-Ну... я же не знаю, — сказала Йовин. — А там было написано: "никто точно не знает, но говорят, что..." Вот ты проходил, ты знаешь, как это. Интересно было бы послушать... И ещё — интересно было бы понять, почему ты говоришь — "у _вас_, людей". Ты что — не человек?

— Как бы тебе сказать, — он улыбнулся. — А ты сама как думаешь?

-Никак, — честно призналась она. — Если бы ты так вдруг не сказал, — как будто это для тебя само собой разумеется, что мы, люди, это одно, а ты — другое, я бы и не подумала, что ты не человек.

— Человек, — проговорил Эгленн, но в голосе его угадывалось какое-то едва заметное усилие. — Хотя, конечно, и не такой, как большинство... Впрочем, у вас ведь, кажется, знают, что Владыке Тьмы простые люди не служат.

-Говорят, назгулы были принцами, — согласилась Йовин и покачнулась. — Ой. Ты, наверное, тоже был принцем?

— Нет. А назгулы — кто кем. Кто принцем, а кто и вовсе без роду-племени. Какая разница?.. Берен, великий герой, тоже был никем...

-Разницы никакой, наверное... А почему ты Берена героем называешь? Он же для вас вроде как не должен героем быть, а совсем наоборот...

Она заметила, что стенки почему-то начинают кружиться.

-Вот чем хорошо такое крепкое пить, так сразу страх исчезает... и тревога... и начинаешь верить, что всё будет хорошо... Ох. Вот только просыпаться наутро плохо... Ещё и потому, что сразу всё навалится.

— Я ведь не зря говорил — вначале съешь все... — Эгленн взглянул на нее с беспокойством. — Ладно, не бойся: если что, вылечим. Не у одной тебя похмелье бывает. Думаю, завтра он сообщит тебе свое решение... Как он тебе, кстати?

-Интересно, но жутковато, — честно сказала Йовин. — Совсем какое-то _иное_ существо... И как вы с ним общаетесь?

— Владыкам нужно подчиняться, общаться с государями дозволено лишь избранным, — со смехом сказал Эгленн. — Разве не так?

-А что ты смеёшься? У нас оно так, да. Забыл, как до меня добирался?

— Еще бы забыть. Помню. Не слишком приветливы твои роханцы, едва не пристрелили — за черную одежду... Впрочем, не они виноваты — время такое. Тебя и саму не слишком приветливо встретили, знаю. А знаешь, сколько было у нас попыток вот так — пробраться сюда? С понятной тебе целью? Искатели подвигов... Либо отчаявшиеся безумцы, либо, тоже бывает, подростки, а то еще — одно и другое сразу: не приведи Небо, если у мальчишки все родичи погибли на войне, в дружину не берут, а жажда мести жжет руки и сердце...

Йовин резко отвернулась.

-Вот я и говорю — лучше бы миром правили женщины. Если ты знаешь, как тяжко — создать жизнь, ты не допустишь, чтобы её уничтожали.

— У тебя есть возможность быть причастной к этому, — напомнил Эгленн. — Владыка будет рад видеть тебя своей наместницей.

-Замечательно, — усмехнулась Йовин. — А как же Теоден? А Йомер? У нас, знаешь ли, право _наследования_ престола. Он собирается убить их?

— Если они не захотят подчиниться, и будут призывать свой народ к оружию против нас — возможно, — жестко сказал Эгленн. — А ты полагаешь, что он должен уговаривать их — за кружкой вина? Поверь, Йовин, это бесполезно.

Йовин закрыла глаза. Этот странный человек, Эгленн... как-то так получилось, что до сих пор все слова его подтверждались. Надо попробовать подумать... хотя для этого не надо было столько пить, это правда... Заклятье Ужаса, как на Тол-Сирионе, — и выигранная война без единой капли крови, хорошо... А дальше? Дальше — он может диктовать свои условия кому угодно, даже Элронду... наверное. Народ своими глазами увидит, что воевать тут бесполезно, и сам, добровольно пошёл бы не за теми, кто призывает к войне, а за ней, кто хочет мира, тогда не надо было бы никого убивать... если бы. Если бы можно было поверить в эту жизнь без войн, в то, что говорить с тёмными можно вот так, как сейчас...

