Нет, я и сам помню, что нужно придать пострадавшему полусидячее положение и подложить что-нибудь под колени снизу, но когда помощник шлет тебе контурное изображение прямо в зрительные центры — остается только совместить с виртуальными очертаниями тело пострадавшего. Нет, пострадавшей. Кто-то подстрелил кварианку посреди города, и ни один сукин кот не оказал ей помощь.

Что-нибудь под колени... Прибегнем к испытанному решению — вандализму. Быстро осмотрев имевшуюся рядом с лифтом целую металлическую клумбу всяких антенн, кожухов и труб, я увидел подходящий по форме предмет и сильным ударом ноги сшиб его с тонкой ножки. С неприятным треском посыпались искры. Надеюсь, я не поломал только что эту космическую станцию. Ну или если поломал, то хоть не всю целиком.

— Лигатуры?

— Сначала дезинфекция. — Я сжался в ожидании неизбежного. Последовал приличный удар током, прямо в центр каждой ладони. Я даже увидел пару звезд, примерно третьей величины.

— Ива?!

— Нет времени на нежности. Вкладывай! — У меня на правой ладони, затянутой в тонкую, почти прозрачную перчатку, из ниоткуда возникли тонкие нити. Я осторожно приложил руку к ране спереди и почувствовал, как они быстро скользнули вглубь.

— Кровотечение из крупных сосудов прекратилось. Теперь гемостатик (4). Не убирай руку. — Что-то типа киселя мягко потекло с пальцев в рану.

— Что у нас с шоком?

— Далеко до него. Отличное сердце и надежная эндокринная. Возможно, получше, чем у тебя. Удаляю воздух и кровь.

Рана с неприятным чмоканьем исторгла кровавую пену со сгустками. Пострадавшая застонала, и сквозь визор я увидел два сияющих овала. Люминофоры в глазных яблоках, зеркальное глазное дно? А, к черту подробности.

Стараясь говорить медленно и внятно, я сказал:

— Ты ранена. Я оказываю первую помощь. Сломаны ребра, так что не разговаривай, не ворочайся, сдерживай кашель. Кивни, если слышишь.

Слабый, но заметный кивок.

— Накладывай повязку, — сказала Ива. — Я сделаю клапан. Штеф... "скорая" не приедет.

— ЧТО?

— Они запросили номер медицинской страховки. Омни-инструмент пострадавшей хорошо защищен от вторжения, но в нем есть открытый раздел личных данных для предъявления властям. Она здесь нелегально, у нее нет ни единого документа, выданного Цитаделью. Ей окажут помощь только в благотворительной клинике рядом с Академией СБЦ, но там некому приехать и забрать ее.

Я выругался и тут же извинился перед Ивой.

Я еще раз выругался, про себя. Что очень сложно, так как ты и так общаешься с помощником "про себя", мысленно проговаривая фразы, которые она принимает из центра речи в моем мозгу. Но я способный.

— Ива, наш транспорт еще не авторизован?

— Нет.

— Такси?

— В них нельзя возить больных и раненых.

— Плевать, что нельзя. Вызывай. Если не будет пускать — выломаю дверь.

— Будет через три минуты.

— Конференцию со штабом и "Протоном".

Капитан молча принял мое решение и согласился с тем, чтобы направить "Протон" мне на помощь. "Протон" сказал лишь "Так точно".

— Обезболить бы ее.

— Достань аптечку и введи два кубика анальгетика. Я уже выбрала нужный.

— Но анафилактический шок... Это же препарат для людей.

— Клинических исследований на кварианцах не проводили, но у них есть аналогичный по составу препарат. А риск меньше, чем если не обезболить.

Я показал аптечку пострадавшей и сказал:

— Местное обезболивание.

Мне показалось, что она заметно напряглась, но не возразила и даже не вздрогнула, когда аптечка, щелкая, вводила ей анальгетик сквозь повязку.

"Протон" и такси прибыли одновременно. Парни помогли мне сложить сиденья так, чтобы пострадавшая сохраняла рекомендованное положение, а потом мы аккуратно перенесли ее в салон.

