Тернистая дорога к звездам

— Извините, Яков, Голди говорит о своем бывшем поместье. Она испанка, убила там своего мужа и сбежала сюда, находится в розыске. Человек без паспорта, если можно так выразится. Мы не можем доверять убийце. Я сегодня ее заберу от вас, приедет новая переводчица, — пояснил Джон.

— Как она убила своего мужа? — спросил Яков.

— Говорит случайно... Взяла пистолет, не зная, что он заряжен. Нажала на курок, не видя входящего мужа. Но правда ли это? Беглянка может наговорить все, что угодно.

— Это действительно так? — спросил Яков Голди.

— Да, господин, это правда, — ответила она.

— А поместье? Оно принадлежит вам, Голди?

— Да, господин.

— Джон, оставьте нас минут на пять, погуляйте в саду.

— Но, Яков...

— Я не ясно выразился, Джон?

— Конечно.

Он встал и вышел в сад. Яков заговорил с Голди:

— Я могу купить это поместье... тебе не страшно будет в нем находиться после случившегося?

— Нет, господин, я буду вам бесконечно благодарна.

— Ты получишь чистый паспорт и деньги за поместье... Зачем тебе оставаться со мной?

— Я не смогу быть неблагодарной. Я не уйду от вас, господин.

— Хорошо, Голди, позови Джона.

Яков объяснил ему, что необходимо сделать. Скрипя зубами, Джон увозил с собой мулатку и другую белую женщину. Оставалось дождаться его возвращения из Испании, где он должен был уладить дела — закрыть уголовное дело и розыск Голди, а также снять на видео поместье.

Яков попросил Голди объяснить Лейле, что хочет сделать ей паспорт и взять с собой в Испанию. Лейла выслушала и бросилась в ноги к Якову.

— Что она говорит? — спросил он, пытаясь поднять плачущую Лейлу.

— Она благодарит вас, господин, — ответила Голди.

— Прикажи ей встать — не выношу слез.

Голди проговорила резко, Лейла встала, смахивая ладошкой слезы. Яков указал им рукой на кресла рядом.

— Объясни Лейле, что когда она получит паспорт, то может со мной не ехать, это ее право, она станет свободной женщиной, как и ты, Голди.

Лейла выслушала, замотала головой и снова прижалась к его ногам. Голди пояснила:

— Она не оставит вас, как и я, господин. Теперь мы ваши рабыни по зову сердца, а не по принуждению. Это разные вещи, господин, принуждение и уважение...

Лейла что-то говорила на английском... Голди улыбнулась:

— Она сожалеет, что не знает русского языка, господин, так много хочется сказать слов благодарности.

— Спасибо, девочки, я буду изучать испанский и английский, а Лейла русский. Надеюсь, что скоро станем понимать друг друга. Пока отдохните, займитесь своими делами, я хочу побыть один немного, позову вас позже.

Девушки ушли в другой зал, решили поговорить.

— Господин дает тебе свободу, Лейла, но ты хочешь поехать с ним. Он тебе нравится?

— Он хороший человек, Голди, и у меня выхода другого нет. Я понимаю, что оставшись здесь, у меня снова заберут паспорт и отправят в какой-нибудь бордель, даже здесь не оставят. Да, я не люблю господина, но возможно он мне понравится со временем, а пока я ему благодарна и счастлива. И я буду с ним, как и когда он захочет.

— А мне он нравится, Лейла, — задумчиво произнесла Голди, — он покупает мое бывшее поместье в Испании. Представляешь — я снова буду жить в доме, в котором родилась и выросла. Испания... ты не знаешь, что такое Испания...

— Если он тебе нравится, Голди, то я уйду от него в Испании, я не стану мешать тебе. Только здесь не останусь.

— Нет, Лейла, — возразила Голди, — тогда господин найдет другую вместо тебя. Вдруг объявится сволочь, как эта проклятая мулатка. Станет воровать и плести небылицы, оговаривать. Господин предупредил заранее, что придется делить ложе с другими женщинами. Я ему благодарна за правду. Хочется быть одной с ним, но ничего не поделаешь, — она вздохнула, из глаз потекли слезы.

