"А ведь прав, — улыбнулся Арагорн. — Опознал. Ладно. Я так думаю, ежели ты хочешь, чтобы тебя за человека принимали, придётся пока здесь побыть, поскольку даже с моим якобы лечением чарами человек бы назавтра не встал. Вот только человек — это ж ещё не всё, сам понимаешь. Глашатай Саурона тоже человеком должен быть. Тебе-то что надо?"

"Мне надо своими глазами увидеть, что у вас тут творится, чтобы знать, как поступать в дальнейшем. Все то, что может майа, все эти наши вИдения на расстоянии — это не то. Что людям нужно, чего они желают, что неприемлемо, кого принимают, кого ненавидят... ну, впрочем, кто именно — главный предмет ненависти, — понятно. Вот только Боромир может заявиться. Если что, надо, должно быть, сказать, что ты меня знаешь... а то ведь не успокоится."

"Да он не то что _может_, он обязательно заявится, причём скоро. Куда ж ему деваться, живёт он здесь. Дозорами заправляет. И честное слово, настроить людей против тебя, что бы я ни сказал, — это для него проще простого. Время тяжёлое, каждой тени люди боятся."

"Нет уж, сбегать я не собираюсь. Фарамир и без того натерпелся, а тут получится — я ему словно под дых обманом. Нет. Посмотрим. Кстати, Арагорн... подлинное имя мое — Тайрэн Ортхэннер. Я Фарамиру его и назвал, когда перестал называться прозванием "Эгленн", изгнанник. Ты это знай."

"Да уж, имён у тебя на целый отряд хватит, — улыбнулся Арагорн. — И Гортаур, и Саурон, и Эгленн. А что оно означает, твоё имя?"

"Это самое древнее, изначальное имя. "Хранящий пламя". Подлинное имя Курумо, известного вам под именем Саруман — Курумо Морхэллен... если тебе интересно. Кстати, ты знаешь историю того перстня, что у тебя на пальце? Я ведь видел, как его делали... "

"Откуда? — несказанно удивился Арагорн. — Это же перстень Берена, который ему от отца достался, а тому — от государя Финрода Фелагунда."

"То-то и оно. А изготовил его некогда, еще до Войны Стихий, Мастер Гэлеон. Был такой эллеро... Его убили в Валиноре. Так перстень туда и попал. Какими путями он угодил к Финроду — я и сам не знаю; не спросил в свое время, а потом уже некого было спрашивать. Но хорошо, что он сохранился."

Арагорн понял, что у него голова идёт кругом оттого, что в ней совершенно не укладывается, как кого-то могли убивать в Валиноре, кроме телери в Альквалондэ. В дверь постучали.

-Да?

В комнату заглянула прежняя целительница.

-Арагорн, радость-то какая! Фарамир вернулся! И вместе с братом они приехали, смотреть на них — душа отдыхает. А ещё отряд их вернулся. Привезли кого-то... даже непонятно, кого.

— Кого? — удивился Эгленн. — Вроде я с ними был, никого еще не было.

За спиной целительницы послышался какой-то шум, она обернулась... а в следующую секунду её отпихнули с дороги.

-Держите его! — крикнули несколько голосов вдогонку, но было поздно.

Арагорн ожидал увидеть человека и не сразу понял, что ворвавшееся существо было ростом вполовину меньше. Первое, что приходило в голову, — что создание это только что вылезло из какого-то болота.

-Моя прелессссть! — возгласило существо и бросилось прямиком к Эгленну.

Вот уж этого Эгленн никак не ожидал. Голлум!

— Твою мать, — проговорил он сквозь зубы. — Этого бедолаги мне только не хватало...

"Так, Арагорн, а вот сейчас мне придется сделать нечто, довольно жестокое по отношению к этому бедняге... Но другого выхода я не вижу. Иначе через час весь Гондор будет знать, у кого на пальце Кольцо... "

Он щелкнул пальцами — больше для того, чтобы четко обозначить сделанное.

Немота. Пока Голлум здесь — он не сумеет вымолвить ни слова. А после... Чуть позже его придется заставить заснуть. Исцелить бы его, ведь по крови он — хоббит; но возможно ли это? какую страшную шутку сыграло с ним Кольцо...

