Дорога забытого знания

Иначе я не могу объяснить, почему именно к концу этого года в моей жизни произошли самые значительные перемены, не раньше и не позже. Как обычно, все началось с историй...

Глава 10

Пятница еще не наступила, и подруги предпочитали проводить вечера в Каморках, отсыпаясь перед рабочим днем, но я решила сходить одна в трактир и выменять парочку историй. Однообразные будни в цеху съели остатки воображения, мне снились нарисованные лица с одинаковыми яблоками, а пальцы заржавели щепотью, сжимающей кисть. Я должна была вдохнуть дорожный ветер, пусть даже робкий сквозняк из чужих рассказов.

Посчастливилось, уже через десять минут двери распахнулись, в трактир вошел одинокоий немолодой визитер с узловатым посохом. От этого старика веяло ароматом удивительной истории, он выглядел, как часть истории и он был, наверняка, историей сам по себе. Новоприбывший гость неожиданно споткнулся о порог, и я в ту же секунду оказалась рядом, извлекая все возможности из выпавшего шанса.

― Осторожней, ― сказала я, ― здесь высокие пороги и невкусный эль. Но зато замечательное красное морэнское, позвольте вас угостить и рассказать пару местных баек к ужину?

Путник улыбнулся в бороду, улыбка у него была широкая и располагающая:

― Конечно, дочка, я с радостью потолкую с тобой. Ты расскажешь мне, чего следует остерегаться здесь, а я расскажу тебе историю, в которой ты нуждаешься.

Я провела старика к своему столику в углу, заказала бокал вина ему и бокал воды себе и села напротив. К вину я заказала ломоть свежего белого сыра, потому что мне ужасно хотелось есть. Сыр был восхитительный, сливочный и нежно пах грибами, я откусывала его маленькими кусочками и наслаждалась редким для меня яством. Он стоил, как вход в библиотеку, но сегодня слабость победила меня, и я променяла пищу для духа на праздник живота.

― Угощайтесь, ― предложила я, ― это очень свежее, молодое вино. Оно еще не приобрело богатый и изысканный аромат выдержанных морэнских вин, который так ценят гурманы и воспевают сомелье, но оно пьется легко, как сок, и наполняет душу радостью, а истории ― эпитетами.

― Мои истории не нуждаются в эпитетах, ― сказал старик, ― они и так обращаются к душе напрямую.

― Расскажите такую, ― попросила я. ― Мой ресурс как раз нуждается в хорошей истории после небольшого приключения.

― Конечно, ― согласился путник, и посмотрел мне в глаза. И вдруг отшатнулся, будто заглянул в яму со змеями, посмотрел еще раз, отвел взгляд.

― Я расскажу тебе историю, ― сказал старик, и я заметила, что голос его изменился. ― Сказку.

Я не ответила ― пыталась понять, что могло произвести на путника столь отталкивающее впечатление. Предпочла промолчать. Гость повертел в руках посох, будто бы намереваясь встать, но затем все же отставил узловатое дерево в сторону. Глухим и поучительным голосом начал рассказывать, глядя в сторону.

― Все звери в джунглях, от маленькой глупой мартышки до большого и мудрого льва знают, что нельзя охотиться на человека. Им не нужны законы или напоминания, они понимают необходимость запрета без слов. Человек опасен и злопамятен, он может истребить все племя за одного своего детеныша.

Но нет правил без исключений. Один шакал всегда хотел попробовать человечину ― просто так, из любопытства. Однажды он нашел умирающую красивую львицу, добил её, съел плоть и надел шкуру. И чужая кожа пришлась падальщику настолько впору, что львы приняли его за своего. Вожак стаи влюбился в шакала в львиной шкуре до потери здравого смысла, и тогда шакал подговорил льва убить человека. Лев долго не соглашался, но шакал был умен и хитер, и смог уговорить льва. Лев все же убил человека, и угостил шакала.

И месть не заставила себя ждать. Люди убили льва, и всю стаю, и еще две соседних в придачу, а шакал успел скинуть львиную шкуру и сбежать. Но люди заподозрили, что в истории замешан кто-то еще, и уже идут по его следам.

Старик замолчал. Я подождала немного, затем спросила:

― И это все?

― Да, ― односложно ответил он.

― Не поняла, ― осторожно сказала я, ― почему вы рассказали мне эту сказку. Даже ресурс не могу извлечь, ни одного вывода!

― Когда читаешь историю, представляешь главного героя с глазами своего мужа, ― сказал старик. ― Когда описываешь фантастические цветы, они пахнут ромашками под твоим окном. Эта история сшита по твоим меркам, даже если кажется, что жмёт в груди.

Я замерла на мгновение. Поняла слова, но не могла поверить. Как сквозь мыльный пузырь видела ― старик подошел к стойке, резко бросил трактирщику горсть монет и вышел.

Нет. Этот интеллигентный старик не мог обозвать девушку шакалом, потому что не понравились глаза. Должно быть что-то еще.

Он знал меня.

Я вскочила, резко бросила трактирщику:

― Сколько?

