Тигра. Не от мира сего. Семинар

— Точишь когти, дитя? — Тонкая бровь приподнялась на долю миллиметра. Не обманываюсь кажущейся доброжелательностью. И вообще, — мне здесь надоело!

— Надоело... Тогда почему ты ещё здесь?

Привычно абстрагировалась от психологического прессинга, просто стряхнув с ушей провоцирующую вспышку злости фразу. Лорд сам натренировал нас, так что, пусть не жалуется на непрошибаемость. Демонстрирую почтительное восхищение, и восторженно сияю глазками. Получаю в награду холодный взгляд, плюс сообщение:

— Будешь сопровождать меня. Два часа на подготовку.

* * *

Рабыни окружили меня стаей почуявших кровь акул. "Небрежно" подобрали волосы, открыв шею, беззащитность которой подчёркнули длинными серьгами с лунным камнем. Слегка подправили линию губ, сделав стандартно-восторженную гаремную улыбку слегка насмешливой. Почтительно натянули на мои ноги тонюсенькие чулочки. И? И всё. Практически, по-Гарднеру: "Хорошая хостесса должна отвечать трём требованиям: обладать невинной внешностью, возбуждающим телом и не иметь под платьем ничего, кроме соблазнительных изгибов".

Светло-серое платье тонкого шёлка с открытой спиной, белоснежные шёлковые перчатки. Длинные, закрывающие локти. Белоснежные туфли-лодочки на немыслимо высокой тонкой кинжалообразной шпильке. Шпилька-стилет, — так её называют. Лично я на такие туфли могу только смотреть. Эти каблуки сделают из меня балерину на пуантах.

— В таких туфлях следует возлежать на шёлковом покрывале, демонстрируя ножки. Ходить в них нельзя.

— Ты озвучила свой выбор, дитя?

Заметалась по комнате. Мысленно. И не я, а моя тигрица. Нас загоняют в ловушку...

— Я сломаю последние ноги, милорд, попытавшись сделать шаг. Этот каблук длиной с мою ступню. — Для верности, приложила туфельку каблуком к необутой ещё ноге. Разница примерно в пять сантиметров. Не пуанты, — только и всего. Бегать на цырлах целый день, демонстрируя лёгкую походку, — занятие не для слабонервных.

Меня окинули скучающим взором, и отвернулись.

— Я не ожидаю от женщины особого ума, дитя. Но всплеск твоего слабоумия явился сюрпризом. У тебя ровно семь минут.

Научиться ходить в модельной обуви за семь минут? Придётся, если я не желаю занять место в гареме лорда. Слабоумие... Я должна была чему-то научиться? Что-то усвоить? Перебираю женские умения, полученные за время пребывания "на территории", и не нахожу ничего, что могло бы помочь. Не ювелирное же дело использо... Вот уж воистину, "тундра неэлектрифицированная"! Если я договорилась с камнями, то почему не попробовать уговорить туфли? Творение человеческих (ну, или не человеческих) рук уговорить намного легче, чем кусок кристалла.

Вытянула ноги, пошевелив пальцами, в знак готовности обуваться. Рабыни кинулись на колени, почтительно вдевая мои ступни в шедевры обувного искусства. Теперь надо встать. Вспомнила цитату о блудном сыне, начала хихикать. "Встану, и пойду к отцу моему...". Лорд повернулся ко мне, движением пальцев подзывая служительниц. Сейчас отправит меня в гарем, предварительно приказав выпороть за дерзость.

Делаю незаметный вдох, выпуская облако эмпатии, окутываясь тончайшим её флёром. Не для окружающих, — для себя. Поладить с собственным обликом. От кончиков пальцев ног, и до макушки.

— Милорд. — Вежливая улыбка, несколько лёгких шагов, и скопированное у лорда движение пальцев. Раз я его сопровождаю, — пусть предложит локоть.

Всё-таки, эмпатия, — это вещь! Я совершенно не ощущаю ни обуви, ни одежды, ни множества скрытых волосами шпилек, поддерживающих кажущуюся небрежность моей причёски. Наоборот. Все вещи, попадающие в область флёра, стремятся обеспечить мне наивысший комфорт.

