивших поближе еще одну табуретку и устроившихся за ней перекусить. Как раз они передавали один другому бурдюк с вином, а на их импровизированном столе лежали какие-то копченые ребра, судя по всему, завалявшиеся в камере от предыдущих клиентов.

Вино прямо струйкой из воздуха ловят.

Попить бы, но ведь не дадут. Не стоит и унижаться.

Теперь можно и пооглядываться, повертеть головой, меня для этого здесь оставили. Чтобы проникся и сник.

На полу тоже каменные плиты, а вдоль стены тянется канавка. Кровоток. Как раз начинается у непонятного сооружения из бруса, в углу. Никогда бы не подумал, что пыточный станок: принял бы за катапульту или еще за что-то древнее, метательное, чего никогда не видел. Старые, коричневые от времени брусья, толстые, замасленные веревки. Наверно, ими привязывают и медленно, с треском, растягивают. Верно, вон за то колесо вертеть. А где испанский сапог? Никаких сапогов. Огонь почти погас, клещи остыли. На маленьком столе у стены разложены разные штуки, инструменты, но отсюда не видно. Встать что ли, сходить, посмотреть? Да ну нах, еще завалюсь. Потребуется — сами покажут.

Настоящий музей инквизиции, и мужики подстать, ишь, как мехом заросли. Грудь, спина, плечи. Щеки! Сюда бы еще иссохшего священника-фанатика и мое школьное представление о средневековом пыточном подвале полностью совпадет с реальностью.