Висеть, а точнее — проноситься над землей выше птичьего полёта и лишь чуть ниже темных и пугающе тяжелых облаков, которые вызвала своим последним колдовством валькирия, поначалу было страшновато. Только потом, когда Зборовский ощутил всем телом упругую завесу, которая удерживала их вместе с Юраем и немногими пожитками в тесном невидимом мешке и не давала упасть, заодно и защищая от встречного ветра... Тогда он слегка успокоился и начал оглядываться по сторонам. Пока что под ними разворачивались перелески и пустоши, но никаких признаков человеческого жилья не наблюдалось. А Танненхильд всё неслась над землей дальше и дальше, мощными взмахами крыльев сотрясая и раскачивая кокон с двумя незадачливыми путешественнниками, который держала в руках. Куда подевались в полете ноги небесной воительницы, понять барон так и не смог, хотя и пытался. Юраю в этом отношении было куда проще — тот продолжал оставаться в беспамятстве и самое интересное, как всегда, пропустил.
В какой-то миг впереди блеснуло зеркало широкой водной глади, и валькирия начила снижаться, постепенно замедляя свой полёт. "Должно быть, Бело Озеро, — подумал Зборовский, припомнив дорожные карты. — Но Алатырь-город стоит на другом его берегу, на северном, ведь мы же летим с юга? Так куда же нас несёт сейчас Танька, дурья ее башка?!"
Если Танненхильд-как-там-её-доттир умела читать мысли, то подобная непочтительность могла бы обойтись Владу очень дорого, но ему было уже все равно. Чему быть, того не миновать, а грубая солдатская шутка или смачное солёное словцо всегда были самым надежным средством, чтобы удержаться от паники и вернуть себе трезвый взгляд на окружающее в любой ситуации. Валькирия же тем временем спустилась к поверхности и плавно притормозила перед внушительных размеров деревянным теремом, который стоял на невысоком, поросшем луговой травой пригорье в окружении десятка домишек попроще. Вот, наконец, окутывавший энграмцев плотный невидимый мешок исчез, и ноги Зборовского ощутили землю под ногами. Барон первым делом аккуратно придержал Юрая, осторожно укладывая его бездвижное тело на траву, и лишь потом смог поднять взгляд. Как раз вовремя, чтобы увидеть крепкого окладистого мужичка с черной бородкой, который рассерженно глядел с крыльца терема на складывающую крылья небесную деву:
— Что, Танюха, опять озоруешь? Сколько раз я тебе говорил: не твоя это губерния, негоже здесь свою полную силу выказывать! Смотри, еще раз такое вытворишь — домой отправлю!
Бородатый крепыш взмахнул рукой, и, повинуясь его жесту, вокруг валькирии начал заворачиваться воздушный вихрь. Вихрь этот был очень точным и узким: не коснувшись ни стоявшего в нескольких шагах Зборовского, ни лежавшего у его ног волшебника, ветровая круговерть окутала Танненхильд, укрывая ее поднятой с земли листвой вперемежку с травинками и сором, в которые ненароком затесалась даже какая-то случайная мышь, которая сейчас истошно пищала, описывая в воздухе всё ускоряющиеся круги вокруг того места, где только что стояла крылатая воительница. Шелест ветра становился всё громче и тоньше, потом перешёл в свист... Наконец, после резкого хлопка воздух неожиданно успокоился, и среди опавших листьев проявилась прежняя Танька — девчонка-охотница в слегка потрёпанной кожаной куртке.
— Проблемы у нас, вуйко, — произнесла она извиняющимся тоном. — На тебя вся надёга!
