Перекрестки над "Т"

      “Ларри. Мы люди взрослые. Политика не делается в белых перчатках. Смотри на вещи реально. Кого парням трахать на этом соленом полуострове? Куклам хотя бы безразлично. Ученые им вообще то руку отрежут, то голову в реактор засунут. И ничего, живут. Не беспокойся о них. Они же вообще не люди!” 　　　　

      Ларри сделал безукоризненный оборот через левое плечо и вышел из штабного модуля в жаркий день. Офицер поглядел вслед, сплюнул. Вернулся за стол, вытащил бланки рапортов, отлистал форму шесть-альфа — “Прошение о переводе”, и форму пять-пять-зеро — “Характеристка с места службы”. Кипу бланков засунул обратно в ящик. “Прошение” и “Характеристику” положил перед собой. Вытащил черную гелевую ручку — если к уходящему солдату офицер относился хорошо, то заполнял клеточки синим стержнем, а для данного случая годился, пожалуй, черный. Офицер засопел, вписал в первые графы имя, звание... Когда вечером узнавший кучу грязных подробностей о новой службе О’Брайан пришел с накорябанным на четвертинке листа рапортом, лейтенант молча вытянул из ящика заполненные документы и ткнул пальцем: “Подписывай здесь. И здесь. Черт побери, разве ты, гребконем, не ирландец, или не из Техаса? Ларри, они натурально не люди, зуб даю!” 　　　　

      Рядовой молча подписал бумаги, аккуратно переложил их в папку с личным делом. Откозырял. 　　　　

      “Сэр, а мы после этого люди, сэр?” 　　　　

      Лейтенант оскалился: 　　　　

      “И когда пойду долиной смертной тени — не убоюсь я зла! Ибо я самая злое

* * *

чая тварь в этой гребаной долине! Любые враги должны при одном упоминании о нас разбегаться и срать дальше, чем видят! Может, тогда они побоятся разрушать наши города, убивать наших отцов и калечить наших братьев.” 　　　　

      О’Брайан развернулся к выходу; тогда офицер бросил вслед: 　　　　

      “Повзрослеешь, мальчик, поглядишь, какими средствами приходится поддерживать порядок. Поглядишь, как оно бывает без порядка. И ты вернешься, Ларри. Зуб даю, гребконем!” 　　　　

      Тут уже по уставу отвечать не требовалось. Ларри пошел на пристань — и внезапно понял виденного под Белым Домом волосатого чувырлу с плакатом. Помнится, Ларри спросил у деда: на что надеется этот патлатый, ведь в одиночку никто не может ничего изменить! 　　　　

      Дедушка раскрыл семейную Библию, приплывшую еще из Дублина, перекинул несколько ломких листов и прочел: “Отойди от зла — сотворишь благо”. 　　　　

      Самый старший О’Брайан говорил, что коричневые пятна на страницах — кровь Пасхального Восстания, но Ларри до того дня даже и не пытался поверить. А тут поглядел на сведенные скулы деда — и не ухмыльнулся, как всегда делал в ответ на богословские нотации старика. 　　　　

      И вспомнил почему-то именно на горячем песке, в скулеже кислого ветра с мангровых проливов, когда шел к пристани на вечерний катер. Сжимал в ладони жетон той девчонки — ночью в особенно заковыристой позе грабли морпеха оборвали тоненькую цепь — и думал, что из-за потери жетона ей вряд ли станет хуже, чем есть. 　　　　

* * *

      — ... Есть, получается в мире, вещи, которыми я точно не буду хвастаться по пьянке тому же Синдзи. Хоть я и его инструктор, — сержант О’Брайан закончил повесть и откинулся на спинку жалобно скрипнувшего офисного тонконогого стула. Начальник всей науки НЕРВ — доктор Акаги Рицко — понимающе наклонила голову: 　　　　

      — Аске и Рей эти вещи тоже знать не стоит. 　　　　

      — Синдзи? Кто тут говорил о Синдзи? — Мисато влетела в дверь отсека, хлопнула полотном за собой, пробежала до стола совещаний, в который и вцепилась: 　　　　

      — Риц, поздравь меня! Риц, мне удалось загнать Синдзи в ступор! Он целый вечер ни на что не реагировал! Даже на меня! Даже на Аску! — Кацураги хлопнулась на второй стул, скрипнувший в унисон с первым. 　　　　

