Тигра. Не от мира сего. Семинар

— Изолировать влияние на генофонд предков по линии матери, или отца?

Впервые вижу растерянного покойника. Николай Васильевич откровенно ржёт.

— Ты его ещё о цепочке ДНК спроси, Тигра.

А покойник повторяет:

— Оставить одну линию. Ту, которая нужна.

— Кроаш делается из кожи ненужной линии?

— Так делается. Пять родственников по нисходящей и шестой прямой потомок.

Я удивлена. Что такое шесть человек для политики? Наверное, дело не в этом?

— Почему запретили кроаш?

Поднятый маг говорит через силу, как будто преодолевая запрет. А, может быть он и на самом деле его преодолевает?

— Ритуал... ритуал затрагивает основы... Плата слишком высока. Чудовища войдут в мир. Люди только по внешности. Тьма заполнит недостающую половину...

Начинаю чувствовать себя героиней фильма ужасов. Речь мага — как в кино! Одёрнула себя: наверное я просто не понимаю. В мире, где магия — обыденность, другое отношение к свету и тьме. Маг говорит словами, понятными для местных. А мы с ребятами — пришлые. Надо Карлу с Мартином пересказать предупреждение. Интересно, ритуал завершён? Или ещё можно что-то предпринять? Тигра спаситель мира? Дурдом! Надо отцу Иакову рассказать. Пусть думает куратор. У него голова большая.

Николай Васильевич спрашивает:

— Можно ли остановить ритуал?

Маг не реагирует. Серёга послушно повторяет:

— Когда начинается ритуал и на каком этапе его можно остановить?

— Когда будет принесена шестая жертва начнётся ритуал. Остановить его невозможно.

— А если шестая жертва оживёт?

Серёга посмотрел с интересом, а Николай Васильевич постучал по своему лбу, выражая отношение к моему вопросу. Ну и дураки! Маг ответил:

— Я не знаю. Никогда такого не было. Ритуал может сбиться и ударить по участникам. А может и ничего не произойдёт.

Задаю самый важный вопрос:

— Сколько времени длится ритуал?

Глава 26. Палки в колёса большой политики, или "Нет тела, нет дела"

— На самом деле, то, что для цыгана свобода дороже жизни — миф. Или самообман. Если об этом рассказывает цыган. В нашем мире, на территории современной Румынии цыгане были в рабстве примерно пятьсот лет. Их продавали и покупали, как крепостных. И длилось это до середины девятнадцатого века. Не сочти за обиду, почтенная Донка.

Старая ромны задумчиво щурится на костёр, не отвечая на фразу Николая Васильевича. Один из молодых цыган, вскинувшийся было возразить, посмотрел на мрачно молчащую ромны, сел на место и сказал:

— Это о любом народе сказать можно. У всех в истории было рабство.

Николай Васильевич согласно кивнул. Потом, насмешливо улыбнулся и ответил нам с Серёгой:

— В истории нашего мира известен только один народ, который действительно не переносил рабства, — американские индейцы. Вот эти "дикари" действительно предпочитали смерть игу белого хозяина. Колонизаторам даже пришлось завозить из Африки негров, потому что "краснокожие" категорически отказывались быть рабами.

Я подумала, что, как экономист, могла бы сообразить это и сама. Экономически нецелесообразно тащить через океан чёрных рабов, которых надо было в дороге кормить и поить и многие из которых умирали в трюмах, пусть даже продавались они за копейки, когда на месте полно краснокожих туземцев, которых можно захватить в плен и заставить работать. Серёга спросил:

— Откуда ты всё это знаешь, Клаус?

— Я дипломную работу писал по кочевым народам.

— Дипломную?!

В абсолютном шоке, уставилась на Николая Васильевича, раскрыв от удивления рот. У меня сложилось о его образовании мнение: "ясли и военная академия". Причём, академия — под большим вопросом. Тот усмехнулся:

— Я истфак МГУ окончил. После армии.

Начала икать. Серёга сочувственно похлопал меня по спинке. Спросила его:

— А ты? Мехмат?

— А я — среднюю школу и учебку, Тигра.

Почтенная Донка оторвала взгляд от языков пламени и сказала Николаю Васильевичу:

— Много знаешь, майкэ Клаус. Мы стараемся об этом не вспоминать.

— Прости, что напомнил, почтенная Донка.

— Есть вещи, которые не стоит забывать, майкэ Клаус.

Кажется, это называется парадокс. Коснулась парней: оба снисходительно воспринимают женскую логику. А я поняла эту ромны. О некоторых вещах не хочется вспоминать. Но и забывать о них не следует. Николай Васильевич взял у одного из молодых цыган гитару, и перебрав струны запел:

(© Козлов Александр. "Орёл шестого легиона.")

— Красивая песня. Это Высоцкий? Или её в десанте поют?

