Визг на грани ультразвука, вспышки, сменяющиеся темнотой... можно ли сорвать голос, крича мысленно? Горло болит. Я кричу: "Это тоже Я!". Каждой из своих разрозненных ныне составляющих кричу, пытаясь собрать себя в единое целое. Но потоки сил не желают смешиваться. Плюнув, сплетаю из них шнур, вспомнив бабулины уроки макраме. Вот и пригодились навыки рукоделия.
Это была последняя сознательная мысль. Нет, я не отключилась. Я просто уснула, усмирив, наконец, энергию.
* * *
Состояние дремотного довольства жизнью. Три силы лениво ворочаются во мне, медленно впитываясь. Даже тьма боли не доставляет дискомфорта, став прослойкой между пламенем и льдом. Переплетение алого, чёрного и светлого до прозрачности голубого. Вот так я вижу себя. Когда сила усвоится, цветовое восприятие пропадёт. Это целитель сказал.
Гильдейский целитель посещает меня ежедневно. В сопровождении лорда Руфуса. Я живу в небольшом домике на территории его гарема. Предвосхищая бунт, лорд сообщил, что гарем, — самая безопасная часть его владений, поэтому я пока побуду здесь.
— Почему самая безопасная? А рабочий кабинет?
— Дитя, если из моего кабинета уйдёт какой-либо секрет, — это значит, что нашёлся кто-то ловкий и удачливый.
— А... — хотела спросить, в чём, собственно, разница, но мне тут же объяснили.
— А если из моего гарема уведут женщину, — я несостоятелен, как мужчина. Меня перестанут воспринимать всерьёз. Навсегда.
Молчу. Логика безупречна. Да и в кабинете, каким бы большим он ни был, жить не так удобно, как в доме с садом. А гарем... — подумаешь, гарем. Мы не общаемся. Лорд запретил своим женщинам даже смотреть в мою сторону. Опасается, наверное, что наложницы нахватаются дурных манер. Я не приветствую господина, преклоняя колени, не спрашиваю позволения заговорить, более того, — осмеливаюсь задавать вопросы! Не знаю, оставит ли он в живых прислуживающих мне рабынь, или уничтожит, чтобы не разносили по гарему заразу вольнодумства.
Первую неделю меня водили под руки. Я была слишком слаба, чтобы ходить самостоятельно. Да и сейчас ещё я передвигаюсь с остановками, чтобы отдышаться. Но уже могу дойти до лужайки, на которой установлена широкая мраморная скамья. Целый день провожу на солнышке, греюсь, как кошка на подоконнике. Лорд обещал, что к свадьбе Карла мы успеем. И обещал, когда я восстановлю силы достаточно, чтобы ходить самостоятельно, показать мне корабль. А то я так и не увидела своё детище. Все видели, а я, — нет. Обидно.
* * *
Утро начинается с того, что меня под руки ведут в удобства. Гигиенические процедуры проделываю самостоятельно. Хотя, первые дни приходилось отпихиваться от рабынь. Нет. В самые первые дни сил отпихаться у меня не было, и они отрывались на мне по полной. Обмазывали всякими составами, обмывали в девяти разных водах, обтирали, как какую-то куклу, массировали. Бррр... Изничтожили все волоски на моём теле. Видите ли, женщина должна быть гладкой и шелковистой, как статуэтка из драгоценного дерева. И душистой, ага. Мастер ароматов подбирает мне масляные духи на разные случаи жизни. Мастер одежды изготавливает наряды, обувь и украшения. На моё возмущение, лорд Руфус, которого я принципиально никак не называю, выдал мне земную поговорку: "В чужой монастырь со своим Уставом не ходят". Короче, — с волками жить, по волчьи выть. Раз я сейчас живу в гареме, то и распорядок дня у меня соответствующий.
После того, как я покидаю удобства, меня закутывают в мягкое покрывало, и начинают красить, и причёсывать. Отращивать ногти отказалась категорически, и мне их просто полируют с пурпуровым порошком. И на руках, и на ногах полируют. Причёски делают разные. Фантастические сооружения из моих волос украшают цветами и крохотными черепаховыми гребнями, инкрустированными драгоценностями. А, может, и не черепаховыми. Кто их разберёт. Попутно меня подкрашивают. Опытная рабыня несколькими прикосновениями тонких кисточек умудряется сделать мои глаза огромными, выражение лица удивлённо-восхищённым, а губы, — улыбающимися.