Голубые глаза вспыхнули, просветив меня рентгеном. Отстранённый кивок и... размечталась я о локте! Милорд отвернулся от меня, и шагнул в портал. Пришлось бежать за наидобрейшим на цырлах, старательно создавая видимость плавного перемещения. Ибо (!) движения женщины должны быть плавно-текучими, и полными сладкой неги. Гррр!..

На вопросительный взгляд лорда загадочно улыбаюсь. "Будь красивой, и молчи". Красоты, конечно, во мне маловато, но, окутанная флёром эмпатии, я сейчас являю собой эталон гармонии, которая значит много больше отдельно взятой красоты. Примерно, на порядок больше.

Разноцветный паркет из нескольких сортов драгоценного дерева восторженно стелется мне под ноги, когда я, как акула за кораблём, двигаюсь следом за лордом Руфусом. Мягкое сияние освещает дорогу...

— Дитя, ты привлекаешь внимание.

Безмятежно улыбаюсь, втянув излишки эмпатии. Освещение огромного зала стабилизировалось. Натренировавшись на кристаллах, я теперь более-менее управляюсь со своей силой. До полного освоения, — как до звезды, но сдвиги есть. Зачем это милорду? Вопрос на миллион.

* * *

"Я спокойна. Я совершенно спокойна. Я безмятежна, как безоблачное небо летнего полдня...". Занимаюсь самовнушением, загоняя бешенство внутрь. Так и инфаркт заработать недолго. Лорд Руфус милостиво сказал, — "развлекайся, дитя" — и... свалил в закат, оставив терзаться по поводу "облико морале". Все (!) присутствующие женщины одеты, как леди. И только я, единственная и неповторимая, рассекаю без нижнего белья. Прикидываю, удастся ли мне влить эмпатию в серьги, чтобы присутствующие видели только их, а не меня. Вероятность удачи невелика, -недостаточно одного дня тренировок, для безупречного исполнения тончайшей работы, и... я зла. Гррр... Смущаться не собираюсь, помня вычитанный когда-то главный закон Парижа: "никогда не извиняйся; что бы ты ни натворил, делай это с улыбкой" (Франсуаза Саган "Сигнал к капитуляции"). Окутываюсь томной негой, и одаряю окружающих. Не рублём, разумеется, а ленивой улыбкой.

— Моя дорогая девочка, позволь поухаживать за тобой.

Вопросительно улыбаюсь (будь красивой, и молчи). Меня осветило сиянием изумрудно-зелёных глаз (можно переходить дорогу) и белоснежных зубов (дантисты рыдают, а девочки выпрыгивают из трусиков). Мне выпрыгивать не из чего, благодаря предусмотрительности наидобрейшего, так что я, — правильно! — приветливо улыбаюсь Мессингу.

— Выглядишь сокрушительно. Просто огонь!

Поощрительно улыбаюсь, — хвалите, хвалите меня, — и пусть сплетницы захлебнутся собственным ядом. Мессинг подхватил с подноса у проходящего официанта пару бокалов с шампанским.

— За встречу, сладкая.

Жмурясь, как кошка, обозначаю уголками губ удовольствие. В изумрудных глазах вспыхивают шальные огоньки. Сердце моё, забыв, что оно мышца, ухнуло вниз, оставив в груди и внизу живота странное ощущение щекочущего холода... Это желание? Я в недоумении. А как же романс? "В крови горит огонь желанья"?.. Склонившись к моему ушку, Мессинг прошептал:

— Это предвкушение, сладкая. До желаний мы ещё не дошли. Одно слово, и я тебя украду.

Отстранённо улыбаюсь. Обещания... обещания... Нет у меня желаний подобного рода. Меня Сэ полностью удовлетворяет. Как в анекдоте: посмотрю на него, и... ничего не хочу. Значит, — полностью удовлетворена.

Ярость плеснула с трёх сторон. Направлена, правда, не на меня. Двое в ярости на Мессинга, а сам Мессинг в ярости на... кого? На лорда Руфуса, который уже приближается к нам. Эх! Надо было соглашаться на предложение меня украсть...

— Дядюшка, какая неожиданная встреча!..

— Тебе нечем заняться? Найти для тебя дело?

Мессинг насмешливо улыбнулся:

— Уже ухожу. Забежал посмотреть на свою подопечную. Не обижаешь ли ты её.

