Волчица и пряности. Том 22

ИСУНА ХАСЕКУРА

ВОЛЧИЦА И ПРЯНОСТИ

Том 22

(Хроника купальни 5)

Перевод с японского: Google, DeepL, О.М.Г.

Иллюстратор Дзю Аякура

Желудёвый хлеб

Вернувшись с прогулки на постоялый двор и открыв дверь, Лоуренс натолкнулся на девушку, стоявшую посреди комнаты. Её шелковистые, льняного цвета волосы и хрупкое телосложение подошли бы дочери аристократического рода, не знакомой с тяжёлой работой. Она казалась ещё совсем юной, почти подростком, однако странная мощь исходила от неё, когда она, немного расставив ноги и скрестив руки на груди, немного наклонилась вперёд.

А её нахмуренное, со сведёнными вместе бровями лицо могло натолкнуть людей на мысль, что перед ними молодая жена, выведенная, наконец, из себя своим непутёвым мужем, ждала, когда он появится пред её взором.

Однако девушка, стоявшая посреди комнаты, даже не взглянула на Лоуренса, закрывавшего за собой дверь. Её взгляд без отрыва упирался в лист бумаги, висевший на стене. Если память Лоуренса не подводила, когда он выходил, она стояла точно так же.

— Что тебе в ней так не нравится? — спросил Лоуренс эту девушку, ставшую его женой более пятнадцати лет назад.

Когда-то известный как странствующий торговец, ныне он являлся владельцем купальни в деревне с горячими источниками Ньохира. Он положил на стол кошель и кинжал, который носил с собой для защиты, и тогда Хоро, подавшись всем телом назад, глубоко вдохнула, чтобы тут же с ужасающей силой выдохнуть.

— Картина сия останется потомкам. Увидев её столь, мне кажется, жалкий вид через столетия, я не хотела бы пожалеть.

Насколько тут важен сам Лоуренс, думать ему не приходилось. В конце концов, Хоро не юная девушка, какой кажется, её истинный облик — огромная волчица, жившая по преданиям в пшенице и заботившаяся об её урожае. Если картину пощадят грядущие века, вполне возможно, что Хоро через столетия снова окажется перед картиной. А потому оставить картину, которая ей не нравится, являлось для неё очень серьёзной проблемой. Однако Лоуренс понимал не всё.

— Разве поначалу ты не была ей очень рада?

Хоро пропустила эти слова мимо ушей.

Лоуренс вздохнул и посмотрел на картину на стене. Она представляла собой набросок к эскизу для большой картины, на ней углём были изображены Хоро и он сам. Большая картина потребовалась, чтобы разрешить внезапные сложности в портовом городе Атиф, в котором они остановились. Лоуренс попросил изобразить на картине и его в память о той суматохе, в центре которой он оказался, и с которой ему удалось сладить, и Хоро.

Вряд ли представится возможность оставить свой облик на картине тому, кто не был рождён аристократом. Ну, а уж если эта возможность представится бесплатно, тогда особых претензий и предъявлять не имеет смысла, но, кажется, Хоро смотрела на это иначе.

То, что картина досталась бесплатно, теперь для Лоуренса перестало быть важным, если она не делала Хоро счастливей. Ведь именно ради своей спутницы он добивался, чтобы их двоих добавили в картину, причём на заметных местах.

Хоро, живущая веками, теперь ведёт свои записи, чтобы сохранить в памяти повседневные события, но буквы, в отличие от изображений, не передадут внешнего вида. И потому первоначально Хоро была вне себя от радости, узнав, что останется изображённой на картине, а ещё её просто взбудоражило то, что её рисовали первый раз за долгую жизнь. Из нескольких набросков, сделанных художником, Хоро выбрала один, долго рассматривала, поднеся к самому лицу — уголь чудом не прилипал к кончику её носа, при этом она гордо трясла своим хвостом.

Но два дня назад что-то изменилось, теперь изображение перестало ей нравиться.

— Прости, я не особо понимаю, что тут жалкого. Кажется, я не слишком понимаю в картинах.

