Фарамир шёл, не таясь, — чтобы свои заметили поскорее. Долго ждать не пришлось: откуда-то сбоку свистнула стрела, воткнулась впереди в землю. Он улыбнулся во всю ширь: сам так "приветствовал" тех, кто забредал без разрешения.

Остановился.

-Это я, Фарамир, — сказал погромче. — Выходите, что ли.

Эгленн стоял рядом, чуть позади.

— Быстро нашли, — сказал он. — Гондорцы. Больше вроде некому.

И правда, это были гондорцы. Появились втроём. Один из них напряжённо всматривался в спутника Фарамира.

-Кто это с тобой?

-Да так, попутчик. Эгленном зовут.

-Эгленн?! — тишину рассёк звон выхватываемых клинков. — Фарамир, а ну отойди в сторону.

-Эй, вы что! Он же гондорец, мы вместе сюда добирались...

-Какой он гондорец, — без тени улыбки отозвался дозорный. — Глашатай Саурона он... хотя сейчас на него не слишком похож. Впрочем, что им стоит сменить внешность.

Эгленн отступил на шаг.

— Значит, и вправду у него такое же прозвание, — проговорил он. — Слышал я, но не поверил. Что же, по-вашему, глашатай Саурона будет с Фарамиром вместе разгуливать и сам к вам в компанию явится?

-Ты давай, время не трать на враньё, ладно? — предложил гондорец. — Слышали мы, как ты приходил к ристанийской княжне Йовин, после чего она вообще в Барад-Дур рванулась. Так что как ты умеешь людям головы дурманить, мы прекрасно знаем.

Эгленн переглянулся с Фарамиром. Пожал плечами.

— Ладно, — сказал он. — Еще не хватало оправдываться перед вами. Ну так и что, вы меня теперь убьете, или как?

Фарамир смотрел на Эгленна. В глазах его не было ненависти, но была огромная, смертельная обида.

-Вот оно, значит, что, — сказал тихо. — А я-то тебе доверял, боялся, как бы тебя не подстрелили... За человека принял. А ты мне врал всё это время, хотел в душу влезть. Это хуже, чем тот назгул. Что, поняли, что рабами вам мы не станем, и решили так — не мытьём, так катаньем, исподволь, сделать _своими_? Для того меня и в живых оставили, как и прочих, да? Скольким ты ещё голову успел заморочить, кроме Йовин?

— Фарамир, — Эгленн смотрел прямо на него. — Никогда я не лгал, и тебе ни одним словом не солгал. И поклялся бы в том, да ведь теперь просто стало обвинить разом во всех злодеяниях — достаточно сказать: он от Врага. Так что и клятвы мои ничего не стоят теперь, верно? А все же я не буду оправдываться. Делай, как знаешь. Держи, — и Эгленн вытащил короткий кинжал, что был у него, у пояса, бросил на землю. — Все равно отберете.

Гондорцы переглянулись. Фарамир молчал. Какое же высокое и чистое сегодня небо...

-Отпустите его, и пусть уходит, — велел он. — Пусть уходит, откуда пришёл.

Он развернулся и, не оборачиваясь, быстро зашагал прочь.

— Я уйду, — проговорил Эгленн. — Кинжал только позвольте забрать: нынче в этих землях без оружия опасно.

Гондорец резко вложил меч в ножны, ногой швырнул ему кинжал.

-Забирай и убирайся. И скажи Фарамиру спасибо. Я бы тебя ни за что не отпустил... сауронова шавка.

Через мгновение все трое словно растворились в кустарнике.

Эгленн пожал плечами. Поднял кинжал с земли и пошел прочь — туда, куда ушел и Фарамир. Как бы то ни было, но уйти вот так, даже не попрощавшись, он не хотел. Нагнал его быстро. Встал перед ним — не хочет говорить, понятно; а просто-таки заставить себя выслушать.

— Я уйду, Фарамир. Я только хотел попрощаться. Жаль, что из-за такой глупости так получилось.

Фарамир смотрел на него в упор. Странно. Неужели он не знал, что глашатая Саурона Эгленна здесь вмиг узнают? И тогда — зачем называться тем же именем?

-Из-за глупости, да. Но если ты не глашатай Саурона, то кто?

