— Позвольте узнать, пан Макс, кто этот юноша? Если слуга, то давайте отправим его на кухню. Там его накормят. Вы уж простите великодушно, но, при всем моем уважении к вам, ему здесь не место.
"О, черт! Есть же еще и обратная сторона родового дара Желтых!" — подумал Макс. Как он мог забыть о том, что неотразимо привлекательный для женщин Эдик вызывал у мужчин столь же жгучую, неосознанную ненависть! Вполне естественно, что такие же чувства люди сейчас испытывают и к его наследнику. Макс счел за благо прояснить ситуацию и обратился к князю:
— Простите меня, пан Павел, я совсем забыл вам представить моего спутника. Это пан Роман, сын пана Эдуарда, который погиб в Лиллигейте, в той же битве, что и ваш кузен, граф Штефан.
— Вот как! — сквозь зубы процедил князь, удивленно приподнимая брови.
Макс очень надеялся, что хорошее воспитание и гостеприимство, бывшее у каждого лонийца в крови, не позволят князю выставить вон ни в чем не повинного ребенка. Действительно, князь Павел быстро взял себя в руки.
— Добро пожаловать, пан Роман, — предельно вежливо произнес он.
Ромка, с усилием проглатывая то, чем успел набить рот, кивнул, не понимая, почему вдруг стал вызывать в людях такую бурю эмоций.
— А что, пан Макс, танцевать сегодня будешь? — спросил князь Павел, видимо, сочтя, что долг радушного хозяина по отношению к Ромке он уже выполнил.
— Нет, князь, в другой раз, — ответил Макс. — Вообще-то, я к вам за помощью.
— Все, что в моих силах, — воскликнул тот.
— Ничего серьезного, просто наследник пана Эдуарда должен вступить в свои права, а я, признаться, не имею понятия о том, где находится его дом.
— Какие, право, пустяки! — воскликнул князь, — Пошлю с вами своего слугу, он покажет. Это совсем недалеко. Вы верхом?
— Нет, я только прибыл, и скоро ухожу обратно. Пока обхожусь без коня.
Несмотря на попытки Макса отказаться, князь настоял на том, чтобы отправить их в карете. Последовало бурное прощание, затянувшееся еще на час, поскольку никто не хотел отпускать героя Лиллигейтской битвы, не выпив с ним. Наконец, Макс, слегка пошатываясь от выпитого и съеденного, вместе с Ромкой уселся в карету, дверцы которой украшал родовой герб князей Пшесинских: волк на червленом поле.
Карета, запряженная четверкой вороных, быстро летела по ночному Старограду, Ромка с любопытством смотрел в окошко, а Макс, откинувшись назад, предавался процессу пищеварения. Вскоре карета остановилась перед высоким домом, не уступавшим по величине и роскоши отделки дому князя Пшесинского. Лакей соскочил с запяток и распахнул перед Максом дверцу:
— Прибыли, панове, вот он, дом пана Эдуарда.
— Это дом моего отца? — с благоговейным трепетом прошептал Ромка.
— По-видимому, да, — ответил Макс, и сам удивленный великолепием здания.
Ни один из Носителей не был нищим во Второй грани: у Миланы, Виктории, Ани и самого Макса с мамой были очень хорошие, просторные дома. Жилище Мервина было, пожалуй, даже получше. А самым богатым Макс считал род Гольдштейнов, которые держали здесь торговлю тканями. Но у Эдика дома ему побывать не пришлось, и теперь Макс изумлено обозревал особняк, более похожий на дворец.
— Мы туда пойдем прямо сейчас? — робко поинтересовался Ромка.
— Конечно!
Макс отпустил карету и, пройдя в незапертые ворота, взошел на высокое крыльцо и постучал висящим около двери деревянным молотком по укрепленной здесь же медной пластине. Спустя минуту дверь отворилась, и на пороге воздвиглась монументальная дама лет тридцати, укутанная в необъятный халат. В волосах дамы торчали папильотки. Она осуждающе посмотрела на поздних визитеров и басом спросила:
— Что вам угодно?
При этом в ее голосе звучало сдержанное неудовольствие, сомнение в благонадежности гостей и скрытое предупреждение о том, что в случае чего дама сумеет за себя постоять. Ромка, прятавшийся за спиной Макса, при звуках этого голоса сник, видимо, не надеясь, что их пропустят в дом. Макс же смело кинулся в атаку:
— Это родовой дом Желтых?