"Он не сможет говорить, покуда я здесь."

Голлум заметался по комнате, — не понял, что произошло, перепугался страшно. Арагорн, скривившись от отвращения, поймал его, тот попытался укусить, вырваться, — куда там.

В комнату уже вбежали воины, быстро скрутили свою сбежавшую добычу. Один из них вытянулся перед Арагорном.

-Он следом за лодкой приплыл, в которой были Фарамир и, — покосился на Эгленна, — и вот этот. Шёл как по ниточке, как будто знал, куда, лучше, чем мы по следам ходим. Сильная и хитрая тварь, как-то ведь узлы умудрился ослабить и сбежать. Самая беда в том, что нам его и запереть-то особо негде, в этой деревушке. Были бы дома, в Минас-Тирите, так подвалов сколько угодно, а так...

Арагорн посмотрел на Голлума, который бился и рвался, как пойманная рыба, не сводя глаз с рук Эгленна.

-Подвал найти, — приказал он. — И стеречь.

"Он заснет. Постепенно. А после — его нужно к нам... здесь, у вас, ему никто помочь не сможет. У него вся фэа исковеркана. Олорин, может быть, и сумеет."

Голлум вдруг перестал биться так отчаянно — полное впечатление, что силы его начали наконец-то иссякать.

Голлума утащили, Арагорн вздохнул с облегчением: уж на что он был непритязателен, но и его передёрнуло от отвращения.

-Фарамир вернулся, — сказал тот воин, который докладывал про Голлума. — Они там с братом, все высыпали встречать. Идём?

-Конечно, — Арагорн шагнул к двери, обернулся к Эгленну. — А с тобой мы ещё побеседуем, я думаю... Скоро на ноги встанешь.

— Да, Арагорн, — отозвался Эгленн. — Спасибо тебе за помощь.

Пока они будут радоваться, а вот чуть позже — что будет? Боромир о нем вспомнит. Дааа, веселые предстоят часы, ничего не скажешь. И все-таки — результат того стоит...

Он откинулся на стену, закрыл глаза. Что у них там происходит?..

На улице надвигались сумерки, а посреди деревеньки, на площади, было не протолкнуться. Измученные тяготами последних недель люди собрались, чтобы вдохнуть чистой радости, чтобы прикоснуться к чужому счастью, — вот ведь, бывает же такое, когда твой брат вынырнул из огня войны, остался жив... Лица сияли радостью, откуда-то уже доставали вино, разливали по кубкам, по кружкам, — у кого что нашлось... С этим было трудно, ведь здесь никогда не ожидали, что на Лебеннин свалится такое количество пришлых, потерявших родной дом. А потом — произошло чудо: в вечернем воздухе полилась мелодия.

Она без слов говорила о том, чем были полны мысли и души людей, — о тишине, о покое, о счастье... о том, что это всё — бывает.

Парнишка с лютней пристроился прямо посреди площади, глядел снизу вверх и улыбался, а потом — запел.

Пой, пой, пой

По пути домой,

Ты уже большой,

У тебя есть дом.

Пой, пой, пой,

Солнце сядет за горой,

А за ним уйдёт

Облаков конвой.

Мальчик мой,

Ты уже седой,

Это пыль дорог

Серебрит висок.

Борода твоя,

Как зима, длинна,

Но за той зимой

Не придёт весна.

Пой, пой, пой,

За твоей спиной

Твои песни встали

Новою волной.

Оглянись назад,

Но иди вперёд,

Что ещё, как знать,

На дороге ждёт...

Больше всего хотелось выйти, как одному из них, присоединиться, тоже пить вино (а не хватит, еще перенесем, — подумалось), смеяться, петь песни... вот уж что недоступно — совсем. Разве если только полным обманом. Лучше бы они про него и вовсе не вспомнили на радостях. Может, так и обойдется...

Веселились они только до темноты: дальше Боромир с сожалением дал команду тушить огни, — и всё, мирный вечер умчался в те же неведомые дали, куда властное Время безжалостно уносило все дни... Дозорные ушли в ночь, остальные разошлись по домам. Боромир ещё некоторое время побыл на площади: говорил со своими воинами. Потом проводил брата до того дома, в котором остановился Арагорн, вышел, нахмурившись... и решительно направился туда, где поселили Эгленна. Короткий разговор с целительницей, — и дверь отворилась.