Туфельки с серебряными бубенчиками в каблучках требуют ровной походки. Серьги, браслеты, кольца, ожерелья и поясные украшения тоже снабжены крохотными погремушками. Хожу окутанная серебряным звоном. Это украшения для начинающих обучение. Движения женщины должны быть красивыми и плавно-текучими. И ногами не затопаешь, — тут же прибегают крепкорукие служительницы, и наказывают рабынь хлыстами с широким полотнищем, чтобы шрамов не осталось. Если я возмущена, — значит мне плохо прислуживают. Долго злиться, впрочем, не получается, — накатывает дремотная лень. С этим надо что-то делать. Думаю, что если я сама не вырвусь из отсюда, меня так тут и оставят. А со временем и наложницей сделают.
Заниматься йогой мне не запрещают. Уже хорошо. Но дремотно-довольное состояние меня беспокоит. Такое ощущение, что оно не моё собственное, а наведено на меня снаружи. А что? Телепат может.
* * *
Начала отъедаться. Сладости и вкусности. Тают во рту, пахнут умопомрачительно, в общем, — соблазн, как он есть. А мне достаточно на пирожное посмотреть, и можно шить одежду на размер больше.
— У меня предрасположенность к полноте. Зачем меня откармливать?
Спрашиваю целителя. Самого лорда усиленно игнорирую. Запер меня здесь, и думает... не знаю, о чём он думает, но сбегу при первой возможности.
— Госпожа напрасно расстраивается. Каждая женщина совершенна. И каждая по-своему. Если госпожа по своей природе должна быть пышной, то не нужно себя мучить, отказываясь от еды.
— Идеальная фигура с точки зрения математики, — шар. Я должна приобрести идеальную форму?
— Не болтай ерунду, дитя.
Надулась, как мышь на крупу. Пышной! При моём-то невеликом росте. Конечно, наложницы, которых я иногда вижу в обзорное радужное окно, в основном кустодиевских форм. Или рубенсовских. Такие... мясистые, — тянешь руку, маешь вещь. Эльфообразные, "обнять, и плакать", худышки тоже присутствуют, равно как и изящные статуэтки, но лорд, судя по всему, предпочитает обильных телом женщин. Ну и какое отношение это имеет ко мне? Разве что меня раскармливают, чтобы затруднить побег.
— Что за мысли у тебя сегодня, дитя?
— Энергия усвоилась, и я могу покинуть гарем.
— Можешь.
— Тогда почему я ещё здесь?
Безупречная линия губ изогнулась в издевательской улыбке. Не говоря ни слова, лорд исчез в радуге. Отправился крепить оборону рубежей. Сволочь! Покидать гарем мне предлагается самостоятельно.
* * *
Определила эмпирическим путём границы отведённой мне территории. Гуляю в разные стороны. Получилась неровная окружность километров примерно пяти в диаметре. Где-то сорок минут неспешным шагом до стены тумана, поглощающей всё. Точнее говоря, когда я иду к границе, я вижу пространство, находящееся за ней. В основном, такие же рощицы, перемежающиеся цветущими лужайками. Как только я достигаю "нейтральной полосы", впереди встаёт молочно-белый туман. И пройти в него нет никакой возможности, — выталкивает за полосу. Но я что-нибудь обязательно придумаю.
* * *
— Нет, дитя, ТАК в гаремах не танцуют. Где ты этот танец откопала?
— В доме мадам Тересы, милорд. Где ещё я могла научиться танцевать для мужчин?