Пока девушка вполголоса изъясняла бородачу беду Юрая, барон приходил в себя после стремительного полета под небесами. Вообще, та вереница необычайных происшествий, которая обрушилась на него за последние несколько часов, чуть менее крепкую душу запросто могла бы лишить рассудка. Неожиданное нападение разбойников само по себе, конечно, — случай не из редких. Но вот то, что за этим последовало — телепорт на полтораста лиг в неизвестность, встреча сначала со звеберем, а потом с лисицей-оборотнем, которая меняла облики как перчатки и в конце концов оказалась не более не менее чем Высшей Сущностью... Чтобы понять и осмыслить любое из этих событий, по-хорошему требовалось изрядное время. Однако барон Зборовский недаром считался одним из достойнейших мужей при дворе Вильдора — для того, чтобы прийти в себя, ему хватило считанных мгновений. Недолго ломал голову Влад и над тем, к кому именно в гости принесла путников нелегкая в лице Танненхильд-растудыть-ее-доттир. Лишь один человек во всем Белозерье мог себе позволить указывать грозной крылатой воительнице, как ей следует себя вести — и это был отнюдь не царь Венцеслав. Теперь оставалось только вспомнить, как следует обращаться к верховному магу в здешней стране, ведь принятое в Энграме вестенландское "Ваше Сиятельство" тут было не в ходу. Но Влад сумел выкопать из своей памяти даже и это, так что когда Танька-Теннеке подвела к нему своего собеседника и официально представила их друг другу, он поклонился с должным почтением:
— Счастлив встретиться с вами, Светлейший! И сожалею, что при столь печальных обстоятельствах.
Следующий час был всецело заполнен суматохой и хлопотами. Прежде всего пришлось проследить, чтобы для Юрая приготовили чистую комнату и постелили ему на постель самую мягкую перину, какую только возможно: прислуга — она и есть прислуга, за ней глаз да глаз нужен. После этого Зборовский самолично с величайшей осторожностью перенес бездыханного волшебника в отведенную ему горницу и уложил на постель. А потом с любопытством наблюдал, как озадаченный Всесвят совершает какие-то пассы над его-контуженным-преподобием, бубня себе под нос еле различимые заклинания. Судя по всему, маг пока пытался понять, что же произошло с Юраем и в каком состоянии тот сейчас находится. Причем было непохоже, чтобы увиденное и прочувствованное с помощью всех этих магических наворотов светлейшему сильно нравилось.
— Интересно, — подумал Зборовский, — я ведь представлял себе Всесвята совсем другим: величавым старцем с длинными кудрявыми власами и седой бородой. А он, поди ж ты, моложав, крепок, да и волосом не светлее меня!
Наконец, волшебник глубоко вздохнул, резко распрямился и произвел быстрый жест обеими руками, словно стряхивая с них воду или присохшую паутину.
— Пойдемте-ка лучше поужинаем, барон! За ночь состояние вашего товарища не ухудшится, а утро вечера мудренее.
Действительно, за всей этой суетой Влад даже и не заметил, как снаружи стемнело и на небе прорезались первые звезды. "А куда же подевались облака, интересно? Танненхильд их обратно разогнала, что ли?", — лениво размышлял барон, шагая вслед за Всесвятом. Резиденция верховного мага Белозерского царства своим размахом вполне соответствовала высокому положению ее владельца, и потребовалось пройти немало дверей, помещений и переходов, чтобы добраться наконец до трапезной залы. Ужин был уже накрыт — судя по всему, об этом позаботилась Танненхильд. Она вообще вела себя здесь как молодая хозяйка, даже в нынешнем облике Таньки-охотницы: лихо погоняла девок, разносивших блюда, негодовала по поводу якобы прокисшего кваса, и собственноручно наливала мужчинам горячий сбитень. Словом, старательно изображала из себя капризную барыньку. "Надо же, валькирия, а резвится, как дитё малое. Обрыдло ей, похоже, там у себя в Валгалле. Отдохнуть захотелось, не иначе!"
Обнаружилось, что после всех треволнений этого дня барон изрядно проголодался, и он позволил себе от пуза наесться белозерскими разносолами — луковыми пирогами, квашеной капустой, нафаршироваными яйцами и лепешками со смородиновым вареньем. Удивляло то, что на столе не было ни мяса, ни водки, хотя рыбы, птицы и некрепкой бражки хватало с избытком. Но спросить у хозяина о причине он не решился: моложавый чародей, произнеся перед началом еды благодарственный наговор Арману, после этого уже почти ничего не говорил, да и пищу жевал как-то отрешенно, не особенно замечая, что именно он ест — своими мыслями Всесвят явно пребывал где-то в другом измерении. Наконец, покончив со сбитнем, маг обреченно вздохнул, а после этого внимательно посмотрел на Зборовского.
