Эгленн просто-таки заставил всех трех хоббитов переложить их вещи к себе. Пристроил за спиной — и, казалось, усталости никакой не чувствовал вовсе. Только поглядывал на хоббитов и временами качал головой.

— Слушай, — тихо проговорил он, убедившись, что хоббиты их с Арагорном не слышат. — А что это они имели в виду про "все Средиземье"?

Арагорн подумал, стоит ли говорить всё.

-Это с нашим горем связано, — сказал неохотно. — Важное дело было... мы его проиграли подчистую. Так что я, конечно, провожу их и отправлюсь в Мордор, но, боюсь, не успею.

— Вот так послушать — полное безумие, — Эгленн покачал головой. — Назгулы — и хоббиты. И наследник Исилдура. Ладно, не буду я у тебя допытываться, вижу, не имеешь права говорить. Захочешь потом, сам скажешь, а нет — так нет. Только Мордор, это, конечно... Да. Пустое, по-моему. Не знаю, часто ли ты в тех краях бывал, до меня слухи доходили, что вроде Наследник Исилдура тайно в Гондоре служил. А я там бывал, да... поблизости.

-Я тоже... поблизости, — хмуро отозвался Арагорн. — И на границах Мордора, и за ними. Так что знаком. А слухи пусть бродят. Мне как-то всё равно, знаешь.

Некоторое время шли молча. Потом Эгленн спросил:

— У него там, в Шире, остался кто-нибудь? Ну, близкие, друзья?

-Родственников много, — подумав, ответил Арагорн. — Собственно, и Мерри тоже его родич. Родители умерли. Утонули, и его дядя воспитывал. А дядя далеко сейчас... Узнает когда... Да. Будет себя проклинать в первую очередь, потому что дело это к Фродо от него перешло. А друзей — весь Шир. Любят его очень.

— Ты бы лучше их приободрил, чем сам вешать нос, — посоветовал Эгленн. — Может, и вернется их друг.

-Как он вернётся?! Из Мордора? Из лап самого Саурона? Я был бы счастлив сказать им это, но в такое нельзя поверить, даже если очень хочется.

— Ты много знаешь о Сауроне? — спросил Эгленн. Он все шел вперед, шел, не останавливаясь, смотрел вдаль — словно бы вовсе не уставая.

-Много ли? Да о нём сколько ни знай, всё будет мало.

— Да в том-то и дело, ты пойми, Арагорн. Вы же — ты ведь потомок нуменорцев; только с одной стороны смотришь. Нет, я знаю: он и вправду Жестокий. Но сам посуди: вот, например, конец Второй эпохи, нуменорцы приходят, как завоеватели. Ты же должен все это знать, если в Имладрисе есть хроники. И что прикажешь делать народам материка?

-Завоеватели? Ты уверен? А не наоборот ли — освободители покорённых им народов? И потом, потом, — когда он уже пришёл в Нуменор. Культ Моргота, кровавые жертвы.

— Нет, — возразил Эгленн. — Это не от него было. Эта идиотская затея — что называется, золотая молодежь Нуменора...

Арагорн внимательно взглянул на него.

-Ты так говоришь, как будто сам был свидетелем.

— Ты ведь тоже старше, чем кажешься, — тихо проговорил Эгленн. — Тебе отнюдь не двадцать пять — на которые ты выглядишь. Как минимум, вдвое больше.

-Восемьдесят семь, — сообщил Арагорн. — А тебе?

— Побольше, — усмехнулся Эгленн. — Ладно, не бери в голову. Я же вижу, как ты реагируешь.

Арагорн помедлил, всматриваясь в горизонт, — почудилось, что ли...

-Не будем спорить из-за всего этого, — предложил он. — Не стоит, право слово.

— А что тут спорить, — проговорил Эгленн. — Ты — по совести. Я тоже по совести. И они так же, хоббиты. А из всего этого выходит одна только кровь. Вот и думай, Арагорн: кто из нас неправ? Или все мы неправы?

На горизонте и вправду что-то возникло, — серая масса, туча, что ли... Арагорн нахмурился. Здесь, на дороге, — на открытом месте — прятаться было решительно некуда.

-Ну-ка, отойдём, — скомандовал он. — На обочину, в ложбинку. Живо!

Хоббиты враз замерли, потом метнулись, куда сказано.

