Проклятие Мандрагоры

— ...и не достает нотациями о пользе образования, — добавила Тонкс, ехидно ухмыляясь. — Да-а, веселенькие были у тебя свидания.

— С твоими не сравнить, — подколол Гарри. Тонкс сокрушенно кивнула:

— И не говори! У тебя-то наверняка никто не требовал увеличить грудь на три размера или превратиться в Селестину Уорбек!

— Кошмар! — искренне посочувствовал Гарри. — К размеру моей груди, правда, ни у кого претензий не было, но... уййй, ты чего?! Больно же!

— Прости, я такая неуклюжая, ты же знаешь! — ответила Тонкс без малейшего раскаяния в голосе, наступив Гарри на ногу.

— ...Но, честное слово, я тебя понимаю — от меня тоже все время ждут не пойми чего, и пялятся, как на неведомую зверушку... И часто такое бывало?

— По большей части — на втором свидании.

— По большей части?..

— Ну... остальные требовали этого уже на первом.

— Козлы, — резюмировал Гарри. — Кизляки складчаторогие обыкновенные, как сказала бы Луна Лавгуд.

— Ее тоже достают? — спросила Тонкс со странным напряжением в голосе.

— Пытаются. Она их изучает. Как биологический вид.

Продолжая разговор ни о чем, Гарри физически ощущал, как с каждым словом растет и утолщается проклятая стеклянная стена — и, набрав полную грудь воздуха, словно бы ударил в нее всем телом:

— Тонкс! — он остановился, Аврорша остановилась тоже.

— Да, Гарри?

— Тонкс... Не сбивай меня, пожалуйста, ладно? Я должен сказать тебе кое-что очень важное. Именно сейчас и здесь — потом я просто не смогу. Духу не хватит.

Гарри замолчал. Рука сама скользнула в карман мантии, нащупала вчерашнюю находку, сжала... Девушка терпеливо ждала.

— Тонкс... Помнишь, ты сказала Слагхорну: "Оставим Орден и Аврорат за дверью"? Так вот, когда мы вместе, когда ты со мной — все остальное остается за дверью. И Орден, и Аврорат, и Министерство, набитое идиотами... И Смертожоры с их змеерылым главарем... И Дамблдор с его вечным полувраньем-полумолчанием и многослойными интригами... И мои долбаные родственнички, у которых я за каким-то дьяволом должен мариноваться каждое лето... И Пророчество, не к ночи будь помянуто... И вся эта дурацкая, никому не нужная борьба за никому не нужные баллы... Короче, все. И то, что ты есть... знаешь, только рядом с тобой, только ради тебя — для тебя — мне хочется жить в этом мире. Ты единственная, кто воспринимает меня всерьез, и вообще — просто как нормального человека... Ты — самая честная, чистая, светлая изо всех, кого я знаю. И еще, ты — красивая. Ты сама не знаешь, какая ты потрясающе красивая, и тебе для этого не надо ничего менять... Я... я люблю тебя, Тонкс. И всегда буду любить, — Гарри судорожно вздохнул и как-то сразу поник. — Вот... сказал. Можно смеяться.

— О, Гарри... — Тонкс осторожно коснулась щек парня, тот поднял голову и с удивлением заметил, что глаза девушки подозрительно блестят. — Гарри... не надо больше ничего говорить.

— Прости, я...

— Не надо! Я тоже, — Тонкс моргнула — по ее щекам сразу протянулись влажные полоски — а затем вдруг обняла юношу за шею и прильнула губами к его губам.

Последняя осознанная мысль Гарри была: "Второй раз в жизни целуюсь с девушкой, и девушка опять вся в слезах... к чему бы это?" Затем мысли, все до единой, покинули голову.

Тонкс целовалась жадно, с такой яростной страстью, словно от этого зависела ее жизнь. Все тело ее дрожало; Гарри физически ощущал исходящий от нее жар. Тонкие, но очень сильные руки проникли под мантию... под пиджак... под вязаный жилет, и теперь исследовали его плечи и спину сквозь тонкую рубашку. Не ответить было невозможно, и Гарри, сам напряженный, как струна, обнял девушку, еще сильнее прижал к себе, с удивлением ощутив под руками не жесткую чешуистую кожу байкерской куртки, а мягкий деним.

