За куполом лило и молнии бесновались, слепо огибая Хиллотоп и стегая всё терпящие скалы, а людная площадь беззаботно гуляла в безопасности и комфортной сухости, шумно отплясывая под незамысловатое бряцанье и пивную пену с усов стряхивая. Наглядная демонстрация силы: заткнула рты хулителям Софиста; развязала языки восхищённым подхалимам, успокоенным наличием слабости и человечности парня; сохранила честь светской власти, которой незазорно прогибаться под выдающихся личностей; вдохновила впечатлительную поросль на учёбу и славные свершения; умножила зависть, ненависть и злобу неблагодарных сволочей, на других перекладывающих вину за свои ошибки и все сыплющиеся на них беды.
Прилюдно отремонтировав настоящие подпалины, Софист поцеловал ручку Куадки, похлопотавшей об ужине для спутницы своего благодетеля — и бутылке баронского вина. Непривычной к спиртному девушке хватило полпинты, чтобы запьянеть окончательно и бесповоротно, но танцы... Коровы и те грациознее зажатой девочки-пацанки, пунцовеющей от вожделеющих мужских взглядов, притянутых ладным женским станом в красивой обёртке, простеньким кантрипом подогнанной Софистом по атлетичной фигуре Миши. Ещё бы серьги, диадему, украшенные каменьями браслеты и подвеску...
Хмельной и бесшабашный Софист не унывал. Вечер ещё в самом разгаре и была, была у Миши изюминка, способная окупить другие недостатки — драматическое контральто. Мощный, тяжёлый и густо звучащий голос с ярко выраженным грудным резонированием — силе дыхалки девушки иной воин позавидует. Немного уговоров, немного очарования с инвазивной телепатией, но сперва разогрев и настрой:
— Наро-од, прошу внимания! Я хочу кое-что спеть из репертуара наёмников! Посвящаю это выступление нашим пострелам, которым пора уже баиньки! — Воскликнул пошатнувшийся Софист, беря гитару под одобрение и радостные крики, смех и наигранное возмущение "ребятни", не желавшей уходить в такую рань да под хлещущий ливень. Он редко баловал выступлениями и ещё не слишком хорошо выучился тренькать, но подпившая публика не была придирчивой и прощала ляпы в аккордах, а свой ломкий голос доморощенный певец уже одолел — зельем.
(Примечание: Мельница — Наёмники,
http://audiofreeonline.com/mp3/melnica_-_naemniki )
Привыкший сражаться не жнёт и не пашет:
Хватает иных забот.
Налейте наёмникам полные чаши!
Им завтра — снова в поход!
Он щедро сулил, этот вождь иноземный,
Купивший наши мечи.
Он клятвы давал нерушимее кремня,
Верней, чем солнца лучи.
Сказал он, что утром под крики вороньи
Завьётся стрел хоровод,
И город нам свалится прямо в ладони,
Как сладкий, вызревший плод!..
Там слабое войско и жалкий правитель,
И обветшала стена,
А злато в казне хоть лопатой гребите,
И век не выпить вина!
Мы там по трактирам оглохнем от здравиц,
Устанем от грабежей
И славно утешим весёлых красавиц,
Оставшихся без мужей!..
Когда перед нами ворота открыли,
Мы ждали — вынесут ключ,
Но копья сверкнули сквозь облако пыли,
Как молнии из-за туч!..
Нас кони втоптали в зелёные травы,
Нам стрелы пробили грудь.
Нас вождь иноземный послал на расправу,
Себе расчищая путь!
Смеялись на небе могучие Боги,
Кровавою тешась игрой.
Мы все полегли, не дождавшись подмоги,
Но каждый пал как герой!
Давно не держали мы трусов в отряде —
На том широком лугу
Из нас ни один не молил о пощаде,
Никто не сдался врагу!
Другие утешили вдов белогрудых,
Сложили в мешки казну.
А мы под воротами сном беспробудным
Которую спим весну!..
Погибель отцов — не в науку мальчишкам:
Любой с пелёнок боец!
