| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Вонг провёл Фрэнка к их местам в партере. Когда поднялся занавес, Фрэнк увидел на стилизованном утёсе голого мужика в ярко-рыжем парике, с вытянутым лицом, крупным носом и длинным губастым ртом. Это сразу рассмешило, и Фрэнк решил, что это комедия, но поскольку никто не рассмеялся, решил повременить выражать свои чувства.
Стоя наверху в картинной позе, персонаж начал заунывно произносить длинный монолог, который сводился к тому, что он — великий архитектор и быдло таких людей не понимает и не принимает их идеи. "Я никогда не считался с желанием моих клиентов. Мне на них наплевать", — меланхолично вещал голый гений. "Я никогда не хотел доставлять людям удовольствие и не хотел никому нравиться. Творец никому не служить. Он живёт только для своего дела и для себя самого. Самое главное, что нужно для того, чтобы творить — независимость от мнения толпы и свобода. Независимость — вот единственный критерий значимости человека и его достоинств. Идеал добродетели — эгоизм". Закончив свой вступительный монолог, герой, сгорбившись, медленно спустился с утёса и нацепил на себя нечто похожее на старый махровый халат и шлёпанцы.
Декорации сменились на жилище великого гения, представляющее собой крошечную комнатку с колченогим табуретом, столом, заваленным бумагами и грязным, замусоленным матрасом, брошенным в углу. "На декорациях явно сильно сэкономили" — подумал Фрэнк с усмешкой. К архитектору, который оказался его тёзкой — Фрэнком Рэнсли, начали приходить клиенты с разными просьбами, они приносили с собой эскизы с изображением домов, представлявшие собой странную мешанину из архитектурных стилей и направлений — от готики до модерна.
Рэнсли вешал наброски на одну из голых стен и быстрыми движениями чертил на них толстым карандашом, превращая в комбинацию кубов, пирамид или цилиндров, сваленных друг на друга. Клиенты жалобно возмущались, пытались отговорить великого архитектора превращать их идеи в набор детских кубиков, на что тот отвечал, что "архитектор не подчиняет свой талант желаниям заказчиков. Они заказывают ему проект не для того, чтобы загрузить его работой. Принуждение делать что-то, входящее в разрез интересов гения — отношения раба и господина".
Когда поток клиентов окончательно иссяк, гениальный архитектор долго-долго смотрел в окно, рассуждая вслух, что самые совершенные архитектурные творения на земле — это небоскрёбы Нью-Йорка. И Фрэнк с наигранной обидой подумал, что небоскрёбы делового центра Сан-Франциско ничем не хуже.
Чтобы воплощать свои великие идеи в жизнь, Рэнсли начал взрывать здания старинной архитектуры, а затем на импровизированных развалинах произносил нудную речь о том, что уничтоженное здание в стиле барокко или готики устарело и не позволяет сливаться с природой. Пока он вещал с умным видом, сзади под бравурную музыку поднимался фанерный щит с изображением очередной "обувной коробки" с маленькими окнами-бойницами. И хотя это было очень комично, Фрэнк нахмурился, вдруг вспомнив обрушившиеся здание, созданное по проекту Рея Говарда, ясно напомнившее эскизы, которые чертил персонаж спектакля.
Второй акт начался с того, что к великому архитектору пришла довольно симпатичная женщина в вечернем наряде и потребовала, чтобы он её изнасиловал. Рэнсли долго мерил шагами комнату, бубня под нос очередной высокопарный монолог, а женщина по имени Долли терпеливо ждала, сидя на колченогой табуретке.
Потом он набросился на неё, начал разрывать на ней платье, и избивать. Оставив совершено голой, Рэнсли прижал ей шею ногой и сам разделся, после чего последовала чрезвычайно натуралистическая сцена изнасилования, от которой Фрэнка чуть не стошнило. Когда, наконец, мерзкое действо завершилось, дамочка с самыми настоящими синяками по всему телу, возлежав на драном матрасе, произнесла длинный нудный монолог, который сводился к тому, что она безумно счастлива, что её изнасиловали, потому что только унижение может дарить наслаждение. Половой акт женщины с мужчиной неизбежно требует насилия. "Только желание получить боль и унижение может быть причиной того, что женщина отдаётся мужчине", — произносила она тоскливым, усталым голосом с видом побитой собаки. "Сама сущность этого акта выражает лишь презрение и насмешку над женщиной. Если мужчина проявит хоть малейшую нежность и ласку, она останется совершенно холодной к проявлению его чувств. Половой акт — это поступок властелина, вершителя судеб, который с презрением овладев женщиной, дарит ей невыносимый восторг, который она с огромным нетерпением ждёт".
