Дорога забытого знания

Дальше события покатились быстро, как снежный ком, как лавина. Казалось, что кто-то нечаянно задел тот самый маленький камешек, на котором держалось хрупкое равновесие, и я оказалась в самом центре разыгравшегося природного буйства. Мне оставалось не так много, истекали последние минуты, когда разум был ясен, и казалось, что в будущем есть еще много вариантов и дорог.

Мой уютный мятно-зеленый кабинет вдруг оказался тесным и тусклым, когда великолепная Элеонора растворилась в дымку. Впрочем, она успела одобрить просторный светлый стол, небрежно скользнуть взглядом по моим чертежам и настежь распахнуть широкое окно.

Ворвался неожиданный порыв ветра и разметал аккуратно сложенные чертежи. А со шкафа неожиданно спланировал листок с проступившим изображением сверчка и улегся под носки изящных туфель. Проницательный взгляд светлых глаз задержался на несколько длинных секунд.

Я беззвучно выругалась, вот что мне стоило уничтожить следы своих сторонних изысканий? Но Элеонора небрежно переступила через схему и улыбнулась:

― Простите. Я навела вам здесь беспорядок.

Она попрощалась и аккуратно исчезла. Ни один листок не шелохнулся, только что-то мелодично звякнуло в углу. Я ошарашено повертела головой ― не первый раз вижу моментальную телепортацию, и сама умею, но никак не могу привыкнуть ― а затем стала собирать бумаги.

В самую последнюю очередь я посмотрела на загадочную схему, запоминая все детали. А затем зажгла небольшое контролируемое пламя, поглотившее листок. Потребовалось немного ресурса, чтобы огонь не перекинулся на деревянный пол, и еще самая малость ― чтобы запах дыма растворился в порыве свежего влажного ветра.

За спиной скрипнула дверь, и я вздрогнула. В комнату проскользнул кот и замер у входа. По ногам протянуло сквозняком, я подошла и закрыла дверь. Кот отступил назад. Сначала сделал пару незаметных, пробных шагов, будто хотел уйти незамеченным, но потом понял, что дверь закрыта, и уже не стесняясь, отскочил, спрятался за моими ногами и тесно прижался пушистым тельцем к щиколоткам. Я не удивилась, решила, что кот реагирует на запах Элеоноры. Мне самой директор казалась существом потусторонним, и потому поведение животного казалось естественным.

Кот дрожал, ему было страшно, и я вдруг поняла, что он уже очень старый. Нет в нем молодого задора и агрессии, и шипит он лишь по привычке. Я присела, взяла кота на руки и спросила:

― Ты чего испугался то, Потеряшка?

Я провела рукой по загривку, успокаивая пушистое существо, но кот снова выгнулся, выскользнул из рук и отступил назад. Он не отрывал разноцветных мудрых глаз от стены под окном, я проследила за направлением взгляда и неожиданно увидела изящное кольцо. Оно застряло между стеной и плинтусом в том месте, где растворилась Элеонора. Багровое, как застывшая капля крови и притягательное, как редкий цветок.

Я приоткрыла дверь и кот опрометью выскочил наружу. И тогда я защелкнула замок и пошла за находкой.

Кольцо было еще теплым, и пропускало немного света, как мутный и кровавый янтарь. Мне даже показалось, что внутри пульсирует темный ветвистый сгусток, но, конечно, это была иллюзия. Иррилиум считается металлом за кубическую кристаллическую решетку, хоть и обладает необычными малоизученными свойствами.

Держать в руках надежное багровое кольцо было удивительно приятно, и я вдруг решила, что не хочу его отдавать. Здесь же, у окна, расшнуровала правый ботинок и надела артефакт на палец ноги. Носить такую вещь на руке было бы опрометчиво. Каждый встречный заинтересовался бы, что это и откуда. Конечно, директор при желании легко выяснит, где пропажа, но об этом я думать не хотела.