— Я тебе так и не сказал свое имя. Хотя прозваний всяких, конечно, много липнет... Эгленн означает — изгнанник; думаю, не тебе объяснять, отчего люди себе такие имена берут. А подлинное имя мое...— Эгленн помолчал немного. — Таирэн Ортхэннер.

-Спасибо, конечно, — Фарамир подумал, что подобных имён вообще в жизни никогда не слышал и даже представления не имеет, от какого это народа. — Только я, знаешь ли, не о том спрашивал. Я спрашивал — кто ты.

— Бродяга, у которого дома давно уже нет, — ответил Эгленн. — И в Гондоре был, и в Хараде, и в Умбаре, и в западных землях. За ваших не воевал, а вот за харадцев приходилось. Не ради веры в какие-то идеи: просто так складывалось. Тут ведь не смотришь, кто прав, кто виноват, а если нападают, когда ты в гостях у кого-то — неужели в стороне будешь? Тоже берешь меч и идешь вместе со всеми. Сложилось бы — и за ваших бы пошел.

-За харадцев — это, выходит, против наших, — кивнул Фарамир. — Что же тебе здесь-то надо сейчас? Зачем со мной пошёл?

— Беда нынче у вас, а не у харадцев. А ты мне просто понравился, как поговорили, еще тогда, на берегу. Вот и пошел.

Фарамир потёр лоб.

-Не понимаю я тебя. Что же, тебе всё равно, против кого воевать? А как же твои харадримы, они ж с тёмными. Что — против них будешь драться, нас защищать? Нельзя так. Честное слово, попадёшь меж двух огней, и пиши пропало. Не одни, так другие убьют.

— Ну, это я уж как-нибудь постараюсь уберечься, — усмехнулся Эгленн. — Я ведь говорил тебе тогда, что об этом думаю — помнишь? Неправильно все то, что происходит. Много я бродил по разным землям, и видел: нет злодейских народов. Ну, кроме уруг-ай, конечно, кроме орков. Везде люди хотят жить в мире, нигде никто не хочет кровь проливать. Вернее, есть отдельные ублюдки, что только войной и живут, которым нравится кровь, но таких меньшинство, если с прочими сравнить, и такие в любом народе есть. Потому думаю я, что подлинный враг — не харадцы или умбарцы вам, или даже "темные". И не им — вы. А подлинный враг — ненависть, непримиримость, жестокость. Злоба. И думаю я, что если б была возможность у нас всех сойтись не в бою, а за чашей вина, то и вражды бы, может, не осталось. Вот ради этого я и брожу по свету. Понимаешь?

Фарамир только головой покачал. Понимал, — да, есть в этих словах правда, может, именно так оно и есть на самом деле, и всё же как это страшно наивно, думать, что люди могут отринуть эту направляющую волю, заставляющую воевать, убивать... Наивно, глупо, — но вот так можно надеяться и думать только от чистоты душевной. Он понял, что ему хочется защитить этого странного парня — от той самой жестокости, от жизни, которая умеет безжалостно и жутко крушить в прах самые светлые мечты и самые лучшие надежды.

— Ладно, — сказал Эгленн. — Пойду я. Не знаю уж, свидимся теперь или нет, так что прощай.

-Прощай, — отозвался Фарамир и пошёл вперёд.

Эгленн постоял еще немного — и пошел снова в сторону Андуина, туда, где оставалась их лодка. Фарамиру она теперь все равно ни к чему... Шел он теперь, не таясь.

Никакой опасности он не чувствовал — до самого последнего момента, пока возле лодки не вынырнули со всех сторон люди. За эти дни они раскусили то, что тёмные чуют ненависть и желание убивать, — и научились это сдерживать, прятать, делать себя бесчувственными. Клинки вонзились в спину, впереди — близко — вдруг возникло странно знакомое лицо, на миг показалось, что это Фарамир... и меч полоснул по шее — снести голову с плеч.

Одного усилия воли было бы достаточно, чтобы разметать всех нападавших. Или сделать с ними то, что он совсем недавно сделал с теми, ждущими в засаде. Но... Нет. На одной лишь реакции — успел отстраниться, и меч лишь задел горло, оставив глубокий порез. Нет. Нет... если выдать себя — все будет напрасно. Фарамир никогда не поверит... Пусть будет так.

