Перекрестки над "Т"

      — Мы, разумеется, можем счесть приказ преступным. Можем? Окита? 　　　　

      — Нет, господин капитан. Это же не люди. 　　　　

      — Те, что привязаны, или те, что смотрят? 　　　　

      — Хороший вопрос, Киришима. Асари, ответите? 　　　　

      — Формально — те, что привязаны. А по существу... 　　　　

      — Продолжайте, курсант. 　　　　

      — То, что выглядит, как утка, крякает как утка, думает, как утка... 　　　　

      — То есть, мы признаем существо разумным на основании всего только личного мнения? Без какого-либо четкого критерия, который можно измерить, зафиксировать, повторить? 　　　　

      — Господин капитан. 　　　　

      — Мусаши? 　　　　

      — Маленький ребенок выделяет мать среди окружающего моря цветных пятен и начинает ее признавать — тоже на основании всего лишь собственного мнения. Не измеряя ее разумность никаким прибором. 　　　　

      — Отлично сформулировано... Кейта, скажите мне, как быть с другой стороной монеты. Эти, на трибунах, которых мы только что не захотели признавать людьми, не так уж неправы: туманники реально задолжали. Разве они не должны платить? 　　　　

      — Господин капитан, курсант Окита. Зачем вы задаете нам все эти вопросы? Зачем заставляете нас думать? Разве вы сомневаетесь, что мы вам верим? 　　　　

      — Затем, Окита-сан, что после этого испытания мы вернемся в Японию. И будем там ходить по улицам. И любой мудак сможет показать пальцем или кинуть куском говна: вот, эти цепные собаки стерегли долбаный Колизей, где убивали таких милых приятных девушек. Мало вам будет утешения, что вы подчинялись моему приказу. 　　　　

      — Я с трудом верю, что это вообще происходит со мной... Что в двадцать первом веке — уже после всего, что человечество видело, пережило... После Нанкина, Хиросимы, Дрездена. После Второго Удара, наконец! Неужели нельзя придумать ничего умнее? Не добрее, не этичнее! Просто — умнее? Мы так и остались в Колизее, который интерсетью размазан по всей планете! 　　　　

      — Стратсберг. Бегом обнял ее. Пока я это не сделал. Не тормози! Нам надо пережить завтрашний день. У пилота не должны трястись руки. Куртку накинь. Все, так и сидите. Ничего, сейчас согреется и успокоится... Асари, так что вы мне скажете? Туманники разрушили города, утопили корабли, прервали морскую торговлю, лишили работы моряков, привели к голоду и нищете их семьи. В Японии нас встретят и потерпевшие от кораблей Тумана тоже — что вы скажете им? 　　　　

      Что увидели смазливые мордашки, гладкие ножки — и забыли, что мы армия? Что наша задача, цель и смысл существования — заставить виновников платить и каяться, платить и каяться? 　　　　

      — Капитан... Если мы можем видеть исторический пример — Колизей, Рим — то там было такое место ... Предатель, выдавший христиан императору, раскаивается и приходит к первосвященнику. И ожидает кары. Первосвященник же говорит ему... 　　　　

      — Наш бог — бог милосердия, — утвердительно кивнул капитан. — Я тоже смотрел это кино. 　　　　

      — Милосердия даже для предателей? — Мусаши сдвинул брови. 　　　　

      — И кого предали туманники на поле мишеней? — шевельнулась в куртке Мана. — Это же не их судьба проверяет... Каждый, сталкивающийся с не-человеком, прежде всего проверяет, человек ли он сам. 　　　　

      — Тоже хорошая формулировка, — Сагара подавил зевок, наконец-то переставая походить на робота, — Что ж, Киришима, прояви талант в решении этической задачи на практике. Мы не можем нарушать приказ. Либо мы доверяем командирам, либо мы мятежники. Даже если на трибунах все откровенные мудаки поголовно — то командиры, может статься, берегут этих мудаков на развод. Если надо забить кого перед телекамерами во славу демократии, прогресса и мира во всем мире — так долго не искать. 　　　　

      Киришима выпуталась из куртки, деловито устроилась перед ноутбуком: 　　　　

      — Интерсеть же работает? 　　　　

      — Работает. 　　　　

