Впрочем, из общего правила были и исключения. Некоторые девушки начали посматривать на Гарри оценивающе и даже с каким-то странным вызовом. Джинни по непонятной причине скоропостижно охладела к Дину Томасу, зато во время завтраков и обедов в Большом Зале старалась с каждым днем все ближе подсесть к опальному гриффиндорцу. Гарри это насторожило — и не зря. Утром в четверг на тумбочке у его кровати объявилась коробка шоколадных кексов. Запах от выпечки исходил дивный — корица, ваниль, какао, черный ром; сквозь этот мощный букет чуть заметно угадывался тонкий аромат цветов и почему-то воска с сосновой живицей...

Ландышевая пена для ванны и мастика для метел! Похоже, кто-то сдобрил кексы Амортенцией... спасибо за уроки ПОСТОЯННОЙ БДИТЕЛЬНОСТИ, профессор Грюм!

Спустившись к завтраку пораньше, Гарри тайком переложил кексы в вазу с пирожными на столе. Менее чем через час все студенчество Хогвартса хохотало над очередным гриффиндорским шоу: Ли Джордан, Симус Финнеган и Рон Уизли, отпихивая друг друга, с идиотскими улыбками гонялись по всему Большому Залу за Джинни, норовя заключить ее в объятия, а их жертва ловко петляла между столами, время от времени отстреливаясь от преследователей различными заклятиями, в том числе и своим фирменным Летучемышиным Сглазом. Выражения, в которых она, в промежутках между заклятиями, убеждала брата и его приятелей прийти в себя, заставили бы покраснеть даже пиратов Карибского моря.

Этот случай навел Гарри на крайне тревожные мысли. Чем дальше, тем больше Хогвартс, ставший для него за пять с лишним лет настоящим домом — пусть не всегда уютным, и не без скелетов в шкафах, но все равно надежным и родным — превращался в полное опасностей, чуждое и холодное "место пребывания". Хуже того — в западню. И настраивали эту западню люди, которых он готов был считать своей настоящей семьей.

А на следующий день в Хогвартс прибыл инспектор из Министерства Магии. Вернее, инспектриса квалификационной комиссии, присланная расследовать инцидент с Аврором Тонкс.

Те студенты, кто успел хотя бы минуту пообщаться с чиновницей, не могли говорить о ней без содрогания. По их словам, из Лондона прислали настоящее чудовище, концентрат Снейпа и Долорес Амбридж в одном флаконе. По слухам, сам Дамблдор менее чем через час разговора со стервозной ирландкой (звали ее — ни более, ни менее — Блодуэд Кламси О"Балли) позорно сбежал, оставив ей на съедение Минерву Макгонагалл, а затем и вовсе покинул замок, пообещав вернуться к Рождественскому балу.

Поддерживая традицию, инспекторша заняла тот же кабинет, что и Амбридж в прошлом году, и принялась вызывать преподавателей для дознания, бесцеремонно срывая некоторых прямо с уроков. В результате ЗОТИ у шестого курса вместо Снейпа, к радости гриффиндорцев, в эту пятницу вел Филиус Флитвик. Слизеринский декан вернулся от инспекторши злой, как сто чертей — и очередной урок Защиты От Темных Искусств долго еще снился третьекурсникам Рэйвенкло и Хаффлпаффа в ночных кошмарах.

Гарри не мог заснуть всю ночь, с тоской ожидая своей очереди. Он подозревал, что министерская церберша оставит его на сладкое, и подозрения пока оправдывались. Шрам, оставленный Кровавым Пером — Я не буду лгать — отчаянно чесался; в голове возникали и тут же разваливались планы спасения, один нелепее другого, и рядом не было никого, кто мог хотя бы подать совет. Гарри знал по опыту, что способен преодолеть эффекты заклятья "Империус" и Зелья Правды, но против атаки сильного Легилимента он по-прежнему был беззащитен.

То, что произошло воскресным утром в больничном крыле, объяснялось всего лишь удачным стечением обстоятельств. Везением.

Или чудом.

Был, правда, еще один вариант развития событий, но о нем юный маг старался даже не думать. Если инспекторша О"Балли во время допроса выведет его из себя — а именно это она наверняка попытается сделать — Гарри в припадке гнева приложит ее, как Маклаггена или Снейпа, каким-нибудь особо разрушительным беспалочковым заклятием, что автоматически означает нападение на государственного служащего при исполнении, арест и тюремный срок. Что бы ни думала сейчас обо мне Дора, я перед ней в долгу. И вряд ли смогу вернуть долг из камеры Азкабана.