Подумала, что мои одноклассники, прошедшие Афган, эту песню не пели. Но ребятам Афган... наверное, достался. Просто они были уже взрослыми к тому времени. Серёга отрешённо смотрит на языки пламени. А Николай Васильевич, он же Клаус, отвечает мне.

— Высоцкий тоже её пел. Но песня эта... начало сочинил один чех-писатель[6], в шестидесятом, а продолжили наши археологи на раскопках Херсонеса. В середине семидесятых. Так что, это своего рода гимн истфака[7].

— А я думала, ты военный.

— А я и есть — военный. После университета поработал в поле пару лет, потом забрали на сборы. А после сборов предложили Афган. Там нужны были люди с опытом. Обстрелянные. Мальчишки быстро погибали. Не все, конечно, но многие. Груз двести...

Николай Васильевич вздохнул, говоря эти слова. А я подумала: другое поколение. Родина сказала — надо. Наши ребята не косили от армии, но вторично отправляться "отдавать долг" никто не стремился.

— А сюда как попал?

— С парашютом.

Серёга смеётся, а Клаус говорит обиженно:

— И с тобой, дураком, подмышкой.

Мне не удалось скрыть любопытство — оно волной накрывает нас, и Николай Васильевич начинает рассказывать:

— Сбрасывались ночью. Меня подхватило воздушным потоком, завертело. Я маневрирую, но чувствую — голый вассер. Потом — штиль. Вишу в воздухе, как в невесомости. Нет, не так — просто вишу и не двигаюсь. Впереди марево... радужное. Потом, как мыльный пузырь и я в нём. А за пузырём шоссейка и камаз. И этот дуралей стоит на переходе и не двигается. А грузовик без тормозов, что ли, — разгоняется и не думает сворачивать. А он стоит, блин, как памятник. Ну я руку протянул... Как я до него дотянулся, ума не приложу. Но схватил за шкирку, буквально из под колёс выдернул. Уцепил покрепче и началось... Болтало нас в воздухе — думал всё. Хана. Потом вышвырнуло над морем. Я Серёге сказал "держись" и начал маневрировать. Кое-как спланировали к берегу. Искупаться пришлось, конечно. Но... выбрались. Познакомились. А потом... если бы не Серёга, мы бы не выжили.

— Серёга спец по контактам. Я сразу заметила.

Серёга, нарочито обиженно, сказал:

— Смейся, смейся.

А Николай Васильевич серьёзен:

— Зря смеёшься, Тигра. Мы с ним ни языка не знали, ни где очутились. Сначала думали — аномалия какая-нибудь. А когда я на небо посмотрел — чуть с ума не спрыгнул. Звёзды чужие. Всё чужое. От людей поначалу прятаться пришлось. Наблюдать...

Клаус махнул рукой. В нём до сих пор ощущается некоторое смятение. А вот Серёга адаптировался полностью. Что за учебка у него была? И почему он стоял и спокойно ждал камаз?

— Не смотри на меня так, Тигра. Я не буду исповедоваться. Клаус сказал достаточно.

— Мне просто непонятен эпизод с камазом. Ты не тот человек, чтобы впасть в шоковое состояние. Не знаю, где тебя учили, но учили хорошо.

Серёга издевательски улыбнулся и подтвердил:

— И ещё как!

Потом, подбросил сухую ветку в огонь и, не глядя на нас, тихо сказал:

— В нашей конторе не увольняют. Даже на пенсию. Я отработал своё.

В шоке смотрю на... кого? Боец невидимого фронта? Против кого он воевал? Даже во внешней разведке выходят на пенсию. Контора... внутри страны? Против... всех? Опричники генсека? А "отработавших" списывают под камазы? Вспомнила "Обмен времён холодной войны" и уточнила:

— Самортизированный агент? Или, как в фильме: "Он слишком много знал"?

Серёга не отвечает. Смотрит в огонь. Что он там видит? Коснулась эмпатией осторожно, чтобы не встревожить змея, — холодное, отрешённое спокойствие. Это как надо выдрессировать человека, чтобы он спокойно ждал камаза? Не смогла удержаться:

— А семья? Твои родственники? Ты из за них?..

— У нас нет семьи, Тигра. А для родителей я мёртв уже давно. Погиб на срочной службе. Такой порядок.

Николай Васильевич возмутился:

— Что у вас за контора, Серый? Так издеваться над людьми?!

— Не важно.

Голос Серёги бесцветен и тих. Мы послушно прекращаем вопросы. Попытаться утешить? Это ему не нужно. Николай Васильевич сказал весело:

— Зато тебе теперь не надо париться насчёт возвращения, Серый. Все дела завершены. Долг выполнен. Уволился вчистую.

Серёга потянувшись так же весело подтвердил, напомнив товарища Сухова:

— Эт' точно!

Встал со своего места и спросил задумавшуюся цыганку:

— Как у вас танцуют, почтенная Донка?

Не дожидаясь ответа, повернулся к Николаю Васильевичу:

— А сбацай-ка нам цыганочку, Клаус!