Я велел одежде стряхнуть уже засыхающую кровь и захлопнул за собой дверь машины. Как только такси начало подниматься, кварианка снова отключилась. Ива сказала, что та просто заснула, и что так даже лучше.

Когда машина приземлилась, кварианка все еще спала, и мы решили аккуратно перенести пострадавшую в клинику. Втроем это было несложно — она была совсем легкой. Двое несли, один открывал двери. Врача не было на месте, и мы временно устроили ее на кушетке в приемном покое.

Я отпустил "Протон" и, стоя неподалеку от входа в клинику, докладывал капитану свои наблюдения на маршруте, когда появилась врач — земная женщина — в сопровождении волуса. Они зашли внутрь, волус о чем-то непрерывно говорил, сопровождая речь пыхтением системы жизнеобеспечения, и мне было хорошо видно через широкое окно, как кварианка вздрогнула и проснулась. Врач, завидев на пострадавшей нашу повязку с хорошо заметным клапаном (Ива нарочно сделала его ярко-оранжевым), кинулась к ней, начала осматривать, они о чем-то заговорили, и я счел, что моя роль в этой истории завершилась.

— Ива, ты сохранила список наших действий у нее на омни-инструменте? Врач сможет получить к нему доступ?

— Да, как ты и просил. Включится через... десять секунд.

— А наши не совсем простые перевязочные средства?

— Они не отличаются по виду от обычных. Врач выбросит их после лапаротомии (5), ну а там, сам понимаешь.

И я ушел.

Через несколько дней я справился о ее здоровье. Узнал, что она выздоровела и выписалась из клиники.

А почему вы так ею интересуетесь?

— — — — — — — — — —

(1) Имеется в виду омни-инструмент

(2) Лигатура — нить или гибкое кольцо, используемые при перевязке кровеносных сосудов

(3) Пневмогемоторакс — скопление крови и воздуха в плевральной полости. Нарушает дыхательную функцию легкого

(4) Гемостатик — препарат, предназначенный для быстрой остановки кровотечений

(5) Лапаротомия — оперативное вмешательство для получения доступа к органам брюшной полости

Глиптодон

Три человека — один в черной одежде, немного похожей на форму без знаков различия, двое в светлых легких бронекостюмах — шли по галерее Верхнего яруса.

— Старшина, как думаете, она выживет? — спросил один из солдат.

— Мы с моей ИП (1) сделали всё, чтобы она выжила, — ответил человек в черном. — Не сомневаюсь, что врач сейчас тоже делает все возможное. К сожалению, у нее очень низкая сопротивляемость инфекциям, а в ране было полно всякой дряни, и часть микробов точно успела попасть в кровь. Теперь все зависит от нее самой. Лишь бы обошлось без заражения крови.

— А ее вид нам случайно не родственный? — спросил второй солдат. — Красная кровь, почти такое же строение тела. Только пальцев меньше.

— Мы же не знаем, что там у нее под шлемом, — возразил первый.

— Знаем, — угрюмо сказал старшина. — Когда ИП уточняла подробности строения тела, то натащила патологоанатомических изображений со вскрытий в местных моргах. Я увидел намного больше, чем мне хотелось бы. Но под шлемом там вполне человеческая голова, привычного вида лицо, как у нас. Все основные различия сразу на виду — в строении конечностей. Еще тапетум, конечно.

Он посмотрел на выразившие вежливое недоумение лица солдат и сразу же уточнил: — Светоотражающие оболочки в глазах. Как у кошек. Я и сам не знал, как это называется, ИП подсказала.

Все трое остановились возле стоянки скайкаров (2).

— Мне пора на корабль. Десятки ненаписанных документов ждут, — старшина протянул руку, и дверь машины скользнула вверх. — Вы со мной?

— Мы остаемся. Нас ждут тысячи непроложенных трасс, — усмехнулся первый солдат.

— Хочу попросить вас проложить одну из первых трасс вот здесь, — указательный палец, покрытый мозолями и царапинами, ткнул в развернувшийся в воздухе план Цитадели.

