Дорога забытого знания

Как быть, если на винт твоей моторки намотало бороду водяного?

— Аркадий и Борис Стругацкие. Волны гасят ветер

Часть первая: Реабилитация

Часть вторая: Дорога

Часть третья: Институт

Пролог

Меня переполняло торжество.

Нахальная радость от украденной победы, звенящий смех от удачной шутки.

Все получилось, все было не зря. Остались последние шаги, необходимые меры предосторожности, и больше никогда в жизни не придется убегать, прятаться и лгать. У меня будет сила богов, я смогу дотянуться до неба, если захочу.

И почти ничего не было жаль, и я почти ничего не боялась.

У меня было три мечты — о свободе, абсолютной и безграничной; о дороге, разнообразной и бесконечной; и о мести, беспощадной и окончательной. И я знала, что я исполню все, потому что мечты не так просто забыть.

Я свернула лист плотной тканевой бумаги, положила в бутылку и посмотрела в чистое голубое небо, не знающее людей, в котором парили непуганые птицы.

Часть первая: Реабилитация

Глава 0

В голове было восхитительно, до невесомости пусто. И только единственный вопрос бился в виски, всего четыре назойливых слова: "Что я не учла?"

Помнить свою первую мысль, знать точку отсчета ― странно. Кажется, что это делает меня неправильной, в каком-то смысле менее человечной. Даже сейчас, когда я знаю достаточно фактов, чтобы мучительно хотеть забыть бескомпромиссный финал своей запутанной истории.

С другой стороны, многие факты всё еще скрыты завесой тайны. Остается лишь гадать по известным фрагментам. Думаю, оправдание бы нашлось, если бы довелось пройти весь путь заново в тех ботинках, что и в первый раз. А так, без истории, я кажусь себе гротескным персонажем из классической пьесы. Чистым злом.

В самый первый день было светло и безлюдно. Красноватый вечерний свет ложился на дощатый пол просторного коридора пыльными трапециями. Пахло сдобой ― дрожжами и ванилью. Я сидела на грубой деревянной скамье, прислонившись к стене, и ждала чего-то.

Со скрипом отворилась дверь напротив, полная миловидная женщина негромко позвала:

― Кори, войдите, пожалуйста, ― и деликатно уточнила. ― Кори ― это вы.

Я встала. Ни тени узнавания, восхитительная пустота в голове сменилась множеством вопросов.

В просторном кабинете с бледно-зелеными стенами было прохладно. От огромных окон в стальных рамах веяло свежим влажным ветром. Вдоль стены стоял огромный стеллаж, заполненный книгами. Учебники, справочники, пособия по первой психологической помощи. "Своеобразное богатство, ― мелькнуло в голове. ― Откуда?"

Женщина приветливо улыбнулась и сказала:

― Кори, вы находитесь в Реабилитационном центре города Нелоуджа. Вы понимаете, что это значит?

Я захлебнулась воздухом. Всё вдруг встало на свои места.

Я понимала.

Реабилитационный центр, большая мрачная территория на окраине столицы, обнесенная высоким бетонным забором с несколькими проломами. Приемный покой, четыре производственных цеха и два общежития. Человек двести постоянных обитателей. Людей, которые однажды оказались на окраине города в состоянии беспамятства. Несчастных, которые не помнят своё прошлое ― а никто на белом свете не помнит их.

И теперь я здесь. В стандартном холщовом платье, босая и абсолютно забытая. Стёртая, как их называют в народе. Впрочем, почему "их"? Нас.

Так вот как это происходит. Оказывается, голова не совсем пуста. Я помню просторный приземистый город Нелоудж, готова поспорить, что на улице осень, а на книжной полке есть книги на едином и морэнском языках. И только про себя я не знаю ничего. Возраст, внешность, семья... Как же так?

― Присядьте, пожалуйста, ― предложила женщина и придвинула на край стола пузырек. В воздухе повис острый запах нашатыря. Женщина оценивающе на меня смотрела и монотонно постукивала по крышке стола указательным пальцем правой руки. Будто замеряла время реакции.

Я села и хрипло произнесла:

― Я помню, что такое Реабилитационный центр.

― Отлично! ― обрадовалась женщина и, наконец, перестала стучать. Видимо, успокоилась, поведение в пределах нормы. ― А можете предположить какой сейчас год?

― Девятьсот четвертый от Нарисованного Знания, ― на автомате ответила я.

― Чудесно! Вот видите. А месяц?

― Не знаю.

― Это нормально, ― она что-то пометила в толстой записной книге. ― Закройте глаза и дотроньтесь пальцами до носа.

Я выполнила. Женщина удовлетворенно кивнула и подвинула в центр стола толстую восковую свечу:

― Зажгите, пожалуйста.

Ресурса хватало с избытком. Новой информации я сейчас получила предостаточно, хоть и безумно хотела, чтобы всё оказалось ошибкой.

Я посмотрела на фитиль и огонь загорелся.

