Волчица и пряности. Том 22

ИСУНА ХАСЕКУРА

ВОЛЧИЦА И ПРЯНОСТИ

Том 22

(Хроника купальни 5)

Перевод с японского: Google, DeepL, О.М.Г.

Иллюстратор Дзю Аякура

Желудёвый хлеб

Вернувшись с прогулки на постоялый двор и открыв дверь, Лоуренс натолкнулся на девушку, стоявшую посреди комнаты. Её шелковистые, льняного цвета волосы и хрупкое телосложение подошли бы дочери аристократического рода, не знакомой с тяжёлой работой. Она казалась ещё совсем юной, почти подростком, однако странная мощь исходила от неё, когда она, немного расставив ноги и скрестив руки на груди, немного наклонилась вперёд.

А её нахмуренное, со сведёнными вместе бровями лицо могло натолкнуть людей на мысль, что перед ними молодая жена, выведенная, наконец, из себя своим непутёвым мужем, ждала, когда он появится пред её взором.

Однако девушка, стоявшая посреди комнаты, даже не взглянула на Лоуренса, закрывавшего за собой дверь. Её взгляд без отрыва упирался в лист бумаги, висевший на стене. Если память Лоуренса не подводила, когда он выходил, она стояла точно так же.

— Что тебе в ней так не нравится? — спросил Лоуренс эту девушку, ставшую его женой более пятнадцати лет назад.

Когда-то известный как странствующий торговец, ныне он являлся владельцем купальни в деревне с горячими источниками Ньохира. Он положил на стол кошель и кинжал, который носил с собой для защиты, и тогда Хоро, подавшись всем телом назад, глубоко вдохнула, чтобы тут же с ужасающей силой выдохнуть.

— Картина сия останется потомкам. Увидев её столь, мне кажется, жалкий вид через столетия, я не хотела бы пожалеть.

Насколько тут важен сам Лоуренс, думать ему не приходилось. В конце концов, Хоро не юная девушка, какой кажется, её истинный облик — огромная волчица, жившая по преданиям в пшенице и заботившаяся об её урожае. Если картину пощадят грядущие века, вполне возможно, что Хоро через столетия снова окажется перед картиной. А потому оставить картину, которая ей не нравится, являлось для неё очень серьёзной проблемой. Однако Лоуренс понимал не всё.

— Разве поначалу ты не была ей очень рада?

Хоро пропустила эти слова мимо ушей.

Лоуренс вздохнул и посмотрел на картину на стене. Она представляла собой набросок к эскизу для большой картины, на ней углём были изображены Хоро и он сам. Большая картина потребовалась, чтобы разрешить внезапные сложности в портовом городе Атиф, в котором они остановились. Лоуренс попросил изобразить на картине и его в память о той суматохе, в центре которой он оказался, и с которой ему удалось сладить, и Хоро.

Вряд ли представится возможность оставить свой облик на картине тому, кто не был рождён аристократом. Ну, а уж если эта возможность представится бесплатно, тогда особых претензий и предъявлять не имеет смысла, но, кажется, Хоро смотрела на это иначе.

То, что картина досталась бесплатно, теперь для Лоуренса перестало быть важным, если она не делала Хоро счастливей. Ведь именно ради своей спутницы он добивался, чтобы их двоих добавили в картину, причём на заметных местах.

Хоро, живущая веками, теперь ведёт свои записи, чтобы сохранить в памяти повседневные события, но буквы, в отличие от изображений, не передадут внешнего вида. И потому первоначально Хоро была вне себя от радости, узнав, что останется изображённой на картине, а ещё её просто взбудоражило то, что её рисовали первый раз за долгую жизнь. Из нескольких набросков, сделанных художником, Хоро выбрала один, долго рассматривала, поднеся к самому лицу — уголь чудом не прилипал к кончику её носа, при этом она гордо трясла своим хвостом.

Но два дня назад что-то изменилось, теперь изображение перестало ей нравиться.

— Прости, я не особо понимаю, что тут жалкого. Кажется, я не слишком понимаю в картинах.

Лоуренс был склонен счесть изображение красивым, но если он так скажет, будет разорван волчьими когтями и клыками на восемь частей, так что он, конечно, промолчал.

Знала Хоро, что творится внутри у Лоуренса, или не знала, но она с шумом втянула воздух носом.

— Думаю, моя красота, безусловно, отображена. И полагаю, что эта картина просуществует сотни лет. Люди будут поражаться, увидев её, они будут по ней судить обо мне. Почему я нарисована только просто красивой? Это умаление моего достоинства мудрой волчицы!

Уперев руки в бока и вильнув бёдрами, она выглядела намного моложе своего изображения на рисунке. Прожив сотни лет, Хоро могла себя вести на удивление по-детски.

Давным-давно, повстречав Хоро, Лоуренс задавался вопросом, не была ли она слишком ребячливой — даже при том, что в человеческом обличие она выглядела юной девушкой, но сейчас он управлял купальней в Ньоххире и имел дело с высокопоставленными лицами в возрасте. У него сложилось впечатление, что все с возрастом уподобляются детям. А Хоро — волчица, жившая столетиями.

— Но это изображение взято из большой картины. Ты же видела её? На картину такого уровня владелец купальни не может разевать рот. Меня она тоже поразила.

Картину заказали богатые торговцы, собравшиеся вместе в портовом городе Атифе ради торговли икрой сельди. Цена этого товара была настолько переменчива, что азартная игра вокруг неё заставила многих бросить ради этого остальные дела и приплыть сюда из дальних краёв. И тут проявил себя молодой епископ, вытолкнутый наверх волной реформирования Церкви и захотевший очистить этот вид деятельности, обнаружив в ставках на цену икры азартную игру торговцев. Лишь остроумное решение Лоуренса и Хоро позволило поймать в ловушку епископа-новичка и остановить его.

Эта большая картина была заказана как раз для осуществления решения, позволившего бирже, собравшей богатых торговцев, продолжить своё существование. Оригинал картины следовало нарисовать на штукатурке стены биржи икры, для этого пришлось объединить усилия десятков человек — художников и их учеников. Сейчас всю стену покрыли лесами, чтобы было легче рисовать. Каменщики с плотниками, набранные поблизости, усердно трудились под наблюдением гильдии ремесленников, надзиравшим за строительством.

Эти грандиозные усилия должны были по завершению картины прославить среди других городов место, где её создали.

Как хозяин купальни мог бы в таком месте, где ведутся большие дела и крутятся огромные деньги, заявить, что ему недостаточно лишь красивого изображения жены на картине, Лоуренс понятия не имел.

— Но ты же не собирался из кожи лезть, зарабатывая деньги! И это я, твоя спутница, должна быть самой важной для тебя! Даже если ты зарабатываешь больше денег, чем мне нужно, чтобы быть довольной!? — указывая на Лоренса пальцем, возмущалась Хоро, он слегка пожал плечами. — А ты мне говоришь переменить свой характер, чтобы ты мог заработать много денег.

Конечно, Лоуренс пытался умерить удивительную непреклонность Хоро в этом вопросе.

— К тому же картина передаёт твоё достоинство в достаточной мере.

Хоро замерла на месте. Её уши способны различать ложь. Но она смолкла, потому что не могла определить, солгал ли Лоуренс, а её лицо исказилось, потому что она не смогла понять, почему она не обнаружила лжи.

Лоуренс издал смешок и пояснил:

— Во всяком случае, каждый раз, когда я вижу картину, у меня лицо застывает.

В конце концов, Лоуренс действительно позволил суматохе захватить себя, что в итоге и привело к появлению этой картины, когда его собирались лишить и права торговать икрой сельди, и уже вложенных денег. А в это время Хоро, проявляя необычный для себя подъём духа, занималась тяжёлой работой, надеясь заработать на картину для себя. Такой истории вполне достаточно, чтобы она вцепилась ему в горло: жена неустанным трудом зарабатывает деньги, а её бесполезный муж просаживает их в азартные игры.

— Ты, не устраивай мне тут лицедейство!

— Мы вместе больше пятнадцати лет. Я знаю, как с этим справиться.

— Чушь!

Да, да, — пожал плечами Лоуренс и выглянул в открытое деревянное окно.

— Да, точно, ты не хочешь пойти поесть? Один за другим подходят вызванные ремесленники, так что с заходом солнца везде будет многолюдно.

До открытия купальни он был странствующим торговцем, и Хоро, достаточно поездившая с ним, знала, о чём он говорил. Если сейчас потратить время на бесполезную стычку, останется лишь воспользоваться кухней постоялого двора и получить непритязательную на вкус кашу с сырым чесноком в придачу.

— Ху-ум. Ты, тебе повезло остаться живым.

— Мне жизни не хватит, чтобы расплатиться за это.

Хоро приподняла брови и молча хлопнула Лоуренса по бедру, затем спрятала уши под капюшон, а угрюмо висевший хвост под полу плаща.

Атиф, в котором сейчас пребывали Лоуренс и Хоро, изначально был оживлённым портовым городом, но, похоже, жизнь в нём кипела не только в порту. Корабли, стоящие на якорях в порту, путешественники, приехавшие в город и глазеющие на порт, окрестные селяне, приехавшие продать кур и свиней и пытавшиеся купить рыбы. Площадь перед причалами была наводнена моряками и грузчиками.

Наплыв людей сметал еду из портовых лавок, поэтому Лоуренс с Хоро решили разделиться. Красавица-лицедейка Хоро имела явное преимущество в лавках с едой, она принялась обходить места, где торговали бараниной и рыбой, а Лоуренс отправился за выпивкой.

Любая еда не будет иметь вкуса, если её есть всухомятку, поэтому он пустил в ход локти, продираясь к продавцам за прилавками, и добился-таки своего. Потом он стал бродить вокруг в поисках Хоро, пока до его ушей не донёсся знакомый голос:

— Ты, эй, сюда! Сюда!

Хоро подыскала неплохое местечко со скамьёй, устроенное в переулке у постоялого двора для желающих выпить.

— Хо-хо, хороший запах, виноградное вино, да? Я уже устала от настоек на горных ягодах.

Кислые ягодные настойки, вроде смородиновой, Хоро были тоже вполне по вкусу, но когда дело доходит до жареной баранины и рыбы, ещё шипящих в жиру, когда их подают к столу, холодное пиво или вино, вероятно, уместней.

— Да, а пива нет? — не забыла, конечно, напомнить Хоро.

— Я купил виноградное вино, потому что оно дорогое. А дешёвое пиво примерно то же, что и ягодные настойки.

Хоро не нашла особого преувеличения в его словах. Та, у которой под капюшоном спрятаны волчьи уши, способна уловить любой звук в суете порта, так что Лоуренсу, надо думать, пришлось, как следует, постараться.

— Кажется, ты удачно всё подобрала. Просто изумительно, — сказал Лоуренс и взял кусок баранины.

Хоро незамедлительно вытащила пробку из деревянного бочонка и, подняв его над собой, стала пить вино прямо так. Лоуренс грустно улыбнулся, он рассчитывал, что бочонка хватит на несколько раз... Взывать к Хоро было бесполезно.

Глаза сидевших поблизости мужчин округлились от такого зрелища, и когда Хоро, издав "бух-ха", сделала передышку и широко улыбнулась, они восторженно зашумели.

Когда Хоро просто сидит молча, её не отличить от странствующей монахини, но когда она пьёт и ведёт себя столь расковано, её вид сразу привлекает к себе внимание — возможно как раз из-за разницы между поведением и одеждой.

Лоуренс не раз подумывал устраивать зрелище, когда Хоро пьёт, и брать за это деньги. Тогда б она смогла бы съесть и ещё больше.

— Ик, фухх... Хм, хорошее вино, — слизнув вино, стекавшее с края губ, сообщила Хоро и потянулась к жареной рыбе.

До приезда в этот портовый город она не любила рыбу, как бы ни урчал её пустой живот, но сейчас свежая несолёная рыба захватила всё её внимание.

Сидя рядом с такой, вот, Хоро, Лоуренс в свою очередь приложился к дубовому бочонку и с наслаждением отпил вина с освежающим ароматом виноградного сока, впитавшего терпкость дуба.

— Ну, для меня это не проблема.

— Хм? — не понял Лоуренс, что не помешало ему отдать должное жареной рыбе Хоро. — А-а, ты говоришь о том, как добыла еду.

— М-м. Когда меня стала затирать толпа, мускулистый мужчина, похожий на медведя, поднял меня на плечи и отпихнул других покупателей. Я с его плеч всё получила, а потом отдала ему немного в знак благодарности, и он был в восторге, — прищурившись, с большим удовольствием рассказала Хоро.

Лоуренс был уверен, что она изображала растерянную монахиню, отправленную с каким-то поручением, впрочем, Хоро всегда была незаурядной лицедейкой. Он знал, что стоит ему хотя бы слегка намекнуть на своё возмущение поведением своей жены, от которой ожидал целомудрия, и на то, что ей не следует позволять себе ездить на плечах другого мужчины, Хоро задёргает хвостом и вдоволь наиздевается над ним.

Чтобы избежать её ловушки, Лоуренс сделал вид, что ничего такого не заметил, и попытался оказать ей сопротивление.

— Хотя ты недовольна своим изображением на картине, но, я думаю, ты используешь свою красоту в полной мере.

Хоро, как раз переключившаяся с рыбы на баранину, сверкнула своими клыками и откусила большой кусок.

— Именно потому. Я не хочу, чтобы люди думали, что я только лишь красивая.

— В самом деле? — вздохнул Лоуренс и потянулся к бочонку, но Хоро ему этого не позволила и поцокала языком:

— Мца-мца... Ещё кое о чём! Знаешь, что? Чем ты занимался днями напролёт, оставляя меня одну в комнате?

Наверное, из-за того, что море под боком, вся еда хорошо приправляется солью, и выпивка, соответственно, льётся куда обильнее.

— Разменом денег, — ответил Лоуренс, готовя пшеничный хлеб для Хоро, чтобы постараться избавить её от завтрашнего похмелья.

— Что?

Разрезать хлеб, снять с прута и положить внутрь кусок баранины с куском сыра, сбрызнуть горчичным соусом — всё, теперь положить перед Хоро. Она, если за ней не проследить, так и будет есть одно мясо. Бросив неодобрительный взгляд и тряхнув ушами под капюшоном, она добавила в хлеб ещё мяса, прежде чем откусить кусок.

— В Ньоххире мне дали немало денег. Познакомившись со здешним епископом, я подумал, не удастся ли с его помощью обменять их на мелкие деньги.

Мир развивался, денег на покупку и продажу товаров стало не хватать, с мелкой монетой возникли трудности, вот Лоуренсу и поручили раздобыть разменной мелочи.

— Хм. Но... хамп-хамп... — не прерывая еды, спросила Хоро, — почему бы не сделать всё за один раз, почему надо уходить каждый день?

— Есть длинная очередь подобных просителей. Я пристроился к очереди три дня назад, и сегодня я, наконец, добрался.

Из-за длины очереди стражникам приходилось раздавать вечерами деревянные таблички с номером в очереди. Так что Лоуренс мог, не теряя её, спокойно ночевать на постоялом дворе.

Само собой, Лоуренс из бережливости выстаивал очередь сам, в то время как некоторые покупали себе место в очереди.

— А, так вот почему ты с безумным криком проснулся посреди ночи, весь трясясь. Мне аж жалко тебя стало.

— Что сказать... Я соскучился по горячим источникам Ньоххиры. К тому же я так и не разменял монеты.

— Мм? Но, мне помнится, ты говорил, что церковь собирает много мелких монет в ящики для пожертвований.

— Это известно каждому. А когда одного и того же добиваются многие, нельзя быть среди них чужаком.

Конечно, если заплатить меняле за размен, получить мелкую монету можно, но это будет стоить нелепо дорого. В первую очередь сами менялы, должно быть, уже покупают монеты в церкви по не слишком хорошей цене.

— Что ж, если ты в спешке сбежишь обратно домой, я не знаю, когда ещё я назову тебя мужем.

— Думается, ты с самого начала не собиралась этого делать. Но если тебе станет плохо, будет жутко.

Хоро, пребывая после выпивки в хорошем расположении духа, рассмеялась, показав свои клыки.

— Ладно, мелких монет я не получил, но мне кое-что досталось, что поможет выполнить мою миссию посланника.

— Каким образом?

Лоренс вынул из-за пазухи лист и развернул его на столе. На листе была нарисована какая-то карта.

— Существует не так много мест, где собираются монеты, их все знают, за доступ к ним идёт соперничество. Что в таком случае мне следует сделать?

— Это просто. Тебе лишь нужно отправиться в место, о котором никто не знает.

— Именно так.

Если оставшуюся на прутиках баранину подвинуть к Хоро, она сможет дотянуться и съесть её.

— Мм... хамп-хамп... а что, есть такие подходящие места?

— Они редки, но существуют, и мне нужен кто-то знакомый, чтобы туда попасть.

Хоро не стала хвалить умение Лоуренса, но его восхищали неряшливые манеры, с которыми она ела хлеб.

— Помнишь пожилого торговца, который помогал мне во время беспорядков? — спросил он, глядя в землю.

— Мм. Он был очень хорошо одет, не то что один торговец.

— Прости. Кажется, он раньше командовал торговым кораблем могущественного торгового союза, его даже называют адмиралом, но теперь он помогает одному епископу по его просьбе.

— И?

Лоуренс ткнул пальцем в город, где они сейчас были, Атиф, и передвинул его к нижнему правому углу. Там простиралась обширная равнина, называвшаяся зернохранилищем всего этого региона. Палец Лоуренса остановился на подножии горы, отделявшей эту равнину от морского побережья.

— На юго-востоке есть большой город, связывающий внутреннее побережье с землями в глубине.

— Хо-о, разве не замечательно? Ну, несомненно, моя пшеница — лучшая, — с гордостью громко заявила Хоро, указывая на мешочек на шее.

Уже пьяна, обеспокоено сказал себе Лоуренс, но продолжил:

— В общем, в это время года там проходит ярмарка, на неё съезжается куча торговцев с их делами.

— Хо-хо-о, это даже лучше!

Лоуренс улыбнулся и переместил палец по карте вниз от большого города.

— Но мы отправимся на юго-запад от города с его ярмаркой. Там, вдоль горной малоиспользуемой дороги, лежит небольшая епископская земля.

Сияние на лице Хоро сразу притухло, будто его присыпало пеплом. Однако Лоуренс не стал останавливаться из-за перемены в её настроении.

— Земли епископа связаны с кафедральным собором этого города и представляют собой братство, но оно столкнулось с трудностями. Оно вовлечено в спор о привилегиях и торговле, и епископ был бы не прочь получить помощь торговца, но большинство их в это время года слишком заняты своими делами. Ему нужен надёжный и умелый торговец, и я подошёл для этой работы.

Произнося это, Лоуренс не отрывал глаз от Хоро, кажется, её веки начали тяжелеть, похоже, опьянение начало брать над ней верх. Глаза её были направлены куда-то в сторону, лицо наливалось краснотой, она безучастно грызла жареную рыбу. Лоуренс вздохнул, осторожно забрал бочонок со стола и поставил у своих ног.

— Если ты хочешь наслаждаться оживлённой жизнью шумного города, — заговорил он, волчьи уши Хоро встрепенулись под капюшоном, в глазах появился проблеск интереса, — нам надо побыстрей спихнуть проблемы епископа. Когда ярмарка закончится, другие торговцы тоже могут сунуть свой клюв в это дело.

Хоро посмотрела на карту и размашисто кивнула:

— Так, надо поспешить...

— Приятно, что ты понимаешь. Значит, по картине вопросов нет, и мы можем быстро двинуть в дорогу, верно?

Красные глаза Хоро, направленные на Лоуренса наполнялись влагой от выпитого ею.

Она мучилась, пытаясь сосредоточиться и сопоставить суету ярмарки, которую ещё предстоит увидеть, с тем, что она и так пребывает в большом городе, где она может препираться по поводу картины и есть жареную рыбу.

— Что, сделаем так?

Хоро вздохнула, кивнула и громко икнула.

Конечно, Лоуренсу пришлось относить Хоро в постель на спине, однако уже на следующий день они были в пути. Хотя его навыки путешественника несколько подзабылись, он всегда был готов отправиться в путь.

— Ууу... эта жареная рыба была удивительно вкусной... Может, мне стоило задержаться в городе немного...

