Перекрестки над "Т"

      — Не получилось. 　　　　

      — Мы слышали. Если совсем честно — не очень-то и хотелось. Пока вы там вели... Ну, назовем это обсуждением условий капитуляции... Пришло радио для тебя. 　　　　

      — И? 　　　　

      — Пенсаколы здесь нет. Все же — Перекресток. Твой жетон сильно помог. Ларри? 　　　　

      — Слушаю. 　　　　

      — Ты вернулся к ней? 　　　　

      — Я просто вернулся. Вообще. У меня другая девушка, вот Алекс знает. А это... Ну... Если бы это была сестра любого из моих друзей... Нет. Вру. Если бы даже это была просто девушка. Надо было хоть что-нибудь сделать. Нельзя было все так оставить. Это не по-людски. Вот! 　　　　

      — Но ты же потом узнал, что она — нисколько не человек. 　　　　

      — А по первому впечатлению я увидел человека. И по второму. И если бы она утром не призналась, до сих пор считал бы ее местной из рыбачьего поселка. 　　　　

      — Кстати о поселке. Висконсин — берег чист? 　　　　

      — Висконсин — флагману. Берег чист. 　　　　

      — Катер переговорщиков подняли обратно? 　　　　

      — Висконсин — флагману. Катер на талях. 　　　　

      — Конго — всем. Доложить готовность. 　　　　

      — Саут Дакота. 　　　　

      — Кентукки. 　　　　

      — Висконсин. 　　　　

      — Норт Кэролайн. 　　　　

      — Конго — всем. Работает главный калибр! Шесть секунд! 　　　　

* * *

      ...Секунды серые — мгновения дороги... 　　　　

      Дорога от пирса уже через полкилометра уперлась в озеро расколоченного бетона, над которым диковинными цветами свивались жгуты арматурных прутьев непривычно-свежего цвета голубой стали. Ларри привык видеть арматуру всегда ржавую, более-менее рыжую. Здесь же, когда упали сразу шестьсот снарядов — “полный сочетанный залп” — бетон даже соскоблило с несущих стержней. Сами стержни при этом вычистило до сине-стального блеска, заметно сгладив рифление. 　　　　

      Разновременные попадания линкорных снарядов перекрытия шестиметровой толщины могли бы и выдержать. Но мгновенный удар пятидесяти дюжин прихлопнул здание, как таракана тапком. Куб провалился сам в себя и просто перестал существовать; последующие залпы вошли в тучу поднятого песка, окончательно перемешав с землей бывшую федеральную тюрьму. 　　　　

      И теперь над развалинами крутились пыльные столбы, ветер с океана нес грязно-серое облако дальше на восток, на материк. Под ботинками шелестела трава, хрустели куски прошлого. Батальон морской пехоты приближался неровной цепью, настороженно крутя во все стороны стволами. Ожидали упорных смертников, засевших в тоннелях под зданием; опасались фанатиков из “команды 500”, которые не положили оружия даже после того, как профессор Каленсберг и шестеро ближайших ассистентов приняли яд. Но еще прежде, чем старшие поисковых команд свернули датчики, еще прежде, чем выбежали из-под обломков натасканные на тепло и звук киборги-насекомые, еще прежде, чем акустики махнули рукой — Ларри уже знал, что живых под обломками нет. 　　　　

      Соленый ветер завивал белые косы местной травы; глухо трещали не осевшие до конца плиты, куски стен, обломки ворот. Пахло горячей сталью, кислой взрывчаткой, растертой на раскаленном бетоне резиной, морской солью... Не пахло ни людьми, ни обещанным дерьмом, ни кровью. 　　　　

      Воздух наполняло ощущение поставленной точки. 　　　　

      Подчиняясь ему, Ларри подобрал обломок напольной плитки — из душа? Из прозекторской? Подошел к упавшему блоку — толщина его превышала высоту иных коттеджей — и нацарапал на сером сколе бетона: 　　　　

      “Я ушел за море, 　　　　

      но остался человеком”. 　　　　