Боромир вошёл, аккуратно притворил дверь за собой и остановился, скрестив руки на груди.

Тот смотрел на него. Спокойно, выжидательно. Потом наконец спросил:

— Ты что-то хотел от меня, Боромир?

-Разумеется, Эгленн. Разумеется.

Боромир подошёл к нему совсем близко, придвинул стул. Сел.

— Ну, тогда говори, что ли. Фарамир там как?

-Спрашиваю здесь я. Зачем тебе мой брат?

— Интересная у тебя постановка вопроса, Боромир. Зачем нужны друзья? Судьба свела.

Боромир сумрачно усмехнулся.

-Я так полагаю, что эту судьбу ты очень хорошо направил.

— Я не Намо Мандос, чтобы направлять чужие судьбы, — ответил Эгленн. — Если, конечно, это имя тебе о чем-то говорит.

-Вот что, хватит увиливать, — в голосе Боромира зазвенел металл. — Лучше говори прямо. Ты втёрся в доверие к моему брату. Что тебе от него нужно?

— Ну конечно же, хочу погубить его душу, — усмехнувшись, ответил Эгленн. — Зачем еще прислужники Врага могут говорить с гондорцами?

-Конкретнее, — велел Боромир. — Каковы твои планы в отношении Фарамира?

— Нет у меня никаких планов. Доплыли вместе, я собирался посмотреть, что происходит в Гондоре. Рана позволит — уйду.

-Посмотреть, значит. Отлично. И уйти. А дальше?

— Что — дальше? Дальше — жизнь. В западные земли я собирался, в Шир, страну перианов... что тебе еще?

-Интересно, интересно, — Боромир неожиданно улыбнулся. — И что тебе понадобилось у хоббитов?

— Приходилось слышать об этом народе, — скупо ответил Эгленн. — К тому же, я просто люблю бродить по свету. Особенно в мирных землях.

Боромир широко улыбнулся.

-Так, так. И любишь приносить в мирные земли войну. В беспокойные неинтересно, — там и так хозяйничают ваши.

— Ты бы лучше на себя посмотрел, Боромир, прежде чем разбрасываться обвинениями. Я в ваших землях меча не поднимал. А твои дела — вот, что называется, на лице, — и Эгленн провел по своему горлу.

-Мало? — осведомился Боромир. — Если будешь пытаться пролезть в нашу жизнь, то добавлю.

— Смотри, как бы я сам тебе не добавил, — сдержанно проговорил Эгленн. — Всему есть предел. То, что ты на своей земле, не дает тебе права меня оскорблять.

-То, что я на своей земле, даёт мне право защищать её, и я буду это делать. Что бы по этому поводу ни думал ты и твой хозяин.

— У меня нет никаких хозяев. И если б не твой брат — я сам бы вызвал тебя на поединок, потому что за слова свои нужно отвечать. А ты, вижу я, привык к безнаказанности.

Боромир широко улыбнулся.

-Если боишься вызвать меня, не стоит прикрываться моим братом.

— Я не хочу убивать тебя, Боромир. Не хочу твоей смерти, которая будет горем для многих гондорцев.

Рука Боромира легла на меч.

-Много о себе мнишь. Что ж. Я тебя предупредил.

Он встал.

-Не забывайся, Эгленн. Нас можно выгнать из Минас-Тирита, нас можно поставить на колени, но нас нельзя сломать. Запомни это.

— Не тому ты это говоришь. У меня нет желания кого бы то ни было ломать.

-До _того_ я не докричусь, — Боромир улыбнулся во всю ширь, — но, как ты утверждал, он через тебя всё слышит.

Эгленн вздохнул.

— Тебе самому надо к целителю, Боромир. Меня ты считаешь сауроновым прислужником... может, ту тварь, что утащили в подвал, ты сочтешь самим Сауроном? С тебя станется.

Боромир шагнул к нему, железной хваткой взял за горло, несколько долгих мгновений смотрел в глаза.

-Не выводи меня из терпения.

Отшвырнул в сторону, стремительно прошагал к двери и грохнул ею за своей спиной.