Бросаются в пламя, не зная, что слишком
Печален будет конец!..
Жестокую мудрость, подобную нашей,
Постигнут в свой смертный час!..
Налейте наёмникам полные чаши —
Пусть выпьют в память о нас!
Поучительная песня многих намёков и аллегорий исполнялась впервые на этом свете, но кого это заботило? Тема обглодана сотнями виршей и баллад. Разве что кроме засевшей в церкви Хании, со злой слезой ловившей обрывки чужого веселья и попытки Миши подпевать Софисту...
— Пива нашему юному барду! — Раздался пьяный голос Хола, в чувствах стукнувшего набалдашником кинжала по столу. Ещё нескольких тронуло за сердце — воспоминаниями. — Выпьем за павших! — И его поддержало множество глоток.
Но не прошло и трёх минут, как Софист вновь обратился ко всем:
— Наро-од, прошу ещё внимания! Прежде, чем отведут спатиньки остуженных ребят с их боевитыми подружками, мы хотим выступить вместе! Правда, Миша? — Пошатывающийся парень, только что до дна высушивший свою серебристую кружку с пивом, оставившим на усиках клочки пены, обернулся к раскрасневшейся блондинке в перламутровой рубахе и чудесном синем сарафане, с чужого плеча и приготовленного для иного случая — ещё сочтутся. Девушка согласно качнула головой, укрыв личико за шторкой своих свободно распущенных волос, в свете пламени костра отливающих красным златом. — Освободите все инструменты, пожалуйста! Несколько минут настройки и мы подарим вам чудную песню неизвестного автора под названием — Трагизм Северного!
Софист создал невидимых слуг, обратил кольцо в серебристый стек-указку и начал пробовать дирижировать, при помощи магических конструктов извлекая из инструментов желанную композицию нот. Минута какофонии, блаженная пауза встряхивания вожжей, и вот ушедший в себя и закрывший глаза юноша отдался звучащей в голове музыке, начав делать плавные пассы и резкие взмахи, в странном дёрганном танце воплощая мелодию, постепенно все более чище и ладней. Первый прокат без слов — так себе, зато острый подбородок и мягкие губы Миши подрагивали, повторяя текст под музыку, раздававшуюся у неё в голове, задурманенной винными парами и толикой магии, раскрывающей потенциал девушки как драматической оперной певицы.
И вот Софист, свернув палочку кольцом, буднично применил заклятье слаженности, дав старт исполнению песни дуэтом:
(Примечание: Мельница — Дракон, заменено "таинственный" на "клаутовский" и "Рождества" на "Самхейна", http://www.youtube.com/watch?v=ehTa5A2A4Pk )
Позабытые стынут колодцы,
Выцвел вереск на мили окрест,
И смотрю я, как катится солнце
По холодному склону небес,
Теряя остатки тепла.
С закрытыми глазами не очень выразительно, но проникновенно запела Миша, бездумно пытаясь следовать интонациям раздающихся в голове и рядом слов, благодаря магии, точно следуя такту мелодии. Сроднившийся с музыкой невидимых оркестрантов Софист подкинул в костёр принесённую Уллю свежую ветвь ласпэра и под восторженный вздох толпы взял под контроль взметнувшийся язык пламени, быстрыми и плавными пассами начав проявлять своё воображение, танцующе лепя из сине-зелено-оранжевых всполохов то колодец, то выцветающий вереск, то гаснущий шар солнца, катящийся по бордюру. А потом...
Цвета ночи гранитные склоны,
Цвета крови сухая земля,
И янтарные очи дракона
Отражают кусок хрусталя —
Я сторожу этот клад.
И магией иллюзий превратились угли в груду переливающихся монет людских ноблей, в которых жители Хиллтопа узнавали свои профили в монарших коронах да герцогских венцах. И при появлении огненного Ока у всех перехватило дыхание.
Проклинаю заклятое злато,
За предательский отблеск тепла,
Вспоминаю о той, что когда-то,
Что когда-то крылатой была —
Она давно умерла.