А туча стремительно приближалась, надвигалась, — и скоро стало ясно: птицы.

— Курумо, — сдавленно произнес Эгленн. Замер, не двигаясь, вжавшись между корней какого-то дерева. — Ублюдок. Своими глазами видеть так и не научился...

Арагорн кинул быстрый взгляд — да, малыши схоронились хорошо, их не видать, а вот они... и вправду Громадины. И местность открытая, хоть треснись.

Стая налетела, как вихрь, казалось — всё небо только в них, птицах, и конца-краю им не видно, и никогда не будет. Высоко... Ниже. Ещё ниже.

-Ох, нет, — вырвалось у Арагорна.

Замечены. Или всё-таки нет?..

Всё-таки да.

Ринулись с неба.

И хорошо бы только они, люди, — мелькнуло у Арагорна.

Он метнулся к Эгленну, — прикрыть.

Эгленн отстранил его — и вдруг поднялся во весь рост. И встал — вскинув руку.

Водоворот птичьих тел вначале словно завился вокруг его фигуры — а потом схлынул, и по земле, по земле, по земле, словно боясь подняться ввысь — потек обратно, в поля, в равнину, в луга...

Арагорн ошеломлённо смотрел на него, потеряв дар речи. Когда стая растеклась, словно вешнее половодье, и исчезла, — поднялся, подошёл. Следом из путаницы трав и корней вынырнули хоббиты, тоже подбежали, глядя изумлённо.

-Как это? — тихо спросил Арагорн. — Ты... Ты ведь не человек, признавайся. Я подобное только от Гэндальфа видал.

Эгленн вздохнул.

— Ну, что ж делать. Да. Я тоже из майар. Арагорн, это что, настолько важно?

-Ещё как, — Арагорн был серьёзен.

-Постойте, постойте, — заволновался Мерри. — Ты — как Гэндальф? И как... как Саурон? Послушай, может, ты и Фродо выручить можешь?

— Вы это имя, между прочим, впервые при мне произнесли, — заметил Эгленн, шагу, впрочем, не сбавляя, все так же месил сапогами мокрую грязь тракта. — Фродо... И на том спасибо.

-Фродо, Фродо Торбинс, — наперебой заговорили все трое. — Послушай, может, ты всё-таки... Ну скажи, что ли! Ты можешь с Сауроном сладить, спасти его? Хотя Саурон теперь с Кольцом, как с ним...

— Успокойтесь, — резко оборвал. — От моих слов тут ничто не зависит. Но я давно уже говорю — нечего вашего друга прежде времени хоронить.

Они застыли на месте. Посмотрели друг на друга. И наконец — казалось, целая вечность прошла, — Сэм поднял на Эгленна глаза, в которых засветилась надежда.

-Ты, похоже, больше всех нас про это дело знаешь...

-Почему я никогда о тебе не слышал? — тихо спросил Арагорн. — Я ведь всех майар знаю, которые здесь, в Средиземье. Эгленн... Ты недавно появился здесь, так, что ли?

— Давно, — ответил он, словно нехотя. — Очень давно. Я просто не хотел показываться. Ну что же вы встали, как вкопанные? Давайте, нужно ведь идти...

-Нужно, — Арагорн, похоже, принял какое-то решение. — Давайте, двигаем, а то ещё какая нечисть налетит, похлеще.

— Арагорн, — Эгленн шел совсем рядом с ним. — Орки могут. Ты это имей в виду. Уруг-ай, сарумановы, чтоб ему провалиться. Причем на страну именно этих... на Шир.

-Плохо дело, — отозвался тот. — Гэндальф давно уже их страну охраняет, — с нашей помощью, Следопытов. Но против орков нас слишком мало. Этих только в Вековечный Лес заманивать, чтоб с ними там гворны разбирались... Но их сначала отследить надо, надо сообразить, как сбить с пути... Плохо дело. Очень плохо.

Он вдруг спохватился.

-Сарумановы? — переспросил с непонимающим видом. — Как это? Он же глава Светлого Совета.

— Какой он, в задницу, глава, — со злостью ответил Эгленн. — Он глава всех уруг-ай, безумных племен, что остались по эту сторону гор. Если уж кому и говорить за Совет — так Гэндальфу.