— Да, — настороженно протянула женщина, — Но хозяина нет, он погиб четыре года назад...
Теперь в голосе прорезалась глубокая печаль о безвременно ушедшем и, конечно же, обожаемом хозяине.
— В таком случае, позвольте представить: наследник рода Желтых — Роман Эдуардович!
Макс торжественно вытянул из-за спины смущенного мальчишку и поставил его перед очами онемевшей от неожиданности женщины. Сначала ее взгляд выразил полное недоверие, затем, спустя минуту, которую она посвятила разглядыванию паренька, выражение глаз изменилось. Макс понял, что дар начал действовать. Ромка задрал голову, заглянул в лицо великанши и робко улыбнулся.
— Господи, радость-то какая! Сынок незабвенного Эдуарда Альбертовича! Входите, входите, что ж вы на пороге-то!
Она втянула Ромку в дом и сжала его в объятиях. Макса она, видимо, пригласить забыла, поэтому он вошел сам. Женщина, опомнившись, завопила на весь дом:
— Сюда, все сюда! Хозяин пришел!
С лестниц начали скатываться заспанные, наспех одетые горничные, прибежали две поварихи, которых Макс узнал по характерной полноте. Как он и предполагал, весь штат прислуги в доме Эдика был исключительно женский. Сейчас женщины собрались вокруг Ромки и дружно кудахтали, восхищаясь его сходством с покойным хозяином. Немного подождав, Макс, которому начала надоедать эта идиллия, громко проговорил, обращаясь к встретившей их даме:
— Послушайте, может, оставим процедуру знакомства с прислугой на завтра, а сами разберемся в делах?
— Да, конечно, — очнулась та, — Вот счастье-то! Я — домоправительница Эдуарда Альбертовича, Дарья Михайловна. Всеми его делами ведаю я.
— Вот и хорошо. Максим Викторович, друг покойного. Если нужны дополнительные подтверждения прав Романа Эдуардовича, благоволите посмотреть сюда.
Макс вытащил Ромку из плотного кольца женщин и схватил за руку, демонстрируя родовое кольцо с желтым камнем, сияющее на пальце мальчика.
— Да я уж видела, видела! — сказала Дарья Михайловна, — Впрочем, батюшка мой, и то сказать: видна порода и без всякого тому подтверждения. Как увидела я улыбку Романа Эдуардовича, так и обмерла: вылитый отец!
Макс оставил Ромку на попечение восхищенных горничных и отвел домоправительницу в сторонку.
— Мальчик долгое время находился в стесненных обстоятельствах, бедствовал, голодал. Не стану рассказывать вам его жизнь, просто поверьте: она была несладкой. Нужно отмыть, одеть, причесать. В общем, сами вы, наверное, лучше знаете.
— О, господи! Да кто ж мог такого ангелочка обидеть! — прослезилась Дарья Михайловна, — Не извольте беспокоиться, батюшка мой, обласкаем в лучшем виде! Уж я его, кровиночку, как родного сыночка обихожу!
И, видимо, признав за Максом право представлять интересы мальчика, продолжила:
— А завтра я вам, Максим Викторович, бумаги покойного покажу. Эдуард Альбертович был богатым человеком. Стало быть, все это теперь Роману Эдуардовичу перейдет.
— Хорошо, — согласился Макс, — А теперь можно нам комнаты? Очень спать хочется. Долго путешествовали, и все такое.
— Конечно, конечно! Сию минуту!
Дарья Михайловна принялась отдавать распоряжения горничным. Спустя десять минут ее стараниями Макс был устроен со всеми удобствами в гостевой комнате, а Ромку чуть ли не под руки препроводили в покои его отца.
Длинный день подходил к концу, оставалось всего одно дело. Макс постарался сосредоточиться и отправил мысленный посыл Михалычу: "Нужна помощь!" Через пару минут тяжелая штора на окне зашевелилась, и из-за нее выглянула жирная крыса, маленькие глазки которой пронзительно впились в Макса. Уже не тратя времени на длительные переговоры, он дал крысе инструкции, согласно которым следовало разыскать Викторию с Гартом, Аню, а также Илью Гольдштейна, если они прибыли в столицу, и сообщить им, что их ждут в этом доме. Крыса потребовала, чтобы Макс представил себе их портреты, а затем, согласно пискнув, ловко вскарабкалась по шторе и исчезла в приоткрытом окне.