Поцелуй длился бесконечно долго; лишь когда Гарри показалось, что он вот-вот упадет в обморок от недостатка воздуха, Тонкс оторвалась от него и спросила тревожно:

— Гарри, что-то не так? Я... плохо целуюсь, да?

Глаза Гарри стали круглее очков:

— Да ты что, Тонкс, нет, конечно! За такой поцелуй и жизнь отдать не жалко, только...

— Только?..

— Это был второй поцелуй в моей жизни.

— С девушкой? — зачем-то уточнила Тонкс.

— И с девушкой, и... вообще. Кстати, — Гарри поспешил сменить скользкую тему, — а что случилось с твоей курткой?

— Я ее трансфигурировала, так что она просто вернулась к исходному виду. А карета моя превратилась в тыкву, — Тонкс хихикнула. — Вот такая я Золушка... И не отвлекайся, не то я оставлю тебе ботинок на память, а сама убегу навсегда!

Тело юноши снова мгновенно напряглось под ее руками, взгляд потух, и Тонкс поняла, что шутка не удалась. Осторожно высвободив руки, девушка осторожно сняла с Гарри очки и опустила в нагрудный карман его пиджака.

— Прости меня, пожалуйста! Я глупая неуклюжая дура... Не бойся, олененок. Никуда я от тебя не убегу. Никуда и никогда. Пойдем! — Тонкс потянула Гарри за собой, и он подчинился беспрекословно.

...Одним только Основателям известно, для чего изначально предназначалась эта комната — узкая и длинная, с невероятно высоким потолком, слишком маленькая для лаборатории или класса, слишком большая для чулана. Через высокое стрельчатое окно во внешней стене сочился бледный лунный свет. Вдоль внутренней стены тянулся каменный выступ, что-то вроде скамьи, только слишком высокий и узкий.

Именно на этом выступе и пытался теперь усидеть Гарри. Парень неминуемо соскользнул бы, если бы не Тонкс — девушка прижалась к нему всем телом, крепко обняла, обвив даже его ногу своей. Губы их почти соприкоснулись... Тонкс вдруг чуть отстранилась, спросила лукаво:

— На чем мы остановились?

— Эээ... на третьем поцелуе? — предположил гриффиндорец.

— На третьем, на двадцать пятом, на сорок девятом... а потом со счета собьемся и с начала начнем, — прошептала девушка едва слышно.

Поцелуй был легок, почти невесом — а затем Гарри ощутил осторожное прикосновение языка Тонкс. Юноша попробовал лизнуть его в ответ — язычок девушки мгновенно отдернулся, чтобы тут же вернуться, соблазняя и дразня.

Кто-то из сокурсниц Гарри однажды назвал поцелуй "борьбой языков". Но то, что вытворяла сейчас Тонкс, походило скорее на игру в салочки, только куда более увлекательную. Наконец эта игра ей надоела, и Аврорша сдалась на милость победителя. Их языки ласкали друг друга, сплетались и расплетались, едва не завязываясь в узел, и Гарри готов был поклясться на "Истории Хогвартса", что Тонкс вовсю использовала свои особые способности.

Не прерывая поцелуя, девушка вытащила рубашку Гарри из-под брючного ремня и принялась расстегивать пуговицы. Вторая застряла в петле; Тонкс нетерпеливо дернула полы рубашки в стороны, и несколько пуговиц запрыгали и покатились по полу. Гарри вздрогнул — теперь пальцы девушки путешествовали по его торсу, бережно касаясь многочисленных шрамов.

Не имея ни малейшего опыта в любовных играх, Гарри на всякий случай повторял действия партнерши, и, судя по ее реакциям, оказался неплохим учеником. Вот и сейчас — осторожно расстегнув "молнию", он запустил руки ей под куртку...

Прикосновение к обнаженному телу, казалось, обожгло огнем. Кожа девушки оказалась на ощупь гладкой, бархатистой и потрясающе нежной. Осторожно, словно и впрямь боясь обжечься, Гарри погладил крепкий подтянутый животик, изящный изгиб талии, провел пальцами вдоль ложбинки на спине... Кончики пальцев наткнулись на узкую эластичную ленту поперек лопаток.

Тонкс вдруг оторвалась от его губ и прошептала в самое ухо:

— Не бойся, олененок... Я твоя... Тебе все можно... — и добавила еле слышно, прерывисто дыша, — ...все-все!