Они выехали из Атифа под пасмурным небом, ветер, попеременно дувший с двух сторон, был неизменно холодным. Хоро сидела в повозке, прислонившись к вещам, куталась в шерстяную накидку и, бормоча что-то, записывала события в свой дневник.

— Город, в котором открывается ярмарка, расположен у подножья горы, отделяющей пшеничный край от моря. Говорят, сюда свозят товары с равнин и гор, с севера и юга, с востока и запада, и что здесь собраны горы плодов, — рассказывал Лоуренс, сжимая в руках поводья, при последних словах капюшон Хоро приподнялся двумя бугорками.

— Конечно, хватает и выпивки из ягод или фруктов, а поскольку этот город является центром торговли зерном, в нём полно пекарен, а значит, и сладкой выпечки с фруктами.

Хвост Хоро, переполнившейся волнением пополам с нетерпением, зашелестел по днищу повозки подобно метле. Лоуренс беззвучно рассмеялся, и что-то вдруг стукнуло его по затылку.

— Больно же. Эй, чего вдруг.

— А того! Хватит дразнить меня едой!

— Это не так. Просто придётся какое-то время поскучать в пути. Не легче ли будет тебе терпеть, если будешь думать, что награда превзойдёт твоё терпение?

— А ты побольше заставляй экономить деньги, даже если приходится терпеть из-за этого.

Лоуренсу хотелось сказать, что именно это и спасло их в Атифе, но Хоро тогда усердно поработала на тяжёлой работе.

По его жилам никогда не перестанет струиться кровь торговца, но говорить то, что говорил ей когда-то, он не хотел.

— Все деньги, заработанные твоим трудом, учтены. Как и деньги, вложенные в икру сельди. И в этих пределах я не хочу говорить об экономии. У тебя должна быть возможность позволить себе пороскошествовать.

— Хум, — фыркнула Хоро и с лёгкостью перескочила на козлы.

Пока они не отъехали далеко от Атифа, дорога была полна путешественников. Лоуренс подумал, не стоит ли предупредить Хоро насчёт хвоста и ушей, но этот пасмурный день выдался холодным, словно зима явилась раньше времени, люди кутались в шерсть и меха. И если кто и заметит хвост Хоро под плащом, решит, что это своеобразная часть зимней одежды.

Хоро, сидя рядом с Лоуренсом, тоже принялась укладывать и перестилать шерстяные ткани и тёплую одежду с таким увлечением, словно собака устраивала себе лежбище. Лоуренс смотрел на неё, забавляясь таким рвением, а Хоро, наконец, пристроила свой гордый хвост на колени и сказала:

— И пока я здесь, может, я могу одолжить тебе этот хвост и немного подзаработать на этом?

Пушистый мех, который каждый день сбрызгивают кунжутным маслом и расчёсывают гребнем. Сверх того это живой мех, в котором течёт горячая кровь Хоро, он прекрасно согреет в такой холодный день. От того, будет ли этот хвост лежать на коленях или нет, зависит, насколько удобно будет в поездке.

Хоро с удовольствием рассмеялась.

— Вот же ж... — вздохнул Лоуренс, легко хлопнув вожжами по спине коня.

— Что ж, даже если ты не заплатишь за пользование хвостом, ты же можешь обессилеть к предстоящей работе. А если ты будешь усердно работать, то тебя хорошо отблагодарят.

— Хоо...

Возможно, устав поддразнивать своего спутника, Хоро погладила хвост, лежавший на её коленях, и переложила его так, чтобы укрыть колени их обоих.

— Так что ты сказал? Я вчера выпила слишком много.

Есть немного... — сказал себе Лоуренс и решил не распространяться о том, как он заботился об опьяневшей Хоро. Вслух он сказал другое:

— Причина та же, что и в городе Атиф. Результат переполоха, устроенного Коулом и Миюри.

Хоро обернулась назад, помахала рукой исчезавшему в конце дороге городу и вновь повернулась к Лоуренсу.

— Каждая церковь, каждый монастырь долгое время копил богатства. И тут не только жажда наживы, изначально задумывалось благое дело — получив с богатства доход, можно пустить его на подаяния, однако, в конце концов, у них скопились большие плохие деньги. Помимо этого стали высоко цениться и получили влияние те церковники, кто умел управляться с этими богатствами не хуже торговцев, что тоже составило серьёзную проблему.

Хоро клюнула носом, шумно зевнула, её затуманившийся взгляд опустился куда-то к плечам Лоуренса. Могло показаться, что всё это ей не интересно, но Лоуренс продолжал, потому что видел по её двигавшимся под капюшоном ушам, что она слушает.

— И вот, проблем скопилось столько, что они привели к требованиям реформы Церкви, а та, в свою очередь, дабы рассеять недовольство людей, особенно там, где люди настроены решительней всего, стала менять верхушку духовенства на местах. Что стало создавать новые проблемы.

— Хм. Ход вещей я вижу. Заменить всех — это не так плохо, но я не вижу, что будет потом.

Глаза Хоро забегали, возможно, в поисках чего-то вроде вяленого мяса. Осознав, что вещи, в которых можно было поискать, лежат сзади в повозке, она поджала губы.

— Верно. Более того, попытка показать местным жителям, что реформа осуществляется, лишь усугубила трудности, так как убирали весьма серьёзных людей.

— Малыш Коул умён, но я не думаю, что он силён в деловом отношении. Может, жители предыдущего города восхищались Коулом и потому взялись за торговцев, не разобравшись толком?

Молодой епископ, горевший стремлением взять Атиф под опеку Божьего писания, чем-то был похож на Коула.

Заинтересовавшись, насколько Коул и его последователи завладели общественным вниманием, Лоуренс с Хоро выслушали немало рассказов о том, что делали Коул с Миюри в Атифе, но было невозможно отличить то, что действительно происходило, от мифов. Рассказы походили на сказку, вероятно, они были полны преувеличений. После окончания противостояния с язычниками мирная жизнь стала хорошей почвой для героических рассказов.

И если Миюри была не чужда покрасоваться, то Коулу, похоже, пришлось нелегко.

Лоуренс пожал плечами, и Хоро снова зевнула.

Хоро в основном либо ест, либо спит.

— Уаау... фухх. Но я не знаю, смогу ли тебе помочь.

— Что ж, надеюсь, это не потребуется, — ответил Лоуренс, и хвост тут же покинул его колени.

— Эй, я не о том. Это не значит, что я не хочу тебя отблагодарить.

Хоро бросила на него подозрительный взгляд и неохотно вернула хвост на место.

— И вообще... перестань шантажировать меня хвостом.

— Ты, не можешь противиться, когда моя задняя часть лежит на тебе?

Лоуренс вздохнул, будто устал от всего этого, и Хоро сдержано захихикала. Много съев, выпив и выспавшись вчера, она, похоже, припасла немало сил и вредности на сегодня.

— Итак, новый епископ встретил вот какое затруднение: когда он проверял владения, на которые получил права, он обнаружил странное место на своих землях, — сказал Лоуренс, глядя на воплощение волчицы, прожившей века, сидевшее теперь рядом с ним.

— Странное место?

— Говорят, что это проклятая гора, на которой сидит падший ангел.

В письме говорилось про епископство Вуаран. Изначально это было глухое место, почти без людей, но благодаря дороге, больше похожей на звериную тропу и протянувшейся до большого города за горами, местное население каким-то образом выживало.

Однажды богатый торговец, проезжая по этой дороге, остановился на захудалом постоялом дворе, который содержал местный селянин, и умер. Торговец был скупым из скупых, потому по слухам он и выбрал дорогу, за которой никто не следил и на которой не собирали пошлин. Но перед смертью он раскаялся в своей скупости и решил оставить своё имущество селянину, пытавшемуся ему помочь. Торговец надеялся, что здесь построят церковь.

Селянин был бы счастлив, если бы ему досталось несколько золотых, оставшихся в кошеле торговца, но наследство оказалось столь большим, что можно было выстроить на него целый замок. И селянин, почувствовав на своих плечах Господню миссию, отдал ей всего себя. Он призвал священников, построил церковь, облагородил дороги и получил в итоге столько земли и привилегий, сколько мог себе позволить.

Сверх того, старанием ли селянина при обработке земли, милостью ли Божьей, но в этом месте были обнаружены залежи соли и железа. Небольшая церковь, построенная вместе с дорогой, стала приносить большой доход и скоро переросла в самостоятельную епархию с резиденцией епископа.

Имя этого селянина, жившего около двухсот лет назад и ставшего легендой, — Вуаран.

— Ух ты, не ошиблась ли я с выбором мужа? — воскликнула Хоро на четвёртый день пути.

Накануне она записала историю епископа Вуарана на постоялом дворе, где они переночевали.

— Вот как. Кстати, этот Вуаран никогда не пил ничего крепче воды, не ел мяса и работал с рассвета до полуночи. Кажется, он и жену с детьми заставил жить так же, — ответил Лоуренс и посмотрел на Хоро, она-то выпила на постоялом дворе немало.

Хоро, зажав перо между средним и безымянным пальцами, большим и указательным взяла свиную колбаску и, хихикнув, сравнила её с фигурой Лоуренса:

— Ты, я люблю тебя.

— Пока продолжаю обеспечивать выпивку и мясо, — устало произнёс Лоуренс, и Хоро радостно засмеялась и стукнулась плечиком ему в бок.

— Что ж, возможно в легенде не обошлось без преувеличения, земля епископа расширилась лишь до определённых пределов. Вуараны старались преумножать свои богатства, но им это удавалось, я думаю, не дольше сотни лет.

— Их источник богатства умер?

— Сначала грунтовые воды затопили соляную шахту, и её забросили. Спустишься туда, а там, под землёй, лишь солёное озеро.

— Подойдёт, чтобы солить сардины.

Действительно, со смешком подумал Лоуренс и припомнил продолжение истории, которую рассказал владелец постоялого двора.

— В результате земля епископа должна была содержать разросшееся население за счёт добычи железной руды.

Лицо Хоро помрачнело, она ненавидела рудники, уничтожавшие леса. Она, волчица, некогда жившая в лесах своей родины.

— Но это тоже умерло?

Зло умирает, означают её слова, Лоуренс неопределённо кивнул.

— Кажется, в первую очередь погиб лес, а не железо.

Хоро надулась, как принцесса, рыцарь которой проиграл поединок на турнире, и вернулась к своему дневнику.

— Похоже, прежде железная руда добывалась, перерабатывалась, и тут же готовое железо шло на всякие изделия. Гильдии, как принято в городах, у них не было, мастера сами собирались свободно, должно быть, народу собралось много.

Хоро угрюмо фыркнула и сердито взмахнула пером.

— Но работа с железом требует много топлива. К тому же для добычи его необходимо дерево для балок, что держат свод шахты, для деревянных колёс с лопастями, чтобы воду отводить. А раз там работает куча народу, нужны дрова для готовки и дерево для жилищ.

— В итоге соседние леса вырублены и восстановиться они не могут из-за отравленной земли.

— Похоже, посёлок рудокопов пришёл в упадок так же быстро, как и вырос. Это произошло лет семьдесят или восемьдесят назад.

— Хумм.

Для Хоро это случилось совсем недавно, а для Лоуренса — ещё до его рождения.

— Лес высох и больше не мог поддерживать жизнь людей, сам рудник был истощён, и производство железа резко упало. Сверх того, без топлива не выплавить железа, а везти руду в другие города трудно, она слишком тяжёлая. Доходы иссякли, люди стали расходиться, и место опустело.

— И только голая гора осталась, — с болью в голосе проговорила Хоро.

— Нет, не совсем.

— Мм? — вдруг подняла голову Хоро.

— Я про то, что ты не запомнила. Хотя настаивала, что не была пьяной.

Хоро должна была поддерживать свою гордость волчицы, но вела себя почти беспечно и даже не помнила про своё вчерашнее состояние. Впрочем, Лоуренс знал, почему Хоро не заботит, до какой степени она напивается. Это потому что она насквозь его видит и знает, что ему нравится заботиться о ней.

Глупости, сказал себе Лоуренс и, вздохнув, продолжил:

— Остались истощившиеся копи, люди, потерявшие доход, но вынужденные остаться, и лишившаяся леса гора. И тут появился алхимик.

Хоро, отвернувшаяся, как непослушная девочка, устремила на Лоуренса серьёзный взгляд.

— Когда в тот раз мы гонялись за запрещённой книгой по добыче руд, её же автор был алхимиком?

Бог ли создал этот мир, но именно алхимики вечно придумывали то, из-за чего гибли леса, в которых жили воплощения, подобные Хоро, чтобы забрать богатства земли людям. И потому слово "алхимик" для неё было ненавистней, чем "пастух".

— И вот здесь произошло нечто странное, — сказал Лоуренс и непочтительно прихватил кусок сосиски с деревянной тарелки, которую держала Хоро. — Алхимик не стал рыться в руднике, вместо этого он получил железо колдовством.

— Колдовством?

Хоро сама будто из сказки, но на вопрос, попадались ли ей ведьмы в мрачных лесах, она коротко сообщила, что видела тех, кто ел сомнительные грибы и после этого видел странные видения. Но если верить истории, рассказанной Лоуренсу хозяином постоялого двора, алхимика можно было считать истинным и настоящим колдуном.

— Похоже, он не использовал дерево для получения железа.

Хоро на несколько веков выпала из жизни, пока не стала путешествовать с Лоуренсом, с которым побывала во многих городах. Благодаря своему уму она редко забывала увиденное и услышанное, если сама не хотела забыть что-то ей неудобное. Прежде чем принять колдовство, она упомянула иную возможность.

— Может, использовался этот вонючий торф?

— Торф горит, да, но даёт слишком слабый огонь. Уголь поблизости не встречается, а тем более смола.

Чёрная жидкая смола, её ещё называли "горящей водой". Она слишком дорогая, чтобы заменить собой дрова, Лоуренс видел только, как ею смолят корабли, чтобы деревянные их части не гнили.

— Алхимик создал волшебство, позволяющее вытаскивать железо из руды, не используя дерево как топливо, он добыл железо из остатков руды и этим спас людей в их бедственном положении. Его способ делает добычу железа таким выгодным, что можно смеяться без остановки. И если создавать огонь из ничего, это позволит растениям вновь покрыть оголившиеся горы.

— Хумм, — проявила, наконец, интерес Хоро. — Значит, гора вернулась?

— Как-то вернулась.

— Хо-о-о.

Улыбка, подобная распустившемуся цветку. Лоуренса порадовала улыбка Хоро, но она сама понимала, что на этом история не окончена.

— Но, ты, разве ты не говорил, что был бы счастлив одолжить мою силу?

— Ну, эту гору не зря называют проклятой.

Хоро, сдвинув тонкие брови, наморщилась. Её взгляд плыл, ни на чём не останавливаясь, возможно, ей не удавалось связать всё вместе.

— Разве люди, подобные Коулу, не считают колдовством добычу железа из руды без огня?

Существует опасность того, что расшатывание традиционных способов жизни и работы может быть расценено как происки дьявола, любое нововведение — как оскорбление Бога.

— Я думал об этом, и архиепископ Атифа, предложивший мне эту работу, кажется, задумывался о такой возможности. Не алхимик явился на гору, а пал с неба ангел, дабы сбить людей с пути истины.

— Ты, так что, там есть кто-то, у кого на спине растут крылья, и кто с козлиной головой бродит по горе, стуча копытами?

Воплощение гигантской волчицы, живущей в пшенице, она описывала дьявола, как о нём рассказывают в церквях. Подобного Лоуренс среди знакомых ему не-людей не знал.

— Не думаю. Но, кажется, кто-то ещё появляется на горе.

— Появляется?

Лоуренс вспомнил, как хозяин постоялого двора рассказывал эту историю при свете свечи, а Хоро, уже набравшаяся, спала рядом. И Лоуренс воспроизвёл то, что сказал хозяин:

— Кто-то упорно отказывается пускать людей в гору. Возможно, способ выбрать без огня железо из руды дремлет на этой горе. Способ, способный принести огромные деньги, и люди в прошлом приходили и поднимались на гору, чтобы получить его, но...

— Никто не вернулся?

— Более того, этот призрак продолжает по ночам копаться в руднике с рудой, который должен был иссякнуть, от горы доносится стук камней.

В отношении подобных историй Лоуренс обладал некоторыми знаниями, которых нет у остальных. Например, об огромной волчице, разгуливающей по окутанной паром деревне горячих источников Ньоххира. То, что на самом деле лежит за пределами человеческих познаний о мире.

— Понимаешь, помимо призраков есть же что-то ещё на горе?

Если Хоро с её волчьими ушами и носом отнесётся к делу серьёзно, она отыщет это на огромной горе.

— В общем, это так...

Но голос Хоро прозвучал невнятно, она подняла стопы ног на козлы и обхватила руками колени.

— Что бы ты сделала, узнав, что что-то действительно происходит?

Тревога в глазах. Ты боишься призраков? — подумал Лоуренс и поразился своему вопросу. Тот, кто может быть в горах, наверняка живёт в том же мире, что и Хоро. Если да, то у него могут быть какие-то цели. К примеру, поблагодарив алхимика за возвращение леса к жизни, сохранять то, что осталось на горе.

По обычному поведению Хоро это трудно представить, но она в целом добрая и ранимая. Возможно, она и тот неизвестный не захотят бередить раны горы.

— Понимаю твоё беспокойство, но епископ Вуаран хочет иметь какие-то основания для решения, как поступить с этой землёй. Если он для этого ищет торговца, это хороший знак. Это означает, что он пытается принять решение, основанное на прибыли или убытке.

Хоро посмотрела на Лоуренса и медленно прикрыла глаза.

— Другими словами это должно означать, что как раз ты в этом хорош?

— Ну, это зависит от доверия господина епископа к нам.

Хоро глубоко вздохнула и с отвращением произнесла:

— Ты, давай покончим с этим до ярмарки в городе за горами.

— Это зависит и от того, что осталось на горе.

Хоро издала короткий утробный волчий рык, но она знала, что иного он сказать не мог. Потом она фыркнула, упёрлась подбородком в колени и выгнула спину, словно надувшаяся девочка.

— Не думаю, что там будет что-то забавное.

До встречи с Лоуренсом Хоро несколько веков провела в одиночестве на пшеничных полях, может, по этой причине, может, просто по своей натуре, она была склонна видеть будущее в мрачных тонах.

В свою очередь Лоуренс по натуре был торговцем, который, не считаясь особо с какими-либо принципами, рвался вперёд, если видел там прибыль.

— Даже если так, разве мы не сможем сделать что-то, чтобы помочь горе? Представь себе кого-то другого на нашем месте.

Если епископ ищет торговца, не приходится сомневаться, что он допускает возможность её продажи. А для будущего земли важно, кому и на каких условиях её продадут.

— А если я не подойду, всегда можно отправиться работать в купальню. Без вопросов.

Хоро угрюмо посмотрела на Лоуренса — вероятно потому, что не ощутила в его словах ни капли лжи.

— Ты, всё такой же оптимистичный.

— Без твоей руки я бы не прошёл так далеко.

Хоро устремила на Лоуренса спокойный взгляд своих красноватых глаз, а потом улыбнулась, сдаваясь.

— Может, и так.

Лоуренс пожал плечами и сжал крепче вожжи.

Спустившись к морю с гор, среди которых затерялась деревня горячих источников, они должны были снова подниматься в гору, однако гора горе рознь.

Они привыкли уже к скалистым горам вокруг Ньоххиры, горам, покрытым густым лесом, меж деревьями которого ручьи прорезали себе русла, тут же тянулся пологий, бесконечно длинный склон.

— В таких местах, поросших высокой травой, иногда попадаются маленькие скопления деревьев, они мне напоминают шрамы былого. Так бывает, когда вырубают лес.

Колосья травы, раскачивавшиеся при каждом дуновении ветерка, напоминали пшеницу, но им была присуща скорбная печаль. Лоуренс в своих давних торговых странствиях часто видел подобные заросли травы на землях, опалённых войной.

Дорога была широкой и хорошо утрамбованной, в общем, весьма хорошей, но по ней никто не двигался. Она, похоже, осталась со времён, когда в этих местах добывали соль и железо.

— Унылая, бесплодная земля, однако кроликам, змеям и лисицам это место подошло бы.

— Думаю, эту траву было бы неплохо спалить и превратить это место в поле.

— Я не чую тока воды. Если гора вся изрыта, воды в ней не осталось, рыть колодцы бесполезно.