Всем своим видом изливаю на наидобрейшего почтительнейший восторг, сдобренный порцией сладкого яда. Сволочь! Всё в игрушки играет! Теперь, в качестве наказания за неудачную попытку побега, я должна выучить один урок, необходимый для наложницы. Сегодня, вот, танцую. Злиться нельзя, — наказывают рабынь. Если я недовольна жизнью, — значит мне плохо прислуживают. А реагируют крепкорукие прислужницы сразу. Тотальное, блин, наблюдение. Злиться нельзя, плакать нельзя, ругаться — тоже нельзя. Начинаю задумываться, не подраться ли мне с лордом Руфусом. Но! Сокращать дистанцию нельзя. Потому что, думается, меня к этому и подталкивают. А так хочется спросить: "чего ты, сволочь, добиваешься?" Но и этого тоже нельзя. Начинаю понимать непрошибаемость представителей королевских домов. Если за их проступки наказывали других (мальчик, или девочка для битья, — отнюдь не выдумка писателей), то воленс-ноленс научишься себя сдерживать при любых обстоятельствах. Если, конечно, ты не извращенец, радующийся чужой боли. Но такие обычно погибали от несчастных случаев. Или на поле боя, покрыв себя и Дом неувядаемой славой, ага.
Сегодня я всё-таки продавилась через туман. И? Как в том анекдоте: "...а ... толку?"[11] На втором шаге меня перенесло на порог моего дома. И лорд Руфус тут как тут. В знак того, что не гневается, объявил, что изволит пообедать в моём доме. Как я ему тарелку на голову не надела?.. До сих пор радуюсь своей выдержке. А отобедав, лорд назначил мне очередное наказание. В виде обучения танцам. Я уже обучаюсь красиво двигаться, ухаживать за лицом, волосами и телом, составлению духов и притираний, играть на лютне, распевая приятным голосом фривольные песенки, рассказывать сказки, как Шехерезада, и теперь ещё и танцевать! Скоро у меня времени не хватит даже думать о побеге. И вот тогда, я, точно, сбегу. Потому что моё подсознание работает над поиском дороги даже во сне. Все рекомендации "не зацикливаться, и переключиться на другое, если не получается", исходят из этого знания. Так что я не волнуюсь. Укрепляю нервы при помощи медитаций, и продолжаю попытки покинуть гарем.
* * *
— А теперь, госпоже следует быть очень осторожной.
Не дыша, по капле отмеряю эмпатию, максимально сузив канал силы. При работе с кристаллами, малейший перебор означает разрушение структуры и, вместо драгоценности, — мусор на выходе. Эмпатия туманной вуалью окутывает осколок сапфира, оставшийся после разделения большого камня на несколько частей. Три безупречных кусочка переданы в работу, а весь прочий, негодный ювелирам хлам, отдан мне для тренировки.
Ага, выполняю очередную повинность. Совместить портал с выходом из границы не удалось. Меня закрутило, как в центрифуге, и... вернуло на порог домика. Но эта работа мне нравится. Кристаллы очень чувствительны к магии, и эмпатию они тоже впитывают благодарно. Стараюсь пробудить душу камня, чтобы он сам себя создал таким, каким хочет быть. С кораблём было намного проще. Не приходилось осторожничать. Сколько я изничтожила заготовок... уже не считаю. Но два камня у меня есть. И... тронутые эмпатией камни отличаются от обработанных мастером гильдии гранильщиков (!), как бриллиант тонкой огранки от бутылочного осколка. Они совершенны.
— Вот показатель того, как не надо делать украшения. Эти камни перетянут внимание на себя, сделав носящего их невидимым.
— Для кого-то это преимущество.
— Безусловно, дитя. Что ты собираешься с ними сделать?
Злобно посмотрела на вежливо улыбающегося лорда Руфуса, и, почтительно пришепётывая, ответила:
— Когда милорд поручит мне изучить ювелирное дело, вставлю их в достойную оправу, и пожертвую Бездне.
Я и сама поняла, что никогда не надену украшения с такими камнями. Разве что, жить надоест. Свернут голову, как курёнку.
— Матери-Бездне!
Поднятый вверх алебастрово-белый тонкий палец подчеркнул важность уточнения, сделанного лордом. Послушно повторила:
— Матери-Бездне.
— Хорошо, дитя. Продолжай занятия.
Лорд Руфус собрался исчезнуть в радуге, и я поторопилась:
— Милорд позволит задать ему вопрос?
Мне милостиво кивнули:
— Позволю.