— Забочусь, как о родной.

— Да уж, вижу. — Плотоядно оглядев меня, притянул к себе, и целуя в щёчку, прошептал. — Не позволяй ему сделать из тебя марионетку, Тигра. Сопротивляйся. У женщин получается.

Отстранился, и вышел из зала, отрицательно качнув ладонью бросившимся к нему акулам пера.

Легко сказать, "не позволяй". Солли тоже высказывался насчёт выбора. А что значит "у женщин получается"? Мессинг говорил явно не о банальной драке.

Вежливо улыбаюсь лорду Руфусу. Из за моей спины красивый голос с безупречной дикцией произнёс:

— Я заберу её немедленно.

Вспышка головной боли растворилась в тигриной ярости. Тигрице известен говорящий? И вообще! Что значит "заберу"? Я не рюкзак с консервами в дорогу. Делаю плавный шаг в сторону, чтобы увидеть наглеца. Тёмно-синие, почти чёрные глаза, подсвеченные голубоватыми молниями, рассматривают меня с презрительным неудовольствием. Мысленно пожимаю плечами. Детский сад, штаны на лямках. Не нужна и не нравится, но, чтобы другому не досталось, пусть будет у меня.

— Она ещё не готова, Лаки, мой мальчик.

— Я в состоянии воспитать для себя женщину.

Самоуверенный. Осуждающе улыбаюсь. Лорд Руфус молча смотрит на своего "мальчика". Любимый воспитанник? Тигрица не чует в них родства по крови. Мысленно отмечаю, что до лорда Руфуса "мальчику" как до луны, и, мысленно же, показываю ему язык.

— Дитя... — наидобрейший с ласковым укором смотрит на меня. Хорошо, хоть, "ай-я-яй" не говорит. Коснулась его эмпатией, — забавляется.

И тут мне пришлось вцепиться в тигрицу, ибо на нас налетели акулы пера. Как тяжела жизнь селебрити. Это какую стрессоустойчивость надо иметь, чтобы круглосуточно выдерживать такой психологический прессинг!

— Лаки, улыбку!

— Можно сообщить вашим поклонницам, что место рядом с вами уже занято?

— Кто ваша прекрасная избранница? Она модель? Шикарный наряд!

Слышали разговор с наидобрейшим. Прекрасная, — это я. Ну да. Придётся соответствовать. Тем более, что этот мерзавец Лаки нежно взял меня за талию, и притянул к себе. Слегка добавила эмпатии, улыбаюсь наглецу насмешливо, по-кошачьи щурясь. Я твёрдо намерена придерживаться взятого на сегодня принципа "будь красивой, и молчи".

Сощурилась я вовремя, вспышки камер буквально ослепляют. Лорд Руфус холодно посмотрел на стаю репортёров, и вытянул меня из полуобъятий Лаки.

— Возвращаемся, дитя. На сегодня достаточно.

И когда я плавной, исполненной сладкой неги, рысью передвигалась за наидобрейшим, мне вспомнилась цитата "у женщин высокая способность к пассивному сопротивлению". Мессинг имел в виду именно это?

* * *

— Ты узнала Лаки, дитя. — Лорд не спрашивает, он констатирует факт. И как мне ему возразить?

— Его узнала моя тигрица. И он ей не нравится.

— Придётся смириться. Лаки станет отцом твоих детей.

Почтительно улыбаюсь наидобрейшему, удерживая полосатую кошку, рвущуюся пустить ему кровь. Лорд Руфус тигрице тоже не нравится. Вероятно, не всё так гладко с запланированным им для меня будущим. Возможно, будущего для меня милорд и не планирует? Тигрица согласно хлещет себя хвостом по бокам. Ярко голубые глаза холодно смотрят на меня.

— Вы оба не готовы. Так что, не думай об этом. Продолжай осваивать свои способности.

— Да, милорд. — Покорно склоняю голову. Протестовать смысла нет, — лорд Руфус не воспринимает слово "нет". Буду трепыхаться, — накажут рабынь. Да и способности осваивать нужно, — наидобрейший абсолютно прав.