К шестому дню пути разговоров в повозке стало мало, однако молчание не имело ничего общего с усталостью.

Сидя на козлах и продолжая смотреть вперёд, Лоуренс осторожно положил руку на голову Хоро.

Обычно она возмущалась и отпихивала руку, а сейчас лишь тихонько прильнула к нему плечом. В этом месте, миновавшем время своего расцвета, царило ощущение особого одиночества, и для Хоро, выпавшей из хода времени, зрелище этого могло быть ещё более удручающим.

Потом за зарослями травы, наконец, появилась сама гора. Ещё плохо различимая на таком расстоянии, но, судя по рассказу, она уже не должна была предстать голой.

Ещё немного позже у дороги показались строения и колодец, дикая травяная поросль превратилась в поле. Когда видишь стада овец, чувствуешь дыхание жизни людей, мир вокруг тебя становится светлей.

Они добрались до деревни с простыми, не особо богатого вида домами и огромным каменным зданием за стеной, возвышавшимся в центре деревни. Это и был собор Вуарана, место, откуда вышли все епископы Вуараны.

Железные ворота, массивные и высокие, как те, что возвышаются над рудниками, покрылись теперь ржавчиной, которая, возможно, и не давала их закрыть. Вероятно, за ними давно никто не ухаживал, да и вообще не притрагивался к ним. За воротами на территории собора всё было тихо, там неторопливо паслись свиньи и козы. Каменный водосток, у которого посетители мыли ноги и поили лошадей, давно высох, всё заросло травой.

Лоуренс привязал коня в пристройке, похожей на конюшню, захватил письмо от архиепископа Атифа и месте с Хоро направился к собору. Когда они остановились у входа, Хоро посмотрела вверх.

— Большое здание, — удивлённо сказала она Лоуренсу.

Колокольная пристройка тоже была высокой, приходилось задирать голову, чтобы посмотреть на неё — символ былой мощи.

— Однако мне не кажется, то тут есть признаки людского присутствия

— Хмм. Но из здания пахнет жизнью. И, смотри, на той двери отпечаток руки.

Главный вход в собор был закрыт по той же причине, по которой остались открытыми ворота. Боковой же вход заперт не был, они открыли дверь и вошли.

— Ох-хо.

— Это удивительно...

Здание было выстроено основательно, сразу видно, что обошлось оно недёшево, портик и потолок соединяли красиво украшенные детали плавных очертаний.

У стены стоял застеклённый шкаф, в котором размещались статуя Божьей Матери и разные крашения. С высокого потолка на длинной цепочке свисала чаша с благовониями, их зажигают во время богослужений. Хоро приблизилась и, подёргивая носом, принюхалась.

— Её чистили.

— На подсвечниках на стенах и столбах есть воск. Всё выглядит более чем неплохо.

Собор поддерживался в хорошем состоянии, хотя людей видно не было. Лоуренс с Хоро рука об руку пошли по плитам собора, слыша странное эхо своих шагов. Они прошли по коридору с цветными стеклянными витражами, изображавшими пришествие Божьей матери и Бога, потом остановились.

Пол был выложен плитами разного цвета, образуя рисунок герба Церкви.

— Ты, смотри, — сказала Хоро, указывая на высокую стену с навесом.

— Это же... — Лоуренс невольно прикрыл рот ладонью при виде большой картины, составленной из нескольких картинок поменьше, сменявших одна другую вдоль коридора.

Она была не такой, какие сейчас было принято вешать в домах аристократов. Люди на картинках, изображённые схематично и непропорционально, воздевали руки с ладонями, больше их голов, позы были неестественными, придавая людям сходство с куклами, они смотрели в небо, обратив к нему ничего не выражающие лица, либо их взоры не имели определённого направления. Однако эта неприглаженность оказывала невероятно мощное воздействие, и содержание картины становилось ясным с первого взгляда. Здесь была изображена легенда этого собора — собора Вуаран.

Вот селянин-основатель Вуаран за своим плугом внимает Божьему повелению, нисходящему от облака на небе. На следующей картинке Вуаран старательно возводит церковное поселение, Божья благодать изливается из земли, на которой ведётся строительство. Далее можно увидеть людей, благодарящих Бога за расцвет поселения.

Но городок на следующей картинке уже вошёл в период упадка, и люди тянулись руками к небу, вероятно, с молитвой Господу, и к ним с неба слетал ангел, трубя в рог.

— Ангелу здесь нарисовали рог.

— Цвет яркий только в углах. А там вроде бы подрисовывали. Словно следующее поколение решило, что это падший ангел.

А вот неведомо откуда появился некий человек в столь низко надвинутом капюшоне, что не видно его лица, и он, похожий на языческого колдуна, вероятно, являлся алхимиком. И с этого момента всё пошло странно. Ощущение неестественности, которое испытал Лоуренс, слушая рассказ на постоялом дворе, нашло своё отражение и на картинках.

Когда алхимик молился Богу на вершине горы, бородатое лицо того появилось на вершине горы, освещая собой с вершины покрытой облаками горы деревни внизу, и всё сопровождалось буйной пляской ангела.

— Я видел изображение молитвы о ясной погоде в месте, изнывавшем от непрестанных дождей, оно выглядит примерно так же.

— Люди внизу смеются?.. — Хоро, прищуриваясь и хмурясь, вглядывалась в мелко нарисованные лица, для её глаз это была непосильная задача.

— Нет, они ничего не выражают. Они поднимают вверх руки — на одних картинках от радости, на других умоляют спасти их жизни.

— Хм, они всё равно одинаковые, — выплюнула Хоро.

Она выполняла давнее обещание на полях деревни, где провела сотни лет. Ради лучшего урожая она иногда не позволяла пшенице обильно плодоносить, чтобы земля отдохнула. А жители ждали хорошего урожая каждый год и считали подобные случаи прихотью Хоро.

Лоуренс положил руку ей на спину, она глубоко вдохнула и шумно выдохнула через нос.

— Там, куда дошёл свет лика Божьего, люди большими молотами бьют горящие куски. Явно железо. Вон навьюченные лошади, мужчины, похожие на торговцев подняли обе руки, выражая... выражая радость, — описывал изображение Лоуренс.

— А дальше — снова зазеленевшая гора.

— Однако же, — перебил свой ход мысли Лоуренс, потому что заметил склонённых и явно скорбящих людей у подножья зелёной горы.

Невыразительное лицо бородатого бога всё ещё смотрело с вершины горы, рядом стоял падший ангел с нелепыми крыльями на спине и со свойственным этой картине лицом, куда смотрел ангел, определить было невозможно, однако явно не на людей у подножья горы.

В конце этого рассказа в картинках была выведена надпись: "Боже, смилуйся над нами".

— Что это за бородатое лицо?

Было что-то безумное в том, что, появившись раз, оно продолжало присутствовать на картинках на самом видном месте, производя всё более жуткое впечатление.

— Встречала что-то похожее?

— Почему только лицо?

Все остальные нарисованы целиком. Возможно, эта странность имела какое-то значение.

— Мммм... а если не человек... — Хоро встревожилась и подняла голову.

— А, кажется, в предыдущем городе ты съела понемногу всякого. Правда?

— Э?

В Атифе ей перепали традиционные баранина, свинина и курятина, а также кое-что из местных даров моря. Но, подумал Лоуренс, ничего похожего среди этого нет. И тут Хоро воскликнула:

— А это не краб?

— Краб? — Лоуренс округлившимися глазами посмотрел на гордую Хоро, затем перевёл взгляд на изображение.

Конечно, если на панцирь краба добавить лицо, то, подумал Лоуренс, это вполне может так и выглядеть. Борода и волосы, расходящиеся во все стороны от лица, вполне сойдут за корявое изображение крабьих ног, и тогда вполне естественно, что тела на рисунке нет. А вот представить, как краб на горе ловит всех, кто на неё поднимается, своими лапами и невозмутимо тянет их к своему рту, вполне можно.

Лоуренс вздрогнул от ужаса, потом помотал головой.

— Э... это...

Он сказал себе, что следует успокоиться.

На вершине горы присутствует воплощение краба, как это связано с добычей железа? И сверх того этот совершенно непонятный свет с вершины.

— Довольно интересная мысль, — вдруг донёсся голос откуда-то сверху.

Это произошло так внезапно, что Лоуренс подскочил на месте и сразу посмотрел на потолок, но никого не никого не увидел. Впрочем, даже Хоро с её волчьими ушами не распознала источник голоса и пребывала в растерянности. Она тоже посмотрела на потолок, потом осмотрелась по сторонам.

Но если её уши и были обмануты, то волчий нос, похоже, провести невозможно.

— Ты, — сказала Хоро, дёрнув Лоуренса за рукав, — там, за той колонной внутри.

Она обернулась и показала на колонну в конце коридора. Лоуренс взялся за кинжал, что он носил для обороны, и вдруг вспомнил, что он находится в соборе. Если здраво подумать, здесь могли быть служители Церкви, а он просто сходит с ума из-за этого разговора о кошмарном крабе. Он вдохнул и выдохнул, успокаивая себя, и сказал:

— Мы путешественники! Мы приехали сюда по воле архиепископа Атифа.

Голос эхом разнёсся по зданию, отражаясь от каменных стен и высокого потолка.

— У меня имеется и письмо от архиепископа. Я хотел бы представить его епископу собора.

Голос Лоуренса, отразившись несколько раз, растаял в глубине коридора. Вероятно, особенности этого здания приводили к тому, что отражённое эхо создавало впечатление, что голос идёт сверху.

Из-за колонны ответа не последовало.

Кому-то придётся воспользоваться силой Хоро?

Собор со страшными изображениями, не так давно утративший былую славу. Можно было подумать, что здесь бродит нечто, выходящее за пределы человеческого познания.

— Видимо, это действительно совпадение, — послышался спокойный женский голос.

Лоуренс удивился не тому, что голос прозвучал совсем рядом, а тому, что в нём прозвучали какие-то ошеломление и радость.

И Лоуренсу этот голос был явно знаком.

— Ты, — обернулась к нему Хоро, почему-то помрачневшая, — у меня плохое предчувствие.

Сразу после этого кто-то вышел из-за колонны. Движение человека походило на плавный танец, вероятно из-за прекрасной осанки вышедшего. И, что вообще трудно было вообразить, Лоуренс хорошо знал этого человека, выглядевшего намного старше, чем это сохранилось в памяти. Однако, с учётом лет, прошедших с последней их встречи, такая разница лишь добавляла убедительности к облику этого человека.

— Неисповедимы пути Господни.

К ним шла женщина. Собранные в аккуратный тугой пучок волосы, глаза медового цвета, тонкая почти до прозрачности кожа и крепкая спина, позволяющая держать безупречную осанку, столь же безупречно держала себя и она сама. Цвет воротника её церковной одежды указывал на сан священника, но даже если бы Лоуренс просто попытался представить себе духовное лицо, первой на ум, вероятно, пришла бы именно она.

— Это было давно, господин Лоуренс, — сказала она, останавливая на нём свой взгляд, и улыбнулась.

— А ты, — добавила она, осмотрев на Хоро, — кажется, никогда не изменишься, хорошо это или плохо. Пахнет спиртным.

— Глупости, — ответила Хоро, скрещивая руки на груди и отворачиваясь.

Они не ладят с давних пор... — улыбнулся Лоуренс и снова задумался.

С одной стороны, Хоро всё же питала к ней некоторую слабость. С другой стороны, Коул всегда говорил, что эта женщина строго придерживается веры, одно время она учила его Священному писанию. Что плохо сочеталось с привычками Хоро выпить всё, что есть на столе, а за настоящее мясо признавать лишь то, с которого стекает жир.

— Я никогда не думала, что встречу вас в таком месте.

— Госпожа Эльза, — назвал её имя Лоуренс. — Давно не виделись.

— На всё воля Господа.

Эльза, встреча с которой на торговом пути Лоуренса помогла ему и Хоро миновать важный перекрёсток в их жизни, улыбнулась и кивнула. Это были её слова: Я сделаю всё, что смогу, чтобы подтвердить верность учению Господа всего, что ты используешь, чтобы быть с любимой.

Лоуренс и Эльза подошли друг к другу, пожали руки и тепло обнялись.

Он встретил священницу почти двадцать лет назад, вскоре после того, как он взял в свою повозку Хоро, чтобы отвезти её в родной город Йойцу, дорогу в который она забыла. А потом, когда Лоуренс и Хоро венчались, именно Эльза стала тем важным человеком, который провёл эту церемонию.

— Я получил письмо, в котором говорилось, что мы увидимся, но не думал, что это произойдет так скоро.

— Кажется, тот конь доставил письмо исправно.

Один из не-людей, пришедших в купальню в Ньоххире, был воплощением коня, он занимался доставкой писем в отдалённые места.

— И кстати, разве у тебя, госпожа Эльза, не родился недавно ребёнок?

— Это было в позапрошлом году. Уже третий. И теперь старшие дети помогают мне. И даже большому моему ребёнку иногда стоит попробовать жить, не подвергаясь моей ругани.

Эванс, муж Эльзы, был при той давней встрече очень приятным юношей, но в отличие от жены он мягким, широкой натуры человеком. Очевидно, что он был из рода подкаблучников, и Лоуренс невольно сопоставил себя с ним.

И в этот момент Хоро вмешалась в это восстановление старых отношений, весьма чувствительно хлопнув рукой по его рту.

— Кстати, мы устали от долгой поездки. Думаю, твоей вере соответствует гостеприимство к посетителям Церкви, — высказалась она.

Выслушав, Эльза радостно улыбнулась при виде такого ребячьего себялюбия.

— Так и есть. Обычно люди платят за комнаты, но сейчас они все свободны.

— Я бы хотела смыть дорожную пыль горячей водой, но возможно ли здесь принять ванну?

Хоро, привыкшая к реалиям Ньоххиры. Даже в Атифе она иногда нагревала воды, наливала в лохань и потом отмокала в ней, жалуясь, что не может погрузиться в неё с головой.

— Я могу это устроить.

— Когда! — воскликнула Хоро с сияющими глазами.

— Воду вы наберёте сами, так же сами наколете дров и разожжёте огонь, — с ясным лицом ответила Эльза.

Хоро застыла на месте.

А Эльза с её глазами цвета мёда приосанилась и добавила:

— Не следует лениться. День хороший лишь тогда, когда заполнен работой.

Когда Лоуренс ещё занимался торговлей, Эльза идеально справлялась с работой священника после смерти отца, служившего в церкви деревни Терео. Именно Эльза учила Коула, как следует себя вести, когда он ездил вместе с Лоуренсом и Хоро. Хоро, как и её Миюри, не отличавшаяся хорошими манерами, до сих пор ворчала, вспоминая про это.

— Господин Лоуренс, лошадь у входа?

— Да.

— Когда разберёшься с вещами, я дам воды, чтобы омыть ноги, и приготовлю поесть. Не волнуйся, это будет не жареная чечевица с огородной зеленью.

Последнее Эльза не без озорства адресовала Хоро.

Та тут же сделала вид, что смотрит куда-то в другую сторону. Лоуренс был не в состоянии понять, которая из них — Хоро или Эльза — являлась мудрой волчицей, живущей веками.

Крупные церковные сооружения нередко принимают путешествующих аристократов, наносящих визиты вежливости, либо строителей, занимающихся ремонтом зданий, и потому в них всегда имеются жилые комнаты. Лоуренс с Хоро расположились в такой комнате, оставили вещи и вышли во двор.

Там, на краю огорода Эльза, закатав рукава, набирала воду из колодца.

— Если вы ополоснёте ноги, это вас освежит.

В Священном Писании часто описываются святые, омывающие ноги нищим, но Хоро, конечно, эти истории впечатлить не могли. Она картинно надулась, и Эльза посмотрела на Лоуренса.

— Быть в хороших отношениях замечательно, но не слишком ли ты избаловал свою спутницу?

Лоуренсу оставалось лишь извиниться после выговора Эльзы. Позже, когда он мыл руки и ноги в каменной ванне, он сказал:

— Слушай, Хоро, мыть холодной водой совсем неплохо.

Она, сидя рядом на большом камне, неприязненно посмотрела в ответ и вдруг вытянула ноги в его сторону.

Эльза в изумлении глубоко вдохнула, когда он снял с ног своей принцессы туфли, закатал штанины под плащ и принялся омывать ей ноги. Хоро жаловалась то на одно, то на другое, но, кажется, особых неудобств не испытывала. Она сохраняла угрюмое выражение лица, но её хвост распушился и мерно покачивался.

Когда Эльза сказала, что ей нужны дрова для приготовления еды, Лоуренс вызвался поработать топором и направился к месту для дров. Хоро последовала за ним уже без нытья, похоже, ей понравилось, как он мыл ей ноги.

— Как бы то ни было, но ты, Эльза, сама управляешься с этим местом?

— Знаете о большой ярмарке в городе за горами? Пока она не кончится, все те, кто распоряжается соборами и деревнями, будут там. Урожай в деревне был очень хорошим. Его нужно продать в лавках и закупить подешевле припасов на зиму. Я не работаю на земле и не имею нужных связей, потому я осталась.

Слушая Эльзу, Лоуренс мерно опускал топор на поленья. Похоже, Хоро нравился треск раскалываемых поленьев, и она собирала колотые дрова и подносила новые поленья.

Лоуренсу она напомнила собаку, радостно бегущую за брошенной палкой, но об этом он, конечно, промолчал. И в то же время он не смог удержаться от того, чтобы поддразнить аккуратность Эльзы:

— Но иногда остаться одной легче. Здесь надо прибраться?

С дровами было покончено, и Эльза отвела их на кухню.

— В любом случае меня удивило, что вы покинули Ньоххиру и добрались до этого места. С чего бы это? — сказала Эльза, доставая трут и кремень с кухонной полки.

— Долго рассказывать... Но... Я тоже хотел бы спросить. Почему сама ты здесь, Эльза? Это ведь далеко от твоей деревни, верно?

— Да я и не хотела, чтобы до этого дошло. Сначала меня соседняя церковь попросила прийти и помочь, потому что у них не было достаточно людей, чтобы разобраться с перепиской, я приехала лишь на время — проверять имущество и привилегии, собранные церковью. Так и шло до этого лета, — стала рассказывать Эльза, одновременно разжигая огонь — трут загорелся с одного удара кремня.

Увидев это, Хоро сказала Лоуренсу противным голосом — "Надо же!", он же опасался, как бы у него на это не ушло несколько дней.

— А когда я услышала, что господин Коул причастен к внезапным переменам в Церкви, я была удивлена и в то же время ни на миг не усомнилась в этом.

Из дров, которые Лоуренс принёс на кухню, Эльза отбирала те, что легче горят, и отправляла в очаг. Лоуренс подумал, что она действует весьма умело, в то же время он заметил, что дрова горят как-то очень легко.

— Эти события стали причиной и для нас. Наша единственная дочь Миюри присоединилась к Коулу в его поездке, а так как в последнее время от них не поступает сведений, мы захотели увидеться с ней.

Эльза перевела свои медовые глаза на Лоуренса с Хоро и многозначительно улыбнулась. Ей могло показаться, что из них вышли никчёмные родители.

Лоуренс прочистил горло и произнёс:

— В самом деле... Значит, госпожа Эльза, ты пришла в это место из-за того, что пыталась им помочь?

— Примерно так, но главной причиной стала та картина, которую вы рассматривали. Когда дороги пересекаются, в этом есть какое-то значение.

Картина отображала историю подъёма и упадка епископата Вуаран, и на ней была нарисована гора, на которой продолжал обитать алхимик, он придумал способ добычи железа, который можно было назвать только колдовством.

— Когда этот епископ попросил меня помочь, я сомневалась, уж слишком это было далеко, но когда я узнала историю его епископата — Вуаранского, она меня заинтриговала. И я подумала, что смогу добавить что-то новое в собрание историй моего отца о языческих богах.

Когда-то Лоуренс и Хоро посетили деревню Эльзы как раз ради этих книг, собранных её отцом.

— И есть результат?

Эльза, поставившая в это время котёл на огонь и наливавшая в него воды из бутыли, непринуждённо пожала плечами.

— Вы должны были прийти. Письмо из Атифа с вами?

— Это значит, что тот, кто временно замещает епископа и столкнулся с неприятностями, это ты, Эльза?..

Протерев бутыль с водой, Эльза показала на воротник.