Глава 58

Было уже поздно, но я все-таки решила спуститься на наш этаж и зайти в кабинет к Илину, проверить ― вдруг кто-нибудь задержался и собирается сегодня поиграть в карты. В гостиницу идти не хотелось. Меня беспокоило новое кольцо, бессюжетный разговор с Элеонорой, закрытая группа Керона, сверчок. В коридоре уже отключили постоянное освещение, стояла тьма, и только сенсорные лампочки с гудением зажигались от моих шагов. Неровный мерцающий свет отвоевывал у темноты небольшие сферические зоны, но оставлял дальний конец коридора непроницаемо черным. В противоположном конце перехода светилась красным цветом табличка "Выход", и показалось, что в дверном проеме кто-то стоит. Стало неуютно и захотелось спуститься вниз, в освещенный и охраняемый холл. Но я вспомнила, что на указательном пальце надето бескомпромиссно багряное кольцо, и мне ничего ― абсолютно ничего ― не может грозить сегодня.

Я пошла вперед, стараясь ступать как можно тише. Хотелось, чтобы лампочки перестали вспыхивать над головой, как прожекторы в пустом театре над последним актером, задержавшимся на затянувшейся репетиции. Я подумала, и заглушила свет, используя ресурс. Темнота по углам стала менее плотной, и пустые квадраты окон медленно приобрели очертания. Закрыла глаза, автоматически поставила вокруг себя щит, постояла десять секунд, плотно зажмурив веки, и снова открыла.

В дальнем конце коридора, у крайнего окна стоял сумасшедший профессор. Я по-прежнему видела смутно, но сейчас уже точно могла сказать, что это он ― узнала круглую приземистую фигуру. Помешанный ученый стоял спиной к окну, у противоположной стены, уставившись в одну точку. Медленно перебирал ногами, как будто бы пытался в стену зайти, ритмично взмахивал руками. Тщетность попыток не вызывала у него никакого видимого раздражения, и он продолжал перебирать ногами, медленно и ритмично.

Стало страшно, воображение тут же дорисовало кривые гнилые зубы из ночного кошмара у смутного силуэта. Вспомнились слова Лиры о том, что помешанного профессора не смогла убрать сама Элеонора. Наперекор всему, я сделала два осторожных шага вперед. Парадоксальное ощущение целесообразности было почти осязаемым. Казалось, что эта встреча здесь и сейчас не случайна. Единственный шанс узнать нечто важное, предназначенное для меня.

Профессор повернулся и перестал перебирать ногами. Теперь он молча стоял, глядя на меня. Ноги были неподвижны и только руки продолжали двигаться в такт отсутствующим шагам. Я подошла ближе, уже совсем бессознательно, зачем-то повторяя про себя "вдох ― носом, выдох ― ртом", как при физических упражнениях.

― Здравствуйте, ― тихо сказала я. ― Можно с Вами поговорить?

Сумасшедший некоторое время молча изучал меня, слегка склонив голову на бок, а потом спросил: "О чем?" В голосе не было удивления, он ждал здесь меня. Снова нахлынуло томительное чувство предопределенности и вспыхнула мысль: "Не стоило работать с Илином. Это все обратка за игры с вероятностью. Илин сильнее, и он умеет защититься от последствий, а мне не стоило соваться".

― Про вашу Дени, ― сказала я первое, что пришло на ум.

― Нельзя, ― решительно ответил помешанный. ― Опасно.

― Для кого опасно? ― так же тихо уточнила я.

― Для вас, ― сказал он. ― Я расстраиваюсь, когда говорю про нее. Иногда это очень опасно.

― Не для меня, ― сказала я.

― Для кого угодно, ― возразил он. ― Нет защиты. И я не могу это контролировать. Очень опасно. Дени не знала.

― Со мной ничего не случится, ― сказала я, протянула вперед руку с кольцом и подавила мысль о том, что это всего лишь гарантия, что я буду жива. Но никто не объяснял, как именно.

Профессор подошел ближе, наклонился к кольцу, посмотрел, наклонился еще ниже и зачем-то понюхал.

