Дорога забытого знания

Илин подошел к виноградной лозе, начал аккуратно обрывать и есть сочные зеленые ягоды. Ухо профессор демонстративно выставил в мою сторону, ожидая ответа.

― Не только, ― осторожно ответила я, ― Это еще и орган власти.

― Да неужели? Ты знаешь слово власть, ― могучие брови поползли вверх в притворном изумлении, ― Может и источники власти перечислишь? Чисто теоретически.

― Исторические традиции... Ну там, цари, указанные в нарисованном знании... ― всерьез задумалась я.

― Это раз, ― загнул палец Илин. ― Еще?

― Потенциальная возможность применить силу к тем, кто ослушается.

― Хорошо. Два.

― Общественное доверие... То есть Институт же занимает особое положение, все знают, что здесь собраны самые талантливые и ментально сильные маги, а управляют ― избранные из избранных... Люди верят, что у сотрудников есть право на власть.

― Итого: Сила. Авторитет. Право, ― сформулировал Илин, сжал между пальцев сочную виноградную ягоду, на замерзшую дорожку брызнул сок. ― Я не историк ― в Нелоудже не осталось историков, это любой думающий человек понимает, но представляю текущую ситуацию так. Права у Института нет. В Нарисованном знании Институт не изображен, обычаи и традиции в массовом сознании на стороне монархии, классического наследования престола. Сила есть, тут любой дурак согласится. Но за счет одной силы удерживать власть трудно и муторно. Постоянная борьба. Так что насчет авторитета?

― Авторитет безусловно есть. Все знают, что в Институт проходят самые сильные и талантливые люди... К тому же Институт всегда помогает людям с годы засухи или эпидемий.

― Да неужели? ― снова притворно удивился Илин. ― А в наше продвинутое время все еще возможны неурожайные годы и массовые заболевания? Неужели ученые ничего не могут сделать, чтобы у людей появилось больше времени на собственные занятия и увеличение личного ресурса?

― Могут, ― тихо сказала я, глядя уже не на Илина, а на оранжерею.

Я поняла, неожиданно, и от этого понимания стало пронзительно неприятно. Новое знание выбивало из зоны комфорта, делало глупыми и эгоистичными все персональные искания и надежды. Но самое главное ― оно было абсолютно бесполезным. Я, конечно, могла поднять деревянный меч и пойти... Куда пойти? К кому пойти? Что сделать? К этим, которых гармонизируют, что ли? Я вспомнила стагеров. Может быть, старейшины не так уж далеко ушли от истины со своим ортодоксальным верованием...

А ведь Зиэн была права, ― вдруг вспомнила я раздраженную художницу, ― Институт, действительно, может всё, но руководству это не надо. Власть, чертова политика. Сколько покалеченных жизней она может стоить?

"Да пошли они все со своими ценностными ориентирами", ― подумала я. Не хочу в это все впутываться. Уйти только надо отсюда, и скорее, пока меня не убедили и не гармонизировали. Или уже? Мне не было все равно, но я ничего, абсолютно ничего не могла поделать. Идея тихого бунта, пассивных заговоров, разговоров полушепотом на заднем дворе претила, участвовать в тайном бездеятельном восстании я не хотела.

Если у меня будет сила, если я буду силой, или если я познакомлюсь с организованной силой, то знание, полученное от Илина ― отличная точка приложения. Но сейчас я ― никто и способна только на пустые рассуждения. Не ученый, не артист, не политик, не подпольщик.

Я слышала горечь в голосе Илина, но для себя всё решила, и поэтому спросила совсем о другом.

― Так у нас у всех доступ только в ограниченные секции библиотеки? Только первые три витка? Думала, только у меня, потому что я новичок.

― Нет, ― отрывисто сказал он. ― Пока ты со мной, так и будет. В соседней группе у профессора Керона все есть, только дела у них какие-то мутные. Но тебя же это не волнует? Давай, переходи работать туда.

Не такого ответа от меня ждал рыжий профессор, разносторонний ученый, скрытый бунтарь. Я видела разочарование, привычное и злое, в широко посаженных светлых глазах, в том, как резко профессор закрыл дверь и повернул в массивном замке ключ. Чувствовала отчуждение, сильные волны неодобрения, исходящие от напряженной спины, и не могу сказать сейчас, не изменилось ли тогда что-то в моей судьбе по воле странного, подвластного профессору случая. Не намеренно, конечно, и не осознанно. Просто так легли карты в моей судьбе после этого разговора, и колоду тасовал, разумеется, не Илин. Но ведь он умеет менять вероятность.

Что ж, даже если так, я все равно надеюсь, что мятежный профессор сумеет воспользоваться исходом сыгранной партии. Это лучший вариант, который я могу представить, и единственная достойная ставка.

Глава 51

На тренировку после работы я почти бежала. Последние две недели все мои вечера проходили на просторном заднем дворе Института.