      Доктор Акаги переглянулась с Ларри О’Брайаном: 　　　　

      — А чем таким ты его удивила? 　　　　

      — Ну как же, ведь мы планируем выращивать собственные корабли прямо из ядра. Ну чтобы никто нам не предъявлял претензий за отлов чужих туманоидов посреди зоны чьих-нибудь исключительных экономических интересов. 　　　　

      — Знают цвайн — знает швайн... — буркнул сержант. 　　　　

      — А когда Синдзи услышал, что проекции мы поместим в школу для социализации... У него ведь есть опыт “разморозки” Рей Аянами! Ой, наверное, Синдзи представил, что мы всю эту лоли-орду повесим на него! Ой, Риц, какое у него было лицо-о-о! 　　　　

      — Мисато. 　　　　

      — А? 　　　　

      — У тебя с ним точно ничего нет? 　　　　

      — Рицко! Да как ты могла так подумать! Да... 　　　　

      — Просто ты кричишь, будто вы сто лет женаты. Успокойся уже. Насколько я знаю Синдзи, он вполне мог забеспокоиться и о более серьезных вещах. 　　　　

      — Например? 　　　　

      — Например... Мисато, можно тебя попросить действительно никому ничего рассказывать из того, что ты услышишь сейчас? Я же знаю, что ты можешь, если надо. 　　　　

      — А надо? 　　　　

      — Очень. 　　　　

      Кацураги помолчала. Потерла виски — Рицко поразилась, как мгновенно подруга постарела лет на десять. Но затем начальница оперативного отдела с силой провела по лицу ладонями — как сняла с себя корку печали — и вновь засияла улыбкой первой красавицы всея НЕРВ: 　　　　

      — Риц, я знаю, ты любишь пообъяснять. Так ты, пожалуйста, в этот раз попроще, покороче. Для тупых майоров из первой горнопехотной, хорошо? 　　　　

      — Разве что для тебя... — согласилась Акаги. — Вот смотри. Мы пока что этим вопросом не интересовались никак, у нас вполне хватало дел по главному профилю. Но вообще-то задача НЕРВ не исчерпывается только Ангелами. И последствия Второго Удара — тоже. 　　　　

      — Ты хочешь сказать, Туман — следствие катастрофы, которую мы называем Второй Удар? 　　　　

      — Я хочу сказать, что Туман — не единственное такое следствие. 　　　　

      — Вот почему Синдзи так упирал на “штурмовых ведьм”... А что еще может затянуть в эту воронку? 　　　　

      — Не знаю, Мисато. Не знаю. Но Туман и Удар связаны, даже гадать не надо. Удар сдвинул земную ось! Это какие же были высвобождены энергии! Что же там происходило в эпицентре! Нам придется привыкать к тому, что множественность миров — унылая скучная реальность. С возможностью не только подхватить из соседнего мира парочку принцесс и повесить над камином тройку-другую драконьих голов — но и дождаться чумных крыс или там отработанного плутония. Тут возникают сразу два вопроса... 　　　　

      — Откуда Синдзи об этом знает? В смысле, вот он уперся в “штурмовых ведьм” — это что, кто и откуда? 　　　　

      — Вы будете смеяться, госпожа майор, — О’Брайан хлопнул о стол увесистой пачкой бумаги, — но это персонажи вашей же японской манги. Кстати — как и крейсера Тумана. 　　　　

      — Ты еще скажи, что мы тоже персонажи манги, — фыркнула Мисато, не зная, смеяться или возмутиться. Рицко засмеялась: 　　　　

      — Про наш бедлам разве что аниме снимать, двадцать шесть серий! 　　　　

      Сержант ответил неожиданно серьезно: 　　　　

      — Мне иногда снится, что вокруг разруха, руины атомной войны... Я сплю в анабиозе, а мое сознание странствует по виртуальному миру... Среди роковых красоток, — Ларри коротко поклонился сразу обеим собеседницам, — Среди мировых проблем, которые простой морпех вроде меня героически решает, стоя за плечом у сильных мира сего... Наконец, среди мерзких врагов — которых, в кои-то веки, разрешено стрелять! 　　　　

      — А потом? — заинтересовалась Акаги. 　　　　