― Все равно опасно, ― сказал он. ― Но можно, пойдем.

Профессор сделал приглашающий жест рукой и пошел по коридору налево. Я послушно шла следом и продолжала глушить лампочки, вспыхивающие над моей головой. Почему-то думала, что яркий свет повредит помешанному, и каждый раз вздрагивала от тихого щелчка и появления неверной сферы света. Ликвидировать освещение до появления мне не удавалось.

Профессор прошел метров десять и остановился у глухой стены. В призрачном свете казалось, что выбранный фрагмент слегка отличается по цвету, профессор положил руку на штукатурку, на кончике его пальца загорелся приятый мягкий огонь. Стена сдвинулась, к моему изумлению, и открыла небольшое темное помещение, похожее на кладовую, но почти уютное в теплом свете огня. В глубине стояли швабры, сломанное ведро, сундук и жались какие-то коробки. На одной из коробок лежала пронзительно белая салфетка с замысловатым узором и зеленое яблоко. На полу валялся смятый листок, схематическое изображение насекомого с небольшими жесткими крыльями. Тот самый сверчок, который был на черновике у профессора Керона, тот же разрез, та же проекция. Я могла поручиться, что с теми же самыми подписями. Инстинктивно шагнула вперед, но сумасшедший профессор опередил меня, торопливо наклонился, смял листок и убрал за пазуху.

― Это нельзя, ― очень громко и агрессивно сказал он. Мурашки пробежали у меня по затылку. ― Очень, очень опасно. Никому нельзя знать, и никому нельзя с этим работать. Из-за этого все и началось. Они снова хотели начать это, поэтому я забрал у них рисунок. Теперь они не знают, что делать.

Я не осмелилась больше задавать вопросы и молча отступила на шаг назад. Профессор повернулся ко мне, какое-то время смотрел в глаза, а потом кивнул.

― Садись. ― Сказал он, и указал на покрытый паутиной сундук. Я села.

Сумасшедший подошел к коробке с яблоком, прокомментировал "Мой стол" и достал из нее свернутый листок, разгладил бумагу, посмотрел. Мне не было видно, что там изображено, но на просвет казалось, что это рисунок, а не запись.

― У меня есть яблоко, ― сказал он. ― Спелое. Хочешь?

Я кивнула. Яблоко не вызывало аппетита, вообще мои интересы в тот момент были сильно далеки от гастрономических. Но подумала, что факт принятия угощения послужит добрым знаком в глазах сумасшедшего и, возможно, защитит от чего-то. Профессор передал яблоко левой рукой, чуть не выронив, я быстро перехватила и стала есть. Помешанный остался стоять и сосредоточенно вглядываться в изображение. Я зябко передернула плечами, из угла дуло.

― Расскажите мне, пожалуйста, кто такая Дени, ― нарушила тишину я. ― Почему вы ее ищете?

― Я покажу тебе её, ― сказал он, ― ты должна знать. Все должны знать и бояться.

Он переступил с ноги на ногу. Ему, по всей видимости, не хотелось этого делать, но наконец, он коротким нерешительным жестом передал листок:

― Ты пошла со мной, и я тебе покажу. Здесь нарисована моя Дени.

Листок оказался карандашным этюдом, хорошим, детальным. В центре были изображены люди, много, около двадцати человек, все разного возраста. Веселые. Они сидели в конференц-зале института, в разных позах, некоторые смотрели вперед, на художника, а некоторые разговаривали вполоборота.

― Вот она, ― профессор ткнул пальцем в красивую высокую блондинку. ― А вот я.

Блондинка сидела рядом с профессором в первом ряду и держала его за рукав. Она была чуть ли не на голову выше и намного красивее; на великолепном лице застыло неприятное брезгливое выражение. Она показалась мне смутно знакомой, но потом я увидела еще одно лицо и остолбенела.