      — Лучше всего, — сказала тогда Мана, — чтобы испытание отменили по не зависящим от нас причинам. Форс-мажор. Погода отпадает, день выбирали по прогнозу. Нападение террористов, морских чудовищ, диких Туманников — нам же придется с ними сражаться. За тех, орущих на трибунах? Неохота. Конечно, мы не можем симулировать поломку там или отказаться выполнять приказ. Это крест на наших личных делах. 　　　　

      — То есть, они сами должны отказаться, что ли? — присвистнул Окита. — А это мысль! 　　　　

      — Точно, — криво улыбнулась Киришима, разворачивая на экране ноутбука обложку. “Густав ле Бон” — прочитали пилоты, — “Психология толпы”. 　　　　

      — Ты что, ее всю собралась листать? 　　　　

      — Нет, мне только первый отдел второй части в памяти освежить... 　　　　

      Капитан сказал ровным голосом: 　　　　

      — Дальше понятно. Пойдете с Мусаши. Потому что у вас хорошо получилось замаскироваться в городе. Вместо прочих я видел стадо пехтуры на выгуле... Гражданская одежда есть? 　　　　

      — Найду. 　　　　

      — Ищи сейчас. Легенду вашу я сам напишу. Посылать официально — если даже впустят, приставят сопровождающих. Так что нырнете из тузика, тут всего-то миля. Доплывете. 　　　　

* * *

      — Тут всего-то миля. Катер подходит за полторы минуты, и сразу сумки в бочку. 　　　　

      — Давай-ка еще одну тренировочку... Я держу. Рок? 　　　　

      Японец надвигает маску, проверяет загубник, толкается и пропадает в прозрачной воде южных морей. Его собеседник, помощник и начальник — здоровенный смуглый мужик, обритый налысо, одетый в надувной зеленый жилет, свободные грубой ткани штаны, шнурованные ботинки — без видимого усилия держит швартовый канат. На втором конце каната качается в волнах обтекаемый поплавок толщиной и длиной с газовый баллон. Но не металлический, а стеклотканевый, окрашенный сине-серыми разводами. В поплавке герметичная дверка. 　　　　

      Из воды рядом с дверкой высовывается маска ныряльщика. Маска поворачивается туда-сюда; потом Рок замечает люк и задрайку. Быстрое движение — вертушка раскручена, крышка поднята, из сумки на боку пересыпаны в поплавок небольшие округлые предметы; крышка захлопнута и маховичок задрайки мгновенно провернут на три оборота; и вот уже никого совершенно рядом с поплавком нет. 　　　　

      Через несколько минут ныряльщик поднимается на пирс по лесенке. Снимает маску, шлепает к скамье. Здоровяк набрасывает канат несколькими восьмерками на парный кнехт, отходит к той же лавке. 　　　　

      — Перекурим, — говорит Рок, но за сигаретами не лезет. — Датч, скажи. Ты же плавал подлодку покупать. А привез эту мелочь. Что там, никакого батискафа не нашлось? 　　　　

      Датч запрокидывает голову к бесконечно-высокому прозрачному небу. Далеко-далеко вверху идут облака. 　　　　

      — Отчего не нашлось, — тянет Голландец. — Я ж купил целых три аквафлаера, настоящий хороший французский батискаф, одну экскурсионную подлодку чуть ли не из поликарбоната — китайщина, теплица теплицей! Ну там по мелочи: компрессоры, заправщики, шланги, баллоны, редукторы, запасные стекла, аптечки для глубинников, эти вот костюмы тебе и Двурукой. Рацию, кстати, обновил, и наконец-то нашел магнетрон к радару, Бенни плешь проел, что нет запасного... Еще робот-харвестер и к нему всякие штучки для Бенни, чтобы тот запрограммировал на поиск изотопов. Приценился к серьезному скафандру на тысячу футов. 　　　　

      — Э... метров триста? 　　　　

      — Ну да... Короче — создал впечатление, что мы открываем очередную фирмочку по расчистке дна... По планете много ядерных бомб валяется, тип-того. 　　　　

      — Ну и почему тогда мы долбимся с этим пластиковым бревном? 　　　　