— Ну, и как вы себя чувствуете, барон? Насытились, отдохнули, пришли в себя?
— Несомненно, Светлейший, и искренне благодарен за гостеприимство. Я могу чем-то быть вам полезен?
— Да, барон, и не только мне, но прежде всего вашему попавшему в беду товарищу. Пойдемте!
Решительно встав из-за стола, Всесвят быстрым шагом двинулся куда-то, и Зборовскому не оставалось ничего иного, как последовать за ним. Через несколько минут они оказались в небольшом помещении, заставленном сундуками, полками и странного вида инструментами. Была ли это собственно лаборатория чародея, склад артефактов или просто какая-то подсобка, решить для себя барон не успел, но это оказалось и не столь уж важно. Всесвят быстро выдвинул изрядных размеров ящик и, покопавшись в нем, достал две блестящих фляги, одна из которых была тускло-белой, а другая отливала желтизной.
— Вы ведь прекрасно видите в темноте, не правда ли?
Понятно, что для мага подобного уровня вампирская сущность Владисвета была видна насквозь. Ничего другого Зборовский и не ожидал, и поэтому он встретил прищуренный взгляд Всесвята твердо и с достоинством:
— Да, Светлейший. А что, это понадобится?
— Видите ли, мне необходимо будет приготовить к утру несколько особых снадобий для того, чтобы привести в чувство вашего Юрая. Вот, возьмите! — он протянул Зборовскому фляги. — От вас мне нужна вода, тёмная и светлая. Тёмную надо будет взять в болоте, которое вы найдёте позади моего терема, примерно в полулиге. Можно с тиной, но лучше с торфяным душком. И соберёте ее в оловянную флягу. А светлая вода бьёт из родника, что за пригорьем и через луг. Будете выходить — покажу. Для светлой воды лучше всего подошла бы фляга серебряная, но у вас, как я понимаю, с серебром отношения непростые... Так что держите уж золотую, в неё и наберёте. И постарайтесь до рассвета, хорошо? А я займусь приготовлениями здесь, в доме.
И Всесвят одобрительно хлопнул барона по плечу:
— Вперёд, гвардия!
......................
— Ну а теперь, будь любезна, объясни, чего ради я должен пилить тот самый сук, на котором сижу?!
Верховный маг белозерского царства нервно вышагивал по своему кабинету, периодически бросая на Теннеке пронзительно-скептический взгляд. Он специально отослал Зборовского, придумав тому неотложное задание. Конечно, темная и светлая вода были действительно нужны, но можно было бы вполне обойтись и тем, что было в доме. Другое дело, что Всесвят хотел поговорить с валькирией наедине, причем поговорить серьезно и без обиняков. И даже попросил ее принять для этого разговора более подходящий облик.
— Хорошо, сватья, твой Юрай останется в живых. В здравом уме и светлой памяти. Вода мёртвая, вода живая, пара дней отдыха, и готово. А телесных повреждений у него и вовсе нет. — Всесвят рубил необычно резкие и короткие фразы, что выдавало его крайнее возбуждение. — Но ведь ты же хочешь большего. Чтобы я вернул ему магические силы. А ты сама-то хоть понимаешь, в чем его сила? Хорошо понимаешь? Я еще не настолько стар... чтобы позабыть эту иодайскую историю. Да, безумно талантливый был мальчишка. Испортили его только. Те двое, сладкая парочка... Он еще чудом в живых остался. Потом пятнадцать лет — никто и ничто. И теперь туда же, со свиным рылом в калашный ряд!
Маг выдержал хорошо рассчитанную барственную паузу — сказывалась многолетняя привычка произносить речи на заседаниях Конклава и убеждать могучих владык.