Глава 1

Первый месяц пролетел, как во сне. Мне выделили комнату в элитном корпусе общежития ― оказывается, при мне были найдены деньги, наследство из прошлой жизни. По существующим правилам десять процентов изъяли в пользу центра, а остальное пустили на оплату аренды. Хватило на целых пять лет. Мне было всё равно.

Я смотрела в зеркало на стройную брюнетку с высокими скулами и хотела обратиться к ней на "вы". Чужие люди были привычней своего отражения, городские легенды я знала лучше своего прошлого.

Со мной в комнате жила Эмми. Как выяснилось, она проснулась на двадцать один час раньше. В первый же вечер соседка, не задумываясь, изложила всю бесхитростную историю суточной жизни: у неё на лице веснушки; платье жмет в подмышках; вчера, вместе с ней пробудилась куча народа; на улице холодно. А я только слушала и кивала, тщетно пытаясь собрать цельную картину из разрозненных мыслей.

Нас обеих определили в цех по производству сувениров. Днём мы раскрашивали однообразных кукол, а вечерами играли в ассоциации с южной художницей, Зиэн, арендовавшей комнату в соседнем блоке. У художницы была смуглая кожа с зеленоватым отливом и множество вопросов.

Мы с Эмми садились на огромную кровать, заваленную черновиками, смятыми эскизами и утащенными с улиц афишами. Зиэн отворачивалась к столу, доставала карандаш и начинала очередной допрос.

― Ты получила новое знание. Откуда?

― Из истории, ― всегда отвечала я

― Где? ― уточняла Зиэн.

― На обочине дороги, в лесу.

― В каком лесу?

― В сосновом.

― Время года?

― Осень.

― Как ты видишь сезон в сосновом лесу?

― Пасмурно, дует ветер. Трава пожухлая. Пахнет осенью.

― Хорошо, ― промурлыкала Зиэн. ― А дорога?

― Грунтовая, разбитая колесами и размытая дождями. Красивая.

― Кто рассказал тебе историю?

― Старик.

― Как он выглядел?

― У него длинная, седая борода, серые глаза. На нем кожаный плащ с капюшоном.

― Голос?

― Низкий, хриплый, с лукавыми нотами.

― Что у него в руках?

― Посох и кружка с горячим чаем.

Зиэн стремительно, уверенными штрихами зарисовывала новую сценку. Ей никогда не надоедала эта игра, а нам с Эмми было нечего больше делать. Поразительно, как быстро сломанная жизнь вошла в колею рутины, будто ничего и не было ― ни потерянного прошлого, ни странной тайны. Днем мы рисовали, вечерами болтали с другими стертыми или выбирались в городские трактиры, чтобы услышать немного новых историй и набрать ресурса.

Впрочем, я несколько раз пыталась проникнуть в здание приемного покоя. Старшие обитатели общежития рассказали, что всё найденное при нас имущество изымают. Раньше оставляли, но было слишком много лишних вопросов ― откуда взялись эти туфли, а где их шьют? А у меня каблук сломан, может кто-нибудь знает, как это произошло и можно выяснить? Никто не мог работать, каждый новый стертый добрые полгода бродил по городу, искал мельчайшие зацепки, и раздражал горожан однообразными допросами. Но все расследования приводили в никуда. Ни одному счастливчику не удалось выяснить ни единого достоверного факта из своей прошлой жизни. А вот репутация реабилитационного центра, и так весьма непрезентабельная, опустилась ниже самого старого плинтуса, и горожане теперь демонстративно переходят на другую сторону улицы при виде типовой робы стертого.

Так что администрация решилась на спорный шаг ― изъятие всего имущества сразу же, до пробуждения. По крайней мере, таково официальное обоснование действующего регламента.

На всякий случай, все же, составляют опись найденного имущества и передают в Институт.

Я всей душой понимала тех, кто проводил безнадежные расследования. И очень хотела тоже заглянуть в список, чтобы получить хоть малейшую зацепку. Вдруг при мне было что-нибудь оригинальное? Как же я мечтала однажды выяснить прошлое и встретиться лицом к лицу с тем, кто меня стер... Да кто об этом не мечтает?

Но всё безуспешно. Стены приемного покоя были профессионально зачарованы. Я получала ожоги и обморожения, срывалась и падала на брусчатку внутреннего двора. Каждый раз казалось, что до цели ― рукой подать, и именно в этот момент все шло под откос. Администраторы, очевидно, были в своей защите уверены, потому что никто меня ни разу не останавливал и воспитательных бесед не проводил. Вылазки и последующее лечение требовали чудовищного количества ресурса, и поэтому я постоянно рыскала по городу в поисках информации и историй.

Эмми же терпеливо и заботливо отпаивала меня чаем после вылазок, рассказывала немудреные бытовые сплетни, чтобы мне хватило сил залечить ушибы.

"От меня же не убудет, если я поделюсь информацией бесплатно" ― её любимые слова. Я бы хотела походить на Эмми хоть немного. Но знаю точно ― если расскажу человеку историю даром, то уже не смогу ничего получить от него взамен. А мне нужен ресурс. Сила.

Глава 2

Все рабочие дни были похожи один на другой, как те самые куклы, которых мы разрисовывали громадными партиями.