Лоуренс был склонен счесть изображение красивым, но если он так скажет, будет разорван волчьими когтями и клыками на восемь частей, так что он, конечно, промолчал.

Знала Хоро, что творится внутри у Лоуренса, или не знала, но она с шумом втянула воздух носом.

— Думаю, моя красота, безусловно, отображена. И полагаю, что эта картина просуществует сотни лет. Люди будут поражаться, увидев её, они будут по ней судить обо мне. Почему я нарисована только просто красивой? Это умаление моего достоинства мудрой волчицы!

Уперев руки в бока и вильнув бёдрами, она выглядела намного моложе своего изображения на рисунке. Прожив сотни лет, Хоро могла себя вести на удивление по-детски.

Давным-давно, повстречав Хоро, Лоуренс задавался вопросом, не была ли она слишком ребячливой — даже при том, что в человеческом обличие она выглядела юной девушкой, но сейчас он управлял купальней в Ньоххире и имел дело с высокопоставленными лицами в возрасте. У него сложилось впечатление, что все с возрастом уподобляются детям. А Хоро — волчица, жившая столетиями.

— Но это изображение взято из большой картины. Ты же видела её? На картину такого уровня владелец купальни не может разевать рот. Меня она тоже поразила.

Картину заказали богатые торговцы, собравшиеся вместе в портовом городе Атифе ради торговли икрой сельди. Цена этого товара была настолько переменчива, что азартная игра вокруг неё заставила многих бросить ради этого остальные дела и приплыть сюда из дальних краёв. И тут проявил себя молодой епископ, вытолкнутый наверх волной реформирования Церкви и захотевший очистить этот вид деятельности, обнаружив в ставках на цену икры азартную игру торговцев. Лишь остроумное решение Лоуренса и Хоро позволило поймать в ловушку епископа-новичка и остановить его.

Эта большая картина была заказана как раз для осуществления решения, позволившего бирже, собравшей богатых торговцев, продолжить своё существование. Оригинал картины следовало нарисовать на штукатурке стены биржи икры, для этого пришлось объединить усилия десятков человек — художников и их учеников. Сейчас всю стену покрыли лесами, чтобы было легче рисовать. Каменщики с плотниками, набранные поблизости, усердно трудились под наблюдением гильдии ремесленников, надзиравшим за строительством.

Эти грандиозные усилия должны были по завершению картины прославить среди других городов место, где её создали.

Как хозяин купальни мог бы в таком месте, где ведутся большие дела и крутятся огромные деньги, заявить, что ему недостаточно лишь красивого изображения жены на картине, Лоуренс понятия не имел.

— Но ты же не собирался из кожи лезть, зарабатывая деньги! И это я, твоя спутница, должна быть самой важной для тебя! Даже если ты зарабатываешь больше денег, чем мне нужно, чтобы быть довольной!? — указывая на Лоренса пальцем, возмущалась Хоро, он слегка пожал плечами. — А ты мне говоришь переменить свой характер, чтобы ты мог заработать много денег.

Конечно, Лоуренс пытался умерить удивительную непреклонность Хоро в этом вопросе.

— К тому же картина передаёт твоё достоинство в достаточной мере.

Хоро замерла на месте. Её уши способны различать ложь. Но она смолкла, потому что не могла определить, солгал ли Лоуренс, а её лицо исказилось, потому что она не смогла понять, почему она не обнаружила лжи.

Лоуренс издал смешок и пояснил:

— Во всяком случае, каждый раз, когда я вижу картину, у меня лицо застывает.

В конце концов, Лоуренс действительно позволил суматохе захватить себя, что в итоге и привело к появлению этой картины, когда его собирались лишить и права торговать икрой сельди, и уже вложенных денег. А в это время Хоро, проявляя необычный для себя подъём духа, занималась тяжёлой работой, надеясь заработать на картину для себя. Такой истории вполне достаточно, чтобы она вцепилась ему в горло: жена неустанным трудом зарабатывает деньги, а её бесполезный муж просаживает их в азартные игры.