Во втором ряду сидела Эмми, моя соседка из Каморок, пухлая, хорошо одетая и довольная. Хорошо ей было, и рада она была сидеть здесь, рядом с блондинкой и сумасшедшим профессором. Было у нее здесь место, и было у нее здесь прошлое.

― Кто это? ― прошептала я, указывая на Эмми.

― Элиза, ― ответил он. ― Помощница. Добрая девочка. Но она теперь тоже вампир, наверное.

Он был явно разочарован такой реакцией. Показалось, что профессор мешкал, потому что боялся и надеялся услышать: "Точно! Дени. Конечно, я ее знаю".

А я не сказала ничего подобного, и теперь в безумных глазах темнела обида ребенка, не получившего подарок на праздник конца зимы.

Мне стало жаль сломанную надежду, и я очень старалась вспомнить, но мысли были заняты Эмми-Элизой. Что произошло с подругой? Как она попала в реабилитационный центр? Есть ли какой-то смысл в словах помешанного?

― Почему Элиза вампир? ― спросила я. ― Она пьет кровь?

― Нет, ― раздраженно сказал он, ― не такой вампир. Ты не понимаешь.

― Не понимаю, ― согласилась я. ― А кто сделал ее вампиром?

― Дени, ― сумасшедший профессор покачал головой, ― она сказала мне "Ты ребенок", и я был ребенком. Я катал тележки, а она улыбалась насмешливо и говорила: "Хороший, хороший мальчик". А потом она сказала мне, что я взрослый, и дала мне шампанское. "Давай выпьем за твою победу", ― сказала она. И я выпил. И уснул. А пока я спал, она стала вампиром и убежала. И украла их всех, ― он показал на этюд, ― Я думаю, они теперь вампиры тоже, иначе зачем ей их красть?

― А вы? ― спросила я.

― А я искал её, ― ответил он. ― Я же любил её, а она обманула меня. Как обманула в свое время Грилена. А ведь он верил ей, сам отдал ключи от дома... Когда вернулся, дочь уже была мертва.

― Дени её убила, потому что вампир? ― ужаснулась я.

― Нет! ― раздраженно сказал сумасшедший. ― Ты не понимаешь. Это было раньше. Дочь Гернаса тяжело болела, просила о милости. Дени притворилась целительницей, и Гернас сам открыл ей дверь. Поверил. А я тоже ей верил. Знаешь, я искал ее глазами всех людей, но не нашел. Очень устал.

Я посмотрела в грустные безумные глаза и вспомнила, кого напомнила мне блондинка, профессорская Дени. Именно её я видела в воспоминаниях старика, рассказавшего историю про шакала.

Глава 59

Мне было больше не к кому пойти со своими страхами и подозрениями, и я пошла-таки к Илину, надеясь, что тот сегодня решил поработать допоздна, и, желательно, один.

И повезло, Илин был на месте, очень кстати, сидел и пил свой неизменный напиток ― горячий кофе с какао. Сосредоточенно так пил, как будто бы ставил какой-то невыносимо важный эксперимент, от которого зависит судьба мира, как минимум.

― Здравствуйте, ― сказала я.

― Здравствуйте, ― сказал он. ― Что вы тут делаете?

― Мне нужно с вами поговорить, ― сказала я.

Он вздохнул, отодвинул в сторону чашку, взял неизменную монетку и начал подкидывать с отточенной до автоматизма четкостью.

― Почему со мной? ― спросил он. ― Я поручил вас Керону.

― Больше не с кем, ― призналась я. ― Я как раз о Кероне хочу поговорить.

Илин кивнул, разрешая продолжать. Я, совершенно очевидно, мешала ему работать, он обдумывал что-то, и дождаться не мог, когда же я изложу свои незначительные проблемы и уберусь восвояси, оставив его в покое. Скептический настрой профессора мешал сосредоточиться, но я нуждалась в помощи, и позволила себе быть настолько же толстокожей и бесцеремонной, насколько был он сам. Я подвинула стул, села напротив, вытерла ладошки о колени.