— Самое трудное — после, Йовин, — Эгленн смотрел на нее, она ощущала этот взгляд даже сквозь закрытые веки. — После того, что они пережили, после того, что им всем предстоит, после ужаса, после отчаяния и обреченности — признать себя побежденными, вернуться — в том же страхе, в неизвестности будущего перед лицом коварного врага, в сознании своей полной беспомощности, в унижении — и жить, подчиняясь воле того, против кого выходили с мечами. Пусть не во всем, конечно. Дела вашей страны — ваши дела, нас они не касаются. Но во многом нам все же придется диктовать свои условия. Это неизбежно...

Йовин встряхнулась и взглянула на него в упор.

-Я должна быть с моим народом, Эгленн. Что бы ему ни предстояло.

— Будешь, Йовин, будешь. Как бы то ни было, держать тебя здесь насильно никто не станет. Кстати... ты ведь не была вроде бы раньше в Гондоре?

-Нет, не приходилось... Послушай. Ты сказал — наместницей. Но много ли будет проку, если меня возненавидит мой народ — как ставленницу Мордора? Они сметут меня и выберут того, кто им будет по нраву. Если вы и вправду хотите мира, то утверждать свою власть вот так, силой ставя своих людей, — бессмысленно. Я могу взять власть, — она усмехнулась, — я готовилась к тому, что мне, может быть, придётся это сделать, но править сквозь ненависть — это ненадолго, поверь.

— Правит не всегда тот, кто сидит на троне и носит княжеский венец, — пожал плечами Эгленн. — Посмотрим. Быть может, удастся договориться и с Йомером... в Теодена я не слишком верю, признаться. Так я вот почему спросил тебя о Гондоре: мне стало интересно, как к вам попали наши песни. Да еще такие старинные, из тех времен, что вы зовете предначальными...

-О, по-разному... Есть книги, — кто-то переписывал с более древних, а уж откуда что взялось, теперь и не найти... а что-то попало от перианов Ирисной Низины. Давно тоже было, теперь и народец-то этот исчез. Самые страшные от них... не знаю уж, почему их тянет такие сочинять.

— Сочинять? — усмехнулся Эгленн. — Да ведь перианы и сейчас живут в своей стране — в Шире. Вот откуда, значит... ну что ж, немудрено. Они сами утеряли почти все эти хроники, а у вас, значит, сохранилось...

-Ишь ты, — Йовин улыбнулась. — А мы думали, перианы сгинули навеки, как и многое в нашем мире... Думали, что от них остались только эти песни, да и то многие полагают, что этот народ — сказка...

Она поднялась, подошла к окну.

-Значит, говоришь, завтра...

— Он не убьет их, — Эгленн подошел следом, встал чуть позади — так, что в стекле окна (ровном, идеальном, даже в Гондоре таких не было...) возникло его отражение. — Не бойся, Йовин.

-Я верю твоему слову, — тихо сказала она и обернулась, встретилась с его тёмно-зелёными глазами. — Но ты поймёшь меня, если я скажу, что эта ночь для меня станет самой длинной и тяжкой за всю мою жизнь...

— Хочешь, помогу заснуть? пройдет быстро...

В её взгляде на миг метнулся страх, который она тут же спрятала за длинными ресницами.

-Что ж... наверное, это было бы лучше всего. Терпеть не могу ждать.

— Ложись, — он откинул покрывало с кровати. — Только разденься сначала. Можешь меня не стесняться, знаешь, сколько я женщин повидал на своем веку... и раздетых тоже. Не в дорожной же куртке тебе спать.

Йовин смущённо засмеялась. Вот этого Теоден бы точно не одобрил. Скинула куртку, стянула сапоги, штаны... осталась в рубашке и быстро нырнула под покрывало.

Эгленн сел рядом, улыбнулся, положил ладонь ей на лоб.

