Но после мимолетного движения эти одеяния не то что спали, а буквально стекли с тела Вайниэль, и она предстала перед ошарашенным энграмским гостем совершенно обнаженной. И протянула Юраю руку:
— Дай кольцо мне!
Еще в Вильдоре, готовясь к путешествию в северные края, Юрай старательно перечитал всё то, что было записано об эльфах — древние сказания, легенды, сказки... О перворожденном народе рассказывали многое. О том, насколько эльфы искусны в стрельбе из лука, хотя и с мечом они, по слухам, управлялись более чем умело. Об их пристрастии к лесам и цветам, а также к музыке и танцам. Говорилось, что "дети леса" гибки, быстры и подвижны настолько, насколько и не снилось ни одному из населяющих ныне Круг Земель народов. Считалось также, что эльфы бессмертны в том смысле, что не умирают от старости, хотя любого из них можно было убить — если повезет или же, если очень-очень постараться: эльфов отличала не только воинская доблесть, но и живучесть, намного превосходящая человеческую. Но вот о любострастных утехах эльфийских дев ни в одном из преданий не рассказывалось ровным счетом ничего.
Эльфы-мужчины — о да, вне всякого сомнения. Бытовала масса историй об их пристрастии к женщинам и девушкам людского народа, о способности соблазнить едва ли не любую сладкими речами и игрой на своих лютнях и флейтах. И еще больше, пожалуй — о детях-полукровках, рожденных смертными женами от эльфов, и об их подвигах. Но вот о том, чтобы эльфийка влюбилась в какого-нибудь человеческого юношу, Юраю не довелось ни прочитать, ни услышать ни разу. Исключительно о том, как загадочные девы, наоброт, заставляли смертных мужей влюбиться в себя, а потом сводили с ума или ввергали в пучину бедствий. И уж менее всего было известно о том, как эльфы творят любострастие друг с другом — только то, что дети у них рождаются крайне редко, оттого-то и ставят перворожденные столь высоко жизнь любого или любой из своего народа.
И сейчас Юрай во все глаза смотрел на совершенно голую Вайниэль, безропотно протянув ей свое, без малейшего затруднения снявшееся с руки, кольцо. А ведь не сыщется в Круге Земель, поди, еще хоть одного мужика, видавшего эльфийку в чем мать родила! Сама же Вайниэль тем временем аккуратно взяла юраево кольцо двумя тонкими пальцами и, не предпринимая никаких попыток надеть (чего, надо признаться, ожидал сам владелец означенного кольца), начала осторожно водить им по своему телу. Без одежды эльфийская дева оказалась еще более тонкой и гораздо более угловатой, чем это представлялось под платьем и накидкой. Практически безгрудая, тонконогая и тонкорукая, она не производила тем не менее впечатления тощей или исхудавшей, а скорее походила на гибкую и упругую лозу — изо всех народов, населявших земли Круга, напоминая пожалуй, что древесного духа, дриаду... Но когда Юрай снова перевел взгляд на лицо эльфийки, он был просто поражен. До сей поры хозяйка Эльбенборка казалась бесстрастной и абсолютно отрешенной от этого мира, пребывающей за какими-то иными горизонтами бытия и лишь мелкой частью своего "Я" снисходящей до Круга Земель с его мелкими проблемами — полностью совпадая с тем, о чем рассказывали древние предания и легенды. Сейчас же ее лицо пылало плотским желанием столь немыслимой силы, что мужицкое достоинство Юрая в одно мгновение взлетело до небес. А Вайниэль медленно и осторожно, едва касаясь, по очереди поглаживала кольцом вспухшие коричневатые соски своих практически несуществующих грудей, отчего они росли и твердели, отступая от ее палевой кожи теперь уже пальца на три, если не более. Лицо девы залило розоватой краской, дыхание участилось, и волшебник почувствовал, как деревенеет его восставший детородный орган, глубоко упрятанный под штанами и исподним.