      — Да потому, что все мои покупки видели, оценили. И ждать будут нас на модерновом аквафлайере, что шпарит под водой до десяти узлов, делает фигуры высшего пилотажа... 　　　　

      — Это как?? Извини, перебил. 　　　　

      — У него постоянная положительная плавучесть. Он заглубляется на чистой динамике, как самолет взлетает. И точно как самолет управляется в воде: закрылками, элеронами. А движок встанет или просто потеряешь скорость — самолет в таком случае падает вниз, а это чудо “падает вверх”. Всплывает. 　　　　

      — Офигеть. Кто это додумался? 　　　　

      — Кемерон, снимал “Туман против Титаника”, там еще что-то про “Водный мир”, “Годзилла просыпается”, “Тихоокеанский рубеж”, еще что-то. Сделал себе такую платформу для камер, осветителей. А потом сообразили, что получилась классная игрушка для аквапарков. 　　　　

      — Офигеть — дайте два! 　　　　

      — Я же сказал, что купил три. Когда еще нам столько на одну подготовку отвалят! А вообще, Рок, хочешь услышать, как в джунглях делают эти самые наркоподлодки? 　　　　

      — Заинтриговал. Рассказывай, — японец тоже откидывается на лавке, расстегивает гидрокостюм — подышать. Датч скалится: 　　　　

      — Значит, сначала находишь в джунглях коммунистов. Не перебивай. Обещаешь им полтора процента на дело Ленина-Мао. Или Ленина-Фиделя. Или там Сталина-Троцкого. Это смотря в каких джунглях. Но там непринципиально, Ленина-Сталина. Главное, с процентом их не обдури. Они берут под охрану твою базу. 　　　　

      — Роберта! 　　　　

      — Ну да, она же из ФАРК. Она-то меня и познакомила с кем надо... Дальше берется рыболовный катер. Заклеивается стеклотканью по самые брови. Палуба, рубка, рули глубины. Погружается это чудо не полностью, верхушка рубки торчит. Над водой так примерно на ладонь. Там окошко, в окошко всю дорогу смотрит капитан. Единственное место, кстати, где можно стоять в рост. За спиной капитана толстая труба воздухозаборника дизелей. Что? Запах солярки? А ты думал, Рок. Бесплатно только птички поют! — Датч шумно сплевывает и повествует дальше: 　　　　

      — Вместо балластных цистерн там — просто вода в отгороженный отсек. Для всплытия воду вытесняют воздухом от компрессора. Тупо строительный компрессор, магистраль воздушная — обычные металлопластиковые трубы, представил? И клапана — водопроводная гребенка со строймаркета. Лют и Веддинген курят за углом, щенки. 　　　　

      Всего там четыре наркодружинника. Ну как, если наркобарон, значит, наркодружина. Они ж кокаин возят в этих своих самотопах. Один сторожит сам товар, второй и третий посменно в рубке капитанят, а механик, как обычно, спит на дизеле. Буквально, больше там и негде. Что? Шум, грохот? Не слышу, Рок, громче крикни! — Датч приставляет к уху ладони трубочкой, после короткого смешка продолжает: 　　　　

      — Шучу, дизель отдельно, и полка для спанья худо-бедно есть... Но вообще-то — в жопу их наркосмелость... А второй способ — вот. Катер мы уже имеем, загружать “тунца” научились. Реви говорит, харвестер уже под водой все маячки расставил. Так что сейчас “тунца” пакуем, Балалайка за нами самолет прислала. 　　　　

      — А я все думал: испытание уже завтра, а мы еще здесь... Датч. Что мы с Балалайкой? Мы с ними совсем навсегда? 　　　　

      — Ты против? 　　　　

      — Нет, я наоборот подумал... Если мы как-то стабильно зацепились... Давай и правда зафигачим аквапарк на Мальдивах где-нибудь? Оборудование купили, бумаги нам выправят. Ведь не всю жизнь жопой пули ловить... — Рок застегивает костюм, выпутывает из клапанов цепочку и жетон, расправляет цепочку и убирает под застежку. 　　　　

      — Это что из Токио пришло в конверте? — как бы невзначай интересуется Датч. 　　　　

      Тихий японец кивает. Встает, оправляет снаряжение, говорит: 　　　　

      — Нырну, соберу маячки на дне. Вытянешь сам?