— Голди, да ты влюбилась! — воскликнула Лейла, — как я смогу помочь тебе? Это же так тяжело делить любимого мужчину с другой женщиной.

— Ты можешь помочь, Лейла — не уходи, я не перенесу другую женщину рядом с ним.

— Голди, — грустно произнесла Лейла, — когда ты успела влюбиться?.. Мы так мало времени были вместе. Видимо, сердцу действительно не прикажешь...

Джон вернулся из поездки через неделю. На следующий день он побывал на вилле и обрадовал всех:

— Все готово, господин Рябушкин, мы можем ехать в Испанию. Это ваши паспорта, господин Рябушкин — американский и испанский, вы законный гражданин этих стран. Покупку поместья оформим в Испании, там же вы откроете счет в одном из банков, куда мы перечислим деньги немедленно.

Синьорите Голди он вручил ее испанский паспорт, а Лейле американский. Яков просмотрел фотографии и видео поместья, заметил, как взволнованно торжественно смотрела Голди.

— Неплохая усадьба, — пояснил он, — мне нравится. Голди, сколько времени может находиться Лейла в Испании по американскому паспорту?

— Как вы пожелаете, господин. Вы можете ежегодно продлять ее местонахождение в Испании в полицейском участке, взяв ее на работу, если здесь поставят отметку бессрочного выезда, — ответила Голди.

— Отлично, Джон, когда наш самолет?

— Я за вами заеду в восемь утра и отвезу в аэропорт.

— Разве вы не летите с нами, Джон?

— Лечу, я неправильно высказался.

Джон действительно помог приобрести поместье, а Голди открыть счет в банке, куда перечислили сто миллионов долларов. Рябушкин сразу стал уважаемым человеком и к нему обращались не иначе, как дон Яков.

Он сдержал слово и передал Джону конверт с флэшкой и паролем к ней.

— Но как вам удалось провезти флэшку, мы раздевали вас донага? — изумленно спросил Джон.

— Естественно, — усмехнулся Яков, — вы заглянули в рот и анус, перебрали одежду по миллиметру, но никто из вас не попросил показать ладони.

— Черт возьми, — хлопнул себя по лбу Джон, — так просто, как все гениальное. Это же надо так опростоволоситься...

Он улетел в Штаты довольный. Наконец-то обмен произошел... Время побежало для него быстрее.

Яков стал замечать, что Голди все чаще грустила. Спрашивал ее и получал один и тот же ответ: "Нет, дон Яков, я не грущу — это воспоминания детства иногда набегают. Я здесь выросла, здесь каждый сантиметр — родная земля. Спасибо вам, дон Яков".

Лейла стала немного говорить по-русски и однажды отвела Якова в сторону, тихо зашептала:

— Голди грустить... она любить...

— Любить?! Кого любить? — не понял он.

Лейла ткнула его несколько раз пальцем в грудь и снова произнесла:

— Грустить — любить...

— Голди меня любит и поэтому грустит? — наконец-то дошло до Якова.

— О, ес, ес, — подтвердила довольная Лейла и приложила палец к губам.

Яков кивнул головой и тоже приложил палец к губам. Он задумался по-настоящему... И что теперь делать? Любовь — это не игрушки в симпатии. Через месяц он застал ее плачущей. Не сразу, но ему удалось разговорить ее — она была беременной от него.

Яков пригласил ее в беседку. Лейла заметила Голди в слезах и поняла, что настала пора серьезного разговора. Ушла в дальний угол поместья и горько заплакала тоже.

— Не плач, Голди, — начал разговор Яков, — ты выйдешь за меня замуж?

— Да, милый дон Яков, да...

Она заревела еще сильнее, уткнувшись в его грудь. Он вытирал ее слезы ладонями. Потом достал платок...

— Успокойся, Голди, все хорошо, мы поженимся, у ребенка будут законные мать и отец. Я давно хотел поговорить с тобой, Голди, но не знал, как начать разговор. Я русский и меня тянет на Родину. Как ты отнесешься к тому, что мы уедем в Россию?

— В Россию? — изумленно переспросила Голди, — но что мы там будем делать?

— Как что — жить, — ответил он.