С отвращением слушая этот бред, Фрэнк морщился. Вдруг перед глазами вспыхнуло лицо Сирены. "Видно на неё неизгладимое впечатление произвело это гнусное шоу. Боже, я ведь её убил! За что? Она была лишь орудием в руках Уолта! Так же, как и я". От жалости заныло сердце, и настроение испортилось окончательно. Фрэнк отвлёкся от спектакля, демонстрирующего удивительную безвкусицу и глупость, ушёл в свои мысли. "Может быть, есть возможность воскресить Сирену?" — подумал он с надеждой.
Когда в зале зажёгся свет, Вонг спросил, как обычно ощерив кривые зубы:
— Ну как, Питер, вам нравится спектакль?
— Да, очень. Шедевр. Никогда не видел ничего лучше. Очень интересные и важные идеи, — ответил Фрэнк, стараясь, чтобы в его голосе не слышалась насмешка.
Но маленький китаец не заметил иронии и расплылся в широкой ухмылке.
— Отлисно, отлисно, Питер. А что вы поняли из сюжета?
— Авторы дают понять зрителю, что главное жить только для себя и ценить только своё мнение. Ни деньги, ни слава гению неинтересны. Великий человек не нуждается в признании. А его артистическая натура требует самовыражения в необычных для обывателя проектах, — объяснил Фрэнк, как можно убедительней, и подумал саркастически: "история о бездарном неудачнике, который пытается самоутвердиться в глупостях".
— Великолепно! Питер, вы можете прогуляться, пока не начался третий акт, — изрёк Вонг.
Фрэнк вышел в коридор и остановившись у окна. Это место производило сильнейшее впечатление удивительной гармонией. Тон задавал стиль ар-деко с египетскими мотивами и элементами греческой архаики: простые геометрические формы, гладкие фасады из камня и металла, горизонтальные окна. Самое потрясающее заключалось в том, что неведомый гений смог выстроить это великолепие на дне океана.
С трудом оторвавшись от разглядывания красот, Фрэнк побродил по коридорам и нашёл маленький уютный бар со стеклянной стеной, за которой на дне виднелись водоросли, кораллы, ползали морские звезды, проплывали стаи серебристых ставрид.
Он заказал скотч и устало расположился за столиком, наблюдая за морским царством. "Надо вернуться в комнатушку, где Сирена жила с Финнеганом. Черт, но как мне все это сделать?" Опрокинув в рот стаканчик, Фрэнк закашлялся, ощутив, как жидкость обожгла горло и пищевод. "Больше похоже на чистый спирт, подкрашенный чаем, чем на скотч", — раздражённо подумал он. "Если бы один был, морду расквасил бармену. Ладно, чёрт с ним". Он развернул программку, решив все-таки убедиться, что то, что увидел, не комедия. Под напыщенным названием: "Фонтан мыслей" стояло: "Драма в трёх действиях". Увидев имена автора пьесы и постановщика, Фрэнк чуть не расхохотался, несмотря на отвратительное настроение. Автором пьесы значилась Алиса Розенберг, постановщиком — Сальвадор Каваллини. "Вот куда они перебрались", — подумал Фрэнк насмешливо, в основной части города их идеи оказались не нужны. Он откинулся на спинку диванчика, закрыв глаза.
— Пожалуйста, стакан яблочного сока и эклер, — знакомый голос отдался болью в душе.
Фрэнк мгновенно открыл глаза и замер, пытаясь мучительно осознать, ошибся он или нет. Через два ряда спиной к нему сидела женщина в платье светло-кофейного цвета. В висках от волнения застучали маленькие молоточки. Постаравшись унять дрожь, он поднялся и медленно подошёл к столику, где сидела женщина. Обошёл вокруг и счастливо улыбнулся.