Гондорцы обступили упавшего — на песке расплывалось пятно темной крови, кровь сразу же впитывалась в песок, казалось — ее мало...

-Прочесать здесь всё, — коротко приказал Боромир. — Он наверняка не один.

Несколько воинов тут же исчезли — разбираться. Один склонился к Эгленну.

-Дышит, смотри-ка...

-Ничего, — усмехнулся Боромир. — Это ненадолго. С перерезанным горлом долго не живут. Но реакция у него! Мне бы такую.

-Добей, — попросил гондорец. — Зачем человеку мучиться...

— Нет, — выговорил Эгленн с трудом. В горле была кровь, он выплюнул ее, приподнялся с трудом на руках. Кровь... кровь должна быть горячей, иначе... — Гондорцы, вы что... рехнулись? Я же вам не враг...

Тот воин, нахмурившись, вложил меч в ножны.

-Слушай, у него выговор гондорский...

Боромир рывком подтащил Эгленна к себе, всмотрелся в зелёные глаза.

-Слишком похож.

-Да на кого?

-На этого, который глашатай Саурона. Такие глаза, знаешь ли, не забудешь, даже если очень захочешь.

— Я друг Фарамира, — выговорил Эгленн. — Ты его брат, вижу... отпусти.

-Фарамир погиб, — тихо сказал воин. — В Северном Итилиене.

— Какое погиб... вы что! Мы вместе плыли, лодка вон там... он уже с вашими говорил!

-Вместе плыли?! — хватка Боромира стала просто железной. — Где он? Говори!

— Да с вашими же, говорю... С вашими, только что был!

Боромир отпустил Эгленна, вскочил.

-Так. Глаз с него не спускать. Если это правда...

-Я постерегу, — воин смотрел на своего друга с тревогой и отчаянной надеждой. — Наши дозоры там, ты же знаешь, беги!

Боромир бросил на Эгленна последний взгляд — и скрылся, присматриваясь к следам.

— Помоги, — выговорил Эгленн, зажимая порез на горле. — У меня там доспех... под курткой. Все равно сильно... Что же вы, вначале бьете, потом смотрите... Перевязать хоть, чем-нибудь... есть?

Воин опустился возле него на колени, раскрыл сумку на поясе.

-Как же не быть... Руку-то убери.

Эгленн убрал руку.

— Фарамир жив, — проговорил он. — Жив и здоров. С ним все в порядке. Мы шли вместе, только вот ваши меня прогнали... потому что у меня прозвание, как у этого... глашатая.

-Эгленн, значит, — кивнул воин. — Да, такое не забудешь, тут Боромир прав...

Он сходил к Андуину, — до реки оставалось буквально несколько шагов, — принёс воды. Поморщился: удар у Боромира был отточенный, знал, куда бить... Кровь остановить не получалось.

-Плохо дело, — сказал наконец, глядя на покрасневшую вмиг повязку. — Надо тебя в Лебеннин, к целителям.

Подумал — если успеем довезти...

— Надо бы, — согласился Эгленн. — Да только кто мне теперь поверит, что я вам не враг? Боромир уже не поверил, я же вижу...

Воин с тревогой посмотрел на него, прислушался — никаких шагов даже и близко не было.

-Вот что. Если Боромир и вправду брата встретит, как ты сказал, он про нас с тобой точно не вспомнит.

Он задумался... а затем засвистел по-птичьи, да так красиво и ладно, что действительно можно было ошибиться. Молчание... а потом издалека донёсся отклик.

— Сами давай выбираться, — Эгленн кивнул, и поморщился от боли в горле. — Я дойду... ты только помоги.

-Никуда ты не дойдёшь, — отозвался воин и свистнул совсем по-другому, пронзительно и коротко. — Видал я таких.

Прошло совсем немного времени, — и приблизился конский топот, кусты зашуршали. Взгляд воина потеплел.

-Видишь, красавец какой? Ристанийцы подарили. Держись за меня, помогу забраться. Так всё же есть надежда, что доедем...

— Спасибо...— Эгленн уцепился за него, на коня взобрался все же — хоть и с трудом, но сам. Прислонился к пышной гриве. — Доедем, еще не хватало помирать раньше времени...

Воин сел позади него, взял поводья, Эгленна придержал за талию. Конь покосился умным глазом, тряхнул головой — и помчался.