Затаив дыхание, Гарри провел ладонью вдоль ленты... и вот его рука накрыла тугую упругую округлость. В середину ладони упирался бугорок соска. Инстинктивно Гарри принялся мягко оглаживать грудь девушки сквозь тонкую шелковистую ткань, затем легонько сжал... Большой палец коснулся соска и принялся его массировать, пока тот не стал твердым и горячим. Тонкс тихонько застонала:

— О, Гарри... еще! Ты поймал меня... я — твой Снитч... какие у тебя ласковые руки... еще! И вторую — тоже...

Ощущение податливой живой плоти под руками пьянило сильнее вина. В ушах шумело, голова кружилась; вся кровь, оставив разгоряченный мозг на голодном пайке, устремилась вниз, Сами-Знаете-Куда. В брюках разом стало горячо и тесно. Странно — ощущения, заставлявшие по утрам в общей спальне, а то и посреди дня (всегда в самый неудачный момент) отчаянно смущаться и краснеть, сейчас воспринимались совершенно естественно... Впрочем, парню сейчас было не до анализа ощущений. Гормональный шторм накрыл его с головой.

На Тонкс его ласки, похоже, произвели такое же действие — она плотнее оседлала бедро Гарри, тесно прижалась и мерно двигалась вверх-вниз. Дыхание ее стало тяжелым и хриплым; девушка уткнулась лбом в плечо Гарри, а тот, не прекращая ласкать ее грудь, мягко целовал ее в висок, в мочку уха и чуть ниже, в шею.

Сбившаяся в комок пола мантии больно врезалась в бедро. Гарри потянулся поправить... и его пальцы тут же оказались зажаты между его ногой и самым потаенным женским местечком. Тонкс тихонько ахнула — а затем, выпростав одну руку, прижала пальцы Гарри к мягким горячим складкам плоти, скрытым под тканью джинсов.

— Нет... не так... — бормотала она лихорадочно, и глаза ее горели безумным огнем. — Вот здесь... о, Моргана!.. и не останавливайся... Прекратишь — убью, — и с жадностью голодного вампира вновь впилась в распухшие губы юноши.

Сколько это продолжалось — Гарри не знал, да и не хотел знать. Тело девушки вдруг выгнулось в тягучей судороге, из горла вырвался хриплый вскрик. Зубами Тонкс вцепилась в ворот пиджака Гарри, больно прищемив мышцу над ключицей; затем ее тело расслабилось, и девушка повисла на шее Гарри, тяжело дыша.

— Тонкс... ты в порядке? — встревоженно спросил парень, осторожно убирая руку с бедра. Пальцы были очень влажными и скользкими.

— Я?.. — девушка подняла голову, и удивительно спокойная, умиротворенная улыбка озарила ее лицо. — Я — в порядке. Более чем в порядке. Я... я люблю тебя, олененок! Ты...

Внезапно Тонкс вздрогнула всем телом, соскользнула с ноги Гарри и воскликнула с отчаянием в голосе:

— Ой... Прости меня, я — я дура, я забыла, что сегодня... совсем забыла... Прости, я хотела, чтобы и ты... очень хотела, но не могу... не могу! Прости меня, неряху! — и, быстро поцеловав Гарри в висок, торопливо выскочила в коридор.

...Когда Гарри, растерянный, раздраженный, сбитый с толку, нога за ногу доплелся до родной Гриффиндорской башни, было уже далеко за полночь. Полная Дама долго не хотела просыпаться, затем зевнула во весь рот и пробурчала:

— И куда только Старосты смотрят... Пароль!

— Coito, ergo sum, — ответил Гарри, едва ворочая языком. Говорить не хотелось. Думать — тоже.

— ЧТО?!!! — возмущенный вопль портрета был слышен, наверное, даже на Астрономической башне. — Как вам не стыдно, молодой человек! Впрочем, — Полная Дама окинула критическим взглядом понурившуюся фигуру Гарри, его расстегнутый пиджак, сбившийся до подмышек бордово-желтый жилет, рубашку без половины пуговиц, и поджала губы, — по вашему виду трудно не догадаться. Та особа, которая вчера провожала вас, определенно не лучшая компания для приличного юноши. Определенно не лучшая! А теперь — будьте любезны назвать правильный пароль! Или вам придется ночевать в другом месте!

— Извините, мадам. Cogito, разумеется. Cogito, ergo sum(1). Теперь я могу войти?