Смутная догадка озарила Юрая в тот момент, когда Вайниэль начала натирать этим кольцом точку в центре своего лба. Потом, когда она спустилась к маленькой впадинке на горле, догадка стала перерастать в уверенность, а к моменту, когда сжимаемое двумя тонкими пальцами кольцо спустилось к упругому и аккуратному эльфийскому пупку, он уже знал наверняка:
— Она движется вниз по шаккарам, от вышего к низшему!
И еще через несколько мгновений подаренное валькирией кольцо было уже там, между нижних губ эльфийской девы, осторожно касаясь средоточия женской страсти. "Никогда бы не подумал, что эльфы тоже потеют", промелькнула дурацкая мысль где-то на самой обочине сознания: разгоряченное тело Вайниэль покрылось испариной, да при этом еще и пахнущей не так, как у людей, а ароматами цветущего фруктового сада — яблони, груши, вишни... Сам же Юрай тоже пылал сейчас от вожделения, хотя он оставался полностью одет, а эльфийка не коснулась его и кончиком пальца, не говоря уже о чём прочем. Член буквально ломило от желания, сердце колотилось как одурелое, а в висках уже давно стучал нетерпеливый пульс...
— Палец! — хриплый и чувственный, но в то же время властный голос Вайниэль вырвал его из сладостного полуобморочного состояния. И, ни мгновения не сомневаясь, о каком именно пальце идет речь, он послушно протянул эльфийской деве указательный правой руки.
Стоит сказать, что за всю свою жизнь Юрай никогда, за исключением одного-единственного случая, не имел дела с нетронутыми девками. Тогда, в Хеертоне, самого его лишала невинности многопытная Мэйджи, причем на глазах и при участии Торвальда, и это был самый что ни на есть высокий ритуал. Позже, в Медвежьем углу, он всегда предпочитал иметь дело с непривередливыми вдовушками или с разбитными девицами типа той же Настёны. А вот то, что в народе по-простому называется "ломать целку", Юраю довелость лишь однажды. Но Марша была той еще шалавой, несмотря на формальную "нетронутость", и трясла своей морковкой перед носом едва ли не у всех козлов в округе, не разбирая возраста и не обращая внимания ни на ругань жён, ни на вопли матерей своих потенциальных жертв. Так что, когда однажды она заявилась к нему в избу и предложила сделать наконец "то самое", отказываться он не стал. Не сегодня так завтра, не я так другой, тем более что я-то хотя бы обойдусь с ней бережно. Впрочем, ни особенных угрызений совести, ни страха перед требованием немедленно жениться ему испытать не довелось: не прошло и недели, как его Маршенька благополучно сбежала с молодым приставом, заезжавшим из столицы к ним в захолустье по какой-то казенной надобности.
И сейчас, когда обнаженная, но от этого еще более прекрасная эльфийская дева надевала обратно ему на палец кольцо Танненхильд, еще горячее от жара эльфийского лона и "благоухающее лотосом и жасмином", как выразились бы, наверное, сладкоголосые певцы при чжэнгойском дворе — сейчас он испытал точно такое же ощущение, как в памятную ночь с Маршей. Кольцо противилось и никак не хотело пускать вовнутрь себя его палец, и кольцу точно так же было больно, но в то же время Юрай каким-то внутренним слухом словно расслышал немую просьбу: "Возьми же меня!" И — рванулся навстречу, буквально продавливая не пускавшее его вовнутрь препятствие.
И тогда эта невидимая преграда, наконец, прорвалась.
Немыслимой силы взрыв ощущений сотряс все тело Юрая и всю его душу, буквально выворачивая наизнанку и одновременно открывая врата в иные миры. Это было так же, как когда-то на иодайских встречах с Торвальдом и Мэйджи, только неизмеримо сильнее: на мгновение он увидел весь сущий мир в полноте пяти слоев — обоих верхних и обоих нижних, не считая Круга Земель. Там были и занебесные сады Армана, и пылающие поля Тинктара, и Валгалла, и эльфийский Заокраинный Предел, и еще многое другое, чему он не знал названия и чего даже не мог воспринять и осознать...