-Возможно, — осторожно сказал Арагорн и наконец решился. — А Гэндальф... да что там говорить. Задание, которое он дал, мы не выполнили. Кольцо в Имладрис не довезли. Теперь оно у Саурона... вместе с Фродо. И Гэндальф незнамо где. А если с Саруманом дело так обстоит, как ты говоришь, то у нас в мире не один, а двое майар, рвущихся к власти над миром. Вот попали между двух огней... А если, того хуже, они объединятся... да нет, вряд ли. Саруман, насколько я знаю, Саурона ненавидит так, как будто он не волю Валар выполняет, а личные счёты сводит.

— Серьезно? — Эгленн приостановился — тем более и место было подходящее для стоянки: какой-то низинный сосняк. — Хоббиты, стой! Привал давайте. С чего ты взял-то? — обратился он к Арагорну.

-Гэндальф обмолвился как-то раз, — Арагорн принялся собирать сушняк для костра. — Про ненависть. С того и взял.

— Ладно, — Эгленн сбросил свой мешок, откуда-то натаскал целую охапку сухих ветвей. Те вспыхнули ярким пламенем. Эгленн вытащил из своего мешка припасенные колбаски, нанизал их на палочки, вспышка — и раздал оголодавшим хоббитам.

— Вот теперь и думай, Арагорн. Мы с тобой вдвоем остались. Сам понимаешь, хоббиты — ребята славные, но на них надеяться нечего... — оценивающий взгляд — во всяком случае, пока.

Арагорн задумчиво смотрел на то, как хоббиты уписывают за обе щеки. От слов Эгленна — тогдашних — они воспряли, к ним мгновенно вернулось привычное весёлое расположение духа, сразу галдёж подняли...

-Я-то думаю. А вот ты — что бы ты стал делать на моём месте?

— А что, тут есть варианты? — Эгленн поднялся от костра, смотрел в ночную темноту. — Дать надежду. Довести до дома. Защитить их дом. Разве не так?

-Так, конечно. Но ты говоришь — надежда. Если она окажется тщетной, ты ударишь их в самое сердце...

— Ну тогда давай, скажи с самого начала, что надежды нет никакой, — Эгленн развернулся, и в огне костра — вспышкой — на мгновение сверкнули его глаза, и тут же погасли. — Кого ты хочешь сделать из них, Арагорн?

-Я? За кого ты меня принимаешь? Я был бы счастлив, если бы это проклятое Кольцо никогда не попадало в их страну, если бы они продолжали жить так, как живут. Воевать с майар — не их дело. Что же до надежды, то у нас её и не было, — до тебя. А ты? Зачем ты идёшь в их страну?

— Слушай, по-моему, мы надеемся друг на друга и друг друга подозреваем — одновременно, — лицо Эгленна было совсем близко, зеленые глаза совсем рядом. — Ты видишь, Арагорн. Ты понял. Я — из тех, кого принято считать твоими врагами. Только вот — враги ли мы? Я не подниму против тебя меча, и в том могу покляться — если ты поверишь моей клятве, конечно.

Арагорн с силой сжал виски.

Не может быть.

Сам.

Здесь.

И это — он?..

Он невольно перевёл взгляд на руки Эгленна, из последних сил надеясь, что ошибается. Смотреть — не только глазами... да нет, если тот не захочет, то он ничего не увидит, он же майа...

— Тихо, — рука Эгленна накрыла ладонь Арагорна. — Что ты, в самом деле... Не все дела решаются мечом. Ты вроде как меня боишься, я вижу?

От этого прикосновения он вздрогнул: металл. На пальце ничего не было, но обмануть таким образом можно было только зрение.

Оглянулся на хоббитов. Те, видно, намаявшись за день, устраивались на отдых. Посветлевшие лица...

Усмехнулся.

-Да я не то чтобы боюсь, — сказал едва слышно. — Вот никогда не думал, что ты _настолько_ похож на человека.

— Узнал, значит, — короткая усмешка. — Хорошо. Может, нам стоит отойти, чтобы поговорить откровенно?

-Думаю, что да.

Арагорн решительно поднялся, запахнулся в плащ, — к ночи стало намного прохладней.

Ночная темнота вокруг. Не видно ничего... даже очертаний. Только голос из темноты:

-Когда ты догадался?

-Догадывался постепенно, — признался Арагорн. — Таких речей про Нуменор и жителей материка никто не ведёт, ну, и дальше — больше. Когда ты про "золотую молодёжь" сказал, подумал, что — да. Но всё поверить не мог. Потом всё же поверил.