Все, теперь можно было отдохнуть. Макс улегся в мягкую постель и моментально уснул.
Глава 6
Макса разбудила пожилая горничная, постучавшаяся в дверь и пригласившая его к завтраку. Он не спеша оделся, принял душ в роскошной ванной комнате и спустился вниз, на первый этаж. В богато обставленной столовой он обнаружил сидящего за столом Ромку, около которого стояла счастливая и помолодевшая Дарья Михайловна. Перед мальчишкой стояло около десятка блюд, и домоправительница с заботливостью наседки провожала взглядом каждый кусок, исчезавший в его рту. Она подливала чай в тонкостенную невесомую чашку из голубоватого фарфора и приговаривала:
— Кушайте, Роман Эдуардович, кушайте! Вот, извольте еще пирожка попробовать.
Роман Эдуардович, на взгляд Макса, в упрашиваниях не нуждался. Он уписывал предлагаемые ему кушанья за обе щеки, при перемене блюд отправляя в рот еще и сладости, которые имелись на столе в огромном количестве. Одежда парня претерпела кардинальные изменения: на нем красовался костюм малинового бархата, щедро украшенный золотым шитьем, из-под стола выглядывали ноги в сафьяновых сапожках. Длинные, до плеч, волосы, были тщательно вымыты и причесаны, и здоровым блеском сияли под врывавшимися в окно солнечными лучами. Увидев Макса, Ромка восторженно воскликнул:
— У меня есть своя комната! Представляешь, огромная, а кровать — как футбольное поле!
— Здесь все комнаты ваши, Роман Эдуардович, — мягко поправила его домоправительница, затем, уже обращаясь к Максу, озабоченно добавила, — вы, батюшка мой, как рассудите: нужно ли учителей приглашать?
— Каких учителей? — рассеянно спросил Макс, усаживаясь за стол и придвигая к себе блюдо с ватрушками.
— Да как же! — всполошилась Дарья Михайловна. — Ромочку... то есть, простите великодушно, Романа Эдуардовича ведь в ученье нужно отдать! Манеры благородные, фехтование, языки разные, чтение — мало ли что богатому да родовитому господину знать надо!
— Да, наверное, учителя нужны, — задумчиво проговорил Макс, поглощая тающие во рту ватрушки, — только образование придется отложить на потом. Роман Эдуардович должен будет уехать на некоторое время.
Затем ему пришла в голову мысль, что мальчишка, впервые за много лет почувствовавший заботу и любовь, да что там, может быть, просто впервые наевшийся досыта, может и не захотеть никуда уходить. Честно говоря, Максу было даже жалко тащить ребенка неизвестно куда, рисковать его жизнью, подвергать неведомым опасностям. Поэтому он спросил:
— Ты как, Ром? Может, останешься?
— Да ты что?! — возмущено воскликнул тот, — Я с вами. Как отец...
— Роман Эдуардович, — со слезами в голосе воскликнула Дарья Михайловна.
Мальчишка перебил:
— Тетя Даша, что вы все: Роман Эдуардович, да Роман Эдуардович? Зовите меня просто Рома.
— Ромочка, — умилилась домоправительница, — Да куда ж вы собрались-то? Да останьтесь с нами, заступник вы наш!
— Я вернусь обязательно, теть Даш, — серьезно пообещал Ромка, — просто мне сейчас так надо, вы понимаете?
Дарья Михайловна вздохнула:
— Ну что ж, на все божья воля. А нам с вами тогда, Максим Викторович, бумаги покойного разобрать нужно. После завтрака в кабинет пожалуйте.
— Может, вы сами? — Максу стало неудобно вмешиваться в денежные дела.
— Нет уж, батюшка мой, мы люди простые. А вы как опекун должны все знать о том, что Ромочка наследует.
Макс, неожиданно произведенный в опекуны, допил чай и встал из-за стола.
— Идемте, я готов.
Кабинет Эдуарда располагался на втором этаже, из него вела дверь в спальню, которую Ромка восторженно именовал своей комнатой. У окна стоял массивный письменный стол из драгоценного палисандра, вдоль стен — диваны, обтянутые белой кожей, перемежавшиеся высокими книжными полками, в которых под стеклом гордо красовались древние, очевидно, очень редкие и дорогие, фолианты. Стены кабинета были задрапированы белым шелком, покрытым золотой вышивкой, бархатные портьеры такой же расцветки мягкими складками обрамляли большие окна.