И вот наступила суббота — последний день перед традиционным Рождественским Балом. Гарри, разумеется, никто и не подумал пригласить. Утром, даже не дав толком позавтракать, угрюмый Филч выдернул штрафника-гриффиндорца прямо из-за стола и потащил за собой. Весь день невыспавшийся и голодный Гарри вкалывал, как эльф-домовик — складывал пыльные ветхие штандарты в чулан (тот самый!) на втором этаже Астрономической башни, таскал из теплиц профессора Спраут во внутренний двор замка зачарованные кадки и вазоны с розовыми кустами, подсыпал к корням перегной и мульчу, затем отмывал лестницы, ежеминутно рискуя свалиться в провал лестничной клетки, когда пролет вдруг начинал двигаться...

За окнами замка давно стемнело. Гарри, присев на колченогий табурет в углу Зала Славы, механически натирал тряпочкой с темно-зеленым полировальным порошком пузатый серебряный кубок с гравировкой в медальоне на боку: "Майрону де Виру, Старосте факультета Слизерин, за выдающиеся успехи. 1912 г". Сведенные от усталости мышцы плеч и поясницы нестерпимо жгло; натруженные пальцы давно онемели. О мягкой постели в дормитории шестого курса мечталось, как о недостижимом райском блаженстве.

Из-за усталости Гарри не сразу обратил внимание на разговор и шаги в коридоре. Собственно, говорил только один человек, остальные двое лишь поддакивали.

— ...Я слышал от крестного — только смотрите, об этом никому! — что в "Черной Лилии" появилась новая девица, — этот голос, ленивый, жеманный, вечно брюзгливый тон, манеру растягивать слова не узнать было невозможно. — Еще свеженькая. Немного строптивая, правда, но когда с ней поработает Питер Вудкок, она будет как шелковая...

— Ух ты! Круто!

— А кто такой этот Вудкок?

— Его еще называют "объездчиком молодых кобыл", если вы понимаете, о чем я, — Ответом был дружный гогот двух здоровых глоток. — Говорят, у этой девицы розовые волосы... да, на голове тоже, — новый взрыв жеребячьего ржания. — Говорят даже, что она может изменять свое тело, как клиент пожелает.

Гарри затаил дыхание, забыв про недочищенный кубок, и весь обратился в слух.

— Она что, типа, эта... метаморф? Как та аврорская сучка, которая путалась с Поттером?

— Может быть, это она и есть. После той статьи в "Пророке" ее вышибли из Аврората, вот она и подалась в бордель. Я считаю, там ей и место. Кстати, я попросил дядю Басти выкупить ее для нас на все рождественские каникулы...

— Отпад!

— В натуре круто!

— ...Он мне не откажет. Мы будем делать с ней все, что захотим. "Все" означает именно все. В крайнем случае, ее никто не хватится. Шлюха — она и есть шлюха!

Гарри зарычал сквозь стиснутые зубы — видимо, слишком громко, потому что белобрысый слизеринец в сопровождении неизменной пары прихлебателей тут же появлся на пороге полутемного зала.

— А, это ты, Потти... Я тебя не заметил. Трудись-трудись, тебе полезно. Может, хоть сейчас ты поймешь, каково твое настоящее место в нашем мире. Твое, и прочих грязнокровок и предателей крови... Ладно, дыши пока. Разрешаю. Я сегодня добрый. Кстати, — Малфой прищелкнул пальцами, — я могу передать привет твоей бывшей подружке. Ты ее теперь вряд ли заинтересуешь — мистер Вудкок покажет ей, что такое настоящий мужчина... Пошли, ребята! У нас дела.

Шаги, голоса и похабный гогот затихли в отдалении. Гарри сидел неподвижно. В ушах шумело, голова была готова лопнуть от прилива крови. Кубок выпал из ослабевших пальцев, покатился по полу, дребезжа. Юноша рассеянно проводил его взглядом... Затем встал и, не позаботившись даже закрыть за собой дверь, решительно направился в сторону Гриффиндорской башни.

Все стало просто и ясно. Тонкс в беде. Беда эта хуже смерти. И кроме него, спасать ее некому.

Никакого плана у Гарри не было. Он знал только одно: надо спешить.