— Стоило бы оставить вас на пороге, чтобы вы поразмыслили над своим поведением... но так уж и быть, входите.

Соседи по комнате давно уже спали, и Гарри возблагодарил свою удачу. Раздеваясь, он заметил, что пальцы его правой руки в крови, но откуда взялась эта кровь, если на нем самом ни царапины, юноша не мог сообразить. Махнув рукой на очередную непонятку, Гарри упал на жалобно скрипнувшую кровать и провалился в мутный тревожный сон без сновидений.

...В это же время Тонкс стояла под душем и потерянно смотрела на свое отражение в запотевшем зеркале. Внезапно, стиснув зубы, девушка одним движением закрутила горячий кран. Ледяные струи обожгли ее, все тело вмиг покрылось "гусиной кожей". Но Тонкс этого показалось мало. Она больно, до синяка, ущипнула себя за бедро, словно наказывая собственное тело, которое так подвело ее в самый неподходящий момент, затем подняла глаза к потолку и беззвучно заплакала.

(1)Cogito, ergo sum(лат.) — "Мыслю, следовательно существую", известный афоризм французского философа Рене Декарта. Гарри не имел ни малейшего желания шутить, но оговорка получилась весьма по Фрейду: "Coito, ergo sum" — буквально "Трахаюсь, следовательно существую". А всего-то одна буква разницы...

Глава 6

Глава 5.

Библиотека — источник знаний, или Страдания юного Поттера — 2

— Ну фто, двувыффе, — жизнерадостно прочавкал Рон, от души хлопнув Гарри по спине, — добво пофалофать в наф Квуб?

— Какой еще Клуб? — буркнул Гарри, уставившись в оловянный кубок с соком так, словно на его дне скрывалась Величайшая Тайна Мироздания. — Мне и Улиточного за глаза хватило...

— Как — ф какой? В наф! — Рон мощным глотком отправил в утробу очередную порцию ростбифа и, опасливо покосившись на Гермиону, уточнил конфиденциальным полушепотом: — Клуб Отставных Девственников!

— Слушай, Бон-Бон, иди ты... Запретным Лесом! — Гарри в сердцах так треснул кубком об столешницу, что ножка посудины согнулась. — Сколько раз вам повторять, придуркам озабоченным: ничего такого у меня этой ночью не было. Не! Бы! Ло! Ясно?! Все, тема закрыта!

— Не было, говоришь? — Рон развязно ухмыльнулся и подмигнул. — А те засосы у тебя на шее откуда взялись? Хедвиг поклевала?

— Хедвиг, вот именно. С твоим Свинчиком на пару. А ты, вместо того, чтобы доставать меня, выяснил бы лучше, почему это твоя сестренка сегодня спит на ходу, а у Дина такой довольный вид...

— ЧТО?!! — Рон вскочил, с грохотом опрокинув скамью, и через минуту все студенты и преподаватели, завтракавшие в Большом Зале, были в курсе глубины морального падения самой младшей из клана Уизли. Джинни самозабвенно орала на брата в ответ; Дин Томас безуспешно пытался прикинуться мебелью или, на худой конец, провалиться сквозь землю. Гарри обхватил голову руками и испустил долгий мучительный стон.

День не задался с самого утра. Когда Гарри утром поднялся (так и не проснувшись) по звонку будильника и на автопилоте побрел умываться, однокашники в ванной встретили его насмешливыми аплодисментами и свистом. Одного взгляда на себя в зеркало парню хватило, чтобы сгореть со стыда на месте. Вся его шея была покрыта острохарактерными следами, а над левой ключицей расплывался роскошный лилово-багровый кровоподтек, в котором даже угадывались следы зубов.

Спина, как выяснилось минуту спустя, — Ли Джордан, добрая душа, поднес карманное зеркальце, — была вся исцарапана, и Гарри абсолютно не помнил, когда и как это произошло.

Естественно, тут же градом посыпались вопросы: что это за "девочка с кошачьим характером", с какого она факультета, и насколько далеко все зашло. После особенно непристойного предположения Кормака Маклаггена Гарри окончательно вышел из себя и влепил в пошляка заклятьем Рвотных Слизней. Кормак зажал обеими руками рот и скрылся в туалете; Рон зааплодировал, а Гарри, все еще шипя от злости, принялся сводить палочкой с шеи компрометирующие отметины.