Потом опьянение прошло, и Юрай ощутил в штанах противную влажную липкость. Вот так дела — он умудрился кончить, еще даже и не начиная!
Открыв оказавшиеся почему-то закрытыми глаза, он увидел, что Вайниэль... тоже кончает, наверное. По-своему, по-эльфийски — без стонов и вздохов, без судорожных конвульсий. Но ее тело сейчас буквально светилось искрящимся голубоватым сиянием, которое пульсировало во всё убыстряющемся темпе... Наконец, это мельтешение света завершилось ярчайшей беззвучной вспышкой, после чего исходящее от эльфийской девы сияние стало постепенно угасать.
Она тоже открыла глаза, а потом всё теми же двумя пальцами прикоснулась к кольцу, возвращённому на свое законное место на пальце владельца. Но теперь это кольцо блестело однородным тускло-серебристым цветом с вошедшими в легенду радужными переливами.
— Получи свой мифрил, Юрай. Не для вашего мира, но для тебя лично.
29. Après-ski party
Девушку звали Дайла. В свои шестнадцать она была не то чтобы особенно хороша собой, но по-своему очень мила — узкое скуластое личико с четкими, словно прочерченными резцом гравёра чертами чуть длинноватого прямого носа и вздернутой к нему верхней губы, со слегка раскосыми карими глазами и очень подходившими к ним по цвету каштановыми волосами. Доведись нескромному взору заглянуть ей под юбки, он обнаружил бы там пару очень неплохих ножек и округлый, хотя и тяжеловатый зад, а под накрахмаленным фартуком, который девушка надевала, выходя к гостям отцовской таверны, угадывалась молодая и крепкая, хотя и небольшая по размеру девичья грудь. И эту грудь сейчас теснили нескромные, но оттого еще более манящие желания.
Несколько дней тому назад в номерах при таверне появились новые постояльцы, приехавшие из далекого Энграма. Один из них, бывший, судя по одеянию, монахом или просто жрецом, особенного впечатления на Дайлу не произвел. Но зато второй! Настоящий барон, при мече, с длиннющими черными волосами и с черными же глазами, буквально прожигающими насквозь. От начала и до конца, всё в его облике выдавало бывалого и умелого воина — походка, разворот плеч, уверенные и точно рассчитанные движения длиннопалых рук, когда он принимал у нее кувшин с пивом за вечерней трапезой... Девушка даже разглядела на лице у гостя пару едва заметных старых шрамов — было очевидным, что господин барон успел за свою жизнь поучаствовать далеко не в одном сражении.
Ах, губы и язык Дайлы всё ещё горели от вчерашнего прикосновения его губ, его языка. Энграмский гость поднимался тогда к себе в комнату, а она как раз возвращалась вниз, закончив уборку в номерах. Просто остановилась на минутку, чтобы глянуть на него разок изблизи повнимательнее. А он вдруг улыбнулся ей, а потом, ни говоря ни слова, взял за плечи, наклонился и... Арман всетворящий, какой же это был восхитительный поцелуй!
И сейчас, неторопливо шагая по улице (мать попросила занести тетке Фриде пару клубков шерстяных ниток и так, еще кое-что по мелочи), Дайла снова и снова переживала в памяти эти дурманящие и завораживающие прикосновения. Правда, нынче утром оба гостя отправились в горы, но за номер они заплатили за неделю и вещи свои оставили. Так что если не сегодня к ночи, так хотя бы завтра вернутся обязательно.
— Нет, ну какой же все-таки красавчик этот барон!
... И это стало последней мыслью в недолгой жизни Дайлы. Потому что в следующее мгновение пролетающая мимо роскошная карета с дворянским гербом сшибла ее с ног и со всего маху швырнула головой об угол дома, мимо которого девушка как раз проходила. Причем ездоки даже и не подумали остановиться, с пьяным хохотом умчавшись вдаль. Да и среди жителей окрестных домов тоже не нашлось никого, кто бы захотел выйти на темнеющую уже улицу и побеспокоиться об упавшей. А немногие прохожие лишь брезгливо морщили носы: "Надо же, такая молоденькая, а надралась как свинья!" И когда вечерняя стража подобрала наконец с мостовой бездыханное девичье тело, беспокоить лекарей было уже незачем.