— Я священница. Получить такое назначение, будучи женщиной, — это значительное достижение. Но всё равно это только временно. Церковь не будет смотреть благосклонно на женщину-священника, особенно если у неё муж и дети. И так как людей у Церкви не хватает, мне в таких обстоятельствах пришлось поехать.

При всём ею сказанном она в те памятные времена отправилась в Реноз, чтобы ей на замену нашли священника, которому она могла бы доверить церковь в её деревне. Деревня знала её как серьёзного и знающего человека и имела веские причины полагаться на Эльзу.

— Но если я попрошу помощи у церкви в Атифе, не отнесутся ли они с недоверием, если рассказать им о ситуации? Они могут думать, что тут заправляет всем женщина-священник из другой деревни, которая может оказаться чьим-то соглядатаем. Поэтому я написала в письме, в котором просила помощи, что лишь временно замещаю епископа. Я не солгала.

Эльза всегда оставляла впечатление человека прямолинейного и удушливо принципиального, но несколько озорная улыбка на последних словах дала понять, что она стала сильнее.

— Что у вас за лица? Я просто понемногу учусь, как жить в этом мире.

Упрекнув своих гостей, Эльза решительно добавила в котёл соли и чеснока. Было видно, что она в деревне приобрела изрядный опыт.

— Это же в котле вам подойдёт, верно?

— А мясо там будет? — тут же спросила Хоро, и Эльза пожала плечами.

— Это я вас позвала, так что я не могу препятствовать вам в его употреблении.

— Какая внимательность. Кстати, а что это за мясо?

— Ты волчица. Видела заросли травы вдоль дороги?

Эльза, вероятно, хорошо разбиралась с любителями спрашивать — что сегодня на обед? Она словно поддразнивала ребёнка.

— Кролики!

— Одно из немногого, чем может похвастать стол в этих местах.

Сияние глаз и шуршание хвоста Хоро заставили Эльзу улыбнуться столь очевидному восторгу.

— Что, однако, самое удивительное, так это то, что понадобился торговец, — заметил Лоуренс.

Эльза тут же попросила Хоро, пребывавшую в отличном настроении, сходить к селянам за крольчатиной. И Хоро, всегда готовая утрудить себя ради мяса, легко выскочила из кухни.

Обычно, если Лоуренс, её вечная жертва, остаётся один на один с другой женщиной, это вызывает у неё зловещую улыбку, но, похоже, она не сомневалась в Эльзе.

— Эту гору называют проклятой, и жители окрестных деревень даже не ходят на неё за дровами. Позвать священника — ситуация лишь осложнится. И я подумала, что торговец ради прибыли не посмотрит, проклятие там или что ещё, он отважно прорвётся через лес, чтобы увидеть, что там, на вершине горы.

Эльза прямо дала понять, как она видит торговцев, но нельзя сказать, что она была неправа.

— Значит, ты, госпожа Эльза, хочешь знать, что там на горе?

— Да. В первую очередь меня призвали разобраться с имуществом и подтвердить привилегии этого собора. Нужно много сделать, но и дома в деревне работы хватает — надо серьёзно готовиться к зиме, и я хочу поспеть домой вовремя. Взобраться на гору очень-очень сложно. Если же собирать местные легенды, то в этом соборе служат те, кто учил Писание в других местах, а не местные. Разговаривать же с деревенскими жителями об этом я опасаюсь.

Женщина-священник, пришедшая невесть откуда и расспрашивающая про местные языческие легенды — это, несомненно, вызовет ненужные подозрения. А вдруг это новый инквизитор или соглядатай из чужой страны, желающей захватить этот край?

— И в соборной библиотеке не нашлось записей, на которые я рассчитывала. Рассказ, услышанный на постоялом дворе по дороге, и то больше подробностей содержит. Картина, что вы видели в большом зале, оставлена там, потому что люди хотели отставить их потомкам.

— А прежние епископы не изучали это?

Эльза пожала плечами.

— Железные копи давно умерли, и для них было хорошим решением не связываться с языческими историями, касавшимися её. Не так будет страшно, когда на тебя посмотрит инквизитор.

Если содержимое горшка завонялось, надо его накрыть крышкой.

— В то же время тут не только моё любопытство, но и настоящие проблемы. И самая большая — большое количество малоиспользуемой земли. То, что земли этого епископата пустуют, это же видно сразу? Лучше эту гору, в которой иссякло железо, продать поскорее и на эти деньги вырыть колодцев или улучшить дорогу, чтобы людям легче жилось, но соседние землевладельцы знают слухи об этой земле и не горят желанием купить её. Значит, остаётся торговец откуда-нибудь издалека.

История подошла к письму архиепископа Атифа с просьбой помочь.

Лоуренс мог лишь вздохнуть от такой рассудительности суждения Эльзы.

— Торговец издалека может подыскать покупателя, никогда не слышавшего слухи о проклятой земле и её историю, — резюмировал он.

Эльза молча улыбнулась.

Неудивительно, что все были рады поскорей покинуть этот большой собор, оставив его на чужачку Эльзу.

— Раз так, доверь мне посмотреть, что там на этой горе, — и Лоуренс выглянул из дверного проема кухни.

Он увидел бегущую к кухне Хоро, со связкой кроликов в объятиях. И эта дурацкая широкая улыбка на лице той, что именовала себя мудрой волчицей.

— Пока у тебя найдётся мясо и выпивка, мы будем хорошо работать, — добавил Лоуренс.

Эльза пожала плечами и добавила в котёл мерку соли. Любители выпить любят хорошо приправленную еду. Похоже, она знала, как управиться с Хоро.

Наполнив желудки Хоро и Лоуренса мясом из котла с достаточно скромным количеством вина, Эльза отвела гостей в сокровищницу собора. Каменное подземелье, охраняемое изваяниями демонов, напоминало, скорее, тюрьму.

В дальнем конце помещения Эльза вставила большую железную скобу, не помещавшуюся в её руке, в балку и открыла тяжёлую железную дверь.

— Вспоминается тот змеиный ход.

В деревне Эльзы верили в гигантского змея, и подвал церкви пересекал ход, вырытый когда-то змеем в земле.

Вдоль стен подвала выстроились полки, плотно наполненные пергаментами и книгами.

— И всё это привилегии?

— Это только четвертая часть примерно. И вообще, так как участки земель отличаются разнообразием, всё это описывает всякие мелкие освобождения от налогов людей, там живущих, или подтверждение их прав на владение. Книги — это по добыче соли и железа. Тут по каменной соли. Тут методы добычи и очистки, применяемые в рудниках, и эти длинные полки с ними покрылись пылью, к ним давно никто не прикасался. Они стали бесполезными, и я подумываю продать и их.

Немного пахнет плесенью, расчихавшись, Хоро укрыла нос плащом.

— А сейчас то, что я хочу вам показать, — произнесла Эльза и, держа в руке подсвечник, повела дальше.

Пока Лоуренс с Хоро угощались кроликом, приготовленным в котле, Эльза рассказала им историю проклятой горы — всё, что сумела найти. Прочитав книги, оставленные её отцом и посвящённые языческим божествам, она всё же не могла уловить смысла происходившего.

Да и слухи о невероятных существах в горах и лесах не редкость. Лоуренс знал и то, что большая их часть была мифами, то есть целенаправленно придуманными историями.

Например, такой миф можно создать, желая освободить жителей деревни от неизбежности налогов, чтобы никто не мог к ним сунуться, или желая не допустить чужаков к богатствам своих недр и лесов.

Не найдя в соборе никаких записей о проклятой земле, Эльза заподозрила, что в те времена слух стали распространять по политическим причинам, и это было вполне возможно. Но однажды она пришла в сокровищницу разобраться с какими-то привилегиями и заметила что-то, укрытое покрывалом. Об этом Эльза рассказала, остановившись у большого предмета.

— Это оно? — спросил Лоуренс.

Эльза сняла покрывало, открыв Лоуренсу и Хоро позолоченный колокол, который можно было по праву назвать огромным.

— Лет пятьдесят назад в учётную книгу внесли запись о заказе нового колокола. Теперь на колокольне висит отлитый в то время колокол.

— Значит, это тот, что был прежде?

Эльза кивнула и зажгла в подсвечнике ещё одну свечу, чтобы осветить нижнюю часть колокола.

— Взгляните сюда.

Лоуренс и Хоро разом вдохнули и прижались друг к другу.

— Э... как это... след укуса?

Колокол был так велик, что под ним могла бы спрятаться Хоро. И с одной стороны в нём выстроилось четыре отверстия.

— Похоже на то. Тебе такое под силу?

Каждое из отверстий было недостаточно велико, чтобы просунуть в него кулак, но два пальца прошли бы свободно. И всякий, кто видел клыки Хоро, не мог не представить себе такую возможность.

— Мы, волки, ненавидим вещи из металлов, — сказала Хоро и приблизилась носом к отверстиям в колоколе. — Запах... мог остаться...

Вынюхав, она стала тереть нос ладонью, а потом и рукавом Лоуренса. Надо думать, запах был для неё не из приятных.

— Легенда может быть легендой, но колокол — вот он, здесь, — пробормотал Лоуренс, разглядывая колокол.

Если кто-то был способен прокусить колокол, то история, услышанная на постоялом дворе, может быть и не выдуманной. Люди, ушедшие в горы и повстречавшие этого кого-то, вполне могли и не вернуться.

Но к его удивлению он вдруг услышал, как кто-то резко выдохнул — это фыркнула Хоро.

— Как так? — Хоро тронула колокол носком ноги. — Если этот колокол висел на такой высокой башне? Как его укусить?

— Аа... — протянули хором Лоуренс и Эльза.

Хоро удивлённо повернула голову.

— Зубов у птиц нет. Если дыры оставили когти, они были бы особыми.

— Правильно. Было бы три дырки с одной стороны и одна с другой.

— И эти дыры проделаны без приложения большой силы.

— Э? — произнёс от неожиданности Лоуренс.

Хоро тут же ущипнула его за бок.

— Больно же! Чего вдруг!

— У тебя заболит твой дряблый живот, если ты проглотишь это.

Хоро отпустила бок Лоуренса, а Эльза, похоже, впечатлённая ею, кивнула:

— Конечно, колокол сохранил свою форму.

— Если укусить так сильно, что будут прокушены такие дыры, его форма должна была нарушиться, или должны были пойти трещины, но ничего этого нет. Да и сами дыры странные, — добавила Хоро, приглядываясь к колокольному боку, освещённому свечой.

— Как проделать такие дыры? — спросил себя Лоуренс, пытаясь представить себе подобное действие, но не понимая, что пыталась дать понять Хоро.

Четыре дырки неправильной формы в ряд, словно укус собаки.

Но нельзя было отмахнуться от высоты колокольни, на которой висел колокол, равно как и от того, что он не был деформирован и не потрескался.

— Если откровенно, этот колокол не имеет ничего общего с легендой...

Мысль здравая, но, похоже, сама Хоро не слишком в это верила.

— Если пока отбросить странности, — заговорил Лоуренс, и Хоро с Эльзой осмотрели на него, — отбросить и пока допустить, что это укус. Насколько хорош может оказаться противник?

Пламя свечи задрожало несмотря на полное отсутствие движения воздуха.

Может, причиной тому стала бесстрашная улыбка Хоро.

— Я мудрая волчица Хоро. Я не могу кому-либо с лёгкостью проиграть, кроме охотящегося на луну медведя.

Воплощение огромной волчицы, обитающей в пшенице и взирающей на всех сверху вниз.

Последующие шаги стали обретать очертания.

Когда солнце садится, люди, работающие в поле, возвращаются домой, а, поужинав, ложатся спать до утра, чтобы не тратиться на свечи. Дождавшись этого времени, Хоро обернулась волчицей.

— Ты, я должна тебя дожидаться.

— Дурёха. Рванёшься сразу решить всё силой. Может, лучше мне попробовать сначала.

Хоро широко махнула огромным хвостом, выражая своё недовольство тем, что Лоуренс передразнил её манеру общения. Не желая выслушивать её протесты, он отвернулся.

— По возможности избегайте стычек, — сказала Эльза. — Если там кто-то окажется, у вас будет возможность его не трогать.

— Это зависит от него. Если договоримся по-хорошему.

Эльза кивнула, помогла Лоуренсу влезть на спину Хоро, после чего подняла руки с зажатым в них символом Церкви.

— Да благословит вас Господь.

— Тебе всегда доставало наглости.

Единого Бога Церкви можно было счесть новичком по сравнению с лесной богиней, жившей веками. Но Эльза, скорее, по привычке обратившаяся к нему за поддержкой, улыбнулась, будто ей понравилась позиция Хоро.

— Ты, слетишь с меня, подбирать не стану.

— Не будешь трясти — не слечу.

В ответ Хоро нарочно отряхнулась, а потом вдруг рванула вперёд.

Лоуренс на миг оглянулся на махавшую им вслед Эльзу, но тут же сильнее вцепился в шерсть Хоро и прижался к её спине. Она бежала всё быстрее, вскоре свист ветра в ушах стал заглушать её топот. Луна, сиявшая в ночном небе, иногда пряталась за облака, и тогда перед глазами Лоуренса тёмное поле, поросшее высокой травой, будто превращалось в чёрное озеро.

Мчась на спине Хоро сквозь мир теней, Лоуренс осознал, что ему выпал случай увидеть её мир.

Он полагал, что они уже знали всё друг о друге, однако в действительности Хоро, его любимая, была не-человеком, волчицей. Хотя обычно на это он не обращал особого внимания, эту разницу между ней и собой Лоуренс отчётливо осознавал.

Но если бы он сказал, что совсем не против цепляться за её прочную шерсть, хвост Хоро наверняка распушится от смущения, а на морде появится болезненно-неловкое выражение. Улыбнувшись игре своего воображения, Лоуренс в то же время испытал некоторый страх.

Меж тем свист ветра в его ушах немного ослаб, мягкий топот её лап снова стал слышен.

Он посмотрел в небо и увидел луну, висевшую над деревьями, он даже не заметил, как они оказались в лесу. Похоже, они добрались до подножья горы.

Говорили, что лошади требуется пару часов на этот путь, но Хоро не зря гордилась своими ногами.

— Можно ли так бесцеремонно вторгаться сюда?

Если на горе кто-то есть, не помешало бы осмотреться сначала.

— Я чую только обычного оленя.

Лёгкие шаги Хоро позволяют ей пробираться по неровностям и камням так плавно, что Лоуренс мог усомниться, едет ли он на её спине.

Такая забота о том, кто сидит на её спине, даёт понять, насколько Хоро непроста.

— Знаешь, где то место на горе, на котором на картине было это лицо?

— Я пока заберусь повыше. Ты сможешь что-то узнать, если посмотришь на что-то сверху.

— Верно, — ответил Лоуренс, и Хоро немного прибавила шаг.

А может, так только казалось, и всё дело было в возросшей крутизне пути. Хоро поднималась с такой скоростью, с какой лошадь скачет по ровной дороге, и это там, где трудно продвигаться вперёд просто пешком. Однако и что-то вроде улыбки на морде Хоро, и её дыхание, и её вольный шаг, не говоря уже о размашистых движениях её большого хвоста, — всё говорило о наслаждении, получаемом ею от восхождения.

Место Хоро не в городе. Лоуренс знал, что истинно её место — это глухой лес.

— Добрались.

Хоро остановилась на маленьком пятачке, поросшим небольшим числом деревьев. Похоже, Лоуренс вцепился в шерсть сильнее, чем он предполагал, пришлось чуть размять окоченевшие руки, прежде чем он смог осторожно соскользнуть со спины Хоро, опустившейся на землю.

Землю укрывал толстый рыхлый слой опавших листьев, похоже, этот перегной мог бы неплохо удобрить землю.

— Не похоже на железный рудник на облысевшей горе. Здесь и вода есть, странно, да?

Лоуренс разгрёб немного листвы, вместе с ней в стороны вылетело несколько желудей, а когда его глаза привыкли к темноте, он увидел тут и там ростки будущих деревьев.

— Не так. Камни, в которых есть железо, разбросаны по всей горе, моему носу их запах неприятен. Забираясь сюда при солнце, ты бы увидел своими глазами это.

И Хоро ткнулась в Лоуренса своим большим носом. Казалось, она хотела ощутить его запах, он погладил ладонью большой чёрный нос, и хвост Хоро затрепетал в ответ.

— Проклятие... Не знаю, что это должно означать, но если речь о разбросанной отработанной руде, о ней, да? Здесь растёт много деревьев, придавая месту такой умиротворяющий вид...

В месте, от которого можно было бы ждать внезапного появления каких-нибудь призраков.

— Хумм, — фыркнула Лоуренсу Хоро, приподняла морду и огляделась настороженным взглядом.

— Я всё ещё не знаю, что происходит... Но нет сомнений, что что-то произошло.

Лоуренс с удивлением посмотрел на неё, Хоро перевела взгляд на лес.

— Странный вид у деревьев для гор.

— Странный вид?

— Если ничего не трогать, такого вида не будет. Всё, что здесь растёт, приносит плоды и сбрасывает листья на зиму. Кроме того, у подножья деревья растут почти на одинаковом расстоянии одно от другого.

Лиственные деревья, которые приносят плоды, могут стать хорошими дровами и основой для роста грибов. И если эти деревья ещё и растут равномерно, на ум приходит только одно:

— Деревья посадили? Но разве гора зазеленела не сама собой?

— Наверное, нет. Этот лес ко всему ещё и чистый, насколько хватает глаз. Никогда не видела подобного.

Хоро, сотнями лет присматривавшая за лесом, по всей видимости, была способна оценить необычность леса.

— Начнём с того, что на озеленение такой обширной земли нужны сотни лет. Ведь гора оголилась несколько десятилетий назад? Без сомнений, кто-то приложил руку ради этого леса.

— Насколько возможно, что это были местные селяне?

Хоро подула на Лоуренса своим большим носом.

— Потребовалось бы столько людей, сколько муравьёв в муравейнике. К тому же люди и не слишком намного умнее муравьёв. Сделай они это — засадили всё одним, понравившимся им видом. А это не очень хорошо — сажать одни и те же деревья.

Лоуренс ухватился за слово "понравившийся".

— Тебе известны те, кто засадил гору деревьями?

— Кое-что в этой дрянной истории становится ясным, — ответила Хоро, недовольно фыркнув и укоризненно посмотрев на Лоуренса. — Думаю, картину в этом портовом городе надо перерисовать. Если картину не нарисовать должным образом, правильная история не дойдёт до потомков.

Лоуренс, немного обеспокоенным тем, что Хоро никак не оставит разговоров о картине, задал ещё вопрос:

— Значит, нам осталось разгадать тайну того лица на вершине горы? Или нет?

— Ангела, что был сбоку от лица. Не того, про которого говоришь ты.

— Но там были крылья.

— Это просто так выглядит на той глупой картине. Там нет крыльев.

Что-то, напоминавшее крылья, было на спине человека, поддерживавшего лик на горе. Что же это, если не крылья?

Лоуренс посмотрел на Хоро, и властительница леса произнесла:

— Это белка. Хвост, доходящий до спины белки, выглядит как крылья.

Лоуренс тоже присмотрелся к состоянию леса. Итак, все деревья выросли быстро и все плодоносят?

— Рыть ямки и прятать в них жёлуди — вот способ всё сделать быстро. К тому же она может перенести много желудей во рту. К делу. Прежде всего, этот лес, несомненно, создан белкой.

Кое-что в этой загадочной истории начало проясняться. Но вопросы продолжали оставаться.

— Если речь идёт о белке, тогда следы на колоколе не находят объяснения. Или... Если это белка, могут ли дыры быть от её когтей?

— Белка, похваляясь силой, попыталась продавить колокол? Учитывая размеры лапок белки, она... была бы с гору.

Но и в этом случае трудно представить, почему колокол не деформирован и не покрыт трещинами.

— Быстрее всего услышать это от самой белки... Не знаешь, она сейчас на горе?

— Я не могу учуять из-за запаха железа отовсюду. И всё же, если она наготовила такое количество еды, она где-нибудь должна отыскаться. Если бы мне можно было завыть, я бы велела ей выйти на эту сторону горы.

Чуть подальше от подножья горы имеются сёла. Там разводят овец и коз, потому что воды хорошей мало, соответственно вместо полей у них много лугов. Если раздастся волчий вой, это точно испортит селянам жизнь.

— Давай оставим это на крайний случай.

— Тогда придётся искать беспрерывно, впрочем, если здесь ночевать, нас заметят.