— Берта? — воскликнул он. — Ты жива!
Душу затопила радость. Но Берта, метнув в него злой взгляд, демонстративно вытащила из кармана револьвер и положила перед собой.
— Что тебе нужно? — спросила она хмуро.
— Пожалуйста, помоги мне, — еле сдерживая волнение, пробормотал Фрэнк.
— А почему я должна это делать? Ты говорил, что ты ни в чьей помощи не нуждаешься.
— Прости меня, пожалуйста, — он сжал ей руку, которую она тут же брезгливо отдёрнула. — Я схожу с ума. Это мучительная, страшная пытка, ни с чем несравнимая.
— Да? И мне какое дело до этого? — спросила Берта, привстав, собираясь уйти.
Он не попытался её удержать, только тяжело вздохнул, опустил глаза. Когда он вновь взглянул вверх, то увидел, что Берта прищурившись, внимательно изучает его.
Она присела, и в её голосе послышались более тёплые нотки:
— Расскажи, что случилось.
— У меня едет крыша, Берта. Уолт лишил меня воспоминаний. Они настигли меня, крутятся в голове куски мозаики, которые я никак не могу соединить. Ты не представляешь, как это больно!
— И что ты вспомнил?
— Родителей, Эллис, сына. И главное — Ирэн. Берта, всё отдам, чтобы вернуть её. Схожу с ума от тоски.
— А зачем ты вернулся сюда?
Фрэнк покачал головой, потёр лицо руками.
— Берта, я хотел тебя воскресить, — объяснил он смущённо. — Взять в твоей лаборатории твой генетический материал.
— Вот как? Ясно, — она вздохнула. — Но если я верну твои воспоминания, ты ведь станешь прежним. Другим человеком. Ты осознаешь это?
Он кивнул.
— Но я вижу, мне особенно и делать-то ничего не надо. Ты сам вырвался из этих цепей.
— Нет, не вырвался. Уолт управляет мною, и я не знаю как, — Фрэнк сузил зло глаза. — Он контролирует Ирэн. Он лишил её воспоминаний обо мне! О нашей любви, — отвернулся, смутившись из-за предательски подступивших слёз.
Повисла пауза, которая показалась Фрэнку вечностью. Но торопить Берту, он не смел.
— Ладно, Фрэнк, идём в мою лабораторию, — сказала Берта, наконец. — Я постараюсь тебе помочь.
— Но есть одна проблема. Я тут в тюрьме. Отсюда никуда, иначе... — он расстегнул воротник рубашки, показав мерцающий светло-зелёным светом ошейник из бусинок. — Эта хрень взорвётся к чёртовой матери. Вместе со мной.
Берта наклонилась к нему, быстро осмотрела ошейник и вновь села. На лбу собрались глубокие складки.
— Кажется, я знаю, что это такое. И смогу тебя освободить. Как же всё-таки это произошло?
— Когда я вернулся в город, меня зацапали копы. Бросили в обезьянник. А там меня выбрали для каких-то экспериментов, которые проводит китаец Чен Вонг. И можешь себе представить? Он тоже работает на этого ублюдка Уолта! Я подсмотрел, как они разговаривали в кабинете Вонга. Больше всего на свете, я хочу убить Уолта. Самым страшным, мучительным способом. Извини, Берта, — Фрэнк расслабленно откинулся на спинку стула. — Ничего поделать с собой не могу.
— Я работала вместе с Вонгом, — задумчиво проронила она. — Талантливый учёный-генетик, но удивительно беспринципный и аморальный. Из любой самой мерзкой истории выходил сухим из воды. Не останавливается ни перед чем. Даже перед убийством своих сородичей, если мог получить за это хороший куш. Это устройство имеет вторую часть — переносной маячок, который фиксирует местонахождение объекта. Радиус действия — полмили. А где находится лаборатория Вонга?
— На каком-то служебном уровне. Мы ехали сюда на поезде где-то полчаса.
— Понятно, она по-прежнему там. Но это слишком далеко отсюда...