— Арагорн, — легкий жест в темноту, за границу освещенного пространства. — И ты — не боишься?

-Бояться... Нет. Не потому, что я не умею этого, — он усмехнулся, — а потому, что то, чего мы действительно боялись, уже свершилось. У людей есть такая вещь — черта, за которой боль уже не воспринимается. Есть такая же черта и у страха. Поэтому сейчас мне... уже просто интересно, что же теперь будет.

Пламя костра взметнулось вверх. Непонятно почему. Ветер, что ли... Эгленн подошел, протянул руку в огонь.

Арагорн неосознанно шагнул вперёд, — да что же он делает, обожжётся ведь... через мгновение уже понял: нет. Он хочет что-то показать... наверное.

Остановился в двух шагах от костра, — молча ждал.

Огонь не причинял ему вреда. Вздохнул... вынул руку из костра. Совсем просто, обыденно.

-Надпись, — одними губами сказал Арагорн. — На Кольце. Да?

— Если ты хочешь увидеть, — вздох. — Разве это важно?

И вдруг — Кольцо. На ладони.

Арагорн провёл рукой по взмокшему лбу. Вот так — просто?.. Кольцо, за которым веками гонялись самые могущественные существа Средиземья, — если хочешь, можешь взять, посмотреть, убедиться... И — бездонные глаза, которые кажутся сродни этой ночи, только с отливом в зелень, которые без слов — ждут...

-А что — важно?

— То же, что и всегда. Совесть. Любовь. Разве нет?

-Да... Конечно. Но... это же Кольцо Всевластья. Ты хочешь сказать, что тебе это неважно? Власть?

— Важно, — слово, как будто удар. — Важно. Я доверял только вашим глазам. Только песням. Стихам и судьбе. Ты можешь сказать, сколько плодов этой веры ныне пало во прах? Сколько было растоптано?..

Эгленн не договорил. Несколько шагов в ночную темноту, и только смутные очертания фигуры видны во мраке.

Арагорн, помедлив, шагнул за ним. Темнота... это хорошо, когда не видно глаз, когда слышен только голос.

Тишина. Только слышно, как в бездну Времени исчезают тяжёлые мгновения.

Перед мысленным взором Арагорна пронеслось всё, — ночь в болотах, отчаяние... и теперь, всё это.

Наконец из этого вихря всплыла мысль, становясь всё чётче, чётче...

-Завтра мы продолжим путь. Я не скажу хоббитам, кто ты. Ты увидишь их мир, их жизнь... в не самый лучший момент.

— Дай мне руку.

Одна короткая фраза.

Смотрит, полуобернувшись.

Мгновение... он не колебался, нет, но — неожиданно и — как шагнуть в пропасть.

Он медленно протянул ему руку.

Резкое пожатие.

Холод.

И — ничего не случилось. Только глаза — совсем близко.

— Ну что — веришь? Или — по прежнему — нет?..

-Гортхауэр, я... — он не заметил, как назвал его подлинным именем. — Я _хочу_ поверить. Ты не представляешь, как. Я устал от войн. От скитаний. От жизни под страхом. Хочу поверить в то, что всё это — ужасы, войны, ненависть, бездомность — развеется, как туман поутру и никогда более не возвратится. Что то, что ты говорил мне, то, каким я увидел тебя сейчас, — это и есть правда. Очень хочу. Потому что... потому что таким — таким ты мне близок, понятен, как каждый из нас... как лучшие из нас. Но есть кое-что, что мне мешает. Это вражда длиною во многие тысячи лет. Вражда, которую затеял не я. И... если ты действительно таков, каким я тебя вижу сейчас, если всё это — правда... ты прекратишь её.

Он помолчал.

-Я верю, что так и будет...

Эгленн взял руку Арагорна в свою — и сжал. Крепко.

— Что я должен сделать?

-Просто будь таким, какой ты сейчас. Тогда всё, что ты решишь делать, будет так, как надо... по совести. И — не прячься. Люди увидят. Они умеют видеть сердцем, их нельзя обмануть.

— Людей обмануть — ничего не стоит, — тяжело обронил Эгленн. — Ты пока — просто знай. Ваш друг жив и свободен. А я просто хочу увидеть его страну. Самое простое — и самое сложное вместе с этим, правда?