— Но там же страшно — люди злые, постоянно воюют, там нет человеческих прав. Как мы там выживем, дон Яков?

— Милая Голди, — он улыбнулся, — у тебя неверное представление о России. Люди — везде люди и там нет рабынь, какой раньше была ты. Западная и особенно американская пропаганда показывает больше лжи, чем правды. Конечно, там есть свои особенности — что-то лучше, что-то хуже, но это целая большая страна и жить в ней можно.

— Дон Яков, я люблю вас и поеду с вами куда угодно. Только вы не бросайте меня, дон Яков.

— Теперь мы будем вместе всегда, Голди, в этом не сомневайся. Надо сказать Лейле, не знаю, как быть с ней. В Америку ей нельзя, здесь нужен хотя бы вид на жительство.

Голди окончательно вытерла слезы и замялась. Яков понял, что она что-то хочет сказать и стесняется.

— Ты что-то хочешь спросить или предложить, Голди? — спросил он ее, стараясь подтолкнуть к вопросу или предложению.

— Мы можем взять с собой Лейлу? — наконец решилась на вопрос она.

— Взять с собой Лейлу? — поразился вопросом Яков, — разве ты не ревнуешь меня к ней?

— Я привыкла, — тихо ответила она, опустив веки, и покраснела, — я не ревную к ней, другую женщину не смогла бы пережить. Как-то получилось все само собой. Мне ее жаль... куда она без нас? На панель? Она этого не переживет... бедная Лейла...

Изумленный Яков встал, но Голди посмотрела на него так печально просяще, что он вновь опустился на скамейку беседки.

— Я не знаю, что ответить тебе сейчас, Голди, я подумаю.

— Лейла скрывает, но она тоже любит вас, дон Яков. Она не говорит даже мне, но я чувствую сердцем. Если есть возможность — возьмите и ее тоже.

— Я подумаю, — еще раз произнес Яков, — я подумаю.

Он встал и ушел в дом один, оставив Голди с ее мыслями одну — самому надо было переварить непереваримое.

Доигрался в любвеобильность... Тоже мне... Казанова... А если Лейла забеременеет?.. Что я в Росси скажу, кто меня поймет? Держать ее, как домработницу и растить негритят? Он подошел к бару, налил полстакана водки и выпил залпом. Теперь еще и пьяница, усмехнулся он про себя, закрыл дверь в кабинет и включил компьютер. Постучал по клавишам — на экране появилось лицо Графа.

— Ну, наконец-то, Яков Валентинович, я уже стал беспокоиться, здравствуйте.

— Здравствуйте, Роман Сергеевич.

— Как американцы, проглотили наживку с любвеобильностью, не пытали? — спросил Граф.

— Проглотили, — вздохнул Рябушкин, — лучше бы не проглатывали...

— Что случилось, Яков Валентинович, нужна помощь? — забеспокоился Граф.

— Разрешите по порядку, Роман Сергеевич. На сутки меня посадили в камеру, но не били и не пытали, раздели догола, обыскали. Но на ладони не посмотрели. Все пошло по нашему плану. На вилле, куда меня привезли для встречи с Райтом, пришлось познакомиться с четырьмя девушками.

— С четырьмя? Ну, ты силен, Яков Валентинович. Казанове до тебя далеко. Извини, слушаю дальше.

— Эти девицы — две рабыни и две штатных сотрудницы. Рабынь взял с собой в Испанию. Голди — испанская дворянка, мне купили ее поместье, вторая негритянка, Лейла. Тайно перебралась в Америку из Африки. Попала не в бордель, а к нашим конкурентам. Все по плану, Джон увез флэшку. С девушками проблема — что делать: не знаю.

— Влюбился что ли? — поинтересовался Граф, — так вези сюда — примем без разговоров.

— Голди ребенка ждет... Лейла... возможно тоже... но я не уверен.

— Ничего себе... пирожки с протонами. Сам-то ты как?

— Никак... как я их брошу и как женюсь на двоих? Что делать, Роман Сергеевич? У меня скоро голова лопнет от раздумий.

