Это выражение: "Вот наказанье!" — я впоследствии часто слышал от нее: оно входило в состав её собственного оригинального языка.
Действительно, мы заболтались и солнце уже склонялось к горам.
Катриона обещала встать завтра пораньше, чтобы встретить меня. Затем пожала на прощанье руку руку и убежала домой, оставив меня в самом радостном волнении.
Я не торопился возвращаться на свою квартиру, так как боялся вероятной попытки ареста, поэтому поужинал на постоялом дворе и до наступления темноты пронаблюдал за ней издали. Только убедившись в отсутствии слежки тихо пробрался внутрь, переоделся и взял из своего тайника с золотом сотню гиней. Кроме того немного мелочи для расходов, а из тайника с оружием пару самых маленьких карманных пистолетов. Затем отправился на конюшню той таверны, где оставлял своего коня. На рассветную встречу выехал едва часы на ратуше пробили полночь, настолько боялся заплутать в темноте и не явиться вовремя. В результате большую часть ночи бесцельно пробродил по тропинкам между ячменными полями, ведя коня в поводу, так явственно чувствуя присутствие рядом Катрионы, будто я всё это время нёс её на руках.
—
— VIII.
На следующий день, 29 августа, небо только начало сереть, когда со стороны деревни Дин я разглядел в полутьме приближающийся стройный силуэт. Катриона шла быстро, почти бежала и я был рад, ведь она так спешила на встречу со мной. Вблизи я заметил лёгкие тени у её глаз, похоже, ночью сон бежал от неё или она даже плакала. На секунду я просто замер при мысли, что впервые в жизни не тороплю события, пытаясь поскорее перевести отношения с понравившейся барышней в горизонтальную плоскость. Это что, и есть та самая пресловутая любовь?
— Я не опоздала? — спросила она немного испуганно, — давно ждёшь?
— Нет, только приехал, — ответил, мягко задержав в руках её маленькую но сильную ладошку, — садись вот на мой плащ, ты совсем запыхалась.
Она мило покраснела, или это был просто отблеск разгорающейся зари? Я заметным усилием воли выбросил из головы всяческие романтические мысли и перешёл сразу к делу.
— Вот золото, о котором мы говорили накануне, — сказал я, доставая из сумки тяжёлый, звонко звякнувший кошель, — здесь сто десять фунтов стерлингов гинеями. Из них восемьдесят — обещанная помощь твоему отцу. Остальные тридцать тебе придётся потратить на себя...
— Но как я могу... — воскликнула взволнованно девушка, но я не дал ей договорить.
— Не перебивай, — строго сказал я, — остальные деньги ты потратишь на новые платья для всех случаев жизни. Во-первых я хочу в ближайшее же время познакомить тебя с дочерьми Генерального прокурора. Они, особенно старшая, имеют большое влияние на своего папеньку. Если тебе удастся подружиться с ними, это принесёт пользы твоему отцу гораздо больше любых трат денег. Во-вторых тебе нужна удобная одежда для возможного бегства. Не исключено, что мне придётся подстроить твоему отцу побег, недопустимо чтобы при этом тебя взяли в заложники красные мундиры. Я бы посоветовал тебе купить не только пару удобных платьев, но и подходящую по размеру свободную мужскую одежду. Поняла?
Она с энтузиазмом кивнула. Глаза её горели азартом на раскрасневшемся от волнения лице, что вызывало у меня лишь умиление.
— Наконец, в-третьих, — строгим голосом сказал я, — ты умеешь стрелять из пистолета?
— Да, я стреляла несколько раз, — ответила она не слишком уверенно, — но заряжать пистолеты я умею довольно хорошо, отец научил меня это делать ещё когда мне было двенадцать лет.
Понятно, старый пройдоха учил её обращению с оружием во время прошлого якобитского восстания, но видимо не довёл дело до конца.
— Тогда так, — сказал я вынимая из сумки пистолеты, рог с порохом и мешочек с пулями, — пойдём вон в ту лощинку, потренируемся...