На свободной площадке, покрытой мягким и чрезвычайно живучим газоном, собиралось человек пятьдесят. Инструктор приходила раньше всех ― спортивная бодрая женщина, лет тридцати, с сухой мускулатурой и обнаженным по-мужски рельефным прессом. Встречала новичков зычным: "Прааходите! Становитесь вперед, чтобы я могла вас видеть!"

Занятия проходили ежедневно, тренеры периодически менялись, но суть оставалась прежней. Желающих здесь учили самообороне с использованием ресурса. И немного, исподволь ― методам нападения. Руководство поощряло участие в тренировках ― считалось, что сотрудник Института за пределами территории должен уметь постоять за себя. Исследователи же, в чьи служебные обязанности входила работа в городе, занимались неукоснительно. Сила всегда внушает уважение.

Для меня тренировки оказались отдушиной. В то время, когда я на пределе физических и ментальных возможностей отражала воображаемые атаки, мысли отключались. Забывалась оставленная позади дорога, затуманивалось мелькающее впереди будущее, неразрывно связанное с мрачным прошлым. И даже в зеркальном отражении видела только работающие мышцы.

Последнее, впрочем, давалось легко. Инструктор зачаровывала зеркальную заднюю стену Института, перед которой мы занимались. Это всегда был немного жуткий момент, минут за пять до начала тренировки. Женщина вставала перед стеной, вытягивала руки ― и постепенно люди в отражении лишались одновременно кожи и одежды.

Подростки не теряли надежды, что однажды инструктор допустит ошибку и можно будет насладиться промежуточным моментом ― посмотреть на собравшихся людей без одежды, но еще с кожей. Но тренеры выполняли заученный трюк чисто.

Во время тренировки мы следили за работой всех мышц и сухожилий. Напряжение подкрашивалось алым цветом, движение ― венозно-синей волной. На первом занятии зрелище слегка пугало ― не каждый день доводится видеть полсотни активно прыгающих освежеванных людей. Ночью в сознание даже стучались банальные ужастики, но мозг оказался слишком утомлен, так что мертвяки не прошли цензуру.

"Семь! ― пронзительно-неприятным голосом объявляла инструктор. ― Шесть! Пять!" Она прыгала наравне со всеми, но голос не терял зычности ни на децибел. "Тридцать секунд вы можете выдержать почти все что угодно" ― этот спорный тезис был её лозунгом. Она показывала фантастической сложности движения и запускала таймер ― красные цифры в воздухе у тебя перед лицом. И следила за всеми разом, не переставая выполнять упражнение с безукоризненной техникой. Как разъяренная фурия переносилась на площадку к тому, кто осмеливался сачковать: "Я за всеми слежу! Это не предел даже для годовалого ребенка! Как ты можешь называться сотрудником, у тебя желе вместо воли!" Когда пристыженный парень пытался продолжить работу, инструктор подходила и бесцеремонно ставила сухую рельефную ногу в тяжелом кованом ботинке прямо на поясницу несчастному, замершему в позе планки и дрожащему от напряжения.

Я и так работала на пределе. Мне нравилось ощущение заливающегося в глаза пота, горящих алых мышц и эфемерных отсутствующих мыслей. Выжатых, выпаренных, отошедших на задний план.

После тридцати секунд чистой физической работы инструктор разрешала применять ресурс для усиления выполняемого действия. Тренировка в таком режиме оказалась потрясающе эффективной. Даже без глубокого знания анатомии любой ученик мог прочувствовать работу мышц на физическом уровне, оценить сокращения визуально в зачарованном зеркале. Отключить сознание во время максимального усилия, интуитивно подключить ресурс и ментальную силу.

После десятка занятий даже субтильные девушки научились наносить удары мощностью в несколько сотен килограммов. Мы использовали специальные песочные мешки для отработки нападения; сила удара измерялась в процессе. Сражались ― с собой. С предыдущим результатом. Без послаблений, постоянно понукаемые, тысячекратно повторяя одни и те же движения.

Безусловно, я тренировалась здесь раньше. Удар, импульс, что отправил в нокаут воровского мастера Бе, был изучен здесь. Отточенная техника, сохранившаяся через стирание. И всё таки он был выполнен слабовато, конечно. За тот удар инструктор бы мне назначила пятикратное повторение: "Плохо! Можешь лучше. Пять раз, и чтобы каждый уровнем выше!" Сказалось отсутствие тренировок.

Изучали мы и щиты. Инструктор заставляла делать обволакивающий пузырь подкрашенным и разбивала всех участников на пары. Защищающийся должен был не просто отразить нападение ― но и определить точное место соударения, подкрасить цветом интенсивность обрушившейся силы. "Сначала ваш щит равномерный. Любой дурак может создать круглый прозрачный кокон. Но сделать защиту эффективной, чтобы оболочка не лопнула, как мыльный пузырь после первого или второго удара ― это требует мастерства. Работы. Усилия!"

Мне больше нравилось нападать, чем защищаться. Сегодня, после откровений мятежного профессора хотелось бить с размаху, чтобы тягучее ощущение смутной вины размазалось под костяшками правой руки.