Холодная... не такая, конечно, как у назгула, но все равно — очень холодная. Хотя сейчас это было скорее приятно. Слегка закружилась голова, и все вокруг начало уплывать в сонную глубину. Где-то в высоте загорелись звезды — прямо сквозь стены крепости. Пели, танцевали, сплетались хороводами, и звучала музыка, ясная и печальная, и настолько красивая, что на глаза наворачивались слезы. Исчезло время.

А потом вдруг Йовин обнаружила, что смотрит в низкий потолок. А за окном — день. Если это можно было так назвать, конечно. Здешний день более напоминал сумерки.

Сначала мысли плавали, — интересно, что это за комната, как она сюда попала... а потом словно что-то щёлкнуло, и всё вспомнилось вмиг.

Барад-Дур.

Она резко села.

На стуле рядом лежала ее одежда — аккуратно сложенная. На столе уже стоял завтрак: нарезанные овощи, хлеб, кружка с чем-то горячим — шел пар... Похоже, кто-то позаботился. Эгленн, наверное, кому же еще!

Она улыбнулась, — приятно, да... Но мысли тут же переехали туда, в Гондор, где люди собирались в последний безнадёжный бой.

Нет.

А ведь между их верой в то, что они все погибнут, и её — в то, что крови не будет, — только одно, только одно слово, и тёмно-зелёные глаза, в которые как будто заглянула Вечность... Посланником был. Интересно, кто же он при Сауроне? Советник, наверное...

В комнату постучали.

Йовин встрепенулась, поспешно натянула одежду.

-Да?

Дверь открылась — на пороге стоял один из здешних черных воинов. Не Эгленн, увы, нет... Он поклонился и произнес:

— Владыка Мордора призывает тебя, госпожа Йовин, чтобы передать свою волю. Готова ли ты?

Она машинально поправила волосы, выпрямилась.

-Да, готова.

— Тогда идем.

Путь она не запомнила бы и в этот раз. Но вот — знакомая анфилада мрачных галерей, знакомый тронный зал... Пустой. Прямо на ее глазах над троном взметнулся черный вихрь — и соткался в подобие человеческой фигуры.

— Подойди, — на этот раз Саурон даже говорил не по-человечески — звучало, казалось, все пространство зала.

Медленно — она сама не могла понять, почему, — она пошла вперёд. Что-то будет... Какой же он огромный, этот зал, у них в Эдорасе, конечно, тоже дворец, но какой-то... жилой, что ли, а здесь...

— Твоя просьба будет исполнена, — прозвучало вокруг. — Я клянусь, что никто из моих воинов не поднимет меча против беженцев Рохана. Ты довольна?

-Да. Очень. Благодарю тебя.

Она замолчала. Надо полагать, это не всё... но не стоит отвечать, пока тебя не спросили. Спросит — ответим...

— Ты можешь возвратиться к своему народу — или оставаться здесь столько времени, сколько пожелаешь. Но если ты выберешь первое — я попрошу тебя доставить в Гондор мое послание.

Йовин задумалась. Остаться, потом вернуться к своим, когда всё уже закончится, возникнуть, словно из ниоткуда... будут вопросы, на которые будет страшно трудно отвечать, а не отвечать ещё трудней. Вернуться сейчас, взять письмо означает открыть, где она была. Впрочем... Впрочем, Арагорн это знает и так.

-Я вернусь сейчас и возьму твоё послание.

— Хорошо. Вот оно, — он протянул ей запечатанный свиток — тоже черный, во всяком случае, в свернутом виде. — Это — предложение о мире между мною и Гондором. Не разворачивай свиток в пути. А теперь иди. Тебя проводят и доставят в Осгилиат.

Она склонила голову — чётко, как воин, — и пошла к выходу из зала. Не разворачивай, ишь ты... мог бы и не говорить, право слово. Если это не мне, то какое моё дело?

За дверьми ее встретил Эгленн. Спросил сразу, без обиняков:

— Ну что? Возвращаешься, конечно же?

-Возвращаюсь, — кивнула Йовин. — Нет смысла тянуть.

— Ладно. Пойдем, провожу... мы уже знали, что ты решишь, нетрудно догадаться. Тебя ждут. Что ответят вожди Гондора, тоже понятно...