Спустя час я уже во весь опор мчался в сторону Эдинбурга, безуспешно пытаясь выбросить из головы урок стрельбы. И ощущения, которые испытывал сжимая в объятьях послушное моим рукам девичье тело. При этом я даже не стал целовать её на прощание, хотя и очень хотелось. Но после передачи большой суммы денег подобное поползновение казалось бы мне подлостью. Зато теперь я меньше переживал о безопасности Катрионы. Она пообещала мне непременно вооружить своих слуг, а лично ей я оставил один из пистолетов и острый как иголка стилет в роскошных, вышитых серебром по чёрной тиснённой коже, ножнах.
Галопом ворвавшись в город, перешёл на рысь и, бросив конюху на постоялом дворе шестипенсовик, передал ему разгорячённого коня. Затем, зайдя по дороге к портному, чтобы забрать заказ, вернулся на квартиру. Меня здесь никто не ждал с целью ареста, поэтому к положенному сроку я пришел на встречу к прокурору разряженный как франт и вооружённый как головорез, хотя на виду оставалась только короткая толедская шпага.
— А, — сказал, увидев меня, Престонгрэндж, — вы сегодня очень нарядны; у моих барышень будет прекрасный кавалер. Это очень любезно с вашей стороны, мистер Дэвид, очень любезно! О, мы ещё прекрасно поживем, и мне кажется, что ваши невзгоды с этого времени почти закончились.
— У вас есть что-то новое для меня? — воскликнул я с показным энтузиазмом, которого на самом деле нисколько не испытывал.
— Сверх ожидания, да, — важно отвечал он. — Ваши свидетельские показания в конце концов все-таки будут приняты. Вы, если желаете, можете поехать со мной на суд, который состоится в Инверари в четверг, 21 сентября.
Я в подобное чудесное и внезапное исчезновение всех проблем не поверил ни на грош. Явно это был такой ход, чтобы ослабить мою бдительность и как-то попытаться обмануть. Грант мне нравился как человек, смею надеяться, что я ему тоже — по крайней мере организовывать моё убийство он точно не будет. К сожалению о Фрэзере Ловэте утверждать подобное я бы не то что не рискнул, а был уверен в прямо противоположном. Подобных ему мерзавцев я уже встречал и прекрасно понимал, что его ничто не остановит на пути к цели. Из этого и надо было стараться исходить.
— А пока, — продолжал тем временем прокурор, — я хотя и не прошу вас возобновить своё обязательство, но должен посоветовать вам всё по-прежнему до суда держать в тайне. Завтра с вас снимут предварительное показание. Чем менее лишнего будет сказано, тем лучше.
— Постараюсь быть скромным, — сказал я. — Я думаю, что обязан вам этой милостью, и от души благодарю вас. После вчерашнего нагнетания обстановки вашим помощником, милорд, это мне кажется просто невероятным. Я едва могу поверить.
— Надо, однако, постараться поверить, — сказал он успокоительно. — Я очень рад, что вы считаете себя обязанным: вы можете вскоре, даже сейчас же отплатить мне сторицей. Дело значительно изменилось. Ваши показания, которыми я сегодня не буду беспокоить вас, без сомнения, повлияют на исход дела относительно всех заинтересованных в нем лиц, и потому мне в разговоре будет легче коснуться с вами одного обстоятельства...
— Милорд, — немного невежливо прервал его я, — извините, что я перебиваю вас, но каким образом это удалось сделать? Препятствия, о которых вы говорили мне в субботу, даже мне показались почти непреодолимыми. Как же всё в конце-концов устроилось?
— Милейший мистер Дэвид, — отвечал он, — я не вправе разглашать "даже вам", как вы говорите, соглашения правительства. Вы должны удовольствоваться самим фактом того, что это случилось.
Говоря это, он глядел на меня с отеческой улыбкой, играя в то же время новым пером. Мне казалось невозможным, чтобы в его словах была тень обмана, но, когда он придвинул к себе лист бумаги, обмакнул перо в чернила и снова обратился ко мне, я уже не чувствовал этой уверенности и инстинктивно насторожился.
— Я желал бы коснуться одного обстоятельства, — начал он. — Я намеренно оставил его прежде в стороне, но теперь этого больше не нужно. Это, разумеется, не имеет отношения к допросу, который будет производиться другим лицом и представляет для меня только частный интерес. Вы говорите, что встретили Алана Брэка на холме.
— Да, милорд, — отвечал я.
— Сейчас же после убийства?
— Да.
— Говорили с ним?
— Да.
— Вы, вероятно, знали его ещё раньше? — вскользь спросил он.
— Конечно, милорд, — отвечал я, — я и пришёл в Эпин именно ради встречи с ним. Чтобы отдать деньги, которые был ему должен.
— Когда вы снова расстались с ним? — спросил он.
— Недели две назад, — сказал я, — уже в Лоулэнде.
— И с тех пор не виделись? — спросил он недоверчиво, — поверьте, что мой вопрос не может повредить ни ему ни вам. Я обещал сохранить вам жизнь и честь и, поверьте, смогу сдержать своё слово. Поэтому вам нечего тревожиться. Вы, кажется, полагаете, что можете помочь Алану, а между тем говорите о благодарности, которую — вы заставляете меня сказать это — я действительно заслужил. Множество различных соображений подсказывают одно и то же. Я никогда не откажусь от мысли, что если бы вы только захотели, то могли бы навести нас на след Алана.
— Милорд, — сказал я, — последний раз я видел Алана когда он садился на корабль идущий во Францию. Так что след этот вам ничего не даст.
Он на минуту приостановился.
— А как назывался этот корабль? — спросил он. Я пожал плечами.
— Я не спрашивал, мне тогда это было не интересно, — ответил равнодушно, — на вид это была какая-то старая рыбацкая шхуна.
— Что вы ещё рассмотрели? — спросил Грант настойчиво, — может видели кого-нибудь из команды?
— Нет, уже было темно, — ответил я, — к берегу причалила лодка, мы с Аланом простились и она отчалила в сторону стоящего на рейде корабля.
— Неужели вы не знаете больше ничего? — ещё более настойчиво спросил прокурор. В ответ я лишь молча пожал плечами.
— Так вот какова ваша благодарность, мистер Дэвид! — заметил он. Опять наступило молчание. — Ну что же, — сказал он, вставая, — мне с вами не везёт: мы не понимаем друг друга. Не будем больше говорить об этом. Вы получите извещение, когда, где и кто будет вас допрашивать. А теперь мои барышни, вероятно, уже ждут вас. Они никогда не простят мне, что я задерживаю их кавалера.
Вслед за этими словами я был передан в распоряжение трёх граций, которые были разряжены так, как я и вообразить не мог, и составляли вместе очаровательный букет.
Когда мы выходили из дверей, случилось маленькое событие, которое имело, как оказалось, очень важные последствия. Я услышал громкий свист, прозвучавший точно короткий сигнал, и, оглянувшись вокруг, на миг заметил рыжую голову Нийла, сына Дункана. В следующую минуту он уже исчез, и я, как не вытягивал шею, не увидел даже края платья Катрионы, которую, как я подумал, вероятно, сопровождал Нийл.
Мои три симпатичных телохранителя, весело щебеча о всяких пустяках, повели меня по Бристо и Брунтсфильд-Линкс. Отсюда дорога привела нас в Хоуп-Парк — красивый городской сад с дорожками, посыпанными утоптанным гравием, с резными скамейками, беседками и охраняемый сторожем. Путь туда была довольно долог. Две младшие леди к концу его напустили на себя томно-усталый вид, что немного веселило меня, а старшая смотрела на меня почти со смехом, уж не знаю, что за мысли кружились в её красивой головке. Когда мы пришли в парк, то сразу же очутились в обществе десятка молодых джентльменов — среди них было несколько офицеров, большинство же были судейские, — плотно окруживших трёх красавиц и пожелавших сопровождать их. Хотя меня представили всем очень любезно, но, казалось, обо мне немедленно забыли. Молодые люди в обществе похожи на диких зверей: они или дружно набрасываются на чужого человека, или без всякой вежливости пренебрегают им. Я уверен, что если бы очутился среди стаи павианов, то меня встретили бы примерно так же. Некоторые адвокаты принялись натужно острить, а офицеры шумно болтать, и я не могу сказать, кто из них больше раздражал меня. За их неискреннюю манеру держать себя и пафосные фразы я бы охотно пинками выкинул их из парка. Я уверен, что они, со своей стороны, чрезвычайно завидовали мне потому, что я пришёл сюда в таком прелестном обществе. В общем, отношение между мной и этой командой клоунов не задались с самого начала. Утомившись от дурацких шуток и пикировок, я отошёл от тесным кружком расположившейся в беседке компании, усевшись поблизости на лавочку и задумался о своём.
Меня вывел из раздумья один из присутствующих в компании офицеров, лейтенант Гектор Дункансби, развязный и нарочито неуклюжий хайлэндер. Он спросил, не Пальфуром ли меня зовут.
Приглядевшись к нему, я понял, что этот горец не так-то прост. Тяжёлая шпага его в слегка потёртых ножнах выглядела, в отличие от моего парадного клинка, настоящим оружием.
— Да, именно так, — отвечал я не особенно любезно, так как не видел в такой ситуации причины быть вежливым.
— А, Пальфур, — сказал он ехидно и продолжал повторять: — Пальфур, Пальфур!
— Хорошо звучит, не правда ли, сэр? — спросил я слегка издевательским тоном. Не ожидая такого вопроса, лейтенант немного подзавис.
— Нет, как бы..., — отвечал он, — но я думал...
— Я бы посоветовал вам лучше не заниматься этим неблагодарным делом, сэр, — заметил я. — Я уверен, что это совсем не ваш конёк.
— Слыхали вы когда-либо, где именно Алан Грегор нашёл свои щипцы? — вдруг совсем не в тему спросил он.
Я переспросил, что он хочет сказать этим глубокомысленным замечанием, и он, отрывисто смеясь, отвечал, что я, вероятно, в том же месте нашёл кочергу и проглотил её.
Я не мог не понять его истинных намерений и печально вздохнул. Вот оно, началось. И кто такой этот самый Грегор с его щипцами? Ни в одной из своих жизней ничего не слыхал о нём. Убить этого идиота прямо здесь и сейчас было бы легче чем отнять конфетку у ребёнка. Драться на дуэли? Только на пистолетах, шпагой он наверняка выпотрошит меня как кок сардину. Но в первом случае я сразу же ставлю себя вне закона, во втором, стоит даже мне победить, вскоре появится следующий претендент на мою голову, за ним ещё и ещё, пока результат не будет достигнут. Ладно, надо с этим решать, пауза и так слишком затянулась.
— Прежде чем болтать всякую чушь, — сказал я, — ты бы лучше завещание написал, верзила.
Подмигнув мне и довольно кивнув, он взял меня за рукав и спокойно вывел из Хоуп-Парка. Но едва мы скрылись от глаз гуляющей компании, его обращение изменилось.
— Ах ты лоулэндский негодяй! — крикнул он и размашистым движением попытался ударить меня сбоку в челюсть кулаком.
Я в ответ немного подсел, левой рукой блоком отвёл его удар вверх, а с правой жёстко врезал прямым в его массивный подбородок. Он рухнул так тяжело, и с таким грохотом, что мне даже стало страшно за его жизнь. Но всё обошлось, вроде бы даже челюсть осталась целой. Я накрыл лицо потерявшего сознание противника его же треуголкой и немедленно вернулся в парк. Как оказалось, на моё недолгое отсутствие всё же обратили внимание.