Но невезение ― штука систематическая. Как минимум парная.

Вместо харизматичной зычноголосой инструкторши перед зеркальной стеной сидел парень с длинными волосами, собранными в хвост. Был он весь какой-то тощий и нескладный ― в слишком коротких штанах, несообразно длинной кофте, с неравномерным загаром. На инструктора, увитого туго переплетенными агрессивными мышцами, он не походил совершенно. Сидел спокойно, скрестил ноги и вывернул наружу босые пятки.

Зеркало уже было зачаровано. Но сегодня ― не на анатомию. В отражении вместо голов виднелись пятна стандартных когнитивно понятных цветов. Различные оттенки зеленого и оранжевого. Я огляделась в поиске красных, но не нашла. Моя голова скрывалась за апельсиновым шаром.

― Сегодня, дамы и господа, я буду учить вас контролировать расход ресурса, ― размеренным голосом произнес парень.

Тихо сказал, но увесисто. По толпе пролетел шелест ― видимо, занятие пришлось в новинку не только мне.

― Цветовые круги отражают состояние вашего ментального запаса на настоящий момент, ― продолжил новый тренер. ― Господа с зелеными головами, очевидно, успели посетить библиотеку перед тренировкой. Предусмотрительно. Господа, чьи шеи увенчаны оранжевым, видимо трудились до последнего и надеялись найти разгрузку здесь.

По заднему ряду пролетел смешок. Я сосредоточилась. Этого навыка мне не хватало весьма сильно ― достаточно вспомнить потерю сознания на площади, бредовые метания в тюрьме. А все ведь подвластно контролю ― оказывается, можно даже цветовой индикатор сделать. У парня на всех учеников ресурса хватило, неужели я бы не смогла отразить собственное состояние?

Век живи, век учись.

― Это очень важное умение. Кто хоть раз перерасходовал запас ресурса до физической реакции, легко поймет, о чем идет речь.

Тренер встал. Теперь он уже не казался таким нескладным, любое мастерство вызывает уважение вне зависимости от одежды.

― На аллее перед Институтом растет семь деревьев джезраа, ― медленно сказал он, оглядывая зрителей. Чуть свел брови на шушукающуюся парочку в переднем ряду. Те тут же сели прямо. Моё внимание и так было приковано к лекции на все сто. ― Знаете ли вы, что в этом дереве особенного?

― Джезраа плодоносит зимой, ― подала голос девушка сзади.

― А еще? ― спросил тренер.

― Не знаю.

"Под ним никто и никогда не умирает" ― подумала я, но вслух не сказала. Остальные молчали, застыв в неестественном ожидании.

― Под джезраа нельзя перетратить ресурс. Дерево восстанавливает потери, ― сказал парень и замолчал. Ждал реакции. Толпа выдохнула. Тренер удовлетворенно кивнул и продолжил. ― Но сень листьев джезраа ― это единственное место, где человек может продолжить сражение, даже если не уследил за расходом силы. Во всех остальных случаях, если возможности рассчитаны неверно ― вы проиграли.

Слова припечатали кованым сапогом. Остальные ученики кивали ― ничего нового не прозвучало, тренер сформулировал общеизвестную истину для придания нужной мотивации. И только я помнила мертвые глаза наемника в темном фургоне, украденный ресурс, и свою подсознательную надежду ― "так бывает, наверное".

И снова я не решилась спросить вслух.

Глава 52

После тягучего двусмысленного разговора c Илиным в оранжерею не возвращались, равно как и к обсуждению ценностных ориентиров. Профессор просто использовал меня, как мощный калькулятор, а я старательно делала вид, что не замечаю перемен и работала так тщательно, как могла. Про группу Керона я не спрашивала, решила, что заявление о переходе было сделано на эмоциях.

На семинарах тоже ничего интересного не подворачивалось. Напротив, я исподволь знакомилась с множеством смутных и неприятных деталей, проясняющих устройство Нелоуджа в целом и реабилитационного центра в частности. Стало совершенно ясно, что стертых тщательно курирует соответствующий отдел Института. Первая беседа при пробуждении строго регламентирована, так же как и заработная плата. Профессии подбирались целым штатом психологов; для женщин построен цех гладильщиц, позволяющий влиться в городскую среду и познакомиться с местными жительницами. Заказы в этом цеху девушки принимали сами. Альтернатива ― сувенирный бизнес, создание кукол. Работа довольно механическая, но с возможностью творческого самовыражения на верхнем уровне. Есть к чему стремиться. Мужчины работают плотниками или делают заготовки для кукол и другие изящные безделушки.

Сувенирный бизнес приносит нехилые доходы, но зарплату мастерам держат в жестких рамках. Невольно вспоминались подозрения Зиэн: "Может, так и задумано с этими цехами и низкой зарплатой ― добиваешься уровня чуть выше и уже всем доволен, и ничего не надо". Художница всегда была довольно проницательна.