      Вспомнил, как семь лет назад, пыля по этой же дороге на причал, понял, почему не отступил из-под Белого Дома упрямый одинокий пикетчик. 　　　　

      Вспомнил черно-белую фотографию, выпавшую из дедовой Библии: такой же битый камень кругом, дед — еще молодой, улыбающийся — на фоне груды сгоревшего металла... 　　　　

      И вместо подписи размашисто процарапал на руине ирландский крест. 　　　　

* * *

      — Крестный, иди сюда! — Юлия бережно, аккуратно, и при том быстро, решительно вытаскивает меня к пальмам на всеобщее обозрение: 　　　　

      — Русалки! Синдзи подарил нам имя! Давайте что-нибудь ему подарим! 　　　　

      Зрители — а собрались вообще все, даже научники вылезли на свет из своего прокуренного сарая — отзываются бурно-положительно: 　　　　

      — Кого-нибудь подарим! 　　　　

      — Давайте ему Нагато подарим, — предлагает Кацураги, — В качестве яхты и наложницы одновременно. Смотри, разве не прелесть? 　　　　

      На голографическом экране два изображения. Линкор и... И р-роскошная р-роковая бр-рюнетка. По сравнению с которой... 　　　　

      Блин, я еще маленький!! Она меня сиськами задавит!! 　　　　

      Зрители ржут! 　　　　

      Это я опять вслух подумал?? Е-е... 　　　　

      — Ладно, ладно, — вместе со всеми заливисто смеется Юлия, — Лет десять подождем, ведь мы же не стареем. Ты помнишь, Си-ин-тя-я-ян? Отдохни пока. Первый выбор у храбрых героев, собственноручно проникавших в логово зла! 　　　　

      Пользуюсь моментом и ретируюсь к сестре. Спокойствие Рей — как прохлада в жаркий день. А сегодня день раздачи слонов — жарче не бывает! 　　　　

      В полукруг заинтересованно глядящих русалок выходит лысый здоровяк. Оправляет надувной оливковый жилет; видимо, от волнения, вытирает ладони о широкие грубые штаны. 　　　　

      — Я из компании “Лагуна”. Мы — перевозчики... Хочет кто-нибудь пойти к нам? В море мы большую часть времени... 　　　　

      Первому всегда нелегко. Юлия приходит на помощь: 　　　　

      — Датч, тут есть девочка, которая больше не хочет воевать. Шарни? 　　　　

      — Линейный корабль “Шарнхорст” — грустным до слез голосом представляется средняя русалка, — Проклятье Кригсмарине. Моему прототипу не везло с мгновения закладки. Перевернулся в сухом доке. При спуске на воду лопнул трос, раздавил баржу. Разрыв ствола в носовой башне. Столкновение с “Бременом”. Отказ радара... И за все это ни одной победы в бою! Не повезло и мне — в первом же походе напоролась на “Джулио Чезаре”, уже под людским флагом. Утопили. После восстановления перешла на Тихий Океан — тут не повезло еще больше. Война — это не мое. Я хочу сменить имя, сменить жизнь; я только не хочу отказываться от моря. 　　　　

      — А ты сможешь управлять несколькими мелкими лодками? — басит перевозчик из “Лагуны”, — Мы тут как раз про аквапарк думали. Будешь смотровыми подлодками рулить и речными трамвайчиками, туристов и детей катать. 　　　　

      — А стрелять совсем не надо будет? Вообще никогда? 　　　　

      — Никогда. Стрелять у нас и так есть кому. 　　　　

      Аватара — вот блин, сам придумал имя, и сам пока не привык называть русалками — соглашается кивком головы, и вопросительно смотрит на Юлию. Та хлопает в ладоши: 　　　　

      — Первый выбор! Шарни, забирай документы. Не забудь учебники взять у Лены. 　　　　

      Учебники для роботов? Хм. Что в них может быть? 　　　　

      Лена — стройная русокосая девушка с лидера “Ленинград” — предлагает: 　　　　

      — Флагман, а можно потом всем сразу выдадим? Они ведь не уезжают прямо сейчас? 　　　　

