— Совершенно верно. Во имя Общего Блага, — ответил Дамблдор абсолютно серьезно. — Пока ты находишься в Хогвартсе во время учебного года, твоя жизнь подчинена Уставу школы. А значит — и мне, как Директору. Приворот с применением Темного ритуала, открытое нападение на преподавателя... Даже гораздо меньшие проступки чреваты исключением из школы и последующим изгнанием из Магического мира. Но, как ты справедливо заметил, ты мне нужен. Поэтому до конца года к тебе будет применен дисциплинарный режим. Знаешь, что это такое? — Гарри отрицательно качнул головой. — Я тебе объясню. Прежде всего, использовать магию тебе будет разрешено только на уроках, и только в рамках учебной программы. После каждого урока ты должен будешь сдавать свою палочку Старосте факультета. Да, именно. В отличие от тебя, для юной мисс Гермионы Грейнджер слова "дисциплина" и "ответственность" — не пустой звук. Далее. Твои успехи в учебе, если таковые будут, не отразятся на суммарном счете факультета, в отличие от штрафных баллов, которые будут вычитаться. Так что хорошенько подумай, прежде чем подводить своих товарищей. Каждый вечер, с конца занятий до отбоя, ты поступаешь в распоряжение мистера Филча, в том случае, если тебе не назначена отработка кем-либо из преподавателей. Разумеется, никаких посещений Хогсмида вплоть до следующего учебного года. И никакого квиддича. Твой капитанский значок будет передан твоему другу — юному Рональду Уизли. После вчерашней игры он кажется мне вполне достойным кандидатом. Тебе будет запрещено отправлять письма кому бы то ни было, а вся входящая корреспонденция на твое имя будет тщательно перлюстироваться. И я лично буду решать, выдавать тебе почту или нет. Впрочем, так или иначе, ее будет немного.

И последнее. Нимфадору Тонкс ты больше никогда не увидишь. Советую тебе забыть самое ее имя. Ты разрушил ее карьеру, но я не позволю тебе окончательно сломать ей жизнь. Я сумею найти достойное применение ее талантам... впрочем, это уже тебя никак не касается.

Но если ты решишь все же продемонстрировать свой знаменитый характер... Сейчас идет война, и молодая Нимфадора — на переднем крае. Если она хоть сколько-нибудь дорога тебе, не стоит подвергать ее излишней опасности. Ты меня понимаешь, мой мальчик?

Гарри пристально, не моргая, смотрел в глаза старого мага. Дамблдор невольно поежился: ему вдруг подумалось, что фраза из книги какого-то восторженного биографа Мальчика-Который-Выжил: "Глаза цвета Авады" — отнюдь не метафора.

— Понимаю, — наконец произнес Гарри. — Очень хорошо понимаю... Ну и дерьмо же вы, Директор! Величайший волшебник, Лидер Света... опустился до банального шантажа! И кого вы шантажируете — собственного студента! Начиная с этой весны я вас ненавидел — а теперь еще и презираю. Мерлин свидетель — я Волдеморта ненавижу меньше, чем вас! Он всего лишь убил моих родителей и чуть не убил меня — вы же превратили всю мою жизнь в ад на земле. И запомните, Альбус Персиваль Ульфрик Брайан Дамблдор: если я услышу, что с Нимфадорой Блэк-Тонкс из Древнего и Благородного Дома Блэк случилась беда, я буду знать, кому Дом Певерелл-Блэк должен объявить кровную месть!

Глаза профессора Дамблдора расширились в ударе. Однако старый волшебник быстро взял себя в руки.

— Хорошо сказано, юный Гарри... или мне стоит обращаться к тебе "наследный лорд Певерелл-Блэк"? Хорошо сказано. Но запомни и ты: последнее слово всегда остается за судьбой. И не тебе спорить с ней. И даже не мне.

Подобрав палочку Гарри с прикроватной тумбочки, Дамблдор под шорох развевающейся мантии прошел к выходу из палаты. В дверях он остановился и обернулся.

— Твой дисциплинарный режим начинается с этого момента, Гарри. Имей это в виду. Да, чуть не забыл. Чтобы не прибавлять работы Поппи...

Небрежным взмахом палочки Дамблдор восстановил разбитый витраж и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

...Через полчаса в палату внесли профессора Снейпа — замерзшего, едва дышащего, в изорванной мантии. Лицо и руки бывшего Зельевара были сплошь залиты кровью из многочисленных порезов. Койку нового пациента немедленно отгородили ширмой. Мадам Помфри, успевшая облачиться в формальные одежды Целителя, тут же захлопотала над ним, время от времени бросая на Поттера отнюдь не дружелюбные взгляды.

Гарри крепко зажмурился и застонал сквозь стиснутые зубы. Наступающий год определенно обещал быть худшим из худших.

(1)Defenestrato (искаж. лат.) — приблизительно "за окно"

Глава 12

Глава 11.

Tonks Ex Machina

С внешней галереи, опоясывающей Совиную башню замка Хогвартс, открывался великолепный вид на залитую лунным светом Хогсмидскую долину, замерзшее озеро, белым клинком вонзавшееся между заснеженных холмов, и темный мрачный массив Запретного леса. С близких гор скатывался в долину ледяной ветер, ерошил и без того встрепанные волосы, охлаждал пылающий лоб, покрытый испариной.

Однако Гарри было не до красот пейзажа. После того, что он услышал сегодня в Зале Славы, никто и ничто не смогло бы удержать его в стенах школы.

Сборы были недолги. Гарри сам удивился, насколько мало у него вещей, которые он мог бы назвать по-настоящему личными. Отцовский плащ-невидимка. Карта Мародеров — увы, бесполезная без палочки. Карманный Вредоскоп. Сломанный швейцарский нож, когда-то превращенный крестным в универсальную отмычку. Медальон на цепочке — память о второй вылазке в Эдинбург. Медальон раскрывался, словно старинные карманные часы; на одной створке внутри был вензель из сплетенных инициалов HP и NT, на другой — лазерная гравировка: двойной портрет целующихся Гарри и Тонкс. Куртка и перчатки из драконовой кожи — подарок близнецов Уизли. Такие же перчатки, способные отразить или рассеять большинство атакующих заклятий вплоть до "Редукто", носили сейчас все британские Авроры. Куртка, сшитая из шкуры Украинского Бронебрюха, была непроницаема для любого клинка, копья, стрелы и, теоретически, защищала даже от пуль. Часы с двумя циферблатами — обычным и Семейным. На этом циферблате сейчас было всего две стрелки, помеченные "Гарри" и "Тонкс". Обе подрагивали возле отметки "Смертельная Опасность". Кошелек с неряшливым комком бумажных фунтов и горсткой монет, магических и обычных.

Все.

Остальное — книги, конспекты, перья, запасная одежда — так и осталось в сундуке, в дормитории шестикурсников. Заклинанием Уменьшения Гарри владел неплохо, но чтобы сотворить его, нужна была палочка. Увы, палочку с сердцевиной из пера Феникса Гермиона, послушная приказу Дамблдора, по слухам, не выпускала из рук даже ночью. Метла, испытанная "Молния", томилась в зачарованном от Призывных заклятий шкафу в директорском кабинете. Странно — конфисковав палочку и метлу, Дамблдор даже не вспомнил ни про плащ-невидимку, ни про непочатый флакончик Феликс-Фелицитиса.

Разбитое зеркальце, подарок покойного крестного, Гарри решил с собой не брать. Летом, во время одной из отчаянных попыток дозваться хотя бы до духа Сириуса, из осколка зеркала выглянул чей-то глаз, ярко-голубой, с острым внимательным прищуром, подозрительно похожий на глаз самого профессора Дамблдора. И, как юноша ни дорожил памятью бывшего Мародера, бдительность победила. Зеркальце так и осталось на дне сундука, погребенное под дырявыми носками, сломанными перьями и прочим хламом.

Единственную дорогую сердцу вещь, которую не получилось взять с собой — альбом с семейными фотографиями — Гарри, вложив под обложку коротенькую записку, украдкой подсунул в сундук Невиллу Лонгботтому, единственному сокурснику, который относился к нему по-прежнему.

...Слова Альбуса Дамблдора не расходились с делом, и первую отработку Гарри получил тут же, не сходя с места, в больничном крыле. После ужина, сняв повязку и убедившись, что с раненым плечом все в порядке, мадам Помфри немедленно отправила недавнего пациента мыть полы в приемном покое. При этом Целительница старательно не смотрела Гарри в глаза. Сквозь неплотно прикрытую дверь женщина слышала все, что происходило в палате утром, и выполнять распоряжение Директора ей было, мягко говоря, неловко.

В факультетской гостиной Гарри ждал более чем радушный прием. Приказ о дисциплинарном режиме уже успел появиться на доске объявлений. Формулировка была расплывчатой: "За недостойное поведение и грубейшее нарушение Устава школы". Однако никто еще не забыл вчерашнее противостояние Гарри и ненавистного декана "змеиного" факультета, к тому же обнаружились свидетели вылета профессора Снейпа из окна больничного крыла. И, несмотря на то, что аналитические умы, в отличие от Рэйвенкло, встречались среди "красно-золотых" довольно редко, кто-то догадался сложить 2 и 2 — и капитана гриффиндорской команды встретили, как героя.

Увы, слава недолговечна. Для Гарри Поттера она закончилась ровно в восемь часов утра понедельника, когда совы доставили в Большой Зал свежий номер "Ежедневного Пророка". Заголовок передовицы гласил: "РАСПУТНИЦА В АЛОЙ МАНТИИ". И ниже: "Мальчик-Который-Выжил — уже не мальчик?"

Помимо кричащего заголовка первую страницу украшали три фотографии. На портрете слева Гарри, весь в грязи и копоти, обнимал золотое яйцо. Справа Тонкс, с пышно взбитыми волосами и откровенно вульгарным макияжем, похотливо улыбалась на камеру и время от времени подмигивала. И наконец, на центральном снимке Аврорша целовала в щеку счастливого до небес капитана гриффиндорцев, а вокруг прыгали и размахивали руками ликующие болельщики.

"Шестнадцатилетний Гарри Поттер, Герой Магического мира, продолжает удивлять. Нанеся этой весной — в очередной раз — весьма чувствительный урон силам Тьмы, наш юный Избранный подвизался на новом поприще, и, насколько можно судить, более чем успешно.

Популярность Поттера у прекрасного пола поистине безгранична. Мы уже неоднократно информировали наших читателей об изменениях и пополнениях в донжуанском списке молодого героя. Однако теперь, пресытившись успехом среди сверстниц, Мальчик-Который-Выжил обратил свое внимание на женщин постарше.

Согласно информации компетентных источников, близких к Школе Колдовства и Чародейства Хогвартс, Гарри Поттер уже более полугода состоит в близких отношениях с двадцатитрехлетней сотрудницей Аврората Нимфадорой Тонкс. Как и когда именно они начали встречаться, нам выяснить не удалось, однако их отношения давно вышли за рамки платонических. Благодаря любезности нашего добровольного корреспондента, по понятным причинам пожелавшего остаться анонимным, редакция "Ежедневного Пророка" располагает визуальными доказательствами того, что Мальчик-Который-Выжил уже далеко не мальчик..."

"Компетентные источники", "анонимные корреспонденты" и лично мисс Скитер постарались на славу. Двусмысленные намеки, многозначительные умолчания, и откровенная грязь переполняли текст, так что Гарри к концу чтения нестерпимо захотелось вымыть руки. Несмотря на это, общее впечатление статья производила... странное. Словно Рита Скитер, признанная "убийца репутаций", никак не могла решить, кого из двух фигурантов статьи представить злодеем, а кого жертвой. В результате получилось, как в одной из бесчисленных историй Мундунгуса Флетчера, которыми старый жулик развлекал членов Ордена Феникса перед собраниями: "То ли он котел украл, то ли у него... но с воровством он точно связан!"