Порез на шее снова закровоточил, и Эгленн спохватился, вспомнив — не забывать о том, что кровь должна быть горячей...

Врезать бы по этому самодовольному лицу... так, чтобы в кровь, чтобы заговорить на одном языке с этим ублюдком, привыкшим решать все только силой.

Нельзя. Хотя бы ради Фарамира. Хотя бы ради уважения к этим людям, готовым ему помочь, не спрашивая, кто он и откуда. Фарамир...

Эгленн поднялся, осторожно вышел из комнатки — выглянуть на улицу. Сел на ступенях крыльца.

Стояла ночь, — не та, мирная, когда тьма обволакивает и дарит покой, а настороженная, ждущая, что в любой миг из мрака возникнет чей-то клинок. На улице — никого. Окна домо были плотно занавешены, чтобы наружу не пробивалось ни единого лучика. Не всегда получалось, конечно... Деревня была небольшой, совсем близко — та площадь, где перед закатом люди радостно встречали вернувшегося Фарамира. И только гуляет ветер...

А ведь боятся они — собственного страха. Никто не явится из темноты, никто не нападет. Сколько ночей должно миновать, чтобы они убедились в этом? Чтобы поняли — никто из "темных" воинов не посягает на их свободу? Арагорн знает это; но этого мало. Фарамир, должно быть, спит — впервые за много дней спокойным сном, в постели, а не на голой земле...

Чья-то рука легла ему на плечо.

-Может, тебе дать чего-нибудь? — спросил женский голос. — Всё же уснёшь.

Он обернулся.

— Да нет... — сказал он. — Спасибо. Не стоит. Знаешь, даже странно как-то. Тишина — глуше, чем в лесу. А ты сама-то что не спишь?

Целительница устроилась рядом на крыльце.

-А я вообще почти не сплю. Говорят, когда принимаешь путь целителя, то твой сон уходит к тем, кого ты лечишь.

— Так же нельзя, людям все равно нужно спать. Когда целитель сам на ногах не стоит, он и другим помочь не сможет... Много у вас раненых-то было?

-Да нет, — сказала она задумчиво. — Немного, на самом деле. Я думала, будет хуже.

— Чувствую, — пояснил он. — Страх повсюду. Страх войны. Страх, что будет кровь, будут смерти... как будто в воздухе это стоит.

-Ещё бы, — тихо отозвалась она. — Так и есть. И тишина эта — самое страшное. Как затишье перед бурей. Воздух становится тяжёлый, неживой, и как в кошмаре, хочешь закричать, чтобы это прорвалось наконец... а не можешь. И это так и висит, так и копится, и всё тяжелее с каждым днём.

— А если — бури не будет? Ведь все, Минас-Тирит они заняли, хотели бы убить — убили бы там. Думаете, они скоро явятся и порядки свои начнут наводить?

-Думаем, хуже будет, — призналась она. — Спрашивается, зачем он себе Кольцо Всевластья возвращал? Для того, чтобы носить, как безделушку? Нет, конечно...

— Ну, на Кольцо-то дела всегда найдутся, наверное... — задумчиво проговорил Эгленн. — Не знаю. Хотя да, понятно, что тут первое в голову приходит: сохранить жизни, чтобы было над кем властвовать.

Он вздохнул, глядя на звезды.

— И как думаете, что может произойти?

Она развела руками.

-Не знаем. Неизвестность — она хуже всего.

— А если... — он помолчал. — Если они велят вам детей им на обучение отдавать?

Она вздрогнула.

-Вот ужас-то...

— Я просто был в Хараде, в Умбаре. Знаю — у них это принято. Они своих детей часто туда посылают... в Мордор. Детей вождей — непременно. Видел и детей этих, какими они возвращаются. Ну, во всяком случае — чудовищ из них там не делают, это точно...

-Кого ж делают-то? — она прижала руки к груди. — Верных слуг Саурона?

— Учат многому. Оружие, бой — это, конечно, само собой. Нынче все это знают. Истории учат. Мастерству, ремеслам разным. Наукам. У них есть такое... называется — Путь. У каждого человека — свой дар, особый, отличающий от прочих. Раскрывать этот дар учат. Странно, правда?