Внезапное вторжение огромной волчицы в этот полный беличьих угощений рай. Для белки будет вполне естественно прийти и поинтересоваться, что волчица собирается тут делать.

— Значит, будем ночевать под открытым небом? Я совершенно не готовился к этому... Эй!? — невольно вскрикнул Лоуренс, когда мягкий толчок хвоста Хоро опрокинул его на спину.

Впрочем упал он на мягкий мех того же хвоста.

— Тебе не нравится спать в обнимку с моим мехом?

Лоуренс увидел перед собой большие красные глаза и клыки Хоро. Он с первого взгляда мог определить, что у неё хорошее настроение, но для постороннего наблюдателя бедного путника вот-вот должны были съесть.

— Кстати, как раз при нашей первой встрече с Эльзой я по этому поводу вполне определился.

Будучи тогда втянутыми в противостояние древни Эльзы и соседнего города, он с Эльзой и Эваном сбежали из деревни верхом на Хоро и заночевали в лесу.

Лоуренс погладил мех на её хвосте и тут получил новый тычок.

— Лежать в обнимку с моим мехом и говорить про других самок — для этого требуется большая отвага.

От туч, надвигавшихся из-за спины Хоро, донёсся раскат грома.

— Похоже, похолодает сегодня, думаю, будет в самый раз немного погреться.

— Дурень, - отозвалась Хоро, сворачиваясь калачиком, и в очередной раз ткнула Лоуренса концом хвоста.

Затем она, удовлетворившись своим поддразниванием, сложила лапы вместе и пошевелила ушами и расслабила тело.

— Конечно, после долгого времени...

Хоро казалась очень довольной.

В Ньоххире ей иной раз находилась работа, требовавшая от неё вернуться в волчью форму, в которой она могла побродить в горах, но Лоуренс почти никогда не составлял ей компанию. К тому же в то время, когда Ньоххиру наполняли гости, часто позволять себе истинную форму она не могла.

Хоро, укутав Лоуренса своим мехом, выглядела столь счастливой, что он невольно произнёс:

— А я, вот, думал, нравится ли тебе это?

Человек — это человек. Волк — это волк. Лоуренс и Хоро избегали разговаривать на столь очевидные темы.

Хоро в ответ приподняла морду, чуть подумала и снова расслабилась, положив нижнюю челюсть на одеяло опавшей листвы.

— Я сейчас чувствую то же, что и в то время.

Её красные глаза сузились, вероятно, в насмешке над собой. В Ньоххире она, пребывая в плохом расположении духа, возвращалась в волчью форму и плюхалась в тепло источника.

— Следовать своим прихотям — привилегия принцессы, — сказал Лоуренс, поглаживая шерсть Хоро, кончик её хвоста радостно подёргивался.

— Вот уж глупость, в самом деле, — произнесла, будто не веря себе, Хоро и закрыла глаза.

Лоуренс тоже улыбнулся и, расслабившись, погрузился в мех Хоро.

Тёплый, пахнущий лесом мех прекрасно убаюкивал.

Похоже, предположение Хоро, что тот, кто обитал на горе, заметит их, если они будут здесь спать, было верным. На рассвете Хоро привела Лоуренса к ручью, не отравленному отработанной породой, там он разжёг костёр, на котором принялся поджаривать диких кроликов, пойманных Хоро.

Волчица, трепеща хвостом, наблюдала за приготовлением еды, но в какой-то момент она вдруг подняла морду и прыгнула в сторону, прежде чем Лоуренс успел открыть рот. Она двигалась совсем не так, как тогда, когда она несла Лоуренса. Как и подобает ловкой лесной охотнице, она выбросила из-под лап опавшие листья и исчезла в мгновение ока, как ветер.

Лоуренс на миг растерялся, но потом напомнил себе, что Хоро на горе не заплутает и уж, конечно, не забудет место, где жарится мясо. Когда он, вернувшись к готовке, уже поливал вытопившимся жиром тушки, над краем обрыва у ручья показались уши Хоро, мгновеньем позже и всё её огромное тело оказалось наверху.

— О-о, с возвраще... нием?..

Из пасти Хоро свисала белка — такая большая, каких он никогда не видел.

— Да, заглянула посмотреть, чем ты занят.

Белка продолжала втягивать голову в плечи и оставалась свёрнутой в клубок даже тогда, когда Хоро её выпустила из пасти. Её необычайный хвост, не уступавший в размерах телу, дрожал и конвульсивно прижимался к голове.

Вероятно, встав на задние лапы, она окажется выше Лоуренса, но сейчас она напоминала круглый шерстяной ком.

— Ты понимаешь язык людей?

— Хррр...

Конец носа Хоро ткнулся в белку, заставив её поднять мордочку, и Лоуренс понял всё сам, встретившись с ней глазами. Мудрость в глазах ни с чем не спутать.

— Мы пришли не для того, чтобы уничтожить лес.

После слов Лоуренса маленький рот белки дрогнул несколько раз, но она ничего не сказала.

— Само собой, этой волчице не нужна твоя жизнь.

Белка закрыла рот, взглянула на Хоро и отвернулась.

— Это как сложится, — обнажила в ухмылке клыки Хоро, и белка вмиг свернулась снова.

— Эй, — предупредил Лоуренс, поглаживая Хоро.

Та фыркнула и села напротив Лоуренса, оставив белку между ними.

Белка чуть приподняла голову и посмотрела на Лоуренса.

— Ты же... человек, так ведь?

Она имела в виду — почему ты заодно с волчицей.

— Я бывший торговец, теперь владелец купальни, меня зовут Крафт Лоуренс.

Представившись, он протянул руку, белка, смерив взглядом руку и лицо Лоуренса, протянула свою лапу. Она была невелика по сравнению с телом, но немного больше ладони Лоуренса.

Пользуясь случаем, Лоуренс прикинул размер когтей и убедился, что для дыр в колоколе они мелковаты.

— Рад знакомству. А это... — Лоуренс прочистил горло, отчасти для того, чтобы преодолеть неловкость, — ...моя жена Хоро.

В этот момент Лоуренс понял, что морда белки может выражать потрясение. Белка, чуть не лишившаяся чувств от страха, теперь пришла в себя.

— Человек и волчица... человек и волчица! — восклицала белка, глядя то на Лоуренса, то на Хоро и подпрыгивая на месте.

Если Лоуренс не ошибался, то сейчас белку можно было назвать счастливой.

— Тогда человеку быть с белкой — тоже не пустая мечта!

Теперь уже Лоуренсу пришлось испытать потрясение, он невольно посмотрел на Хоро, на её морде проявился некоторый интерес.

— Фу-фу... ааа... всё же кто-то вроде меня с моим хозяином... всё же это... — пробормотала белка, потирая лапой о лапу и вращая хвостом.

Это та, кто охраняет территорию на проклятой горе и убивает вторгшихся нарушителей?

Совсем на неё не похоже.

— Эй! — крикнул Лоуренс.

Белка вытянулась во всю длину и несколько раз моргнула.

— Это было невежливо с моей стороны, — белка сжалась комочек, опустив голову, потом её мордочка поднялась ещё быстрее, чем опустилась.

— А, да, точно! Сейчас не до того! — подскочила вдруг белка, её хвост распушился так, что стал больше её тела. - Скорей гасите огонь, пожалуйста! Ангел горы рассердится!

"Ангел горы" — очень интересное название, но Лоуренс увидел, как на мордочке белки появилось отчаяние. А поскольку нужно было узнать у белки побольше, он решил пока последовать её словам.

— Я понял. Хоро.

Когда прозвучало её имя, огромная волчица вздохнула, открыла большую пасть, проглотила поджаривавшихся на костре кроликов и, зачерпнув лапой воды из ручья, залила огонь.

— Этого хватит?

— Да-да, думаю, вполне, — облегчённо выдохнула белка, а потом виновато посмотрела на Лоуренса. — И ещё... вы оба не могли ли бы спуститься с горы? Ангел горы рассердится.

Лоуренс не пропустил это вновь прозвучавшее название.

— А у ангела горы борода есть?

Вздрогнув, белка опустила голову.

— Нет... я никогда не видела ангела. А вы когда-нибудь видели что-то подобное?

Что-то не сходится. Почти наверняка именно белка засадила деревьями эту гору, и, вероятно, именно белка изображена рядом с жутким лицом на картине в этом соборе.

Или это не лицо ангела горы?

— Это ты посадила деревья на этой горе, верно?

— А-а, точно! Точно! Когда-то все ушли, осталась лысая гора, но я вернула всё сюда! Уверена, хозяин меня похвалит! - радостно сообщила белка, возбуждённо приседая и снова вытягиваясь, пока говорила.

Похоже, она не могла усидеть на месте. Лоуренс немного подумал. Она жила на горе, повсюду разбрасывая жёлуди, и повсюду, насколько хватает глаз, растут деревья, которые ей нравятся, и, пожалуй, это перебор. Однако кое-что из сказанного особенно привлекло внимание Лоуренса.

— Что это за хозяин, о котором ты нам сказала?

— Тот хозяин, что взял меня в ученики.

Даже мордочка белки может радостно улыбаться.

Более того, её улыбка способна передать эту радость тому, кто её увидит, и Лоуренс был готов поддаться этому влиянию, но для того, чтобы разгадать тайну горы, он должен быть добыть у белки ещё сведений.

— Хозяин, ты имеешь в виду... человек? Он занимается каким-то ремеслом?

— Да. Хозяин — это человек, у него есть огромная сила, его называют алхимиком.

Лоуренс просто задохнулся, стоя перед белкой, которая с восторгом рассказывала о своём "хозяине". Легенда, хранившаяся в соборе, не была выдумкой.

— Ты тоже алхимик?

Этот невинно заданный вопрос заставил насторожиться.

Жизнерадостная, обаятельная, немного чудаковатая.

Однако она может быть такой с теми, в ком признает своих товарищей, а если нет, она может вдруг перемениться и показать им свои клыки, как часто случается в историях о потерявшихся в лесу, когда они натыкаются на бродящее там чудовище.

Лоуренс задумался, говорить ли, что он не алхимик. Учитывая её когти...

— Мы спешим. Если не расскажешь всё, что знаешь, встретишься с теми кроликами, — сообщила Хоро, становясь перед Лоуренсом и открывая перед носом белки полную клыков пасть.

Этого хватило, чтобы белка округлила свои чёрные глаза и кувырком покатилась по траве.

— Эй, Хоро, — поспешно позвал Лоуренс и встретил взгляд её красных глаз.

— Дурень. Я-то помню, что говорят об этой горе. Если те, кто пошёл на гору, так и не вернулись, кто их хоронит? Давай найдём кого-то, кто умеет рыть ямы и что-то закапывать в них!

Человек — это человек, а волк — это волк, и потому не-человек не является человеком. К тому, что беспокоило Лоуренса, Хоро отнеслась куда серьёзней. Потому что Хоро не человек. Хотя она защищала Лоуренса, но он немного расстроился.

— Я... я не делала этого... — сказала белка, пытавшаяся спрятаться в опавшей листве. — Я... я... я просто изображала медведя и пугала людей, приходивших на гору...

Белка оправдывалась, собравшись в комочек, зарывшись головой в листву и потряхивая хвостом.

Хоро распознаёт ложь людей, белок это тоже должно касаться.

— Что скажешь? — спросил Лоуренс, глядя на Хоро, та выдохнула через нос.

— Если бы ты сказала, что изображала волка, я б откусила твою голову.

— Та... такое никогда...

Белка приподняла голову и посмотрела на Лоуренса, в её наполнявшихся влагой глазах он увидел мольбу о защите.

— Хоро, не надо ей угрожать слишком сильно.

— Хмм.

Иной раз можно специально разыграть из себя плохого, но в любом случае мощь клыков Хоро слишком действенна для белки, собирающей жёлуди в лесу.

— Прости нас, — и Лоуренс снова протянул руку.

Белка ошарашено посмотрела на него и вновь перевела взгляд на Хоро.

— Мы пришли по просьбе одного человека из Церкви. Ходят слухи, что эта гора проклята, но я хочу узнать от тебя правду.

Белка приняла руку Лоуренса и поднялась с земли, шерсть на ней стояла дыбом. Страх на её мордочке был вызван, скорее, присутствием Хоро, чем утверждением Лоуренса, что его послала Церковь.

— Это... означает... ты говоришь мне убраться с этой горы...

Белка прижала свои маленькие лапки к груди и посмотрела на Лоуренса. Тот, наконец, понял причину мрачности Хоро. Она с самого начала не хотела идти к этой горе. Потому что знала, что если о людях на горе ходят странные слухи, то они вполне могут оказаться не-людьми.

Лоуренс повернулся к ней и успел заметить, что Хоро смотрит на него с выражением боли на морде, но она сразу отвернулась.

Однако Лоуренс сказал Хоро по пути, что если бы сюда пришёл бы кто-то другой, а не они, он бы не стал деликатничать.

Лоуренс прочистил горло и повернулся к объятой тревогой белке.

— Успокойся, позволь объяснить. Мою жену Хоро, которая сейчас стоит за мной, вынудили уйти с пшеничного поля, в котором она жила сотнями лет. Я известный многим торговец, а она благородная волчица, именовавшаяся раньше волчицей мудрой. Мы бы хотели изучить историю этой горы, чтобы быть на одной стороне с тобой, насколько это возможно.

Внезапно появившийся человек, с ним огромная волчица, которую он называет женой. Лоуренс подумал, мог ли кто-то поверить их словам, но белка внезапно фыркнула и улыбнулась.

— Доброту отношений вас двоих можно узнать по запаху. Уверена, вы не плохие.

Лоуренс машинально понюхал рукав куртки, но не вполне понял. Он спал, укрывшись в шерсти, конечно, её запах он и почувствовал.

Пока он недоумевал, его головы коснулся клык Хоро.

— Твой нос хорошо работает, так?

Белка похлопала глазами, потом её плечи опустились, а голова поникла.

— Но это не доброта отношений. Просто вот этот никак от меня не отцепится.

Хоро ткнула носом Лоуренса не в макушку или спину, а в нос, вероятно, довольная тем, что их отношения назвали добрыми. Лоуренс, помня о хвосте Хоро, сказал себе, что тут ничего не поделаешь.

— Итак, как тебя зовут? — спросила Хоро, довольная удавшейся подначкой в адрес Лоуренса.

Белка растеряно моргнула, а затем кивнула.

— Ме... меня зовут Тания.

— Причудливое имя, да?

Лоуренс же подумал, что это очень милое имя, а когда он увидел, с какой радостью белка рассмеялась, он вдруг понял, что никакое другое имя ей не подойдёт, только Тания. И это было действительно красивое имя.

— Это имя мне дал хозяин. Оно идеально подходит моей внешности.

Внешности? Могла ли она принять облик человека? — мелькнуло в голове Лоуренса. И в этот миг он словно почувствовал лёгкий ветерок — перед ним оказалась девушка с пышными каштановыми вьющимися волосами, доходившими до талии, держалась она совершенно непринуждённо.

— Ну, как?

При виде невинной улыбки ничего не подозревавшей Тании, принявшей человеческую форму, лицо Лоуренса окаменело. Алхимик дал ей такое мягкое имя, имея причиной не только её улыбку.

И та же причина заставила Хоро за спиной Лоуренса грозно прорычать:

— Я здесь, эй, я Хоро, мудрая волчица Хоро!

Тания посмотрела на Хоро, на её обнажившиеся клыки, и вернулась в форму белки.

Лоуренс предполагал, на что могла разозлиться Хоро.

Тания в этом лесу могла в изобилии угощаться любимыми жёлудями. И это постоянно растущее у Тании угощение было тем, чего не было у Хоро.

Хоро совершенно перепугала Танию, но Лоуренс объяснил ей, что появление перед людьми в обнажённом виде считается у людей искушением путём соблазнения, и тогда Тания, наконец, начала успокаиваться.

Хоро сердилась на что-то ещё, но, кажется, понимала нелепость своей злости. Когда Тания извинилась за невольное искушение и уверила, что не стремилась к соблазнению, Хоро неохотно приняла извинения.

Закрыв тем самым этот вопрос, можно было перейти к главной теме — истории горы.

— Хозяин однажды вдруг просто появился на горе. Это было вскоре после того, как люди покинули гору, а я только-только начала сажать жёлуди, — рассказывала Тания, идя впереди Лоуренса и Хоро и направляясь к месту, которое, похоже, и породило легенду.

— В то время некоторые люди ещё приходили выкапывать остатки железа на горе, и они мешали мне. Они губили и проросшие саженцы.

Пушистый хвост Тании бессильно повис при этих словах.

— И тогда хозяин сказал мне, что это хорошо, что я сажаю деревья, что мне надо продолжать делать это. Потому что на этой горе есть упавший с неба ангел, который сейчас спит, но он очень разозлится, если деревьев больше не будет.

В этой истории про упавшего с неба ангела было трудно представить, с чего бы он стал сердиться из-за исчезновения деревьев.

— Будет плохо, если ангела рассердят ещё раз, поэтому мне сказали дать людям знать об этом и не позволять им подходить к горе.

Тании не составляло большого труда преодолевать скалы по дороге. Похоже, Хоро её поймала лишь потому, что была непревзойдённой охотницей.

— Потом хозяин добыл откуда-то древесный уголь, вынул железо из камней, оставшихся на горе, и сделал большие врата. Я защищала их раз за разом.

— Врата?

— Да. Мы скоро доберёмся до них.

Конечно, Тания в беличьей форме шла по горе на четырёх лапах, но покачивание её спины и бёдер при каждом шаге настолько напоминали её обнажённое тело в облике человека, что Лоуренс чувствовал себя неловко.

К тому же до него временами доносилось сзади тихое ворчание Хоро, поэтому он старался отводить от Тании взгляд.

— Хозяин вызвал через врата ангела, чтобы они поняли, насколько он зол. Я сама ангела не смогла увидеть, фух-фух... все были так напуганы. Хозяин — великий алхимик, — обернувшись, с весёлым смехом прибавила Тания.

Похоже, белка Тания долго жила в этом месте, и она стала свидетелем того, как на железо, содержавшееся в горе, нахлынули люди, оставив после себя на горе голую пустыню. А когда железо иссякло, и люди ушли, она упорно трудилась над возвращением деревьев на гору, а люди то и дело приходили за остатками железа, втаптывая в гору плоды усилий Тании... И тогда появился алхимик, который помог ей.

Примерно так всё происходило.

— Может, именно ангел что-то сделал с церковным колоколом?

Услышав вопрос, Тания остановилась и повернулась.

— Да! Удивительно! Когда ангел прошёл врата, он ниспослал судный свет!

Судный свет?

— Разве он не прокусил колокол?

— Прокусил?

Тания наклонила голову, её нос зашевелился.

— Не знаю... Может, я просто не заметила. Но когда хозяин открыл врата, появился ангел с ослепительным светом, и я помню, как сразу закричали люди, что были недалеко от колокола. Затем великий человек церкви преклонил колени перед алхимиком. С тех пор число людей, приближающихся к этой горе, сильно уменьшилось. Как и сказал хозяин.

Это походило на истории из жизнеописаний святых. Вроде той, в которой святой вышел, озарённый светом, и пещеры, чтобы исцелить людей от охватившей их чумы.

Вот, кажется, так же и сейчас было сказано, что ангел вышел из врат, созданных алхимиком, и направил судный свет на колокольню церкви, вызвав страх у людей. Более правдоподобным кажется, что ангел мог управлять молнией. Во всяком случае, тогда описание падшего ангела, упавшего с неба, становится яснее.

— Но чисто из любопытства, хозяин... Ну, алхимик, что ему было надо на этой горе?

— Хозяин изучает небо.

— Небо?

— В общем, днём он делал врата для ангела, потом всю ночь следил за звёздами на небе. Думаю, хозяин хотел узнать, откуда упал ангел.

И Тания невинно улыбнулась. Искренность рассказа, конечно, не вызывает сомнений. Но для Лоуренса кое-что оставалось непонятным.

Всё из-за того, что алхимики боятся Бога даже меньше, чем торговцы. Если попросить кого-нибудь назвать того, кто не верит в существование Бога и ангелов, первым в голову ему придёт алхимик. Мог ли этот алхимик действительно искать в небе дом ангела?

— Где теперь хозяин? — спросил Лоуренс, и мордочка Тании помрачнела, и даже шерсть на её хвосте поникла.