Всего несколько мгновений резвившаяся фигурка пробитой лучом-копьём драконицы с трагичной фееричностью рассыпалась золотом вороха огненных чешуй, обратившихся переливчатыми углями.
А за горами, за морями, далеко,
Где люди не видят, и боги не верят.
Там тот последний в моем племени легко
Расправит крылья — железные перья,
И чешуёю нарисованный узор
Разгонит ненастье воплощением страсти,
Взмывая в облака судьбе наперекор,
Безмерно опасен, безумно прекрасен.
И это лучшее не свете колдовство,
Ликует солнце на лезвии гребня,
И это все, и больше нету ничего —
Есть только небо, вечное небо.
И летал голубовато-красный дракон из огня, величественно разрезая костровой жар двухярдовыми крыльями с пламенным опереньем, трепещущим от незримых жестоких ветров над непокрытыми головами селян. Фигурное подобие хоть и было, порой, неуклюжим и клочковато-бесформенным, но все равно завораживало, следуя словам песни. Алмазный голос Миши нуждался в огранке не менее мастерства Софиста, а вот мелодия получилась почти совершенной — что удалось выжать из инструментов.
И в эпилоге пылающая иллюзия с шаржем на хмурого мэра в волнистой короне да при героях — отсутствующих на площади чернявых гавриков, Гавина и Ксаноса:
А герои пируют под сенью
Королевских дубовых палат,
Похваляясь за чашею хмельной,
Что добудут Клаутовский Клад!
И не позднее Самхейна!
В полной тишине весь костёр вдруг превратился в реалистичную и довольно-таки узнаваемую драконью голову Клауса Северного Дракона, раскрывшего свой зев с трескуче клокочущим и ревущим вихрем внутри. Янтарные глаза уставились прямо в синие очи, распахнувшиеся широко-широко от смысла последних двух строк и с расширившимися зрачками мгновенного протрезвления.
Секунда вечности...
Смертоносно раззявленная драконья пасть безвредно захлопывается, губы приобретают человеческую подвижность и с явственно печальным выражением морды лениво выдают трескучее и дымное:
— Бу... — И прослезившаяся драконья башка трагически рассыпается тучей трескучих искр, взмывших ввысь пыханьем смолянистой ветви ласпэра, при сгорании придававшего пламени мистический синий оттенок.
Гордый устроенной аллюзией, довольный произведённым на деревенщин эффектом и виновато кривящийся юноша подхватил на руки девушку, упавшую в обморок. Трюк иллюзии удался на славу: каждый видел, что переполненный грустью дракон смотрит исключительно на него одного — как на муравья. Со многими впечатлительным личностями случился конфуз, заставивший поспешить вымокнуть под ливнем — никого из жителей Хиллтопа, привыкших к прекрасным и профессиональным иллюзиям менестреля Хании. Так что компания на площади поредела сильнее ожиданий, зато у тёртых мужиков и баб появился ещё один повод дружно распить брагу Хола, кристаллизуя костяк деревни Хиллтоп. А рядом с распорядителем вечеров этой декады сидел с безумным выражением лица старый скальд, долго провожавший умным взглядом якобы импровизатора по чужому творчеству.
Софист не знал о детской травме Уэймит. В ночь после страшилки про Старого Клубка, самого сильного, коварного, мерзкого, кровожадного и бесчеловечного дракона если не на всем Фаэруне, то на его Севере — уж точно, Миша пережила нападение дракона. Точно не красного — отсутствовала боязнь огня, тяга к полным латам — защита против молний, выбор стези паладина Мистры — жажда покарать злого мага за призыв и провальную попытку подчинения синего дракона. С того момента пай-девочка умерла и появилась категоричная пацанка, возлюбившая большие и острые железки и закрывшаяся от мира решёткой забрала.
Вопреки намеченным планам, Софист в сложившихся обстоятельствах отказался пользоваться случаем — низко. Прикрыв обоих лист-плащом, он быстро отнёс усыплённую девушку в её школьную спальню, усиленно думая, как обратить свой промах к её пользе.