— Сделаем. Вы как-то близко к сердцу принимаете эту историю, старшина, — заметил второй солдат.

Старшина ответил не сразу. Убрал карту, сел в машину и только тогда, повернувшись к солдатам, сказал:

— Мы боролись за ее жизнь сегодня. Надо ли пояснять, что мы будем полными идиотами, если после этого позволим убить ее завтра?

Тонко завыли на максимальных оборотах турбины, и скайкар рванул в небо с такой силой, что солдаты, чтобы их не опрокинуло воздушной волной, ухватились за поручни ограждения галереи. Набрав высоту, машина, едва не встав на один борт, заложила крутой вираж. С ее кузова сорвалось несколько белых струй, и через десяток секунд она исчезла вдали, затерявшись среди плотных потоков мерно движущихся скайкаров.

— Все-таки у Штефена это что-то личное, — покачал головой старший сержант Нонч, приглаживая волосы, на самом деле слишком короткие для того, чтобы взлохматить их.

— Конечно, личное, — сержант Кольшн снял с правого наколенника прилепленный к нему воздушной волной обрывок какой-то упаковки, скатал в плотный шарик и бросил в расположенную в нескольких шагах урну. — Погоди, тебе Седри не рассказывал?

— Я даже не помню, известен ли мне этот Седри, или нет, — сухо бросил Нонч. — Он тоже из второй мехпехотной?

— Нет, он бывший суранский спецназовец, а сейчас служит инструктором в центре подготовки Флота. — Кольшн слегка замялся, но почти сразу же продолжил: — Мы с ним состоим в одном литературном кружке, там и познакомились.

— В литературном кружке? — удивленно протянул Нонч. — Мы с тобой знакомы пять лет, вместе съели не одну тонну яблок, и тут оказывается, что я тебя практически не знаю? Что же вы с Седри делаете в этом кружке? Читаете с выражением стихи про птичек и котиков?

На лице Кольшна какое-то мгновение держалось выражение безнадежного отчаяния, затем оно сменилось сосредоточенной решимостью, как будто сержант получил наконец долгожданный приказ об атаке, и он невыразительным голосом сказал:

— Да нет, мы писатели. Пишем рассказы, повести. Я за роман недавно взялся.

— ВИЛГАР! ТЫ ПИШЕШЬ КНИГИ?! — Нонч запрокинул голову назад и разразился таким хохотом, что стоявшие неподалеку и обнимавшиеся турианец с асари отпрянули друг от друга и с подозрением взглянули на еле удерживающегося на ногах сержанта.

— Мне не очень понятна такая реакция на совершенно заурядное занятие, — чопорно произнес Вилгар. — Нормальное увлечение, не более странное, чем твое вязание.

— Вилгар, друг мой, — Нонч взял себя в руки и теперь вытирал с круглых щек обильные слезы, — увлечение совершенно нормальное, это бесспорно.

Мышцы на лице Кольшна несколько расслабились.

— Все дело в том, — Нонч начал снова хватать ртом воздух, — что ты... что ты, мягко говоря, не тот человек, которого я бы ассоциировал с литературным творчеством... А-а!!! — и он опять закатился так, что успокоившаяся было парочка решительно повернулась и ушла, ухитряясь даже своими спинами ярко выразить свое возмущение такой несдержанностью.

— Айджел, у тебя совершенно неподобающий вид, — прошипел Вилгар и ткнул его в грудь рукой, державшей носовой платок.

— Спа... сибо, Вилгар... Ох, — Нонч спрятал лицо в платке, но его плечи продолжали вздрагивать. — Я просто вспомнил несколько картин из жизни писателя. Писатель, сбивающий с ног пятерых эрку брошенным в них шестым эрку. Писатель, говорящий суранскому спецназовцу, что, на его взгляд, шум вокруг суранцев поднят большой, а на самом деле они солдаты как солдаты, ничего особенного. Писатель, которого бегущий, как здоровенный паук по стене третьего этажа, суранский спецназовец тащит, как муху за ногу и спрашивает, удобно ли ему и не изменилось ли у него мнение о суранцах. Писатель...