      — А потом я вспоминаю федеральную тюрьму Соленого Берега. И надеюсь изо всех сил, что уж мое-то сознание не настолько гнилое, не настолько извращенное, чтобы придумать то, что делают в тюрьме с захваченными аватарами. 　　　　

      — А с кораблями? — невесело спросила Мисато. 　　　　

      — Про корабли я тебе сейчас расскажу, — Рицко потянулась на кресле. — На кораблях, в основном, испытывают новые виды вооружений. 　　　　

      — Но... Могу понять, что на этику политиканам всегда было насрать... Но это не расточительно? 　　　　

      — Считай сама. Кораблей Тумана — от эсминца и выше, мелкие не считаем — оценочно тысяч десять. Немалая часть их утоплена в ходе войны Тумана. Процентов двадцать захвачено. Еще процента полтора... Ну, даже если три — самых изворотливых — до сих пор не выловлено, хотя их уже боятся не больше, чем обычных пиратов или конкурентов. Захваченные корабли вовсю работают в интересах их государств-хозяев. А вот поводки, пряники, кнуты для управления ими надо же на ком-то в натуре испытывать, не все же виртуальными моделями обходиться. 　　　　

      — Подожди, так это у нас под боком натуральный Бухенвальд образовался? 　　　　

      — Скорее, “Главное управление по водоснабжению и профилактике,” — глаза Рицко Акаги блеснули сумрачно-зеленым. 　　　　

      — И мы не знали? 　　　　

      — Да что тут знать, когда эти уроды продают билеты на каждое испытание! — взревел О’Брайан, и уже этого офисный стул не выдержал. Тонкие ножки со скрипом сложились под восьмипудовым морпехом. Ларри прежалостнейшим образом повалился на бок... Поглядел на собеседниц снизу вверх, облизнулся. Поднялся и уселся прямо на стол: 　　　　

      — Надеюсь, эта мебель крепче... Я вот думаю, если такое место есть у нас, так, наверное, должно быть и у русских. Где-нибудь посреди Siberia. 　　　　

      — Ты удивишься, Ларри, но русские как раз предпочли договариваться с проекциями. 　　　　

      — А... Но у них же кагебэ... гулаг... Энкаведе... — морпех разинул рот. — А это достоверная информация? 　　　　

      — Их флагман, Julia Zatzarennaja, уже вторую неделю ходит по базе. Поговори с ней. Если, конечно, дождешься очереди, хи-хи... — Мисато повертела пальцами. 　　　　

      — Обрати внимание, сержант. Ей выдали документы — паспорт, офицерское удостоверение, звание. Комплект формы. А главное — имя. 　　　　

      — А что в имени такого? 　　　　

      — Вот Ларри, если ребенка подкидывают в детдом или там находят в воронке беспамятного... Ну, время такое, полувоенное — часто случается. Знаешь ведь, как бывает. 　　　　

      — Знаю. 　　　　

      — Какую ему дают фамилию? Какую-нибудь нейтральную. У нас — Джон, Смит, Браун. У русских — Иванов, Петров, Сидоров. Или там Найденов, Находкин, Подарков. А у русского флагмана — фамилия реальной семьи. Для меня наводили справки, я даже собрала фотографии. Дед, два брата, отец, мать. Все мужчины служат в их флоте. И более того. У тройки эсминцев эскорта не только собственные проекции — русские разрешили мелочи тратить дефицитный ресурс на поддержание аватар — но эти три аватары имеют ту же самую фамилию, как у флагмана. Еще раз, Ларри. Эта фамилия — у них в документах. Ты, как мужчина, можешь понять, что значит отметка в паспорте о вступлении в брак. 　　　　

      — У нас в Америке она не обязательна. 　　　　

      — В России наоборот... А теперь, Ларри, вопрос на засыпку: какая фамилия у командира русской Особой Эскадры? 　　　　

      — Е-е-е-е! — Ларри опасливо шевельнулся, чтобы не упасть уже со стола. — Это, значит, пока мы тут считали Туманников говорящими кофемолками, русские наладили полноценный контакт с чуждым разумом. Признали их — людьми. Приняли в семьи. Они там не какие-то особенные. Они могут совершенно свободно поехать в любой город Russia по своим документам. И даже получить визу! И поехать в любую страну мира. И ни одна собака, ни одно кагэбэ не отличит их от людей!