― Старик все оплатил, ― ответил тот, и я опрометью бросилась в сторону двери.

Не принял мое угощение, значит, ― подумала уже на бегу. Бежала быстрее, чем способен человек, подгоняла шаги ресурсом. У поворота замерла, дорога раздваивалась и тропинки скрывались за вековыми деревьями. Если ошибусь, то упущу невероятный шанс, если уже не упустила.

Затравленно огляделась и увидела щуплого аристократа в зеленом шелковом камзоле. Юноша небрежно прислонился к могучему дубу, мял в пальцах придорожный цветок. В глазах ― скука, ждет кого-то уже давно.

― Куда он пошел? ― спросила я требовательно, чуть не переходя на крик.

― Кто ― он? ― Испуганно уточнил вельможа. ― Я все скажу, объясните только...

Некогда было объяснять. Я проникла в мысли юноши легко, даже не задумываясь о том, что делаю. Увидела себя его глазами, высокую, сильную, помешанную. Потом ― телохранителя, которого он отослал так недавно и так напрасно. И наконец ― старика, медленно бредущего направо.

Я тут же отпустила перепуганного вельможу, оставив на холёном запястье отпечатки ногтей. Побежала следом за загадочным рассказчиком, отчаянно быстро.

Старик не успел уйти далеко, я догнала его в три сильных рывка.

― Кто я? ― почти прорычала в седой затылок. ― Вы знали меня! Скажите!

Схватила за плечо, развернула к себе лицом. Странник скривился от боли, посмотрел с ненавистью. Я с трудом перебирала спутанные мысли старика, на лбу выступила испарина.

Я видела лица, много лиц, много мест, пожар, бледную девушку без сознания с каплями крови на лице.

― Я не знаю тебя, ― криво ухмыльнулся старик, ― не ищи. Но я знаю таких, как ты.

Среди калейдоскопа лиц высветилось одно, красивая блондинка с тонкими неприятными губами. Смутно знакомая, но ничего общего со мной. Она улыбалась.

Старик развернулся и пошел прочь, не добавив ни слова. А я осталась стоять молча, безучастная и истощенная, не в силах сделать ни шага. Не сдвинулась с места и тогда, когда услышала в конце дорожки крики: "Это она! Вот она, держите ее".

Глава 11

Я снова перерасходовала ресурс, но на этот раз рядом не дежурила заботливая Эмми. Меня почти деликатно поместили в светлую камеру с высоким потолком и узким зарешеченным окном. Безмолвный страж усадил меня на дощатую койку, я откинулась на прохладную каменную стену и тут же потеряла сознание.

Чудилось, что я в пустыне, прокусываю себе вену и пью кровь из собственной руки. Когда очнулась, во рту пересохло так сильно, что даже вдох доставлял боль. Язык был сухой и неприятно касался нёба. Рядом с кушеткой стоял керамический кувшин, но дотянуться до стола оказалось не так просто. Получилось только с третьей попытки, часть воды выплеснулась на каменный пол. Я выпила не меньше литра и снова впала в забытье. С тех пор я приходила в себя, пила, и снова падала в какую-то темную яму, будто воздух был пропитан хлороформом.

"Хоть бы немного ресурса", ― думала я и прижимала горящие ладони к холодной стене, ― "самую малость, чтобы чуть подлечиться".

Очнувшись в очередной раз, я увидела склонившегося над койкой высокого человек в мантии стража. Серые проницательные глаза выделялись на желтовато-сером, ничем не примечательном лице. Странный посетитель убрал мокрую от пота прядь волос с моего лба и, прищурившись, разглядывал лицо.

― Кто ты такая, в конце концов? ― спросил он, и, не дожидаясь ответа, проник в мои мысли. Это было пронзительно неприятно. Я видела, как гость вытаскивает и отбрасывает мои воспоминания ― первый день, первую мысль, проверку способностей, разговор с Эмми. Человек в капюшоне резко закончил контакт, возвращение к настоящему отозвалось вспышкой боли в голове.

― Ты сама не знаешь, ― сказал он. ― Тогда все ясно. Неважно. В течение этого года ты должна явиться в Институт.

Я в отчаянии посмотрела на него, мысленно умоляя о какой-нибудь доступной информации, из которой можно было бы сделать простенький вывод и извлечь ресурс в текущем состоянии. Посетитель обернулся, как будто почувствовал взгляд. Пробормотал: "А это, видимо, была совсем неправильная мысль", ― а потом развернулся и вышел, стремительно, почти испуганно. Я снова впала в забытье, пытаясь представить себя в сознании. В бреду казалось, что запас ресурса возник из ниоткуда, перекочевал от гостя готовым к употреблению, нежданным даром. А потом я пришла в себя голодная и абсолютно здоровая.