      — Годится. Шарни, Датч, подождите пока. Приглашаются наши незримые помощники, тени на дорогах, круги на воде... “Отель Москва”! 　　　　

      К аватарам выходит рослая светловолосая бизнес-вумен в строгом офисном костюме вишневого цвета, черных чулках и начищенных до блеска туфлях. Внешний лоск немного портит ожог на правой стороне лица. 　　　　

      — Мое имя Владилена. Меня можно называть “капитан”, это лучше всего. Некоторые называют меня “Балалайка”. Надеюсь, вы быстро заслужите право так обращаться ко мне. Мне нужно три корабля. Я ищу военных моряков, и у меня придется много стрелять... Это может показаться неприятным, но есть у меня и одно достоинство... 　　　　

      Судя по синхронному вздоху мужской половины зрительного зала, достоинств у Балалайки ровно вдвое больше, и с величиной их все нормально. Не Нагато, разумеется, но вполне на уровне... Пока по зрителям прокатывается сдержанный гул, совсем рядом с нами Датч спрашивает у своей аватары: 　　　　

      — ... А ты всегда выглядишь девочкой? 　　　　

      — Ну я каждый год могу переключать облик на все более... Как правильно, старший? Чтобы не вызывать лишних вопросов. А что? 　　　　

      — Ну раз так хочешь поменять вообще совсем все... Ну, совсем вообще! Ты можешь мальчишкой выглядеть? А то я при девочках ругаться стесняюсь. 　　　　

      Русалка задумывается, признается с искренним удивлением: 　　　　

      — Никогда не пробовала... Пробовал? 　　　　

      — ... Отлично! — говорит между тем Балалайка, — Я рада, что вы выбрали меня и постараюсь оправдать ваши ожидания. Николай, проводи гостей. 　　　　

      — Учебники, — напоминает Юлия. 　　　　

      — Помню, — отвечает глава “Отеля Москва” — И еще. Это мы взяли для инстанции, а для себя нам бы такую... Понимаешь, совсем otorvu. Вроде вот Двурукой, — мафиози показывает на темноволосую пиратку с парой пистолетов под мышками. 　　　　

      — Подождите, — отвечает Юлия, — сейчас НЕРВ заберет оставшихся, и я вас отведу. 　　　　

      Только тут я спохватываюсь, что русалок под пальмами всего семеро, а вчера на пляже я насчитал десятерых. Одну забрал Датч. Троих — “Отель”. Трое — наши. Вот Рицко, неумело улыбаясь, пытается им что-то рассказать. Тут сестра уверенно выходит вперед, командует русалкам: 　　　　

      — Пошли. 　　　　

      И те идут, робко посматривая на изумленно застывшую Акаги. 　　　　

      Я тоже иду, но совершенно в другую сторону. Мне интересно, где еще трое. Видно, к ним Юлия тащит за рукав Балалайку. 　　　　

      Лидеры эскорта провожают меня взглядами, но не препятствуют. Замечаю, что за нами увязался еще и Датч. 　　　　

      Подходим к северному завершению пляжа, где и видим трех оставшихся русалок. Первая стоит столбом, глядя в море. Вторая — совсем невысокая, практически до колена, выглядит жутковато. Похоже, с ней что-то не так. Третья сидит на валуне, комкая и ломая плоскую гальку. Зрелище завораживающее, но страшное. 　　　　

      — О! — узнает ее пират, — Доброволец! 　　　　

      Тут Юлия поворачивается к нам и просит: 　　　　

      — Подождите здесь. Госпожа Владилена, поговорите с Пенсаколой. 　　　　

      Балалайка осторожно подходит к сидящей русалке, та поднимает глаза и негромко, вполне отчетливо выпаливает: 　　　　

      — Человекнеподходичеловек! Стенанепускайнепускайее! Убьюсволочь! Хочупричинятьимкакможномногоболи! — монотонный речитатив становится все выше тоном, и все страшнее: