— А где же Гектор? — спросил меня какой-то хлыщеватый адвокат, — вы вроде бы куда-то только что отходили вместе?
— Гектор? — переспросил я рассеяно, — у бедолаги приключился солнечный удар и он прилёг передохнуть на травку тут неподалёку.
Внезапно один из присутствующих офицеров, тоже лейтенант, но другого полка чем Дункансби, вспылил.
— Негодяй! — закричал он, привлекая внимание всей компании, — Ты убил Гектора! Для честной дуэли времени прошло недостаточно!
— "Честной дуэли" говоришь, — зло вымолвил я в ответ, — Теперь это у вас так называется? Не переживай, до шпаг дело не дошло. Твой дружок, как оказалось, совсем не умеет держать простой удар!
В это время, прервав дальнейшее развитие ссоры, в начале аллеи показался сам виновник возникшего переполоха. Он шёл шатаясь, держась за челюсть обеими руками и явно с трудом наводя фокус зрения. Похоже одним ушибом челюсти тут не обошлось, налицо и симптомы сотрясения мозга. К нему тут тут же бросилась большая часть мужчин нашей компании, усадила на ближайшую лавочку и принялась о чём-то расспрашивать. Со мной и барышнями Грант осталось только двое судейских.
— Что у вас там произошло? — С любопытством спросила у меня младшая из сестёр, — Вы что, подрались с этим офицером?
— Он сам подошёл ко мне, нагрубил, а затем попытался ударить, — пожав плечами ответил я, — но по мне он не попал, я же, ударив в ответ, вышиб из него сознание. Хотя особо сознательным он мне с самого начала не показался.
Две младшие дочери прокурора захихикали в веера, старшая посмотрела на меня с осуждением.
— Вы знаете толк в боксе? — спросил меня один из судейских клерков с таким видом как будто сам был как минимум чемпионом Эдинбурга в этом виде спорта.
— Боже упаси! — Я вскинул руки вверх в притворном испуге, — это была всего лишь смертельная индийская борьба Баритсу. Мой покойный дядюшка, знаете ли, был в ней большим мастером и кое-чему меня научил.
Собеседник на всякий случай отодвинулся подальше, так чтобы между скромным ним и опасным мной оказался надёжный заслон из девушек.
Тем времени от окружавшей пострадавшего компании отделились три человека и направились прямиком к нам.
— Послушайте, любезный! — С плохо сдерживаемым гневом обратился один из них, судя по одёжке офицер муниципального шотландского полка лёгкой кавалерии, ко мне, — вы нанесли урон чести королевского мундира, ударив офицера, и сейчас кровью ответите за это. У нас есть шпаги, а здесь рядом Роял-парк. Вы пойдёте первым, или мне показать вам дорогу?
— Не торопитесь так, любезнейший — ответил я глумливо в ответ, — впрочем, если вы просто хотите меня подло убить — нападайте прямо здесь и сейчас.
Я отошёл в сторону от девушек и стал в позицию, сдвинув шпагу на бедро и нащупывая в кармане камзола курок пистолета.
— Вы не правильно поняли нашего товарища, — вмешался в наш разговор другой офицер из подошедших, — энсин* Генри Маккелайр вовсе не собирался нападать на вас, он вызывает вас на дуэль!
(*Энсин — младшее офицерское звание в армии Британии того периода).
— Во-о-от как... — глубокомысленно пробормотал я, чтобы потянуть время. Дэви-раз о дуэлях не знал ничего в принципе. Я же помнил только, что первый дуэльный кодекс был принят в 18... каком-то там году, короче лет через пятьдесят-семьдесят. Но ведь правила какие-никакие и до этого должны были быть, разве нет? И я решил рискнуть.
— У меня есть только два вопроса, мистер Маккелайр, — обратился я к вызывающему. — Первый — вам не кажется, что выбором оружия для дуэли занимается именно вызываемая сторона? И второй — я сопровождаю этих девушек и отказываюсь драться с вами до тех пор, пока благополучно не доставлю их обратно домой.
— Со вторым пунктом я вынужден согласиться, — коротко кивнул энсин, — но с первым — ни в коем случае. Правом на выбор оружия обладает оскорблённая сторона. И я выбираю шпаги.
— Что же, тогда нам осталось только договориться о времени и месте проведения дуэли, — сказал я, — итак, где и когда?
— Немедленно прекратите, — вмешалась в наши переговоры старшая мисс Грант, Джанет — что за манера, наскакивать друг на друга подобно петухам! Это совершенно не по христиански!
Две другие девушки, Агнет и Джинн согласно закивали головами.
— Прошу простить мою неучтивость, мисс, — ответил ей офицер, — но как писал Том Джонс в своей знаменитой сатире: "Я люблю свою религию, но свою честь я люблю больше". А с вами, юноша, я буду рад встретиться у входа в Королевский парк, за два часа до заката. Думаю, присутствующие господа не откажутся стать нашими секундантами.
Я демонстративно достал из кармана свои шикарные часы.
— А нельзя ли поточнее, уважаемый? — переспросил чуточку ехидно, — у меня нет лишнего времени, чтобы тратить его бездарно.
— В восемь часов пополудни, — раздражённо ответил Маккелайр, — надеюсь, насчёт секундантов у вас возражений нет?
Я молча отрицательно покачал головой и он, вежливо откланявшись, ушёл. Девушки, тут же потеряв интерес к дальнейшей прогулке, заторопились домой.
Если, направляясь на прогулку парк, мы шли медленно, то на обратном пути, мои спутницы неслись настолько быстро, насколько только позволяли приличия. При этом мисс Джанет пыталась вести со мной вежливый разговор, хотя я видел, что она нервничает.
— Мистер Бэлфур, — наконец не выдержала душевного напряжения старшая из сестёр Грант, — вы должны пообещать мне, что не дадите себя убить!
— Ну что вы, — ответил я подчёркнуто серьёзно, глядя ей в глаза, — меня вовсе не так легко убить, как может показаться на первый взгляд. Но специально ради вас клянусь, — добавил уже шутливым тоном, — что я сегодня сделаю всё возможное и невозможное чтобы не умереть.
Мы прошли через церковь, вышли из церковной двери, спустились нижним ходом и прямо пришли к дому Престонгрэнджа, простившись с девушками, тут же упорхнувшими наверх, я пошёл к кабинету прокурора. Лакей, сидевший в прихожей, заявил мне, что хозяин дома, но занят с другими джентльменами очень секретным делом и приказал никого не принимать. Но я-то был уже в доме!
— Передайте милорду, что моё дело займет всего три минуты, и я не могу ждать, — сказал я. — Оно также вовсе не секретно и я даже буду рад свидетелям.
Когда лакей довольно неохотно отправился с моим поручением, я последовал за ним в переднюю, куда доносились голоса из соседней комнаты. Там заседали трое: сам Престонгрэндж, Саймон Фрэйзер и мистер Эрскин, пертский шериф. А так как они собрались для совещания по поводу Эпинского убийства, то моё появление, очевидно, помешало их планам. Однако они согласились принять меня.
— Ну, мистер Бэлфур, что вас опять привело сюда? — спросил Престонгрэндж.
Фрэйзер же только молча с досадой глядел на стол. Этот лис сразу понял, что что-то пошло не так в его планах.
— Я должен заявить, — ответил я, — что сегодня в парке поссорился с двумя королевскими офицерами. Сегодня вечером у меня будет дуэль с одним из них.
— Какое мне дело до этого? — недовольным тоном спросил Престонгрэндж.
— Я объясню это вам в двух словах, милорд, — сказал я. — Я сегодня вечером убью этого джентльмена, королевского офицера, чтобы защитить свою честь. До известного дня — вы знаете до какого, милорд, — будет совершенно бесполезно натравливать на меня других офицеров. Я соглашусь прорубать себе дорогу даже сквозь весь гарнизон замка, но это вовсе не пойдёт на пользу ни моей репутации ни нашей с вами стране.
Жилы вздулись на лбу Престонгрэнджа, и он яростно взглянул на меня.
— Я думаю, что сам дьявол постоянно натравливает на меня этого мальчишку! — воскликнул он. Затем, обратившись со свирепым видом к своему соседу справа, продолжал: — Это ваше дело, Саймон. Я узнаю вашу руку и, позвольте вам заметить, недоволен вами. Делать подобное за моей спиной нечестно! Как, вы допустили чтобы я посылал туда этого юношу вместе с моими дочерьми! И лишь потому, что я обмолвился при вас... Фу, сэр, не вовлекайте других в свои бесчестные козни!
Саймон мертвенно побледнел.
— Я больше не хочу чтобы вы с герцогом постоянно перебрасывались мной как мячом для гольфа! — воскликнул он. — Спорьте или соглашайтесь друг с другом, воля ваша! Я не хочу более быть у вас на посылках, получать ваши противоречивые указания и выслушивать порицания как от того, так и от другого. Если бы я сказал всё, что думаю об этих ваших делах с Ганноверами, у вас бы ещё долго звенело в ушах!
Один лишь шериф Эрскин сохранял самообладание и спокойно вмешался в разговор.
— А пока, — сказал он примиряющим тоном, — я думаю, мы должны сказать мистеру Бэлфуру, что мы вполне удостоверились в его отваге. Он может спать спокойно. До того дня, на который он намекал, его доблесть больше не будет подвергаться никаким испытаниям.
Его хладнокровие напомнило им о том, что надо быть осторожными, и, пробормотав несколько вежливых фраз, они поспешили попрощаться, стараясь поскорее выпроводить меня из дома.
IX.
Когда я покинул Престонгрэнджа, то не спеша направился на свою съёмную квартиру. Поменял шпагу на ту, которую заранее готовил для реального боя и переоделся в охотничий замшевый костюм с удобными перчатками. Немного поколебался, не одеть ли под него загодя припасённую лёгкую кольчугу, но решил всё же обойтись без столь явного нарушения правил. Мысли мои целиком занимала скорая дуэль. Нет, в чистом фехтовании я до сих пор не дотягивал даже до местного середнячка — этому искусству надо обучаться годами, да ещё неплохо бы и иметь толику таланта. Что с того, что в тренировочных поединках с Аланом я неизменно выигрывал одну схватку из трёх? Мне ведь обычно приходилось для этого использовать грязные трюки, которые на дуэли неприемлимы. Да и фехтовали мы со шпагой и кинжалом одновременно, что в дуэлях правилами давно запрещено. А что-то мне подсказывало — сегодняшний мой противник будет совсем не прост. Остаётся только попробовать его удивить, по возможности смертельно. И во всю использовать те трюки, которые не противоречат дуэльным правилам. Эх, почему я не Миямото Мусаси, взял бы просто какое-нибудь весло...
И точно в ответ на мои мысли, какой-то джентльмен, проходя мимо, легонько толкнул меня, бросил многозначительный взгляд и свернул в тупик. Я сразу узнал его — это был стряпчий Чарлз Стюарт. Осмотревшись вокруг, я пошёл вслед за ним. Войдя в тупик, я увидел, что он стоит у входа на лестницу. Он сделал мне знак и тотчас исчез. Семью этажами выше я снова увидел его у двери в квартиру, которую он запер на ключ, как только мы вошли туда.
Квартира была совсем пустая, без всяких признаков мебели. Это была одна из тех квартир, которые Стюарту поручено было сдать.
— Нам придется сидеть на полу, — сказал он, — но зато мы здесь в безопасности, а я очень желал видеть вас, мистер Бэлфур.
— Как дела у Алана? — спросил я.
— Отлично, — отвечал он. — Мы уже приобрели корабль, на верфи в городе Чатэме. Это трёхсот тонный восемнадцатипушечный корвет, самый быстрый корабль из построенных в Британии! Называется он "Фалкон" и обошёлся нам вместе с запасным комплектом такелажа и запасом зарядов для пушек почти в пятнадцать тысяч фунтов стерлингов. Капитаном взяли Энди Скаугела и они вместе с Аланом как-раз сейчас подбирают команду из тридцати человек.
Далее. Жена Джеймса Стюарта с детьми уже переправлена во Францию, им назначен пансион в десять фунтов каждый месяц. Девушке, о которой вы говорили, передана вся означенная сумма, табак передан, также выполнено и всё остальное, о чём мы в прошлый раз договаривались. Теперь скажите мне самое главное: как подвигается ваше собственное дело?
— Мне сегодня утром объявили, — сказал я, — что мои свидетельские показания будут приняты и что я отправляюсь на суд в Инверари вместе с прокурором.
— Ну, этому я никогда не поверю! — воскликнул Стюарт.
— У меня самого есть некоторые подозрения, — сказал я, — но мне очень бы хотелось выслушать и ваши доводы.
— Уверяю вас, я страшно взбешён! — воскликнул Стюарт. — Если бы моя рука могла дотянуться до их правительства, я сорвал бы его, как гнилое яблоко. Я адвокат Эпина и Джеймса Глэнского, и потому моя обязанность защищать жизнь моего родственника; Послушайте только, как идут мои дела, и судите сами. Им прежде всего надо отделаться от Алана. Они не могут привлечь Джеймса в качестве соучастника, пока не привлекут сначала Алана как главного виновника. Это закон: нельзя ставить телегу перед лошадью.
— Как же они могут привлечь Алана, не поймав его? — спросил я.
— Есть возможность игнорировать это, — сказал он. — На такой случай тоже есть свой закон. Было бы очень удобно, если бы вследствие бегства одного злоумышленника другой остался безнаказанным. Чтобы избегнуть этого, вызывают главного виновника и, в случае неявки, заочно приговаривают его. Можно делать вызов в четырех местах: на месте жительства обвиняемого — там, где он прожил не менее сорока дней; в главном городе графства, где он обыкновенно проживает; или, наконец, — если есть основание предполагать, что он не в Шотландии, — на Эдинбургском перекрестке, на дамбе и берегу Лейта, в продолжение шестидесяти дней. Цель последнего постановления очевидна: отходящие корабли могут успеть сообщить эти сведения за границу и тогда вызов не будет простой формальностью. Теперь представьте себе случай с Аланом. Я никогда не слышал, чтобы у него был постоянный дом. Я был бы весьма обязан человеку, который бы указал, где после сорок пятого года Алан непрерывно прожил сорок дней. Нет графства, где бы он постоянно или временно пребывал столько времени. Если у него вообще есть жилище, в чем я сомневаюсь, то, вероятно, в полку, во Франции; и если он ещё не уехал из Шотландии, что мы знаем, а они подозревают, то самый недалёкий человек поймет, что он стремится поскорее уехать. Где же и каким образом должен быть сделан вызов? Я спрашиваю это у вас, не юриста.
— Вы сами сказали, — отвечал я, — здесь на перекрёстке, на дамбе и берегу Лейта, в продолжение шестидесяти дней.
— В таком случае, вы гораздо лучший юрист, чем Престонгрэндж! — воскликнул стряпчий. — Он один только раз вызвал Алана, двадцать пятого, в тот день, когда мы встретились впервые. Вызвал раз и на этом покончил. И где? На перекрестке в Инверари — главном городе Кемпбеллов! Скажу вам по секрету, мистер Бэлфур, они совсем не ищут Алана.
— Что вы хотите сказать? — воскликнул я. — Не ищут его?
— По моим сведениям, нет, — сказал он. — Мне кажется, они вовсе не желают найти его. Они, может быть, думают, что он сумеет оправдаться, и тогда Джеймс, которого они главным образом преследуют, сможет вывернуться. Это, как вы сами видите, не просто уголовное дело, а заговор.
— Но могу сказать вам, что Престонгрэндж настойчиво расспрашивал меня об Алане, — сказал я, — хотя, как я теперь припоминаю, мне было очень легко увернуться от его расспросов.