— Хватит, Айджел, — сухо прервал его Кольшн. — Или тебе уже неинтересно, что Седри рассказал мне про Штефена?

— Прости, Вилгар. Намерения обидеть не имел. — Нонч, уже успокоившийся, держал над урной носовой платок, который извивался, потрескивал и даже сыпал крошечными искрами. Дождавшись, когда платок на секунду словно вспыхнул зеленым огнем, Айджел сложил его и с благодарственным кивком передал владельцу.

— Когда Штефен вместе с Седри только-только прошел на Суране последнее испытание, — убрав платок в карман, начал Кольшн, — он женился. Медсестра по имени Ли, Седри говорит — маленького роста, очень милая и добрая. Она и Штефен были такими счастливыми, что Седри, поклявшийся быть холостяком, не выдержал и сам через пару месяцев женился на подруге Ли. Когда я последний раз видел Седри, они ждали четвертого ребенка. Ну вот, Ли работала в батальонном лазарете, и однажды сопровождала транспорт с беженцами на Периферии, в районе Гаммы Эпиорниса. Транспорт должен был забрать персонал с орбитальной станции, поврежденной огнем эрку. По пути эскорт транспорта вступил в бой с вражескими перехватчиками. Врагов было много и капитан принял решение выйти из боя прыжком к станции. Но когда они пришвартовались к станции и вышли забирать беженцев, их подстерегли и атаковали эрку, сразу с двух сторон — изнутри станции и снаружи, из вакуума. Наши отчаянно отбивались, но Ли с коллегами были отрезаны от транспорта и взяты в плен. Транспорт держался, несмотря на несколько брешей, проделанных штурмовыми группами эрку, и тут подоспел эскорт, сразу обнуливший всех врагов снаружи. Тогда все уцелевшие эрку побежали в свой штурмовой транспорт, стоявший в ангаре станции. Перед тем, как сбежать со станции, они расстреляли всех беженцев и пленных, выбросив затем их тела через главный шлюз в космос. Наши почти сразу же собрали тела, но было уже поздно. К тому же среди наших не оставалось врачей — все они с первой партией ушли на станцию, кто-то погиб сразу, а кто-то попал в плен и был расстрелян.

— Я слышал про этот случай, — с каменным лицом сказал Нонч. Он сам не замечал, как его пальцы сжимали поручень все сильнее, будто смыкаясь на горле врага. — Если бы такое случилось с Заной... Я даже не знаю, что бы со мной было.

— А Штефен на следующий день после похорон вышел на службу, будто ничего не случилось. Только, Седри говорит, это был уже совсем другой Штефен. Молчаливый, хмурый, резкий, как, знаешь, такой карикатурный суранец из анекдотов... Этот новый Штефен с трудом проходил психологические тесты на профпригодность, даже два раза собиралась комиссия, чтобы решить, не пора ли уволить его из спецназа, но он показывал настолько феноменальные результаты, особенно в "химическом многоборье", что его оставили — тем более, что поводов, кроме резких ответов кому угодно, он не давал. Постепенно Штефен сгладил свои острые углы — наверное, с помощью ИП, потому что говорить о своей потере с кем-либо из людей он отказывался даже под угрозой увольнения — и уже с таким Штефеном познакомились мы с тобой. Но Седри говорит, это тень прежнего Штефена. И что меня удивляет, — Кольшн, как бы подчеркивая свое удивление, чуть приподнял брови. — Седри говорит, что его дружба со Штефеном дала трещину не из-за гибели Ли, а из-за того, что Штефен не желает примириться с потерей.

— Сколько лет назад это было? Пять? Да, по-моему пять. Ну так прав твой Седри. Нельзя столько жить с призраком умершей жены, как бы сильно ты ее не любил. А еще сквернее вымещать свою боль от ее смерти на окружающих. Суранский спецназовец, ну забодай его мамонт, может поразить несколько целей за секунду, но не может перестать жить прошлым. Тьфу, — Нонч и вправду чуть не сплюнул.