— Я не знаю... Хозяин, кажется, изучает небо по всему свету, каждый раз быстро уходя в новое путешествия. Я хотела, чтобы он всегда оставался здесь... В конце концов, разве небо не везде одно и то же, как думаешь?

Тания посмотрела в небо, сегодня его всё больше затягивали тучи, потом вздохнула и пошла дальше.

— Врата впереди.

Лоуренс, топча опавшую листву, следовал за Танией, Хоро шла последней, не проронив за это время ни слова.

— Мы на месте. Подождите немного.

Тания засуетилась, разбрасывая лапами листья.

Сердитая Хоро догнала Лоуренса и с дикой мощью выдохнула.

— Хья!?

Листва сразу разлетелась в стороны, по меху на теле Тании пронеслась волна. Лоуренс посмотрел на то, что прежде было укрыто опавшей листвой.

— Это врата?

Большой диск из тусклого металла диаметром в рост Лоуренса, вдавленный внутрь. Диск украшал прекрасный барельеф, но это же не то жуткое лицо с картины в соборе?

Право же...

Лоуренс не решался делать выводы, так как на диске была выгравирована фигура девушки.

— Это ангел, о котором ты говорила, — произнесла Хоро.

Размер и качество гравировки создавали впечатление, что девушка на диске живая. Длинные волосы, нежное лицо, закрытые глаза, словно девушка спокойно спала, — это было изображение, скорее, святой, чем ангела.

— Нет, это первый ученик хозяина, — возразила Тания и, ухватив край диска, поставила его на ребро.

Лоуренса удивила больше не неожиданная сила Тании, а то, что оказалось под диском. Он ожидал, что за вратами будет что-то вроде коридора. Но оказалось, диск просто лежал на земле. Хоро поднесла к диску нос, словно хотела его понюхать, потом заглянула за ребро диска.

— Ты, — позвала она Лоуренса и посмотрела на Танию, та повернула диск.

— Это...

На диске было выгравировано лицо сурового бородатого мужчины.

— Это ангел, он был вырезан, когда его вызвали, — радостным голосом сообщила Тания, но Лоуренс молча переглянулся с Хоро.

На диске сошлись персонажи, изображённые на картине собора.

— Но после этого надо было помешать ангелу выходить из врат, и потому была вырезана фигура первого ученика на обратной стороне.

— И... есть связь между удержанием ангела от выхода из врат и появлением на диске этой девушки?

— Да. Первый ученик мастера — она тоже похожа на человека, но она не такая, как я. Она — как кошка из дальней южной страны, где, кроме песка, ничего нет.

— Хоо, — произнесла Хоро, проявив некоторый интерес к тому, что девушка тоже была не-человеком.

Впрочем, если с алхимиком был тоже не-человек, конечно, не стоило удивляться, что алхимик смог прийти на помощь Тании, встреченной им на горе.

— Крылья делают ангелов уязвимыми для кошек.

Хотя Тания произнесла это с непринуждённой улыбкой, на Лоуренса выгравированная девушка произвела впечатление. Помимо совершенства резьбы изображение передавало счастливое настроение необычной девушки, а не просто её красоту.

Человек-алхимик с существом, человеком не являющимся.

Тем не менее, то, что изображение девушки-кошки было вырезано для удержания ангела, казалось просто поводом для размещения его на диск.

Лоуренс чувствовал, что волнение от того, что ангел мог существовать, быстро остывало в нём. Вся эта история о диске-вратах с ангелом, скрывающимся за ними, не более чем миф.

Алхимик вырезал изображение девушки, воплощения кошки, которую называл первым учеником, по куда более понятной причине.

— Так всё же, спрятан ли под этим диском ангел. Может, это не так, — с неприязнью произнесла Хоро, вонзая когти в то место, лежал диск.

Она не раз мило взвизгивала и подкатывала к костру камни, чтобы присесть у огня. Но если городские девушки просто не терпят насекомых, то обладательница прекрасного пушистого хвоста хотела избежать их вторжения в свой густой мех.

— Нет... не под землёй... Это просто врата.

— Ммм?

— Это обычно для древних языческих историй использовать что-то вроде хорошо отполированного бронзового зеркала как окно, соединяющее наш мир с миром божества, — сказал Лоуренс и взглянул на Танию. — Госпожа Тания, ты всё это время охраняешь эти врата?

— Да. Надо каждый день полировать, а потом...

Она осторожно положила диск, затем пошарила лапкой под ближайшим камнем и вытащила потёртый джутовый мешок. Внутри его лежали зубило и долото.

— Я слежу за фигурой первого ученика, чтобы ангел не выбрался наружу, а недавно я вырезала цветочный узор вокруг него.

После слов девушки Лоуренс понял, что вырезанная на диске девушка выглядит великолепно в немалой степени благодаря цветочному узору. Весьма красивое украшение, способное запросто вывести из себя вспыльчивую Хоро.

В этот момент в голове Лоуренса всплыла ещё одна деталь. Кое-что, о чём рассказывали в легенде об этой горе. Говорили, что всю ночь напролёт с горы доносятся звуки: ка-ан... ка-ан... — это призраки продолжают копаться в горе.

— Госпожа Тания, ты работаешь по ночам?

— Да. Получится нехорошо, если люди меня увидят, — уверенно ответила Тания.

Лоуренс подал Хоро знак глазами. Та в изумлении фыркнула.

— Правильно, госпожа Тания не знает, как открыть эти врата.

— Да. Но хозяин сказал, что он вернётся и научит меня, когда мои навыки работы по вырезанию улучшатся. А пока он велел мне следить за этими воротами и продолжать делать гору зелёной.

Долото и зубило в лапах Тании изрядно истёрты. Джутовый мешок, подаренный по-видимому алхимиком, настолько сгнил, что вряд ли в нём можно что-то носить.

Судя по рассказу, прозвучавшем на постоялом дворе, и записи заказа на колокол, найденной Эльзой в бумагах собора, Тания встретила алхимика лет пятьдесят-шестьдесят назад. Жизнь человека не особо длинна. Если алхимик не добыл пресловутый философский камень и не обрёл бессмертия или долголетия, он никогда больше не придёт на эту гору.

Лоуренс мог сказать об этом и не решился. Он не хотел стирать эту улыбку Тании и отчасти из-за того, что здесь была Хоро.

— Какое чудесное украшение из цветов получилось у тебя, — сказал он вместо этого, — уверен, твой хозяин похвалит тебя.

От его слов Тания радостно закрутила хвостом и буквально запрыгала на месте.

Тания ещё немало рассказала, но Лоуренс понял, что алхимик не спешил делиться с ней какими-либо подробностями. Да и сам диск оставался лишь куском металла, не проявлявшим каких-либо таинственных особенностей.

Затем Тания взяла инструменты в лапки и принялась за работу, пока Лоуренс наблюдал за этим, Хоро всё вокруг обнюхала, но, похоже, ничего не обнаружила. Существование ангела, упавшего с неба, становилось всё призрачней. Поэтому, когда стало смеркаться, Лоуренс и Хоро спустились с горы.

Тания проводила их до подножья горы и дала на прощанье корзинку из коры, полную отборных желудей. Это было словно в сказке, и Лоуренс не удержался от улыбки, но так видимо Тания хотела отблагодарить его и Хоро за их заботу о состоянии этой горы.

А потом Лоуренс с болью в груди смотрел, как Тания в одиночестве уходит во тьму наступавшей ночи. Она наверняка жила одна на этой горе ещё до его рождения и даже до рождения его дедушки.

Однако пока Тания ждёт возвращения алхимика, которым она восхищалась и которого называла хозяином, она вместе со своей горой вот-вот окажется во власти неумолимого времени.

— Ты, — позвала Хоро, лёгкой рысью пробираясь через лес.

— Что? — переспросил Лоуренс, не дождавшись продолжения, но Хоро молчала, и он последовал её примеру. Прошло много времени с тех пор, как они встретились, Хоро всегда говорила Лоуренсу о чистоте его души, и он знал, что она чувствует.

По крайней мере, он хотел быть уверенным, что Тания сможет и дальше спокойно ждать своего алхимика на этой горе. Лоуренс собирался это обеспечить и без слов Хоро.

Когда они вернулись в собор, Эльза подала хлеб, испечённый ею днём. Увидев жёлуди в корзинке из коры, она сказала, что если их размолоть и добавить к муке, можно будет сэкономить, и Хоро пришла в ужас. Желудёвый хлеб настолько нехорош на вкус, что пугает даже волков.

— Воплощение белки? — переспросила Эльза, выслушав рассказ Лоуренса, и тихо продолжила. — Понятно. Вот что произошло на горе.

— Однако, хотя я примерно и распознал, кто изображён на картине в соборе, я... я всё равно не знаю, что произошло с колоколом.

Хоро нарочито аккуратно разжевала хлеб, проглотила и спросила Эльзу:

— Ты, что ты будешь делать с горой?

Хоро смотрела на неё не так, как обычно. Её взгляд был сердитым, но за этой сердитостью скрывалось что-то ещё.

Это "что-то" она встречала уже не раз: свет мира людей лишал места обитания тех, кто жил ещё во времена сумрачных подлунных лесов.

— Просто не замечать существования этой земли... Ты будешь счастлива, если притворишься, что не замечаешь?

Обеденный зал для гостей в брошенном людьми соборе. Сейчас на конце длинного обеденного стола ужинали трое. На столе выделяется удивительно ярко освещённая свечой стеклянная чаша с водой. Однако этому яркому пятну не развеять мрака такой слишком тягостной тишины, когда все трое не произносят ни слова.

И тогда, глядя на сверкающую стеклянную чашу, заговорил Лоуренс:

— Даже если госпожа Эльза притворится, что не замечает, и вернётся в свою деревню, гора никуда не денется. Рано или поздно кто-то поставит вопрос.

Эльза закрыла глаза и вздохнула:

— К сожалению.

Хоро не возобновила своих нападок и перенесла своё недовольство на уничтожение хлеба.

Эту гору покрыла пышная зелень благодаря самоотверженности и длительных усилий Тании. Если не считать слухов о проклятии, результаты её трудов очевидны.

— Продажа горы улучшит жизнь людям в этом епископате. Можно будет вырыть новые колодцы, улучшить дорогу, ведущую к городу за горой, даже построить в деревне постоялый двор. Сейчас самое время. Священники этого собора, возможно, не могут вынести то, что на земле епископата есть проклятая гора, они хотят от неё избавиться.

Если от Церкви потребуется очищение, потребуется нечто большее, чем просто отказаться от накопленных богатств. Потребуется восстановить лучшие качества духовенства — доброе поведение, честь, праведность веры.

Недовольство на лице Хоро вызвано тем, что её дочь Миюри и Коул стали одной из причин новых веяний.

— Значит, мне просто придётся продать гору? — спросила Эльза с такой прямотой, что Лоуренс вздрогнул. — Не следует меня недооценивать. У меня есть чувства.

Та несгибаемая девушка с непробиваемым лицом ушла в прошлое. Но нынешняя Эльза как священник выглядела лучше. Она отвернулась, стесняясь своего порыва, вздохнула, а потом с новым вздохом продолжила:

— Однако если есть богатая гора, у меня действительно есть намерение поделиться этими благами ради людей. Я рассматривала и так и сяк, что могла, но в течение долгого времени это место проедает достояние собора.

Взглянув на гору, Лоуренс сразу же перебрал несколько способов заработать на её богатствах. Если в этом месте полно желудей, здесь можно оставлять на откорм свиней, лес вполне пошёл бы на дрова и древесину. Сейчас торговля на подъёме, строятся корабли, и цены древесину быстро растут. На древесный уголь, кстати, тоже. При большом спросе, если вывоз будет затруднён, будет проще пережечь дерево на уголь и везти уже его.

— Всё благодаря её стараниям. Люди не сделали ничего, — и Хоро резким движением закрыла рот ладонью.

— К тому же, — продолжил Лоуренс, — хотя гора и покрыта толстым слоем листьев, но камни с железом попадаются. Железная гора не умерла. Это лишь деревья высохли, вода пропала, а в мире людей было утрачено равновесие. Возвращение людей на гору — вопрос лишь времени, а тогда они увидят, что железо есть. И снова начнут разрабатывать рудники. Займёмся этим!

Дерева потребуется много. И Тании ничего не останется, как снова увидеть, как лысеет гора. А когда люди придут на гору, трудно сказать, удастся ли спрятать врата. В результате Тания потеряет растительность, которую она восстановила своими самоотверженными усилиями, лишится доверенных ей врат, потеряет последнюю призрачную связь со своим алхимиком и на десятилетия или столетия вновь останется в одиночестве на лысой горе в ожидании алхимика. Просто будет ждать возвращения алхимика.

Вообразив всё это, Лоуренс почувствовал, что в его груди сейчас всё сожмётся, но первой не выдержала сидевшая рядом Хоро. Слёзы потоком брызнули из её глаз.

— Болван... — Хоро встала, опрокинув стул, и выскочила из зала.

Хлеб остался недоеденным, к вину она почти не притронулась.

Лоуренс вскочил, чтобы броситься за ней, но он не смог сделать ни шагу. Даже если он догонит Хоро, он не знал, что ей сказать.

— Чувствуешь себя бессильной, — тихо сказала Эльза.

Перед глазами Лоуренса всё поплыло, и он опустился на стул.

— Да-а... именно так...

Возможно, Хоро зацепила стол, и теперь вода в стеклянной чаше покачивалась, передавая своё движение свету, отражавшемуся от водной глади.

В этом безжалостном мире желание о ком-то позаботиться не более чем призрачный свет, отражающийся в ту или иную сторону в зависимости от простейших мелочей.

— Но... я немного злюсь и на алхимика, кроме безжалостности мира.

Эльза, обиравшаяся отломить хлеба, замерла.

— Господин Лоуренс? Почему?

— Тания сказала, что алхимика сопровождало воплощение кошки. А значит, он знал, что время, отпущенное не-человеческим существам, слишком сильно отличается от времени людей. Если бы...

Он подумал, что мог чем-то помочь Тании.

Эльза положила руку с хлебом на стол.

— Тогда, значит... значит, так... Эта жуткая картина с горой, её мог нарисовать не кто-нибудь от собора, алхимик мог поручить её нарисовать.

Лоуренс посмотрел на Эльзу — её взгляд был направлен не на него, а на картину на стене, воссоздающую эпизод из Священного писания.

— Если кто-то сделает гору проклятой и не напишет об этом, событие подвергнется забвению, но если запечатлеть его на картине, оно запомнится на сотни лет. И чтобы защитить белку с незапятнанной душой, он, который более не сможет вернуться на гору, оставил картину ради памяти, чтобы не допускать людей на гору.

Не-люди живут куда дольше, чем длится человеческая жизнь. Пусть здесь уже нет алхимика, которого Тания называет хозяином, но картина всё ещё есть на стене собора.

— Значит, алхимик не собирался возвращаться? — спросил Лоуренс, и Эльза покачала головой.

— Этого я не знаю, но разве он не потрудился изобразить девушку-кошку, которую называли первым учеником, на вратах? У меня из услышанного... сложилось впечатление, что он думал вернуться. Думаю, он пытался создать место, куда могла бы пойти девушка-кошка, когда останется одна.

Увидев вырезанное изображение той девушки, Лоуренс подумал о том же. Он и сам хотел оставить изображение Хоро в Атифе, вот так же и алхимик думал, это изображении поможет девушке-кошке воссоединиться с ясноглазой Танией, когда его самого уже унесёт время.

И потому Лоуренс решил, история об ангеле — это вымысел.

Вероятно, алхимик просто устроил людям что-то впечатляющее, чтобы отвадить их от горы. В этом предположении ему виделось больше смысла.

— Но не существует общего решения для решения любой задачи. Даже тексты Священного писания, изначально выбитые на каменных скрижалях, остались бы в прошлом, если бы их множество раз не переписывали на множество пергаментов.

— Чтобы помочь госпоже Тании остаться на её горе, тебе нужна новая хитрость.

— Я бы скорее сравнил это с новым мехом для вина. Ведь и в Священном писании сказано не наливать молодое вино в старый мех.

Конечно, какое-то плохое решение отсрочит проблему в лучшем случае на несколько лет. А главная проблема в том, что земли этого епископа бедны, в то время как продажа горы сулит доход.

До сих пор этого удавалось избегать благодаря "проклятию" горы. Но развитие реформы Церкви ставит эту защиту под угрозу. Значит, для защиты горы и Тании требуется укрыть их новой защитой. Что-то, что для защиты горы не будет никого на неё допускать.

Лоуренс откинулся на спинку стула и глубоко задумался, снова разглядывая свет, отражавшийся от покачивавшейся в чаше воды.

Например, устроить чудо, чтобы место признали священным, как это было сделано, чтобы помочь семье Селим, которой было доверено управляться с купальней в Ньоххире? Так-то так, но гора много лет считалась проклятой, и теперь объявить её священной может оказаться непросто. Ещё хуже, что в легенде упомянут алхимик.

Архиепископ Атифа обратился за помощью к Эльзе из далёкого края прежде всего потому, что местные знают историю проклятой гору и не смогут найти покупателя. А вот интересно, найдётся ли вообще торговец, которого из-за алчности не станет интересовать история проклятия.

Лоуренс рывком поднял голову.

— Торговец?

Эльза удивлённо захлопала глазами, словно её ослепил яркий свет.

— Торговец... торговец?

— Что случилось? — пробормотала Эльза.

Лоуренс собрался с мыслями, пытаясь ей ответить. У него было чувство, что большое водяное колесо мельницы постепенно начало двигаться.

— Эта гора... Почему бы тебе её не продать, как ты собиралась?

— Э? Это... чего это вдруг?

— Постой-ка, постой-ка... эээ...

Лоуренс закрыл глаза и прижал руку ко лбу, стараясь вернуть ту часть себя, к которой он давно не обращался.

Интересы торговца образуют нечто вроде паутины, что совсем не похоже на интересы владельца купальни. Разъезжая в те времена с Хоро, Лоуренс изо всех сил пытался понять, как не упустить нить, которой он следовал. Но с годами и опытом он установил связи, которые можно использовать при встрече с неожиданными людьми в неожиданных местах сейчас, когда он вновь отправился в дорогу.

И если из этих нитей сплести ткань, он чувствовал, что тканью этой можно будет укрыть всю гору.

— Так, я торговец. И у меня есть связь с компанией, занимающейся рудниками, и воплощение кролика участвует в управлении этой компании. Если там может быть получена прибыль, его это заинтересует.

У Эльзы округлились глаза и покраснели щёки, ещё сохранившие с прежних времён веснушки.

— Теперь заблудшая овечка... — произнесла она. — Тебе надо бы позаботиться и о белке.

— Ну, не имеет смысла делать главный упор на добычу железа. Например, можно пережигать дерево на уголь в таком количестве, чтобы не допустить потерю зелени на горе, у такой компании, как Дива, много рудников, ей уголь всегда нужен, сколько его бы ни было.

Эльза, услышав, что невинной девушке-белке не придётся тосковать, просияла, но её лицо быстро снова омрачилось.

— Госпожа Эльза? — обратился Лоуренс.

Эльза с ожесточением прикусила губу, прежде чем ответить.

— Но если продать гору только для пережигания на уголь... Сколько она будет стоить?

С волосами, убранными назад, всегда с безупречно прямой спиной она так же прямо и без колебаний говорила, что была должна сказать.

Эльза в своей бессменной одежде священника, временно присматривающая за собором.

— Если будет недорого, компания Дива гору купит. А если в деле воплощение кролика, он послужит щитом, который оградит гору от чужаков и защитит белку — госпожу Танию. Но мне тоже надо сделать своё дело. На землях этого епископа я отвечаю за использование его имущества с наибольшей выгодой. Продавать камни, из которых ещё можно получить железо... За дёшево я это делать не могу.

В голове у Лоуренса промелькнуло — хорошо, что Хоро здесь нет сейчас. Не потому что думал, что Хоро разозлится, если Эльза властно затопчет потенциальную возможность.

Справедливая душа, никогда не забывающая, что является правильным, такую Эльзу Хоро должна была понимать и уважать. Так считал Лоуренс.

— Я хозяин купальни, который прежде занимался торговлей. Я хорошо разбираюсь в учётных книгах и слежу за ходом дел.

После этих слов лоб на лице Эльзы, искажённом страданием, немного разгладился.

— Госпожа Эльза, есть ли у тебя сколько-нибудь определённая цена продажи?