Каждое утро в центре огромного стола, застеленного некогда белой бумагой, выстраивалась вереница деревянных заготовок для кукол. Пока еще пустых внутри, но уже с ярко размалеванными лицами и сложенными на животе руками. Предполагаемая одежда была намечена на деревянных заготовках несколькими тонкими карандашными линиями. Каждая из начинающих мастериц раскрашивала соответствующие участки выделенным цветом.

Опытные художницы объяснили, что кукла знания ― это символ Нелоуджа, самый популярный и продаваемый сувенир. Для изготовления игрушек используют полые липовые заготовки, потрясающе пахнущие свежим деревом, внутрь вкладывают пергамент с любопытным историческим или философским фактом. Любому покупателю будет приятно получить немного силы вместе с сувениром. Информацию берут со скидкой в городской библиотеке, саму куклу рисуют с учетом содержания надписи.

Мастера разрабатывали модели привлекательных девушек, умудренных опытом стариков и многодетных матерей, расписывали куклам лица и руки, слегка размечали оставшийся рисунок. Менее опытные и талантливые художники раскрашивали одежду, добавляли узоры. Выполняли кропотливую и не требующую вдохновения работу. В туристический сезон готовых кукол продавали огромными партиями.

Я попала сразу в центр художественного производства, в сердце просторного, отлично освещенного цеха, наполненного обволакивающим запахом краски, яхтового лака и древесной стружки. В руках у меня была тонкая аккуратная кисть, и внешне новая работа напоминала лубочную картинку из чьего-то идеального детства, где множество подруг сгрудились вокруг огромного стола, чтобы вместе раскрасить книгу сказок.

Сегодня слева посадили новенькую девушку, все еще растерянную, в форменном сером платье. "Лори", ― представилась она. Мы наперебой начали расспрашивать о чем-то, хотя наперед знали незамысловатую историю. Но нужно же выговориться поначалу...

― Я открываю глаза, ― девушка зажмурилась для убедительности, ― и ничего не помню. Совсем ничего! Даже имя свое не помню. Но имя-то ладно! Я же не знаю, как выгляжу!

Эмми сочувственно кивала. Помнится, подруга рассказывала, что в день своего пробуждения все пыталась по рукам предположить, как выглядит её лицо. Даже угадала, что веснушки на щеках и нос курносый. И отражение в зеркале ей показалось смутно знакомым. Не могу сказать того же про себя.

― Со мной в коридоре еще парень сидел, ― продолжала тем временем Лори. ― Глаза ошарашенные, конечно, но симпатичный. Знаете, мне и хотелось улыбнуться, подмигнуть ― а ведь я же не представляю, что мне идет, а что нет! Может, у меня улыбка щербатая, и зубы надо держать за губами. Вот и сидела, как статуя. Уже в общежитии в зеркало посмотрела ― и вроде все знакомое даже. Никакого удивления, понимаете? Эх, можно было бы и познакомиться.

Привычная в этих стенах история, каждая из девушек в свое время рассказывала что-то похожее. Разве что новые знакомства мало кого волновали в первые часы после пробуждения.

На территории реабилитационного центра таких, забывших ― целых четыре цеха. Два мужских, два женских. Сотни две человек точно наберется. Здесь людей в оборот берут быстро и без лишних сантиментов. Помню, за свои первые сутки я успела получить имя, крышу над головой, постоянную работу и первую подругу.

Рисовать ― не худший из вариантов. Сегодня я отвечала за краплак. Отставила в сторону шестую куклу с раскрашенным платком и яблоком в руках. Потянулась за седьмой.

А на улице уже вовсю кружилась желто-коричневыми листьями осень. Дважды в день дворники читали по одной короткой главе из стандартной энциклопедии коммунального служащего и продували усиленным потоком воздуха широкие городские улицы. Но листья будто и не замечали атак и снова собирались в самой середине проезжей части шуршащим пружинистым настилом.

Глава 3

В пятницу мы собрались в трактире с длинным названием "На перекрестке трех дорог". Старшие подруги из цеха рассказали, что в этом месте чаще всего появляются настоящие путешественники. В стоптанных башмаках, начиненные ресурсом, знаниями и готовые общаться. С тех пор походы в трактир стали нашей еженедельной привычкой ― где еще можно сорвать куш в виде фантастической истории о дальних странствиях в обмен на описание рутинных будней в Реабилитационном центре? В Нелоудже жители давно утратили интерес к людям без прошлого, а наши истории мало менялись из года в год.

А просто так никто в городе ничего не рассказывал. Ведь любое знание ― даже самое абстрактное ― способно увеличить запас ресурса у слушателя. Сделать человека немного сильнее.

Сегодня Лори мечтала об интересном знакомстве, мы с Эмми надеялись пополнить ресурс, правда каждая по своим причинам. И лишь Зиэн, смуглая художница с зелеными миндалевидными глазами, искала вдохновения. Зима выдалась на редкость ветреная и ненастная; кроме нас и еще парочки завсегдатаев, трактир был пуст.