К моей несказанной радости, рядом с кувшином нашелся кусок ржаного хлеба. Кроме койки и стола в комнате имели место быть: стул, медный рукомойник с тазом и вешалка в углу. Троекратный обход камеры свидетельствовал, что диаметр помещения равен восьми шагам, а элементарная логика доказывала, что прошло не более суток. Отвратительно длинных суток, вынуждена признать. Больше всего хотелось в душ и есть, но вместо этого зашел страж и негромким вежливым голосом зачитал приговор. Мне надлежало провести здесь десять дней, и выплатить штраф. Большой штраф. Сорок золотых, я даже рассмеялась, когда услышала цифру. Даже если меня продать на дикий юг, я буду стоить меньше, по крайней мере сейчас, грязная и больная.

Но, оказалось, эту проблему решили без моего участия ― реабилитационный центр оплатил долг за счет проживания. У меня теперь оставался всего месяц аренды, но по-прежнему никаких долгов. Я присвистнула, когда поняла, насколько элитным было гнездышко в каморках, но не испытала никаких чувств. Где-то в глубине души я не верила, что останусь там на целых пять лет, и потому казалось, что у меня отняли то, что мне никогда не принадлежало.

Последующие девять дней оказались самыми длинными и скучными в моей новой жизни. Я металась по камере, пытаясь выжать хоть немного ресурса из рассуждений о том, кто ко мне приходил и зачем, но все мысли казались мне либо очевидными, либо не логичными и не приносили ни капли силы. Чем больше я думала, тем четче становилось ощущение, что некая важная деталь ускользает прямо из-под носа. То же действующее на нервы чувство незаконченности, что и в первый день.

Вынужденное бездействие раздражало, бесило осознание того факта, что часть старательно увеличенной силы несомненно пропадет за девять дней проведенных в информационной изоляции, и немного напрягал холод в камере и дощатая койка. Впрочем, последние три пункта я приняла с удивительным спокойствием, и даже испытала удовлетворение, когда обнаружила, что в тюфяке нет клопов. Условия содержания мне показались даже комфортными: беленые известкой стены создавали ощущение чистоты, а щи со снетками, которые подавали в нечетные дни, оказались вкусными. Я проанализировала собственную неприхотливость и первый раз после пробуждения подумала ― может быть, и не нужно узнавать историю своей прошлой жизни целиком? Что я вообще хочу о себе знать? Кто меня стер и, главное, за что. А как я туда пришла ― это детали, и не факт, что лицеприятные.

Я не испытывала ни смущения, ни возмущения по поводу наложенного штрафа и заточения, но справедливость требует признать, что раскаяния не испытывала тоже. В глубине души вообще не связывала свой поступок и свое пребывание здесь. Просто обстоятельства изменились, и я радовалась, что это временно и считала дни. А чтобы не тратить время зря, я тренировалась до изнеможения, и за отсутствием информации для развития ментальной силы работала над физической. Разминалась, отжималась от грязного каменного пола на кулаках, лишая руки последних остатков женственности, приседала двадцатью разными способами ― с задержкой в крайних точках, медленно, с выпрыгиваниями, затем растягивала мышцы до боли и ложилась на койку изучать затейливый узор паутины, притаившейся в углу. Когда силы возвращались, я начинала снова.

На пятый день заключения привычное одиночество нарушили ― у меня появилась сокамерница. Оборванная тощая девчушка, лет семнадцати, с изящными пальцами виртуозной мошенницы. В пронзительных, знакомых зеленых глазах мелькали лукавые искорки.

Такие не попадаются случайно.

Глава 12

Девчонка ходила вокруг и изучала меня добрых три часа. Задавала каверзные вопросы, наводила иллюзии. Трижды создавала качественные фантомы и пыталась переключить мое внимание на морок. Потом, видимо, ресурс истощился ― новой информации я ей не давала ― и она села в углу.

Я подошла к окну, девчонка тут же проскользнула сзади на пределе слышимости и поставила подножку. Стараясь не рассмеяться, я аккуратно переступила через хитрую ловушку и спросила напрямик:

― Что тебе от меня нужно?

Девчонка тут же стала абсолютно серьезной, посмотрела зелеными глазищами и сказала:

― Поблагодарить.

― Что? ― у меня брови поползли вверх.

Такого ответа я, признаться, не ожидала. Благодарность с другими поступками ассоциируется. Юная мошенница скорчила забавную физиономию и соблаговолила объяснить:

― Ты спасла моего брата, Аркина. Вылечила руку на ярмарке. Моментальное лечение в Институте стоит сорок золотых. Но сразу же мы бы не доставили ― никто не знал о проделке. Через сутки с нас бы содрали пятьдесят. Такие деньги есть только у мастера, но он бы не дал. Бе лечит только Старших, и то, если не попадаются, а получают травмы во время драк. Зачем ты это сделала? Кстати, меня зовут Орайя.

― Меня ― Кори. Твой брат показал жест, ― призналась я, посмотрела девчонке в глаза, чтобы заранее оценить реакцию на следующую фразу. ― Я на автомате показала ответный. Только вот смысл обмена жестами ― забыла, и поэтому свою часть сделки не выполнила. Вылечила, чтобы исправить ошибку.

― Значит, ты все-таки была своя, ― удовлетворенно кивнула девчонка, ― Хорошо, что не отнекиваешься, я сразу поняла. Но сейчас ― стертая. Честно стертая.