Он первым пошел вперед.

Она зашагала следом. Всё правильно, они должны были всё просчитать, как же иначе... опыт многих и многих военных веков. Подумалось: а обратно — тоже на той крылатой твари?

— Может, хочешь на коне? — спросил Эгленн, не останавливаясь. — На крылатом коне. Привычнее будет, должно быть.

Мысли читает, наконец поняла Йовин. Ну что ж теперь с ним делать...

-Летать — не привычнее, — улыбнулась она. — А так — да, конечно.

На верхней площадке их ждал конь. Черный красавец... оседланный, с умным взглядом.

— Он сам знает, куда лететь, — Эгленн потрепал коня по гриве. — Тебе остается только быть всадницей. В Осгилиате тебя встретят... только смотри осторожнее, чтобы на обратном пути в город свои не подстрелили. Могут и не узнать, мало ли что.

-Я на нём только до Осгилиата, — глаза Йовин загорелись, она ловко и привычно взлетела в седло. — А там меня мой должен ждать... Заждался уже. Проберусь, не впервой.

Она взглянула туда, вперёд, на горы... и вдруг поняла, что это — всё. Обернулась.

-Что ж, Эгленн. Прощай... и — спасибо.

— Не прощайся, — ответил он. — Увидимся еще не раз, наверняка. Удачи тебе. Лети.

Она натянула поводья, коснулась шеи коня, и тот прянул в воздух.

Пробираться в Минас-Тирит тайком было сложно. В конец концов она просто пошла на дозорных, — рассмотрела своих, роханских, те узнали, а дальше было просто. И — долгий путь с расспросами по дороге: где Арагорн, где же?

Наконец путь был окончен, распахнулась дверь.

-Арагорн. Я вернулась.

— Я тебя ждал, — он повернулся к ней. — Надеялся, что ты все же вернешься. В отличие от Теодена... Ну что? Удалось тебе хоть чего-нибудь добиться?

-Смотря что для тебя означает — добиться. Саурон дал клятву не поднимать меча против тех, за кого я просила, — против беженцев Рохана... Но больше я говорила не с ним, а с этим... так и не поняла, кто он там. Эгленн. Вот тут мне сказали многое, очень многое... И ещё у меня есть послание к вождям Гондора, которое я бы хотела отдать не Денетору, а тебе. Поскольку ты, как наследник Исилдура, имеешь больше прав именоваться вождём — и не только Гондора, а и других людских земель, где помнят, что такое дунаданы. Вот оно.

Йовин протянула ему свиток.

— Ладно, посмотрим, — Арагорн принял свиток, развернул, пробежал глазами. Вздохнул, положил его на стол.

— Я, конечно, передам все это Денетору и прочим вождям... но, говоря честно, я подозревал о таком. Безнадежно — не пойдет Денетор на мир. И тем более — на вассалитет. На мир я пошел бы. Но если я заявлю это во всеуслышание — боюсь, для меня тем все и кончится.

Йовин посмотрела на него как-то странно.

-Я тоже согласилась на мир. Не на вассалитет. Правда, я говорила не с Сауроном, — с Эгленном...

— Он... — Арагорн запнулся. — Он его советник. Он передаст твои слова Саурону. Ладно. Нужно передать эти новости Денетору... Идем.

...Йовин не хотела признаваться даже самой себе, как страшно не хочется ей идти на этот совет. Посмотрела на Арагорна — похоже, его одолевали те же мысли. Ну что ж...

Высокий зал казался пустынным, несмотря на то, что в тронной его части, рядом с креслом, где сейчас сидел Денетор, было довольно много народа. Военачальники Гондора, младший сын Денетора Фарамир, конунг Теоден, Йомер, Олорин... дожидались, похоже, только Арагорна. И, когда они с Йовин вошли и приблизились — все взгляды обратились на них. Денетор поднял тяжелый усталый взгляд.

— Ты все же вернулась из-под Завесы Тьмы, — произнес он, глядя на Йовин. — Вернулась живой. Почему он отпустил тебя?.. Что он замыслил теперь?..