— Ты, не устраивай мне тут лицедейство!

— Мы вместе больше пятнадцати лет. Я знаю, как с этим справиться.

— Чушь!

Да, да, — пожал плечами Лоуренс и выглянул в открытое деревянное окно.

— Да, точно, ты не хочешь пойти поесть? Один за другим подходят вызванные ремесленники, так что с заходом солнца везде будет многолюдно.

До открытия купальни он был странствующим торговцем, и Хоро, достаточно поездившая с ним, знала, о чём он говорил. Если сейчас потратить время на бесполезную стычку, останется лишь воспользоваться кухней постоялого двора и получить непритязательную на вкус кашу с сырым чесноком в придачу.

— Ху-ум. Ты, тебе повезло остаться живым.

— Мне жизни не хватит, чтобы расплатиться за это.

Хоро приподняла брови и молча хлопнула Лоуренса по бедру, затем спрятала уши под капюшон, а угрюмо висевший хвост под полу плаща.

Атиф, в котором сейчас пребывали Лоуренс и Хоро, изначально был оживлённым портовым городом, но, похоже, жизнь в нём кипела не только в порту. Корабли, стоящие на якорях в порту, путешественники, приехавшие в город и глазеющие на порт, окрестные селяне, приехавшие продать кур и свиней и пытавшиеся купить рыбы. Площадь перед причалами была наводнена моряками и грузчиками.

Наплыв людей сметал еду из портовых лавок, поэтому Лоуренс с Хоро решили разделиться. Красавица-лицедейка Хоро имела явное преимущество в лавках с едой, она принялась обходить места, где торговали бараниной и рыбой, а Лоуренс отправился за выпивкой.

Любая еда не будет иметь вкуса, если её есть всухомятку, поэтому он пустил в ход локти, продираясь к продавцам за прилавками, и добился-таки своего. Потом он стал бродить вокруг в поисках Хоро, пока до его ушей не донёсся знакомый голос:

— Ты, эй, сюда! Сюда!

Хоро подыскала неплохое местечко со скамьёй, устроенное в переулке у постоялого двора для желающих выпить.

— Хо-хо, хороший запах, виноградное вино, да? Я уже устала от настоек на горных ягодах.

Кислые ягодные настойки, вроде смородиновой, Хоро были тоже вполне по вкусу, но когда дело доходит до жареной баранины и рыбы, ещё шипящих в жиру, когда их подают к столу, холодное пиво или вино, вероятно, уместней.

— Да, а пива нет? — не забыла, конечно, напомнить Хоро.

— Я купил виноградное вино, потому что оно дорогое. А дешёвое пиво примерно то же, что и ягодные настойки.

Хоро не нашла особого преувеличения в его словах. Та, у которой под капюшоном спрятаны волчьи уши, способна уловить любой звук в суете порта, так что Лоуренсу, надо думать, пришлось, как следует, постараться.

— Кажется, ты удачно всё подобрала. Просто изумительно, — сказал Лоуренс и взял кусок баранины.

Хоро незамедлительно вытащила пробку из деревянного бочонка и, подняв его над собой, стала пить вино прямо так. Лоуренс грустно улыбнулся, он рассчитывал, что бочонка хватит на несколько раз... Взывать к Хоро было бесполезно.

Глаза сидевших поблизости мужчин округлились от такого зрелища, и когда Хоро, издав "бух-ха", сделала передышку и широко улыбнулась, они восторженно зашумели.

Когда Хоро просто сидит молча, её не отличить от странствующей монахини, но когда она пьёт и ведёт себя столь расковано, её вид сразу привлекает к себе внимание — возможно как раз из-за разницы между поведением и одеждой.

Лоуренс не раз подумывал устраивать зрелище, когда Хоро пьёт, и брать за это деньги. Тогда б она смогла бы съесть и ещё больше.

— Ик, фухх... Хм, хорошее вино, — слизнув вино, стекавшее с края губ, сообщила Хоро и потянулась к жареной рыбе.