...
— Ну и как тебе глянулась Вайниэль?
Владисвет произнес это ленивым скучающим голосом, одновременно разглядывая окрестности из окна кареты, неторопливо увозившей их из Брёмса обратно в Фанхольм. Спешить было некуда: вчера донельзя изможденные спутники возвратились с Эльбенборка к поджидавшим их лошадям уже затемно, так что решили там же, в Брёмсе, и заночевать. Тем более что эльфийский напиток хотя и был отменно хорош на вкус, но желудков не насыщал, и оба, едва лишь скинув рюкзаки и тулупы, немедленно рванули в столовую залу. А потом, насытившись, рухнули отсыпаться — настолько измотал их прошедший день. Зато теперь времени на то, чтобы обменяться впечатлениями и обсудить дальнейшие планы, было хоть отбавляй.
— Вайниэль? Ты знаешь, без одежды очень даже неплохо смотрится, — нарочито бесстрастно, совершенно нейтральным тоном ответил Юрай и замолчал, предоставляя Зборовскому самому домыслить то, что было, и то, чего на самом деле и не было. Давешнее приключение барона с Танькой-Танненхильд уже давно сидело у него внутри пусть и мелкой, но всё-таки занозой, и теперь он не упустил возможность отыграться. Дескать, если некоторые тут с валькириями ночи коротают, так и мы тоже по части эльфийских дев кое-на-что способны.
Некоторое время Влад терпеливо ожидал продолжения, но, поняв игру Юрая, решил не больше не заострять на этом внимания.
— Стало быть, теперь к гномам...
— Если они вообще есть в этом городе или его окрестностях.
Зборовский скептически усмехнулся.
— Чтобы в городе, который спокон веков составил себе славу на серебряных и медных рудниках, обошлось без мелкого народца? Не смешите меня, ваше преподобие!
Жреческим титулом Владисвет обращался к Юраю исключительно в тех случаях, когда хотел его поддразнить или подковырнуть.
— А если мы их с тобой до сих пор на улицах не примечали, так, я думаю, у гномов наверняка есть здесь свои собственные места для встреч. Равно как и свои способы до них добираться — по подвалам там, или по каким ходам подземным...
— Всё бы тебе, Влад, шуточки шутить! Ну да ладно, у трактирщика спросим.
Но, подъехав к "Серебряному козлику", они увидели на вывеске и окнах своего заведения траурные ленты. И безутешному хозяину было сейчас совсем не до посторонних вопросов постояльцев.
...
— Это какими же последними гадами надо быть, чтоб сбить девчонку насмерть и даже не остановиться потом, — нервно произнес Зборовский, когда они, выразив трактирщику свои глубочайшие соболезнования, прошли к себе в комнату. — И ведь ни одна тварь пальцем не пошевельнула, пока она еще живая на дороге валялась... Вот ты посмотри, казалось бы, приличный городишко, а изнутри, выходит, весь насквозь прогнил. Недаром, ох недаром он так называется — Фанхольм. "Нечистый пригорок", так это получается в переводе со старо-севфейенского. Или даже "Пригорок Нечистого". Уж и не знаю, кто у них тут за нечистого считается.
Барон взбудораженно мерял комнату шагами — он никак не мог примириться с мыслью о дурацкой и нелепой смерти молоденькой девчушки, с уст которой сам же еще позавчера срывал шальной поцелуй.
— А кстати, Юрай, впредь и нам наука. — Влад обвел комнату долгим внимательным взглядом — Расслабились мы с тобой, начальник. Изнежились! Забыли, как оно под Змийгородом-то получилось. Дела у нас непростые, ох как непростые, и никогда не знаешь, из-под какого камня какая тварь на тебя ядом плюнет, из которого окошка какая ведьма порчу нашлет, из-за какого угла и что за тать своим мечом замахнется... Меч-то твой где, ваше преподобие?!