— Ты не раздумывай, Яков Валентинович, моя вина — не предусмотрел такой вариант, а должен был. Вези обоих сюда, здесь будем думать. Поселишься с ними в моем бывшем коттедже. Станем растить интернационал. Не обижайся за шутку, Яков Валентинович, ты задание выполнял. Нравятся и готов детей растить — привози, не вопрос. Уйдешь с ними по обговоренной схеме. В Москве тебя Войтович встретит. Рад буду видеть лично.

У Якова, словно камень с души спал. Он налил еще водки и выпил залпом. Теперь уже с радости, теперь можно говорить с Лейлой и Голди. Он позвонил в колокольчик, появилась Голди, Яков указал ей на кресло. Молчали минут пять, Яков еще позвонил.

— Где Лейла, найди ее, — попросил он Голди.

Она обшарила почти всю территорию и нашла Лейлу в дальнем уголке за деревьями. Она сидела на корточках, прислонившись к забору, и плакала беззвучно.

— Лейла, — обрадовано подскочила к ней Голди и, видя заплаканное лицо, забеспокоилась, — что случилось, Лейла?

— Ничего, — ответила она сквозь слезы, — ничего.

— Как же ничего... ты плачешь...

— Ничего, — вновь ответила Лейла, — ты иди, я хочу побыть одна.

— Не могу — дон Яков зовет.

— Дон Яков? — сквозь слезы произнесла она, пытаясь то ли улыбнуться, то ли съязвить — Голди не поняла, — ты иди, скажи господину, что я скоро буду, иди.

Голди ушла, так и не поняв, что случилось с подругой. Она никогда не называла Якова доном, но в Испании так принято называть уважаемых людей.

Лейла пришла минут через десять, высушив слезы, но все равно было заметно, что она плакала. Пришла не сразу, что на нее совсем не похоже. Яков указал ей на кресло рядом с Голди напротив себя.

— Ты плакала, Лейла, что случилось? — спросил Яков.

— Ничего, господин, я случайно ударилась, было больно и я заплакала.

Она не смотрела в глаза, опустив голову.

— Лейла, ты не умеешь обманывать. Почему не хочешь сказать правду? — настаивал Яков.

— Господин... я не могу...

— Разве я обидел тебя чем-то, Лейла?

— Господин, не говорите так. Я не могу... Я не могу видеть вас с другой женщиной, — с трудом произнесла она и из ее глаз снова потекли слезы. — Господин, разрешите мне ночевать в другой спальне?

Ничего себе развязка событий, подумал Яков. Он видел, что Голди с трудом сдерживает себя, но молчит. Она так заботилась о ней, а в ответ черная неблагодарность. Чувство любви... оно способно на многое. Может быть правильно, что всемирная организация здравоохранения признала любовь болезнью?..

— Хорошо, Лейла, ты можешь спать в другой спальне. Ступай, отдохни и приведи себя в порядок — завтра или позже поговорим.

Она ушла, а Яков с Голди еще долго сидели молча.

— Спасибо, Голди, что молчала и только переводила слова. Порежь, пожалуйста, лимон, посоли и подай водки. Хотя я уже выпил сегодня достаточно — полстакана с тревоги и полстакана с радости.

Голди порезала лимон, посолила, поставила на передвижной столик вазу с фруктами, подумала и нарезала колбасы. Подкатила столик к Якову поближе, налила водки и села напротив.

— Я сегодня говорил с человеком, он с моей Родины и нас там ждут — всех троих. Обрадовался, что решил вопрос, а тут такой коленкор.

— Коленкор? Что это?

— Так иногда русские говорят о развязке событий, Голди, — улыбнулся как-то криво Яков, — что ты сама думаешь?

— Она любит вас, дон Яков, и ее можно понять. Но... я не могу больше считать ее подругой, как и видеть вас с ней. Хорошо, что она сама попросилась в другую спальню.

— Она сама сделала выбор, Голди. Через несколько дней мы уедем. Ей скажем, что на отдых в Италию, она не должна знать правды. Оставим ей денег — может оставаться в Испании или катиться в свою Америку. Поместье быстро продать не сможем, но я оставлю доверенность верному человеку, он все сделает и переведет деньги на твой счет, Голди.