...Хедвиг спланировала с жердочки на плечо хозяину. Гарри погладил мягкие белоснежные перья, почесал птице голову. Та издала басовитый воркующий звук, словно кошка, ткнулась лбом в висок юноше и легонько прищемила клювом ухо.

— Спасибо, красавица. Только ты теперь меня и любишь... — Гарри сглотнул тугой шершавый ком. — Я сегодня ухожу отсюда, и вряд ли вернусь. Ты тоже улетай. Нечего тебе тут делать. Я знаю, ты меня найдешь, ты же у меня умница, да? А если со мной случится что-нибудь... серьезное — лети к Тонксам. У них тебе будет хорошо. Но я надеюсь, что до этого не дойдет. Мы ведь с тобой везучие, так ведь? — зеленые человеческие глаза встретились с желтыми птичьими. — Ну давай, лети! Работай крыльями!

Гулко ухнув, сова присела, оттолкнулась лапами и, бесшумно хлопая крыльями, устремилась вдаль, в сторону полной луны. Гарри провожал птицу взглядом, пока мерцающее светлое пятнышко окончательно не пропало в ночи. Порыв ледяного ветра высек из глаз слезы, юноша раздраженно стер их рукавом.

Внезапно промерзший птичий помет и мышиные косточки на полу захрустели под чьими-то шагами, и женский голос, высокий, неприятно визгливый, произнес с иронией:

— Молодой человек, зачем так убиваться? Вы так никогда не убьетесь!

Гарри резко развернулся. Посреди совятни стояла женщина — старше средних лет, приземистая и полная. Лицо в тени капюшона темно-лиловой мантии было почти не видно, только выбивались наружу мелко завитые кудри цвета меди, да вздрагивал дряблый двойной подбородок поверх наглухо застегнутого мехового воротника.

— Инспектор О"Балли?.. ч-черт!

Женщина сделала шаг вперед, откинула капюшон. Одутловатое бледное лицо с висячими брылями щек открылось на миг — и вдруг словно смазалось, поплыло, и новый голос, который юноша никак не ожидал услышать, воскликнул:

— Гарри... олененок, это ты?!

Гарри отпрянул. Правый каблук зацепился за выбоину в камне. Теряя равновесие, гриффиндорец навалился спиной на перила, трухлявое дерево не выдержало — и юноша, неловко взмахнув руками, без звука рухнул с галереи спиной вперед.

Совиная башня Хогвартса была не так высока, как знаменитая Астрономическая, но сотни с лишним футов ее высоты было вполне достаточно, чтобы свести счеты с жизнью. К тому же внизу, у основания, торчали из-под снега черные гранитные глыбы, поджидая жертву. Именно на них и падал Гарри.

Говорят, в самые последние мгновения перед внутренним взором человека проносится вся его жизнь. Однако Гарри Поттер слишком часто за свои шестнадцать лет оказывался перед лицом смерти, чтобы убедиться: по крайней мере, его это поверье не касается. Юноша даже не успел испугаться. Только на миг невесомым стало тело, ветер засвистел в ушах, прижимая к телу трепещущую ткань мантии. Единственная мысль пронеслась в голове, словно последний вздох: "Вот и все..." И еще одна: "Дора, я ведь так и не успел тебя выручить... прости!"

В следующий момент неведомая сила безжалостно рванула Гарри вверх за левую ногу — и юноша повис в воздухе в паре ярдов от развороченных перил, нелепо растопырив руки и ноги, словно морская звезда. Отчаянный крик "АССИО ГАРРИ!!!" отозвался эхом под сводами башни; та же сила подхватила ошарашенного гриффинорца, протащила сквозь узкое окно, перевернула раз, другой, и, наконец, неряшливой грудой свалила под ноги женщине. Та упала перед ним на колени. Косой лунный луч пересек ее лицо...

Разумеется, это была Тонкс. Аврорша плакала и смеялась одновременно. Щеки ее были мокры от потоков слез, губы дрожали, волосы меняли цвета чуть ли не ежесекундно в самых фантастических сочетаниях.