— Почему милорд носит такое имя?
А в ответ — тишина. Глаза наидобрейшего начинают светиться. Не понравился ему мой вопрос. Да что там! Лорд Руфус изо всех сил старается не впасть в амок. Тигрица довольно сощурилась, и поточила когти. Я удерживаю маску вежливого интереса. Мне действительно интересно, почему белокожего, черноволосого и голубоглазого лорда назвали Руфусом (Rufus — красный, рыжий). Справившись с собой, лорд свалил в радугу. Молча. А я только после его исчезновения начала задумываться, что буду делать, если наидобрейший решит меня убить за дерзость. Пришла к выводу, что если убивать будет быстро, то ничего сделать не смогу. А медленно — смысла нет. Я не буду сдерживать эмпатию, и мой убийца получит полной мерой.
* * *
И опять я иду по радуге. На этот раз мост превращается в крутой склон, и тигрица летит по нему длинными прыжками сквозь туман прошлого. Подкрадываюсь к радужному пузырю, затягивающему панорамное окно, смотрю, слушаю.
Перед моими глазами сцена из съёмок фильма ужасов. Растерзанное тело женщины, окровавленный монстр, вгрызающийся в останки, и трое мужчин, наблюдающих этот эпизод. Не хватает оператора и девушки с трещоткой.
Монстр оторвался от трапезы, и зашипел на мужчин, угрожающе щёлкая парой клешней. Прочие конечности снабжены когтями, шипами и даже пастями. Это не считая нескольких щупалец с присосками. В общем, фантазии творцу чудовища не занимать. Один из мужчин движением пальцев поднял монстра в воздух. Все трое рассматривают злобно извивающееся создание, пытающееся то спуститься, то дотянуться до обидчиков. Вспомнила, как меня вот также подвешивал наидобрейший, и вполне разделяю его чувства. Нападать на наидобрейшего у меня и в мыслях не было, — слишком разные "весовые категории", а вот спуститься я пыталась. Безуспешно, как и монстрик.
— Прекрасный, сильный малыш. Поздравляю, Нем.
— Он убил мою жену...
— Так бывает, ты знаешь. Если не удаётся отбиться и сбежать, сильные дети убивают. Как назовёшь наследника?
— Руфус.
— Это не родовое имя, Нем. — Пауза. — Не можешь простить? Малыш не осознавал, что делает. Он хотел жить, и отбивался.
— Он весь покрыт кровью матери, Тайг. Хотел есть, и пожрал давшую ему жизнь?
— Жизнь нам даёт Мать Бездна, Нем. И отбирает она же.
Мужчины благочестиво склонили головы. Детёныш зашипел и отчаянно забился в воздухе. Третий из мужчин щёлкнул пальцами, и появились две женщины (наверное) под покрывалами.
— Возьмите лорда-наследника. Имя ему Руфус.
Отец лорда молчал, глядя на горизонт.
* * *
Сон, или... что? Спрашивать у лорда Руфуса не буду. Если увиденное мною было в действительности, то... то лучше не спрашивать. Не надо милорду знать, что я знаю.
Скрыть знания от телепата...
Лорд, заглянувший ко мне на следующий день, косо посмотрел на меня, сразу после моего приветствия, и отвернулся. Не поворачиваясь, глухо сказал:
— Лорд-отец так и не простил мне гибель своей жены. Он щедро выделил своему первенцу резиденцию на границе протектората, приставил гильдейских нянек, а позднее воспитателей из гильдии наёмников, и не утруждался посещением опального наследника. А в Бездне мне приходилось прятаться и убегать...
Представила охоту взрослого монстра на детёныша. Детёныша жалко, лорда Руфуса, — нет. Ибо, если он мне об этом рассказывает, значит, охотничьей добычей стал дорогой папенька лорда.
Тень улыбки коснулась ярко-голубых глаз. Бесконечно прекрасное лицо лорда осталось бесстрастным.
— Я возглавил Дом в пятнадцать лет. Номинально, разумеется. Все мои решения курировал Совет лордов-протекторов.
— Смею надеяться, милорд, Совет их одобрял? — Не только мой голос, я вся источаю сладкий яд.