О привороте в статье не упоминалось ни единым словом. Но Гарри от этого было не легче.

Повисшую на несколько минут тишину нарушил скрипучий комментарий профессора Снейпа:

— Надеюсь, теперь все окончательно убедились: этот наглый избалованный мерзавец ничем не побрезгует, лишь бы его имя снова появилось в газетах!

В который уж раз за свою недолгую жизнь в Магическом мире — и, как всегда, нисколько того не желая — Гарри оказался в центре всеобщего внимания. После статьи в "Пророке" формулировка приказа о наказании — "за недостойное поведение" — приобрела и для студентов, и для преподавателей совершенно новый смысл. Казалось, юноша кожей чувствовал взгляды, обращенные на него; сотни и сотни взглядов — насмешливых, презрительных, осуждающих, завистливых, злобных... И в отличие от прошлых лет, помощи ждать было не от кого. Даже от тех, кого он до последнего считал друзьями. Гермиона при появлении Гарри демонстративно встала и отошла к дальнему концу стола, заняв место среди семикурсников. Рон, словно по команде, начал шумно разглагольствовать о несправедливости мира, в котором Поттеру, а не нормальным людям, достается все самое лучшее: почет и слава, самый большой приз, самая лучшая метла, самые красивые подружки... Лаванда Браун тут же отвесила рыжему подзатыльник, а Невилл произнес раздумчиво, как бы ни к кому не обращаясь:

— Вот-вот! Самый большой приз, самая лучшая метла... самый злобный дракон... самый большой василиск... самый Темный Лорд... И вправду несправедливо!

На слова Невилла никто не обратил внимания, однако Гарри был благодарен ему даже за такую поддержку.

Немного успокоившись и вновь обретя способность рассуждать здраво, Гарри поразился отсутствию почты. Обычно каждую сенсационную статью Риты Скитер про "Мальчика-Который..." сопровождала целая лавина писем — по большей части вопилок и посланий, зачарованных на какой-нибудь контактный сглаз, хотя встречались и самые обычные эпистолы, в которых цензурными словами были только предлоги. Сегодня же... Догадавшись, что именно произошло сегодня утром, Гарри зло усмехнулся. Директор грозился лично проверять всю почту, адресованную жертве дисциплинарного режима — следовательно, он и принял на себя главный удар. Кто яму копал, тот в нее и упал, не так ли, Альбус?

Тем же вечером в факультетской гостиной, не успел Гарри перевести дух после отработки у Филча, дурак Маклагген прижал его в углу, требуя интимных подробностей — статья в "Пророке" раздразнила его любопытство. Замолк он только после того, как Гарри, доведенный до белого каления, разбил ему в лепешку нос и хорошенько приложил лбом об стену. Хлюпая кровью, Кормак схватился за палочку... Припозднившиеся однокурсники, не вмешиваясь, наблюдали за бесплатным шоу, пока спустившаяся на шум Гермиона не разняла драчунов.

Хогвартс продолжал жить привычной жизнью, шумной и кипучей. Студенты зубрили новый материал, списывали друг у друга эссе, устраивали розыгрыши — безобидные и не очень, подыскивали партнеров для близкого Рождественского Бала... И только для Гарри дни уныло тянулись, словно размякшая лакрица. Выматывающая монотонная работа, каждый вечер взваливаемая на него старым кастеляном, стала спасением, помогая отвлечься от мрачных мыслей. Юноша был готов к травле — к насмешкам и издевательским шуткам, говнобомбочкам в спину и иглам дикобраза в котле с дозревающим зельем, дурацким песенкам-дразнилкам и значкам "Поттер-вонючка", как два года назад. Вместо этого между ним и всей остальной школой словно выросла стеклянная стена отчуждения. С ним никто не заговаривал; место за партой возле него теперь всегда пустовало; встречаясь с ним на переменах, другие студенты шарахались от него, как от зачумленного, демонстративно отворачивались, прекращали разговоры или вовсе переходили на другую сторону коридора.