— Ты!.. Подлый гнус, ты очаровал меня! — Обвинительно и гневно вскричала девушка, очнувшаяся на своей кровати. Рука попыталась нащупать кинжал под подушкой, но Софист заранее позаботился о невозможности членовредительства.
— Прости меня, — вместо объяснений повинился парень, стоявший у кровати на коленях.
— Не прощу! Убирайся прочь, паскуда! Боже, какая же ты редкостная сволочь! Зла на тебя не хватает... — разорялась Миша, буквально срывая с себя женское шмотье, в подолах которого запуталась и едва не упала. Не смутило, что предстанет в нижнем белье. — И платье это драное забери! — Крикнула она во след молча закрывавшему за собой дверь.
— И сорочку чужую верни, — сквозь зубы выдавил Софист, абсолютно не желавшей прибегать к шоковой терапии, но его собственная ошибка заставила — в противном случае даже мудрый старый мастер Дроган не сумел бы мягко выправить деревце Миши, как только он один умел находить подход.
— Да чтоб тебя Мистра отлучила от Плетения, Софист Вершинный! — В сердцах бросила она под треск ткани. Будь оружие под рукой — кинулась бы. Заурядное словесное проклятье больно ударило Софиста, стерпевшего это — справедливо. Однако спровоцированный повод он не упустил:
— И это говорит еретичка? — Едко бросил он, подбирая тряпье с ненавистью к себе.
— Чтоо?!
— То! Ты поклоняешься божеству-Женщине, а сама прикидываешься мужиком, извращенка! — Обескуражил её Софист с перекошенным лицом ненависти, но не к ней, как могло показаться, а на самого себя. Хотел, как лучше, а получалось как всегда — через пень колоду. — Есть заклинание смены пола. Есть тот кудрявый подросток, вызвавший у тебя неприязнь — он как раз выполняет роль девушки. С божественного благословения обменяйтесь мужским и женским началом... Либо эта ересь, либо перестань выкорчёвывать из себя женственность, Миша Уэймит! Быть паладином не означает уподобления мужику. Я хотел помочь раскрыть тебе глаза на твою восхитительную женственность, Миша. И я раскаиваюсь, что слишком поспешил, не узнав тебя получше. Прошу, не отрицай свою женскую природу, Миша, так ты отрицаешь саму богиню. Именно поэтому, несмотря на все твоё упорство в многолетних тренировках, ты до сих пор остаёшься без ниспосылаемых свыше божественных заклинаний... Прошу прощения, Миша, я искренне сожалею о случившемся. Очень хотел устроить тебе сказку, подарить счастье и радость, но сам же все испортил, поспешив и не совладав со своей заносчивостью и самоуверенностью. И... рыдания — это по-женски, конечно, Миша, но лучше займись магическим ремонтом женской одежды — все начинают с кантрипов. — Аккуратно оставив и плотно прикрыв дверь, он умчался к себе домой, совсем не думая о подслушивавшем Ксаносе.
Явившись к Вершку подавленным, Софист решил забыться в работе на износ. Замочил клубки шёлковых нитей, чтобы посеребрить и вызолотить их, дабы споры светящихся грибов и пыльца цветов вместе с секрецией светлячков сделали их постоянно люминесцирующими — в уплату долга за вовремя подаренную одёжку. Зарядив заклятьем света древесные соки в ёмкостях, юноша устроился на зеркальной глади домашнего алтаря, начав очищаться от плохих мыслей и чувств и заряжаться мощными стихийными энергиями. Он упрекнул Мишу в том, чего сам был лишён...
В полночь Софист превратился в сову и улетел за оставшимися кустами и деревьями, чтобы перенести их в карманном измерении платка с чёрной дырой и доделать едва начатый Романтик-Сквер. Покидая Хиллтоп в затихающее ненастье, сова видела, как дедок из бывших скальдов бросает деревню, возмечтав о возвращении былой славы за пару услышанных песен, сочтённых им новейшими сочинениями, авторство коих можно смело присвоить. Софист не стал препятствовать весёлому собутыльнику Хола бежать в Эверлунд на спине угнанного служебного грифона — и без него погоня уже собиралась.