И Клаус сбацал. А Серёга, как настоящий цыган, плясал, погрузившись в танец. Молодёжь, не выдержав и минуты, присоединилась к нему. Николай Васильевич играет, я смотрю. Как жаль, что я не умею танцевать цыганочку! Ромны погладила меня по руке:

— Ты научишься, майкэ Тигра. Это просто. Отпусти свою душу в полёт.

В цыганский табор нас запихнул Карл. После того, как я пересказала ему предупреждение покойного мага. Для контроля мы подняли ещё и городского архивариуса. Он оказался обычным человеком, и работать было проще. Карл внимательно выслушал старичка, минуту помолчал, потом спросил меня:

— Ты думаешь, этот мальчик — шестая жертва?

— Это ты мне скажи, Карл. Вы с Мартином его допрашивали. Из какой он семьи и кто его родственники?

— Похоже — он. И что вы предлагаете?

Вопрос обращён к ребятам. Я всё время боюсь, что им придёт в голову допрашивать Карла на предмет местонахождения Мартина. Конечно, Карл — маг. И ребятам это известно. Карл предусмотрительно друга с собой не взял. Николай Васильевич задал встречный вопрос:

— Ритуал запущен и остановить его, как нам сказали, нельзя. Разве что перебить всех участников? Или предполагаемый объект приложения сил?

Глаза Карла медленно сузились. Он не ожидал проявления интеллекта от такого громилы, каким выглядит Клаус. Серёга — опаснее на порядок, но смотрится абсолютным лохом. Такому надо долго учиться. Ровным голосом наследник дона Джованни произнёс:

— Нам вряд ли удастся достать всех участников. А объект, предполагаю, вообще не здесь. Элементарная предосторожность.

Серёга безмятежно улыбнулся магу. Одобряет. И обратился ко мне:

— Почему ты спрашивала, что случится, если последняя жертва оживёт, Тигра? Такое возможно?

Тишина разливается вокруг нас туманом. Я, по-незнанию, влезла в непозволительное? Карл, не глядя на меня, говорит:

— Тигра сильный некромант. Очень сильный. Но оживить...

Неупокоенный ещё, архивариус сказал:

— Кощунство.

Вот блин! И что теперь делать? Отвечаю всем:

— Душа мальчика ещё здесь. Это не будет реанимацией, потому что тело мертво. И не будет воскрешением, потому что душу придётся прикреплять к восстановленному телу. Я называю это "оживляж". У мальчика не будет детей — тело мертво больше трёх суток. Но он будет жив и проживёт до смерти.

Николай Васильевич ехидным голосом задаёт ожидаемый вопрос:

— А если ему кирпич на голову упадёт?

Не менее ехидно цитирую Воланда, внушительным, по-Булгакову, голосом:

— "Кирпич ни с того ни с сего, никому и никогда на голову не свалится" (© М. Булгаков "Мастер и Маргарита"). — Потом, раскланявшись, на смешки ребят, продолжаю. — Он будет обычным смертным человеком. Только стерильным. Некромант не Господь Бог.

Архивариус прошипел: "Богомерзость". И я, поскольку он уже не был нужен, сказала: "Покойся с миром". Старика втянуло в могилу, все мужчины синхронно передёрнули плечами. Начинаю чувствовать себя отщепенкой. Николай Васильевич говорит:

— Мальчика надо будет скрыть на какое-то время. На случай, если прерванный ритуал, по инерции, продолжится.

Хлопаю глазами. Такое мне в голову не пришло. А ведь я тоже физику учила. И не только в школе, но и в институте. Инерция... Карл спрашивает:

— И на какой же минимальный срок это нужно?

Николай Васильевич сказал то, о чём мы втроём подумали:

— Сорок дней, как минимум, полагаю.

Карл сказал:

— Что ж, добро пожаловать в городскую тюрьму, господа.

На холодные улыбки ребят поясняет:

— Парнишка в камере за хулиганство. Тигра подняла его, но он не живой и не мёртвый. Ест обычную пищу, когда ему говорят "ешь". — Добрый взгляд на меня. — Насекомыми мы решили их не кормить.

Змей. Вот он кто! Весело скалюсь в ответ на неопределённый взгляд Николая Васильевича и изучающий Серёгин. Сейчас Серёга лохом не выглядит. Интересно, не он ли убил парнишку? Вот заодно и проверим реакцию зомби на убийцу. Правда парнишка убийцу не видел. Он даже не успел понять, что умирает. Лёгкая смерть.

Моё предположение оказалось верным, как верна и теория, что зомби старается найти своего убийцу. Забавно, — эта вполне человеческая реакция навсегда отучила меня видеть в поднятых людей. Глядя на оскаленное, утробно рычащее существо, рвущееся к Серёге, я не видела за ним человека. Тело без души — меньше, чем животное. Серёга собрался для боя, а я машинально рявкнула: "Стоять!" И зомби замер на месте. Подумала, что никто из поднятых мною искать своих убийц не кинулся. Потому что я некромант?