— Вонг носит с собой вторую часть! — воскликнул обрадованный своим прозрением Фрэнк. — Он здесь, со мной на этом дебильном спектакле. Я отошёл немного, и цвет индикаторов стал более светлым. Сейчас удушу его, заберу "маяк" и приду к тебе!
— Подожди. Не торопись! Если ты его убьёшь у всех на глазах, тебя схватят. Лучше, если ты сделаешь это менее заметно. Ведь тебе ещё надо выбраться из этой части города.
— Ладно, тогда я постараюсь сделать иначе, — задумчиво проронил Фрэнк. — А как тебе все-таки удалось выжить?
Берта едва заметно вздрогнула. Бросила пристальный настороженный взгляд. Доверять полностью человеку, который пытался её убить, она не могла.
— Ребята успели меня спасти. Если смогу выбраться, позвоню тебе. Ладно, не обижайся, — миролюбиво добавила она, доставая из кармана клочок бумаги. — Моя лаборатория находится на уровне Эдема. Вот здесь, — она поставила крестик на схеме. — Буду тебя там ждать. Надеюсь, что ты не захочешь меня убить ещё раз, — закончила она с мягкой улыбкой, пытаясь его подбодрить.
Возвращался в зал Фрэнк в таком приподнятом настроении, что третий акт пошлой пьесы воспринимал даже с удовольствием. По проекту одного из врагов великого гения Пола Читинга для бедняков было выстроено жилое здание. Фрэнк Рэнсли, увидев его, флегматично произнёс монолог о том, что этот дом создан мерзким паразитом, врагом прогресса, который воспользовался альтруизмом как орудием эксплуатации, перевернув с ног на голову нравственные принципы человечества. "Тот, кто пытается жить для других — иждивенец", — с кислым выражением лица вещал Рэнсли. "Он паразит и делает паразитами тех, кому служит. Это приводит к рабству. А человек, добровольно соглашающийся быть рабом, становится самым ничтожным, низменным существом на планете. Он позорит достоинство человека. Гуманист начинает с признания в любви к человечеству, а кончает морем крови. Мир гибнет в оргии самопожертвования". Рэнсли потребовал, чтобы ему выделили деньги для воплощения своего проекта — самого высокого в мире небоскрёба, который будет доступен только самым лучшим альпинистам. В доме не должно быть лестниц и лифтов. "Ибо любая помощь развращает человека, унижает его!" Нашёлся заказчик, который смог выделить средства. Рэнсли передал проект ему и удалился в свою нищую комнатушку, ожидая с нетерпением конца строительства. Но мерзкие враги гениального архитектора, проникли в подсобку прораба стройки и внесли искажения в великий проект. Небоскрёб воздвигли, но к своему ужасу, Рэнсли увидел, что злоумышленники привнесли катастрофические изменения — в доме установлены широкие лестницы, высокоскоростные лифты и самое ужасное — пандусы для инвалидов. Никто не мог утешить Фрэнка Рэнсли в его горе. Пробравшись ночью к дому, он заминировал его и взорвал вместе с жителями.
Сцена повернулась. Предстал зал суда, где за дощатой перегородкой сидел великий гений с видом великомученика. Он встал, картинно выставив вперёд ногу, и, сложив руки на груди, начал произносить финальный монолог. Через четверть часа, Фрэнк заметил, что большая часть актёров совершенно откровенно зевают, даже не пытаясь скрыть это от зрительного зала.
Прокурор, одетый в угольно-чёрный костюм в широкую белую полоску, что делало его похожим на гангстера, с совершенно отсутствующим видом, оперся о стол, за которым сидел клевавший носом судья, и делал все, чтобы не упасть на пол и не уснуть. Адвокат, развалившись на стуле, уставился в потолок и, прикрыв глаза, что-то бормотал себе под нос. Между тем Рэнсли вещал: "Вы говорите, что в этом доме жили бедняки? Но их бедственное положение не давало им право на мой труд. Я разрушил этот дом, потому что такова была моя воля. Моё великое творение изуродовали посредственности. Поэтому я не позволил ему существовать. Я не признаю никаких обязательств перед кем-либо".
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