Практичный вопрос тут же оживил лицо Эльзы. Это она занималась с умницей Коулом, чтобы воспитать в нём честность и трезвость видения мира. Оставшиеся в соборе, покрывшиеся плесенью книги были изучены ею от и до.

— Да. Господь сказал нам иметь большие сосуды для крупных вещей и маленькие для мелких. Я не хочу продавать что-либо по завышенной цене, я хочу быть справедливой.

— Что ж, будем считать. Я предоставлю тебе всю свою мудрость, чтобы продать гору. Прежде всего... — Лоуренс улыбнулся, — Меня сюда для этого и позвали.

Эльза тоже рассмеялась и стала подниматься со стула.

— Подожди. Надо взять всё необходимое.

Эльза решительно вышла в дверь — не ту, через которую выскочила Хоро. Выждав, когда стихнут её шаги, Лоуренс тоже встал. Хоро, покинувшая зал, должна была его дожидаться.

Но на сей раз он шёл за ней не только из чувства неловкости. Его прикидки требовали мудрости Хоро, наверняка изнывавшей сейчас от чувства беспомощности. Подумав о том, Лоуренс открыл ближайшую к его стулу дверь. Даже в темноте присутствие Хоро выдавал запах розового масла, втёртого в её хвост.

Она стояла у самой двери, стояла на цыпочках и прижималась к стене, плотно сжав губы, сцепив за спиной руки и опустив плечи.

— Это похоже на ожидание девушки, — невольно произнёс Лоуренс, и красные глаза Хоро, сверкнув во мраке коридора, обратились к Лоуренсу.

— Почему ты не побежал за мной, когда я выскочила с разбитым сердцем?

Лоуренс раскрыл объятия и, грустно улыбнувшись, обнял Хоро. Её хвост бился об его ноги, но вырваться она не пыталась.

— Хоро, я хочу, чтобы ты одолжила мне мудрость властительницы леса. Сколько можно срубить деревьев, чтобы эта гора снова не стала лысой?

Даже лесоруб, полвека не выпускавший топора из рук, не сравнится знаниями с Хоро.

Она подняла лицо от груди Лоуренса и фыркнула.

Если превратить лесную собственность епископа, пережжённую на уголь, в золотые монеты, можно будет улучшить жизнь людей на его землях. Если гора будет успевать зарастать деревьями, а железо предположительно снова будет добываться, продажа горы по разумной цене обретёт Божью справедливость. Подсчёт делался из этих соображений, но когда Лоуренс стал прикидывать возможный доход с горы, немедленно выявился разрыв.

— Если сажать другие деревья и заботиться о них, они будут быстрее расти, — давала советы Хоро, за сотни лет познавшая о лесе всё.

Но числа, нацарапанные на вощёных дощечках были неумолимы.

Как путешественник Лоуренс знал стоимость запаса древесного угля и иного топлива, а также размах торговли древесиной в Атифе, и его удивляли высокие цены на всё это. Рост цен вызывал волнения в деревнях, Лоуренс как-то даже помог одному землевладельцу, оказавшемуся в беде из-за этого.

Однако просчитав это по сравнению с доходами от железного рудника, он был ошеломлён. Ему оставалось лишь вздыхать, видя числа в прошлых книгах, принесённых Эльзой.

— Рудник давал столько прибыли...

В книгах, что притащила Эльза из сокровищницы, были написаны просто ослепительные числа — иначе их не назвать. К тому же для получения пригоршни железа надо было использовать мешок древесного угля, в котором поместился бы человек, сравнивать железо и уголь как товар было немыслимо.

— Некоторые люди у власти гоняются за рудниками, но не за хижинами для пережигания дерева на уголь, — разочарованным тоном произнесла Эльза, оторвавшись от книг.

Маленькое стеклянное зеркальце подсвечивало пергамент страницы чистым светом.

— Выпас свиней даст лишь небольшой дополнительный приработок, а выращивание грибов позволит только разнообразить стол местных жителей, — рассуждал Лоуренс.

— Надо сажать больше фруктовых деревьев, — перебила его Хоро. — Разве в городе за горой не торгуют огромным количеством пшеницы? Выпечка с фруктами должна пользоваться большим спросом.

— Выращивать — надо много времени, а госпожа Тания — белка. Это всё равно что тебе дать пасти овец.

Хоро попыталась возразить, но сразу с сожалением закрыла рот. Можно себе лишь представить мучение пребывать рядом с угощением, которое нельзя есть.

— Ты сможешь добывать и продавать железо в умеренных количествах? — спросила Эльза.

Лоуренсу было мучительно на неё смотреть.

— К ближайшему месту, куда можно везти продавать, ведёт узкая дорога через горы. В виде руды никак не увезти, да и цена будет низкой. Если нельзя её переработать на месте, надо вывозить кораблями в больших количествах, чтобы компенсировать низкую цену и что-то получить.

— Здесь слишком мелкие реки даже для больших лодок, — тихо сказала, вздохнув, Эльза. — Значит, тебе потребуется её переработать.

— Именно так.

А чтобы выплавлять железо, требуется соответствующее количество древесины. Нужно построить печь, привести людей для работы на ней, нужны дома или что-то в этом роде, где эти люди жили бы. Более того, чтобы окупить расходы на всё это, придётся опять-таки выплавлять железо — в достаточном количестве, что в конечном итоге обернётся большим вредом для горы.

Чем больше Лоуренс считал, тем сильнее в нём становилось понимание, что его замысел был лишь рисунком пшеничного хлеба для голодного.

— Как продать гору... в этом трудность? — спросила, держась за голову от подобных слов, Эльза, которая казалась чуждой, как никто другой, денежных расчётов.

Лоуренс смотрел на числа в книгах, но как на них можно было положиться, когда даже тексты Священного писания были не в состоянии спасти людей?

Сидя рядом со стонущими Лоуренсом и Эльзой, Хоро постучала пальцем по столу:

— Тип, которому ты продаёшь, — это тот кролик. Ты можешь продать ему по высокой цене, если приложишь к делу мои клыки, — сказала она, и было бы лучше, если бы она говорила со слезами. — Ещё я могу накопать камней с железом своими когтями и унести их далеко. Тогда окупится быстро!

Мощь когтей и сила лап Хоро может позволить преодолеть горы до самого горизонта. Но это присуще эпохе богов и воплощений, когда всё решала одна сила, рудное дело было намного сложнее.

— Руда в толще горы не распределена равномерно, надо рыть и отслеживать жилы. Нужно много и внимательно рыть. Вот для чего нужно много людей. Здесь не такая ситуация, как было с горячими источниками. Ты не сможешь здесь решить всё твоей силой.

Послышалось угрюмое ворчание Хоро, Лоуренс стал молча гладить её руку, чтобы успокоить.

Мир, которым можно вертеть по своему желанию одной лишь силой, больше не существовал.

— Я думал, что это была хорошая мысль... — вздохнул Лоуренс.

— Прекрасная! У тебя всегда всё сладкое! — с издёвкой произнесла Хоро, но руку Лоуренса стряхивать не стала.

Было очевидно, что он был готов молиться за то, чтобы его слова опровергли.

— Иметь бы мне какую-то привилегию на эту гору...

Эльза вздохнула и стала перелистывать книги одну за другой.

— Какую-то особую привилегию?

— Ну, некоторые земли других церквей, я с таким встречался с десяток раз, давали право на аристократический титул. Их по очень высокой цене покупали торговцы, заработавшие на оживлении торговли в наше время.

Тот, кто завладеет такой землёй, обретёт и титул. На такое место найдётся покупатель и при полной её бесплодности.

— Ты не можешь придумать что-нибудь подходящее? — спросила Эльзу Хоро, держа Лоуренса за руку.

Эльза посмотрела на сомкнутые руки Хоро и Лоуренса, вздохнула и стала отвечать:

— Если подумать, это не является невозможным. Если купить вот это, можно получить право основать в этом месте небольшую церковь. Но заплатит ли компания Дива за то, чтобы кого-то из неё именовали епископом или настоятелем монастыря?

Хильде, воплощение кролика, вряд ли бы этим заинтересовался.

— Угрр... — прорычала Хоро, ударила хвостом по ножке стула, а потом схватила Лоуренса за плечо. — Ты, что-нибудь может быть?..

Возможно, для Хоро увязались вместе пшеничные поля, с которых ей пришлось уйти, и гора Тании. И она знала то же, что знал Лоуренс: алхимик никогда не вернется на эту гору.

Хоро может прожить ещё сотни лет и неизбежно распрощается когда-то с Лоуренсом. И потому помочь Тании для неё всё равно, что помочь себе.

— Есть маленькая возможность, одна-единственная.

— Неужели? — удивлённым тоном переспросила Хоро, а Эльза посмотрела на них с недоверием.

— Господин Лоуренс?

У меня такое лицо, будто я не могу это сделать? — спросил себя он.

— Это ангел из той легенды. И я думаю, что есть вероятность, что гора будет куплена по высокой цене.

Хоро, встревоженная словами Лоуренса, разом приподняла брови.

— Ты собрался продать такую важную вещь?

— Нет. Этот железный диск — просто диск. Но большая часть изображённого на картине, действительно там произошла. Единственное, то остаётся загадкой — появление ангела из этого диска и этот колокол в подвале собора.

Лоуренс легонько пожал руку Хоро.

— Легко поверить, что это тщательно продуманная уловка алхимика, призванная удерживать людей в стороне от горы, но вдруг то, что в легенде, действительно произошло?

Эльза смотрела на него, не моргая.

— Это... это про то, что железо из руды можно получать без древесного угля, так?

Железо стоит дорого из-за затрат на уголь. Отыщись ангелы, способные выплавлять железо без топлива, ремесленники взывали бы к их помощи до красных глаз.

— И где же этот ангел? Как ты его поймаешь?..

Это выглядело затруднительным.

— Ангел — это... птица такая? Такая, как ты? Конечно, некоторых языческих богов описывали как огнедышащих птиц... — спросила Эльза, похоже, подобрав самую правдоподобную возможность.

Но Хоро, осмотрев на Лоуренса, заявила:

— Ты так не думаешь.

— Я... я думаю, слово "ангел" алхимик использовал просто для удобства.

Суровое лицо бородатого мужчины было вырезано на всей поверхности диска, вероятно, чтобы произвести впечатление. И изображение его спутницы явно было вырезано не для сдерживания ангела.

Тания говорила, что алхимик не верит в Бога. И ещё про то, что когда она научится хорошо владеть стамеской и долотом, он вернётся научить её тайне врат. Если история про ангела — вымысел, вряд ли это случится.

— Думаю, под "ангелом" подразумевали использование особых навыков мудрых алхимиков.

— Навыков? — переспросила Эльза и, хмурясь, перевела взгляд на стол.

В руке она держала очки, воистину воплощавшие мастерство работы со стеклом. С их помощью даже люди с плохим зрением способны видеть предметы лучше и во всех подробностях. Лоуренсу по заказу издалека привезли очки для Селим, которая была поражена их волшебством.

Алхимик использовал какое-то редкое, никому не ведомое умение, а диск, называемый "вратами" мог быть тайным ключом к нему.

— Открыть врата, выпустить ангела, который дырявит колокол на колокольне. Существуют ли навыки, способные на такое?

Лоуренс пока не мог ответить. Но если и было решение, то он видел его только здесь.

По крайней мере, это практичней, чем ловить ангела совместными усилиями священницы, торговца и воплощения волчицы.

— Если речь идёт о выплавлении железа, это... ужасно жарко?.. — пробормотала Хоро.

Лоуренс и Эльза посмотрели на неё, хвост и уши той стояли торчком.

— Ты, этот ключ! Я поверну этот подземный ключ!

— Ээ? — растерянно произнесла Эльза, но Хоро уже бросилась бежать.

Увидев, как Хоро выскакивает из зала, Эльза и Лоуренс опомнились и бросились за ней, крича "куда ты?" и "что?"

Хоро дождалась у сокровищницы, пока Эльза не откроет дверь, и ворвалась внутрь. Затем стянула с колокола покрывало, встала у его бока на колени и приблизила нос к дырам.

— Так и думала, — сказала она, вставая.

Она схватила рукав Лоуренса, поднесла к носу, но вопреки обыкновению не стала высмаркиваться в него, а с силой вдохнула через рукав воздух.

— Эти дыры не продавливались силой. Их, как бы... Ну, будто сыр выдавили.

— Как сыр... но не силой?

Прозвучало её утверждение загадочно, но потом до Лоуренса дошло.

— То есть он размягчился?

— М-мм. Края дыр такие гладкие. Это нельзя сделать ни когтями, ни клыками, ни клювом ворона. Вот почему я не знала, как их проделали.

Хоро снова присела у колокола, просунула палец в дыру и погладила край.

Но если его размягчили, то как это можно было сделать? Здравый смысл Лоуренса подвергся серьёзному испытанию. Значит, если колокол размягчить, в нём можно сделать дыру, словно разогретым железным стержнем в сыре.

Причём просто раскалённый докрасна железный стержень с колоколом не справится.

И главное — такое не могло остаться в виде легенды.

— Вот и всё, что я могу из этого понять, — сказала с некоторым разочарованием Хоро и поднялась. — Всякие способы работы — это то, что принёс мир людей. Это сильное оружие, оборвавшее наше время и загоняющее нас вглубь лесов и гор.

Изобретательность и беспрестанные усилия людей породили множество разных инструментов, позволивших вырубить леса, высушить реки и срыть горы. Хоро пришла к парадоксальному выводу — если и есть способ спасти Танию, то он должен основываться на этих ненавистных способах работы и инструментах людей.

— Ну, кое-что из этого может быть и полезным, — засмеялась Хоро с ноткой отчаяния и указала на очки, эти два кусочка стекла, собранные вместе, их расстроенная Эльза прихватила с собой.

— Но всё же, ангел, выходящий из врат, изливающий судный свет, размягчающий колокол и выплавляющий железо? Какой-то такой инструмент... — произнёс задумчиво Лоуренс, почёсывая затылок.

Он отчаянно стал перебирать в памяти разговор с Танией в поисках каких-либо зацепок. Если счесть слова алхимика правдой, если он намеревался научить Танию этому таинственному "ангелу", тогда вверенный ей железный диск мог иметь определённый смысл. Он, несомненно, и должен был являться инструментом для вызова "ангела".

Врата. Железные врата.

— Для начала, почему этот диск — врата? — простонал Лоуренс.

Непонятно. Тания рассказала, что хозяин открыл врата, и оттуда вышел ангел.

Как же открылись врата? Ведь это просто железный диск.

Лоуренс достал серебряную монету из кошеля на поясе.

На одной стороне монеты было изображено суровое бородатое лицо, похожее на изображение на диске.

— Ты говоришь, что у всех вещей есть смысл?

— Это так...

Когда алхимик открыл врата, вышел "ангел". Помимо этого, после использования "ангела" он вырезал на другой стороне девушку-кошку, чтобы "ангел" никогда не вышел снова. Может ли это быть лишь отражением чувств и не содержать практического смысла?

Лоуренс покрутил серебряную монету, словно прикидывая, как можно было бы открыть врата.

— Мм, ты-ы... — недовольно протянула Хоро, щурясь, когда свет от свечи в руке Эльзы, отразившись от монеты, попал ей в глаз.

Лоуренс хотел тут же извиниться, но осёкся. В то время как Эльза забеспокоилась о Хоро, теревшей глаза рукой, взгляд Лоуренса не отрывался от руки Эльзы.

Кусок стекла, если ему придать нужную форму, сияет, когда на него падает свет, ярче серебряной монеты. Свет отражается серебряными монетами.

В голове Лоуренса что-то было готово соединиться.

— Ты... Эй?

— Господин Лоуренс?

Хоро Эльзой уже беспокоились о нём.

Лоуренс, будто подстёгнутый их голосами, посмотрел в потолок. Ответ был там.

— Тайна раскрыта.

Холо и Эльза устремили свой взгляд к потолку, прижимаясь друг к другу, как сёстры.

Там был всего лишь узор, сотканный светом. Узор, созданный отражением света свечи в руке Эльзы от блестящего колокола.

Однако помимо узора, напоминающего кольца, следовало учесть ещё один важный предмет. Это инструмент предназначен для разглядывания мелких предметов, но он имеет и иное применение.

Тания сказала, что изображение девушки-кошки выточили, чтобы ангел не появлялся. Всё, что говорила Тания, имело свой смысл.

— Госпожа Эльза, "ангел" найден, — объявил Лоуренс.

— А...

— Можно сказать, ты держишь в руке слёзы "ангела", — добавила Хоро.

Эльза озадаченно посмотрела на очки в своей руке, а потом на Хоро. Та первой пришла в движение.

— Ты, можешь с этим помочь?

— Если я неправ, можешь откусить мне голову, — ответил Лоуренс.

Хоро расширила глаза, потом пожала плечами и рассмеялась, показывая клыки, её уши и хвост заходили ходуном.

Как бы ни был уверен Лоуренс в догадке, проверить её можно было только после восхода солнца. Он так и сказал Хоро, но она оказалась куда нетерпеливей его и не позволила ему вздремнуть. Лоуренс попробовал что-то возразить, но она, сняв одежду, обратилась волчицей, легла животом на землю и уставилась на него.

Если бы он не полез ей на спину, она могла так и пролежать на земле до утра или просто схватить зубами и утащить.

— Будьте осторожны, — тревожно произнесла Эльза, деловито собирая снятую Хоро одежду, будто выполняя рутинную обязанность.

— Ты, напиши письмо насчёт продажи этой горы и жди, — сказала Эльзе Хоро и побежала прочь, не дожидаясь, пока Лоуренс окончательно устроится на её спине.

Свист ветра резал уши сильнее, чем в прошлый раз. Толчки, с которыми её лапы отталкивали землю, безошибочно отражали заинтересованность Хоро. Из-под шерсти, зажатой в руках Лоуренса, струился жар её тела. Она мчалась во всю мочь за всех тех, кого поглотило время.

Хоро отчаянно записывала в свои дневники каждодневные события, память о которых ускользала от неё. Может быть, над этим можно было посмеяться как над ничего не значащей царапиной.

Но Лоуренс и Хоро зашли очень далеко, поклявшись дорожить подобными вещами. И потому Лоуренс не жаловался на то, что Хоро прыжками мчалась по лесу, еле минуя деревья, перепрыгивала скалы, а в крутых местах отталкивалась задними лапами и цеплялась когтями передних лап за склон, словно забыв о том, что у неё есть кто-то на спине.

Тания обнаружилась рядом с диском. Это была первая безоблачная ночь за долгое время, и, похоже, она воспользовалась лунным светом для работы, пока её не сморил сон, пока она не заснула прямо на диске, не выпуская долото и зубило из рук. Сейчас же проснувшись, Тания скользнула взглядом по готовой скрыться за горизонтом луне, а потом, повернувшись, заметила Хоро, от всего тела которой поднимался пар.

Лоуренс соскользнул со спины Хоро и спросил растерявшуюся, смутившуюся белку:

— Ангел появился с этой стороны врат?

Он показал на изображение воплощения кошки, украшенное Танией цветочным узором.

— Ве... верно, но...

Верно.

А потом, по словам алхимика, изображение этой девушки должно было воспрепятствовать появлению ангела. Одно лишь не так: не изображение должно что-то делать, оно само по себе уже является препятствием для ангела.

— И прежде чем было вырезано изображение девушки, поверхность была чрезвычайно тонко отполирована. Не так ли?

Глаза Тании округлились, её нос несколько раз дёрнулся. Кажется, она что-то почувствовала.

— Ве-верно, всё так. Это... Не может быть.

Зубило и долото, которые Тания не выпустила даже во сне, выпали из её маленьких лапок. Лоуренс воспринял это как должное, как листья, опадавшие с деревьев, которые Тания выращивала десятилетиями.

— Да, я разгадал тайну ангела.

После этих слов маленький чёрный носик Тании задрожал, и она встала. За её спиной постепенно светлело небо, оттеняя очертания горы.

— Госпожа Тания, мне надо встать у врат.

— Д-да.

Тания ухватилась за край диска и с усилием подняла его.

В лиловом свете раннего утра появилась девушка, которая улыбалась, не размыкая губ.

— Само по себе это не составляет особой тайны.

Тания, поддерживавшая диск в том же положении, что и на картине в соборе, дёрнула подбородком и устремила на Лоуренса неожиданно пристальный взгляд.