* * *

(© Дюбюк Александр "Моя душечка" отрывок)

Мурлыкаю вполголоса, подбирая мелодию романса на лютне. Лорд Руфус улыбается снисходительно. Лорд Лаки, демонстрируя хорошие манеры, — восхищённо. Наидобрейший выгуливает нас во внутреннем дворике моего гаремного дома. Решил, что нам необходимо общаться, дабы привыкнуть (читай, — смириться с неизбежным) друг к другу. Вчера питомец милорда утопил меня в комплиментах и смылся, сославшись на разрывающую его сердце необходимость заниматься делами. Бла-бла-бла. Вероятно, доза нашего общения превысила критический уровень. Ага, привыкать надо постепенно. В час по чайной ложке. Сегодня я встретила милого друга во всеоружии. Восторженно сияю глазками, и щебечу, как придурочная канарейка. На этом фоне, мои музыкальные упражнения лордом Лаки восприняты как долгожданный отдых. Глоток воды в пустыне, ага.

— Могу я сопровождать Тигру на прогулке?

Насторожившись, жду, что скажет наидобрейший. Хотя вопрос задан некорректно. Поскольку лорд не калека, и распоряжается своим временем самостоятельно, сопровождать меня он, безусловно, может. А вот позволит ли это лорд Руфус...

Наидобрейший рассмеялся. И... промолчал. Но предлагать, как Мессингу, найти для него дело не стал. Вероятно, милорд только родственников держит в строгости.

Впрочем, через четверть часа, наидобрейший, сказав, что надеется на наше благоразумие, отбыл в неизвестном направлении. Сижу, благонравно сложив руки на коленях, и абсолютно бессмысленным взглядом смотрю на "отца своих будущих детей". Нууу, экстерьер у них будет хороший, если в отца пойдут. С мозгами плоховато по обеим линиям, но, в светском обществе, главное — манеры. Тигрица фыркает. Главное, чтобы самец был здоров, силён и добычлив. Ага-ага. Это мы проходили с Сэ.

Тёмно синие глаза расцветились голубыми зарницами. Лениво улыбнувшись, Лаки промурлыкал:

— Может, нам настало время узнать друг друга поближе?

Интересно, где его учили. Мурлыкать с безупречной дикцией не каждый оратор сможет. Судя по ажиотажу, устроенному папарацци, Лаки один из идолов широкой публики. А судя по фамильярности, с которой от него требовали улыбку, он играет в амплуа "герой-любовник".

— Я очарован. Рад, что моя персона заставляет тебя шевелить извилинами.

Лорд Руфус хорошо воспитал своего "мальчика". Лаки не набрасывается на меня с поцелуями, и не пытается задрать подол. Он всего лишь ласково перебирает мои пальцы. Токи удовольствия, разносящиеся по всему телу от этих прикосновений заставляют включить контроль дыхания. Довольно жмурюсь... за эти годы я научилась ценить маленькие радости жизни. Но это же надо, так воздействовать на нервные окончания! А я, бестолочь, изучала только сочетания доставляющие боль. Что ж, есть новое направление для дальнейшего совершенствования. Наидобрейший приказал осваивать свои способности, так почему бы мне не дополнить их новыми знаниями?

Отвечая на мои эмпатические сигналы, умница Лаки контроль дыхания не включает. Прааавильно. Чтобы женщина испытывала интерес, следует продемонстрировать ей желание. Золотистый свет в полуприкрытых глазах, сбившееся на мгновение дыхание, лёгкая дрожь пальцев, продолжающих ласкать мою кисть — пряная приправа, оттеняющая вкус соблазна. Тигрица мурчит, ей нравится прелюдия.

Вернувшийся лорд Руфус насмешливо посмотрел на нас, и разогнал по местам, согласно расписанию дежурств (шутка юмора).

Глава 31. Шаг в неизвестность, или "Уроки выживания на местности".

Следующим утром я покинула гарем. Безо всяких усилий. Достаточно было пожелать, приправив посыл толикой эмпатии. Лучше бы сидела на попе ровно. В мире, куда я так радостно шагнула, идёт охота на ведьм. Разумеется, в возникшей из ниоткуда женщине, одетой, а точнее, соблазнительно раздетой в лёгкие шелка, сразу признали ведьму. Украшения, содранные с меня, вредоносными, впрочем, не сочли, — рассовали по карманам. А меня запихнули в клетку к прочим несчастным, дожидающимся вердикта храмового суда.