— Слушай дальше. Речь идет, чтобы тебе было ясно, о балансе потоков сил в нашем мире. Всего-навсего. — От саркастической усмешки Светлейшего могло бы скиснуть молоко во всей округе. — А если твой Юрай попытается восуществить эту их шестую стихию, пусть и безуспешно — ведь он же весь Круг Земель...
Всесвят на мгновение запнулся, пытаясь подобрать выражение, уместное при дамах, но потом плюнул на всякий политес:
— Он же весь Круг Земель р-а-к-о-м поставит, да простят меня боги! При его способностях и полном отсутствии магического образования... Можешь себе представить, как пошатнется равновесие? Ты-то здесь у меня в гостях, отдыхаешь, до Валгаллы далеко. Но когда смута охватит всё и вся, от Асконы до Великой Роси и от Свейна до Аль-Баххара, достанет ли нам силы, чтобы сдержать сотрясение разбуженных стихий?!
— Вне всякого сомнения ты прав, сват, но в то же время ты ошибаешься. — В голосе Теннеке чувствовалась твёрдая уверенность. — Да, равновесие — благо, но в то же время полное равновесие, абсолютное равновесие — это смерть и только смерть. Вдумайся хорошенько, Светлейший: разве боги сотворили этот мир во всеблагой гармонии? Нет, Арман создал его живым и изменяющимся, а Тинктар следит за тем, чтобы это движение не останавливалось на минуту. Ведь конь, находящийся в равновесии, не сделает и шага! Река, которая не течет — это уже не река. И то равновесие... ах да, виновата, Светлейший, Равновесие с большой буквицы, которое вы навязываете своему миру — оно удобно владыкам, но неугодно течению судеб. Уж это-то мне из Валгаллы прекрасно видно, кстати — по тем, кто от вас к нам приходит.
— Всё-то ты вывернешь наизнанку, Танни! Чёрное у тебя будет белым, равновесие — смертью... А лесные пожары, наводнения и нашествия чумы, стало быть, — это божественная благодать и всеобщая польза?! Нет уж, прости, но ты меня не убедила. Боги создали этот мир в гармонии пяти стихий, а шестой не бывать!
— Не убедила, говоришь? Хорошо, попробую убедить по-другому. — Теннеке изящным движением поднялась с кресла, в котором сидела до этого, подошла к Всесвяту и пристально заглянула ему в глаза. — А ну-ка вспомни, сват, как мы с тобой в родстве оказались. Вспомни своего брата, Иншеслава. Вспомни, как отказался от богатства он, от воинской славы, от грядущей власти, от чародейской силы... От всего отказался — только лишь ради моей сестры. А уж от чего сама Фихтвеольд отказалась ради того, чтобы остаться с ним навсегда, помнишь? От бессмертия ведь отказалась, и от Валгаллы! Сколько им пришлось вынести и претерпеть ради своего счастья, не забыл? Так которая же из пяти Сил их вела, подскажи! — Теперь уже настал черед дамы сделать выразительную и многозначительную паузу. — А и не сумеешь, ибо сила та — иная.
До сих пор ее голос был тихим, приглушенным и проникновенным, но следующие, последние слова она произносила уже совсем по-другому: тем напевным речитативом, которым раньше на поляне приговаривала судьбу Юрая:
— Я вижу, я чувствую, я знаю: ваша вселенная беременна новой стихией. И, как любая женщина, молюсь о том, чтобы дитя родилось в срок и здоровым.
Звание Верховного мага так запросто не дается, и Всесвят носил его вполне заслуженно. Он был не только искусен в заклинаниях, но и по-настоящему мудр. А мерилом истинной мудрости служит порой умение осознавать границы собственной мудрости и могущества.
— Ну что сказать тебе, Танни? — Чародей обреченно вздохнул. — Нет, не стану я повитухой новой силе. Не могу и не хочу. Так и быть, я согласен не препятствовать ей, но большего от меня не жди. А дальше — да свершится воля богов