До приезда в этот портовый город она не любила рыбу, как бы ни урчал её пустой живот, но сейчас свежая несолёная рыба захватила всё её внимание.

Сидя рядом с такой, вот, Хоро, Лоуренс в свою очередь приложился к дубовому бочонку и с наслаждением отпил вина с освежающим ароматом виноградного сока, впитавшего терпкость дуба.

— Ну, для меня это не проблема.

— Хм? — не понял Лоуренс, что не помешало ему отдать должное жареной рыбе Хоро. — А-а, ты говоришь о том, как добыла еду.

— М-м. Когда меня стала затирать толпа, мускулистый мужчина, похожий на медведя, поднял меня на плечи и отпихнул других покупателей. Я с его плеч всё получила, а потом отдала ему немного в знак благодарности, и он был в восторге, — прищурившись, с большим удовольствием рассказала Хоро.

Лоуренс был уверен, что она изображала растерянную монахиню, отправленную с каким-то поручением, впрочем, Хоро всегда была незаурядной лицедейкой. Он знал, что стоит ему хотя бы слегка намекнуть на своё возмущение поведением своей жены, от которой ожидал целомудрия, и на то, что ей не следует позволять себе ездить на плечах другого мужчины, Хоро задёргает хвостом и вдоволь наиздевается над ним.

Чтобы избежать её ловушки, Лоуренс сделал вид, что ничего такого не заметил, и попытался оказать ей сопротивление.

— Хотя ты недовольна своим изображением на картине, но, я думаю, ты используешь свою красоту в полной мере.

Хоро, как раз переключившаяся с рыбы на баранину, сверкнула своими клыками и откусила большой кусок.

— Именно потому. Я не хочу, чтобы люди думали, что я только лишь красивая.

— В самом деле? — вздохнул Лоуренс и потянулся к бочонку, но Хоро ему этого не позволила и поцокала языком:

— Мца-мца... Ещё кое о чём! Знаешь, что? Чем ты занимался днями напролёт, оставляя меня одну в комнате?

Наверное, из-за того, что море под боком, вся еда хорошо приправляется солью, и выпивка, соответственно, льётся куда обильнее.

— Разменом денег, — ответил Лоуренс, готовя пшеничный хлеб для Хоро, чтобы постараться избавить её от завтрашнего похмелья.

— Что?

Разрезать хлеб, снять с прута и положить внутрь кусок баранины с куском сыра, сбрызнуть горчичным соусом — всё, теперь положить перед Хоро. Она, если за ней не проследить, так и будет есть одно мясо. Бросив неодобрительный взгляд и тряхнув ушами под капюшоном, она добавила в хлеб ещё мяса, прежде чем откусить кусок.

— В Ньоххире мне дали немало денег. Познакомившись со здешним епископом, я подумал, не удастся ли с его помощью обменять их на мелкие деньги.

Мир развивался, денег на покупку и продажу товаров стало не хватать, с мелкой монетой возникли трудности, вот Лоуренсу и поручили раздобыть разменной мелочи.

— Хм. Но... хамп-хамп... — не прерывая еды, спросила Хоро, — почему бы не сделать всё за один раз, почему надо уходить каждый день?

— Есть длинная очередь подобных просителей. Я пристроился к очереди три дня назад, и сегодня я, наконец, добрался.

Из-за длины очереди стражникам приходилось раздавать вечерами деревянные таблички с номером в очереди. Так что Лоуренс мог, не теряя её, спокойно ночевать на постоялом дворе.

Само собой, Лоуренс из бережливости выстаивал очередь сам, в то время как некоторые покупали себе место в очереди.

— А, так вот почему ты с безумным криком проснулся посреди ночи, весь трясясь. Мне аж жалко тебя стало.

— Что сказать... Я соскучился по горячим источникам Ньоххиры. К тому же я так и не разменял монеты.

— Мм? Но, мне помнится, ты говорил, что церковь собирает много мелких монет в ящики для пожертвований.

— Это известно каждому. А когда одного и того же добиваются многие, нельзя быть среди них чужаком.