— Вот, здесь все бумаги Эдуарда Альбертовича, — благоговейно произнесла домоправительница, подходя к незаметному шкафчику, прятавшемуся между столом и окном.
Она достала из кармана платья небольшой ключик замысловатой формы и, отперев дверцу шкафчика, достала из него стопку каких-то документов.
— Садитесь за стол, Максим Викторович, да читайте внимательно. Все тут, все состояние.
Макс не был уверен, что сумеет разобраться в бумагах, но тем не менее послушно уселся и принялся перебирать аккуратно сложенные листы. Спустя полчаса он уяснил, что Ромка стал наследником великолепного состояния. Как следовало из документов, Эдик был владельцем одного золотого и двух серебряных рудников, а также алмазных копей. Вся эта благодать была расположена на севере Славии и приносила владельцу огромный стабильный доход. Кроме того, Эдику принадлежал дом, в котором они сейчас находились, и большое имение на юге страны. "Ну и ну!" — Макс порылся в бумагах и достал следующий лист. На плотной желтоватой бумаге крупными буквами стоял заголовок: "Завещание". Удивившись тому, что Эдик, такой молодой, позаботился оставить свою последнюю волю, Макс прочел вслух:
— "Я, Эдуард из рода Желтых, находясь в здравом уме и трезвой памяти, все свое имущество, движимое и недвижимое, завещаю своему незаконнорожденному сыну, Роману Эдуардовичу Шанину (фамилию указываю материнскую). Для вступления в права наследования мой сын должен предъявить наш родовой перстень, в который вправлен топаз желтого цвета"... Это как это? — изумленно вопросил Макс, — Значит, что... он знал, что ли?
На Ромку было жалко смотреть. Губы парнишки затряслись, в карих глазах застыли боль и обида.
— Он знал, и ни разу не пришел со мной повидаться. Ни разу! А я так мечтал, что вот появится мой отец, и заберет меня к себе. Или останется с мамой, и она пить бросит. А он... Откупиться решил! — вдруг истерично выкрикнул мальчишка, — Да не нужно мне ничего! Пошел он со своими бабками...
Ромка выскочил из кабинета, громко хлопнув дверью.
— Ай, господи! Да что ж это делается? — всполошилась Дарья Михайловна.
Макс пулей вылетел из-за стола и устремился вслед за Ромкой, догнав его уже около входной двери. Он схватил мальчишку в охапку, пытаясь удержать, но тот отчаянно сопротивлялся.
— Пусти! Пусти, я сказал!
— Ром, ну давай поговорим, — успокаивающе заговорил Макс, — пожалуйста, я тебя прошу.
После примерно получасовой борьбы Ромка затих и, уткнувшись носом в плечо Макса, дал волю злым, бессильным слезам. Макс, не имевший никакого опыта в деле утешения расстроенных подростков, неловко гладил его по голове и говорил:
— Ром, ну послушай, ты же не знаешь, что произошло. Может быть, твой отец собирался прийти к тебе. Ведь он думал о тебе, раз написал завещание в твою пользу.
Все это звучало несколько беспомощно, Макс никак не мог найти достойных аргументов в пользу Эдика. "Ну и скотина", — думал он, обнимая мальчишку, — "Знал, что сын где-то растет, и ни разу не пришел. Как он мог его бросить?" Он вспомнил, как Ромка говорил, что мать начала спиваться, когда ему исполнилось пять лет. Именно тогда она впервые пришла домой пьяная и плакала, приговаривая: "Не судьба!" Видимо, тогда она и сообщила Эдику, что у него есть ребенок. А тот от мальчика отказался. Постепенно эти мысли сменились другими: в том, что произошло, виноват не только Эдик, но и Ромкина мать. Конечно, ей пришлось тяжело, но, в конце концов, ведь многие женщины переживают подобное. И не все же спиваются! Она могла бы перенести любовь к Эдику на его сына, понять, что они нужны друг другу. А она предпочла уходить от реальности с помощью алкоголя. Предатель отец, алкоголичка мать, а в результате страдает этот вот мальчишка.