...Лебеннин был похож на растревоженный муравейник. Прежде тихое место переполнено теперь было народом, всюду были воины, в воздухе витало напряжение тревога, ожидание удара из-за угла. Воину из отряда Боромира не пришлось ничего объяснять, — тут же прибежала женщина, целительница. Мужчины помогли снять Эгленна с седла, понесли в один из домов. Низкие потолки, маленькие окна... надо полагать, это не был её дом, тут жила какая-то семья с кучей детишек, которые настороженными любопытными глазёнками следили за происходящим, но не приближались. Воин постоял, посмотрел, как целительница торопливо заваривает какие-то настои.

-Иди, иди отсюда, — шуганула она его. — И без тебя полно чужих взглядов, есть кому мешать.

-Извини, — тот поспешно скрылся за дверью.

— Ты прости, что приходится возиться... — проговорил Эгленн. Он сел — ну не мог он тут, среди этих людей, валяться, словно умирающий. — Я не гондорец все же, я вам чужак, а тут и без меня вам есть чем заняться, вижу.

-Ты всё-таки реши, ты гондорец или нет, — насмешливо сказала целительница. — Мне сказали, что судя по выговору, ты наш. Скоро Арагорн придёт, если хочешь что-то рассказать, то это к нему, а не ко мне. Моё дело маленькое, мне кого привезли, того и лечу.

— Ну, уж я-то знаю, чей я, — Эгленн улыбнулся. — Все равно спасибо. Что тут у вас творится-то в последние дни?

-А что творится, — певуче проговорила она. — Обживаемся на чужом месте. Дозоры наладили, чужие чтоб не шастали. Тяжко оно — быть изгнанными из своего города. Куртку и рубашку снимай, всё в крови. Повязку сейчас другую наложу, а вот придёт Арагорн, он умеет и чарами лечить. Раз довезли, теперь точно не умрёшь...

— Арагорн... он рядом где-то? Не такие тут раны, чтобы чарами их лечить.

Туника действительно была вся в крови. Эгленн скинул одежду, расстегнул легкий кожаный доспех — не простой, с мифрильными накладками; конечно, не было раньше никакого доспеха, но ведь иначе не объяснишь, что тебя несколько клинков в спину ударили, а ты почти цел, только поверхностные раны... Мифрил у них здесь — редкость. А иначе никак. Получалось, что клинки соскользнули с накладок и только слегка задели спину.

-И не просто рядом, а уже здесь, — раздался голос от порога.

Целительница встала, поклонилась — с достоинством. Арагорн ответил на поклон, пересёк комнату... остановился в двух шагах от Эгленна, напряжённо глядя в глаза.

"Здравствуй, — мысленно сказал тот. — Не удивляйся: так надо. А что до ран — не то, чтобы они были опасны, но врезали мне по-настоящему. Замечтался, что называется."

-Вот, — сказала целительница. — Я собиралась перевязку делать.

-Спасибо, Акта, тут уж я сам, — Арагорн улыбнулся ей, но те, кто его знал, поняли бы, что за этой улыбкой стоит страшное напряжение. — Оставь нас. Хорошо?

-Само собой, — она понимающе кивнула и исчезла.

"Успокойся, Арагорн. Ничего такого уж страшного не происходит. И помоги мне, действительно, перевязать эти царапины на спине..."

— Спасибо, что пришел, — вслух проговорил Эгленн.

-Не за что, — хмуро сказал Арагорн и взялся за дело.

"Ты вообще что тут делаешь? Что происходит?"

"Познакомился с Фарамиром. Чувствовал, что хороший парень... Они с отрядом пытались напасть на один из наших дозоров из тайного укрытия, ну, конечно, не слишком успешно. А его ранили, и сильно, к тому же, он еще и с большой высоты в озеро упал — со скалы... Словом, доставили к нам... перепугался он, конечно. После ему позволили уйти, но так, чтобы хоть видимость была, что он по удаче сбежал. Я за ним, конечно, присматривал. На том берегу мы вместе переправу искали. Свели у наших лодку, переправились. Конечно, я ему не говорил, кто я... А на берегу — люди Боромира. Ну вот, словом, и постарался его брат. Видите ли, эти глаза он всегда узнает," — Эгленн усмехнулся.