— О, Гарри... Мерлин бессмертный, я же тебя чуть не убила!.. второй раз подряд... Ну что я за неуклюжая тупая дура! Я и вправду должна на коленях просить у тебя прощения, и это никакая не шутка! Прости меня, олененок, пожалуйста! — всхлипывая, бормотала Тонкс. Пальцы ее вцепились в плечи Гарри мертвой хваткой. На юношу обрушился целый шквал эмоций: счастье и боль, радость и вина, сострадание и эхо только что пережитого ужаса... Сознание не выдержало. Перед глазами сгустился искристый зеленый туман, и Гарри скромно упал в обморок.

Очнувшись, Гарри решил, что попал в рай. Голова его покоилась на коленях Тонкс, а ее пальцы ласково перебирали его волосы. Глаза Аврорши были все еще "на мокром месте", но на губах играла чуть заметная нежная улыбка.

— С возвращением, Бемби! Ну, как оно там, в мире духов?

— Плохо... Темно, и тебя нет! — Гарри вдруг замолчал, все тело его напряглось. Тонкс встревожено склонилась к нему:

— Что-то не так?

— Тонкс... ты же должна меня ненавидеть.

— Помилуй, Гарри, что ты такое говоришь? За что?

— Но ведь приворот... мандрагора... разве нет?

Тонкс рассмеялась, взъерошила непослушные черные волосы парня:

— Тролличник ты, Бемби! Хронический. И все мы тут тролличники. Тем двум дуболомам со Слизерина еще простительно, и тебе, пожалуй, тоже, но я-то хороша! А еще Мракоборец! Про мисс Энциклопедию я и не говорю...

— ???

— Инвольтация(1) на мандрагору, чтоб ты знал, всего-то навсего заставляет людей, связанных этим обрядом, проявить и реализовать в действии истинные чувства, которые они испытывают друг к другу.

— И все?

— И все. Это как если бы... ну, скажем, дядя Си взял нас с тобой за уши, поставил нос к носу и сказал: "Поцелуйтесь, наконец! Вы же любите друг друга, идиоты!" Нет, конечно, если бы в ритуале применили... в общем, Ту-Самую-Кровь, это и впрямь был бы настоящий Темный приворот, сексуальное порабощение и все такое. Но я же не полная дура, чтобы разбрасывать использованные "Тампаксы" где попало!

Гарри густо покраснел.

— То есть мы с тобой... в самом деле..? — чуть слышно пролепетал он.

— В самом деле, олененок! — Тонкс уже улыбалась до ушей.

— И никакого приворота не было?

— Чесслово, не было! Крест мне на сердце!

Гарри рывком сел — и так же внезапно обнял Тонкс, изо всех сил прижав к груди. Девушка задушенно пискнула, а затем, немного придя в себя, сама обняла Гарри в ответ с неменьшей страстью.

Потревоженные шумом и криками, совы недовольно завозились на жердочках, гукая и ухая, потом успокоились, видимо решив в своих совиных понятиях, что самка человека просто-напросто дала своему птенцу первый урок полета, а затем, чтобы подкрепить силы усталого слетка, принялась кормить его из клюва в клюв.

Наконец влюбленные неохотно оторвались друг от друга:

— Что ты тут делал?

— Что ты тут делала?

Получилось хором. Оба переглянулись, рассмеялись и попробовали еще раз:

— Как ты сюда попала?

— Как ты сюда... понятно, Проклятие Мандрагоры в действии, — перебила Тонкс сама себя. — Так мы далеко не уедем. Камень-ножницы-бумага?

— Годится. Раз... два... три!

Гарри выбросил два пальца, Тонкс — сжатый кулак.

— Камень ножницы ломает... Значит, мне рассказывать первой. Ладно, слушай. Тогда, в субботу вечером, я уже собиралась идти к тебе, как вдруг ко мне в комнату влетела Гермиона. В слезах, в соплях, в истерике — никогда ее такой не видела. Она была почти невменяема! И слышал бы ты, что она несла... Что ты развратник и извращенец, кидаешься с чарами приворота на все, что шевелится, чуть ли не гарем собираешь — короче, портрет бабушки Вальбурги отдыхает! Естественно, я предложила ей сесть, продышаться, принять успокоительное. Но тут она вынула из кармана статуэтку — в смысле, вольт, — и сунула мне под нос. Я только взглянула на эту штуковину, и у меня самой начала потихоньку ехать крыша. Я спросила, где она ее нашла. Гермиона начала что-то мямлить, я — ох, Мерлиновы яйца, какая же я идиотка! — еще и задала наводящий вопрос: уж не в квиддичной ли раздевалке? Разумеется, она это подтвердила...