— О-однако многих удивило, когда хозяин позвал ангела.

— Конечно. Но это всё равно что увидеть в лесу белку и принять её за медведя.

— Э?..

Лоуренс, улыбнувшись, пояснил:

— Когда видят то, что видели раньше, но в гораздо большем размере, это принимают за чудо.

Лоуренс смотрел, как проявляется тень у его ног, как она темнеет, предвещая прекрасный восход солнца, которое вот-вот откроет сегодняшний день.

Тания щурилась на свет, девушка на диске улыбалась и смотрела вниз.

Силы, предвосхищавшие то, что произойдёт.

— Из-за воплощения кошки я сомневаюсь, что ангел явится полностью.

Солнце словно дожидалось слов Лоуренса. Оно перевалило на горизонте за горный хребет, откуда начинается огромная равнина, известная как пшеничная житница.

Поток солнечного света льётся на вогнутую сторону диска с такой силой, что, кажется, будто он шумит.

— А, а-а! - не могла сдержать себя Тания, глядя на происходящее своими круглыми глазами, открытыми настолько, насколько она могла.

Свет, вливаясь в вогнутую поверхность, отражался в соответствии с устройством этого мира. Заглубление поверхности было тщательно выверено и, хотя изображение девушки мешало, свет устремлялся от диска конусом и сходился в одну точку.

— Те очки, Хоро, — сказал Лоуренс, и она, наблюдавшая лёжа животом на земле, поднялась. — Вот потому-то я предупреждал госпожу Селим об осторожности, передавая ей очки.

Он повернулся к Хоро лицом.

— Не оставляй очки на бумаге. Они могут собрать свет и поджечь её.

Хоро приоткрыла свою полную клыков пасть и посмотрела на сиявший диск, который Тания, похоже, полировала каждый день.

Испускаемый им отражённый свет создавал ощущение врат в другой мир, освещая те деревья, до которых ещё не добрались солнечные лучи.

— Если стекло очков хорошенько не отполировать, они не смогут ни увеличить буквы, ни заменить кремень для розжига огня. Надо полагать, это углубление в диске сработает лишь тогда, когда оно сделано умело и точно. Вот зачем после использования диска на нём вырезали изображение девушки.

Так можно будет отразить свет, не вызвав огня. Если очки, помещающиеся на ладони, способны поджечь бумагу, то возможные последствия солнечного света, собранного таким большим диском, заставили Лоуренса нервно усмехнуться.

Вполне можно размягчить бронзу колокола и выплавить железо из руды.

— А-а... а-а... — расплакалась Тания и выпустила диск из лап.

Огромный железный диск, вибрируя, рухнул, едва не придавив Лоуренсу ногу, благо Хоро спасла его, оттащив в сторону за воротник. Тания, осыпаемая мерцающей в лучах солнца опавшей листвой, поднятой в воздух падением диска, рыдала, сжавшись в комочек на земле. Странные слёзы, последовавшие за успешным раскрытием тайны врат.

Но Лоуренс понял их значение.

При своей легкомысленности Тания, конечно же, знала, как коротка жизнь человека. Лоуренс был уверен, что она старалась не замечать этого. Старалась не думать, что алхимик больше не вернётся. Оставлять тайну неразгаданной, хранить воспоминания ушедшего времени и никогда не перерисовывать в новом цвете то, что было врезано в прошлое.

Теперь же эти чары развеяны.

На миг Лоуренс усомнился, должен ли он был разгадывать тайну врат. Тания могла бы и дальше обманывать себя, вечно жить памятью о былом. И если даже ей пришлось бы покинуть эту гору, она могла бы уйти с диском на спине куда-нибудь туда, где она смогла бы спокойно жить.

Тайна осталась бы тайной, прошлое бы не ушло, а осталось навсегда, жить во сне, обманывая себя, что алхимик вернётся.

Посреди этих дум Лоуренс ощутил удар носа Хоро в спину. Затем, прежде чем Лоуренс успел возмутиться, Хоро приблизилась к Тании и размашистым движением лизнула её в мордочку.

Со стороны могло показаться, что волчица решила попробовать добычу на вкус, но Тания подняла голову и вдруг обняла переднюю лапу волчицы. Хоро лизнула спину белки, легла на живот и подтянула Танию к своему меху.

— Мы живём долго, — произнесла она, глядя на плачущую Танию, а потом перевела взгляд на Лоуренса. — Нельзя вечно жить сном.

То, что ты сделал, не было ошибкой, вот, что означали слова Хоро.

Лоуренс решил поверить на слово.

Он смахнул листья с одежды и посмотрел на девушку, вырезанную на диске, лежавшем на земле. Она со своей счастливой улыбкой была похожа на ангела.

Во время рассказа Лоуренса о тайне диска Эльза, с опаской глянув на свои очки, поспешила отодвинуться от света свечи.

После того, как тайна ангела горы была разгадана, Тания, постепенно успокоившись, стала делиться воспоминаниями об алхимике, она говорила о нём так долго, как хотела. А потом пришла пора вернуться в собор.

Но на сей раз на спине Хоро, кроме Лоуренса, приехала и Тания.

При виде огромной белки Эльза широко раскрыла глаза, но, похоже, она была ко многому готова. И её предложение испечь желудёвый хлеб вызвало неподдельную радость Тании. Было забавно наблюдать, как сердится Хоро, которой не удалось это пресечь.

К полуночи, прежде чем хлеб был готов, к шее Хоро привязали два письма — от Эльзы с предложением купить гору и от Лоуренса к Хильде.

Эльза предлагала Хоро дождаться, пока испечётся хлеб, но та поспешила убежать.

С лапами Хоро можно было бежать днём и ночью хоть до самой Ньоххиры, которую она и Лоуренс оставили уже довольно давно.

Использование железного диска при добыче металлов могло оказаться весьма ценным для Хильде, компания которого разрабатывала много рудников, и вследствие этого он мог приобрести гору за высокую цену. Нельзя было исключать того, что Хильде подобный способ мог быть известен, но Тания поспешила развеять беспокойство Лоуренса на этот счёт.

Что бы ни случилось с этой горой, она всегда будет тут. Первый ученик, девушка-кошка, может как-нибудь вернуться с воспоминаниями о хозяине.

Хоро сказала Тании, что сделает всё, чтобы кролик выложил золото, даже если придётся использовать для этого клыки. И Лоуренс в письме к Хильде просил сообщить, если Хоро будет на него давить.

Вот со всем этим Хоро с письмами исчезла в ночной тьме.

Лоуренс проводил её, вздохнул и посмотрел в небо.

Их история, уже ставшая легендой, продолжалась.

— Господин Лоуренс, хлеб испечён! — крикнула Тания, которая помогала Эльзе в человеческой форме, и Лоуренс оторвал взгляд от неба.

Он обернулся, Тания, обладавшая намного более налитым телом, чем Хоро, махала ему рукой. Она показалась ему ослепительной.

— Чтобы показать твою любовь к жене, ты должен съесть весь хлеб.

Горький, твёрдый желудёвый хлеб.

Как история, оставшаяся во тьме для мира.

Надо будет приберечь её для Хоро, подумал Лоуренс и улыбнулся.

Волчица и круговерть долгов

Поздней ночью Лоуренс проснулся из-за того, что замёрз. Он натянул на себя одеяло и недовольно пошарил в кровати, где должно было быть кое-что большое, с шерстью совсем иного рода, чем та, из которой изготовили одеяло.

Более того, это кое-что было живым, в нём текла горячая кровь, а шерсть на нём была чистой и ухоженной, и если взять в объятия его владельца, ничего теплее в мире не найти. Владелец может поворчать во сне, но если не стукнуться случайно с ним головами, то можно будет вдвоём в обнимку спокойно проспать до самого утра хоть на зимнем морозе.

Но сколько Лоуренс не искал, ничего под одеялом не нашёл. Она пошла воды попить? Он открыл глаза и тогда, наконец, понял.

Хоро не было с ним уже три дня.

Лоуренс положил руку, которой шарил под одеялом, на грудь. Сквозь щели в деревянных ставнях проникал лунный свет, оставляя на потолке сияющие полосы, напоминавшие следы звериных когтей. Похоже, рассвет ещё далёк.

Он потёр лицо ладонями и слегка вздохнул.

Первая ночь, проведённая в одиночестве, прошла достаточно легко.

С тех пор, как они покинули купальню в Ньоххире, Хоро стала намного больше пить. Может, из-за более вольной жизни в поездке, может, потому что она не должна соответствовать званию мудрой волчицы, особенно после того, как дочь покинула купальню. Хоро любила изрядно выпить, и ему часто приходилось отводить или относить её домой, освобождать от одежды. Конечно, Лоуренсу нравилось заботиться о ней, и вполне возможно, что сама Хоро наполовину притворялась пьяной, чтобы насладиться его заботой, но всё же это было утомительно.

Поэтому в первую ночь Лоуренс вздохнул с облегчением, наслаждаясь тишиной и покоем после долгого перерыва.

Во вторую ночь он уже ощутил некоторую пустоту.

Ночевал Лоуренс в доме, принадлежавшем собору епископства Вуаран. Собором сейчас управляла Эльза, женщина-священник, она придерживалась традиционных обычаев и не засиживалась вечерами за выпивкой и болтовнёй. После простого ужина, дождавшись захода солнца, она возносила длинную молитву Господу и шла спать, чтобы не расходовать свечи зазря. Ещё одно — обязательно желала спокойной ночи.

Хоро была ей полной противоположностью, она не упускала возможности попировать и побольше выпить. Выдалась долгая поездка — надо выпить, чтобы отдохнуть, за день ничего особого не произошло — надо выпить, чтобы день запомнился, пришёл вечер — надо выпить, чтобы не терять время зря — и нечего гасить свечи.

Для Лоуренса было привычно прикидывать, что будет на завтрак, прежде чем опьянение свалит его с ног. А если ему выпадало лечь с Хоро пораньше, его не отпускало беспокойство, словно он чего-то не сделал. И теперь в одиночестве ему оставалось лишь попробовать пить самому, а после, удостоверившись, что одному пить невесело, сдаться и рано лечь спать.

На третий вечер с горы пришла Тания. Она была воплощением белки, сыгравшей важную роль в легенде об ангеле проклятой горы, собственности епископа Вуарана. Несколько дней назад Лоуренс раскрыл тайну проклятой горы и алхимика.

Все эти дни Тания с воодушевлением изучала, как использовать бывший железный рудник на горе, прозванную "проклятой", как организовать работы по рубке леса и пережигания его в уголь. Хоро не было, она три дня назад убежала, чтобы доставить её и Лоуренса письма старому другу, одному из распорядителей компании Дива, чтобы он купил гору. Если на горе возобновить работу рудника в прежнем режиме, гора снова оголится, и потому её сейчас продавали под добычу древесины и древесного угля.

Озеленившая за много лет лысую гору Тания горела желанием получить наибольшую прибыль при сохранении густой растительности.

Вот почему она с большой охотой объясняла Лоуренсу, какие деревья брать за основу, сколько лет им потребуется, чтобы вырасти до уровня, когда их будут хорошо покупать. Тания, имевшая довольно округлые формы в беличьем теле, в человеческом казалась нежной девушкой, чуть смахивавшей на белку, но при этом обладавшей упорством и преданностью делу. Кроме того, она видела героя в Лоуренсе, на которого произвела сильное впечатление как учитель.

Она сильно отличалась от Хоро, которая так и не запомнила виды монет, сколько бы он её не учил, при всём уме мудрой волчицы учение её лишь утомляло, и самым большим весельем для неё было болезненно поддеть Лоуренса. Миюри, кровь от крови Хоро, унаследовала эту черту, добавив ещё непоседливость сорванца, заставляя отца то и дело вздыхать. От уроков же Тании он был в восторге.

На третью ночь Лоуренс отправился спать намного позже Эльзы, засидевшись за вопросами, связанными с собственностью епископа, а когда, закончив дела, он вернулся в комнату, на него стали давить царившие в ней тишина и темнота. Этого чувства он не ощущал со времён, когда был странствующим торговцем. Примерно так же он в те времена чувствовал, когда, вдоволь повеселившись на каком-нибудь деревенском празднике, возвращался в пустую комнату на постоялом дворе.

Наступил четвёртый день.

Весь день Лоуренс провёл с переночевавшей в соборе Танией, обсуждая, что и где лучше будет садить, но с вечерними сумерками Тания вернулась на любимую гору, а Эльза по обыкновению отправилась спать. Единственный оставшийся бодрствовать в соборе, он не выдержал и, захватив колбасы и не слишком вкусного вина, отправился в свою комнату.

Выпив, он закусил, а потом снова выпил. Говорить было не с кем, и этот процесс повторялся и повторялся. Когда от вина стало клонить в сон, он полез под одеяло с ощущением, будто он упал со спины мчавшейся лошади.

Однако и после выпитого сон его сморил только, когда он вдоволь наворочался, и только для того, чтобы проснуться от холода, когда пары в его голове немного развеялись.

Лоуренсу пришлось признать. Он ощущал себя одиноким.

Теперь, замерзая в это ещё не зимнее время года под своим одеялом, он не мог вспомнить то время, когда Хоро ещё не было с ним.

Компания Дива была, безусловно, далеко, но для Хоро с её лапами было немыслимо представить, чтобы она заблудилась, или где-то сорвалась с горы, или подверглась нападению разбойников.

Если на то пошло, её скорее можно представить в споре с компанией Дива по поводу продажи горы или, что куда вероятней, наслаждающейся гостеприимством компании в её главном здании, и ничто ей не мешало продлить удовольствие. Несложно вообразить, как ей весело в окружении мяса и выпивки.

Замерзать ночью в одиночестве и думать, как хорошо Хоро проводит время, не лучшее занятие для Лоуренса. С ним явно что-то произошло.

Тяжело вздохнув, он решил больше не спать и встал с кровати. Оглядевшись в лунном свете, пробивавшемся в щели ставней, он увидел на столе толстую стопку бумаги.

Дотянувшись до стопки, он просмотрел несколько страниц и увидел, что они написаны особенным, неуклюжим почерком.

Хлеб на завтрак был чёрствым. В полдень в пшеничной каше было мало мяса. Вечером вино было кислым.

— Всё только о пустяках, — произнёс Лоуренс с грустной улыбкой и продолжил читать дневник Хоро.

Там было записано множество обыденных событий, но эти повседневные воспоминания не способны удерживаться в памяти, когда живёшь обычной жизнью, и Хоро записывала всё это, потому хотела удержать в памяти.

И, перечитывая записи Хоро, Лоуренс к своему удивлению вспомнил гораздо больше, чем удерживалось в его голове.

Он стоял, переворачивал лист за листом, вздыхал и гладил пальцами буквы. Это было чем-то вроде лекарства, которое Хоро готовила себе в ожидании долгих лет, которые ей суждено провести, оставшись без Лоуренса.

Конечно, он и так это знал. Но лишь сейчас, оставшись в пустой комнате, он почувствовал, что понимает, с чем приходится бороться Хоро.

Лишь несколько дней прошло с отправления Хоро. И он уверен, что она вернётся довольно скоро.

А что за ощущение будет, когда придёт прощание навек, после которого встретить опять уже невозможно?

Лоуренс медленно глубоко вдохнул и покачал головой.

Я думаю, что это будет невообразимое страдание. Вот чего ждёт Хоро.

Есть предел тому, что он мог ещё сделать, но, по крайней мере, он должен сделать этот дневник толще, сколь чрезмерной ни казалось эта её каждодневная мелочность...

Чувство, охватившее его, стало постепенно отступать. Потому что, следуя буквам её дневника, будто пытаясь гнаться за её хвостом, он видел только: Лоуренс не купил того, не сделал этого, там оказался недобрым, здесь неловким, и вообще громко храпел. Хотя он и заботился о ней, как мог.

— Как сказала мне госпожа Эльза, не слишком ли я разбаловал её...

Лоуренс продолжил перелистывать страницы в поисках той части, что Хоро написала перед отправлением. Там было написано: должно быть много вкусного вина.

И снова подозрение о причине задержки Хоро подняло голову в его душе.

Крупная торговая компания Дива распоряжалась на северных землях, управляя большей частью торговых потоков. Не будет ошибкой ожидать, что вкусной еды будет много, и Хоро будет вознаграждена за усилия по доставке писем. Но это казалось несправедливым по отношению к нему, который в одиночестве пьёт кислое безрадостное вино.

Представив себе, как Хоро развлекается там без него, Лоуренс был потрясён.

Но... что это? Лунный свет, проникавший в щели ставней, пропал. Луна не спряталась за тучу, через ставни другого окна свет продолжал проникать. Что это могло значить?

Лоуренс открыл окно и увидел. Он не закричал не потому, что был спокоен. То, что он увидел, выглядело невозможным.

— Чего так поздно не спишь? Не можешь спать в одиночестве?

Огромная волчица, озарённая лунным светом, злобно скалила зубы.

Его комната располагалась на втором этаже дома, и морда Хоро в волчьем теле оказалась как раз на уровне окна.

Лоуренс какое-то время стоял столбом, соображая, не сон ли ему снится, и тогда Хоро, махнув хвостом влево-вправо, сама сунула морду в окно.

Принюхалась и положила морду на подоконник.

— Похоже, ты здорово сдружился с той белкой, так?

Её глаза, такие большие, что Лоуренс бы не смог бы заслонить их ладонями, изучали его лицо.

От красных глаз Хоро не укроется никакое движение её жертвы, как и никакая ложь не проскочит мимо её ушей.

Лоуренс был счастлив встретить Хоро, он мечтал о том, но сейчас он удержал готовую вырваться улыбку, глубоко вздохнул и ответил:

— Нам надо было поговорить о будущем горы.

— И для этого стоило сближаться так, что ты весь пропах ею?

У Тании был мягкий, дружелюбный характер, сильно отличавшийся от Хоро, склонной вредничать на каждом шагу. Конечно, расстояние между Лоуренсом и Танией было небольшим, но вряд ли Хоро впрямь подозревает его в измене.

И, кроме того, у Лоуренса нашлось что сказать:

— Если ты так волнуешься о своей добыче, почему бы тебе было не вернуться чуть пораньше?

Вероятно, удивившись его контратаке, Хоро похлопала глазами, потом её нос сморщился.

— Дурень. Кажется, я мчалась изо всех моих сил, — простонала в окно она.

— И поэтому от тебя пахнет вином.

Хотя морда волчицы Хоро укрыта мехом, её выражение прочесть оказалось на удивление несложно. Она тут же высунула морду и отвернулась, будто надеялась скрыть от него, сколько пила в компании Дива. Она не выглядела пьяной, просто, похоже, выпила столько, что даже её шерсть пропиталась этим запахом.

— Дурень. Они просто знают, как отдать дань уважения мудрой волчице, — ответила она и снова полезла мордой в окно, пока её загривок не упёрся в раму. Шерсть заполнила всё пространство у окна, но Лоуренс разглядел привязанную к её шее поклажу.

— Сними скорее, чешется так, будто там блохи завелись, просто ужас.

Он снял письмо, привязанное к шее Хоро и погладил её шерсть, испытывая странно привычное ощущение. Хоро, повизгивая, задвигала шеей, как делают собаки, когда их ласкают, но в этот момент рама и стена тревожно затрещали, и Лоуренс поспешил вытолкнуть её голову из окна.

— Ну, в самом деле...

Хоро обнажила в улыбке клыки, дёрнула хвостом и пропала.

Можно было подумать, что она приснилась, но письмо — вот оно, в руке Лоуренса.

Он посмотрел за окно, Хоро стояла внизу, уже в человеческом обличии.

Естественно, она была без одежды, её обнажённая кожа отблескивала жемчугом в свете луны. Хоро, с её нежнее шёлка волосами, поднимавшимися ветерком к луне, сама была подобна духу луны.

Пока Лоуренс любовался её таинственностью, прекрасная девушка-волчица издала всхлипывающий звук. Звук не отражал её чувств, она просто мёрзла в человечьем теле. Усмехнувшись, Лоуренс снял плащ со спинки стула и бросил его Хоро.

— Давай скорее сюда. Простудишься.

Хоро ловко поймала плащ, развернула и накинула на плечи. Затем сжала перед лицом в кулаке полу плаща и глубоко вдохнула.

— Ху-ху. Твой запах.

Её красноватые глаза смеялись. Лоуренс хотел что-то ответить, но не мог понять, что именно. Его чувства к Хоро в двух словах не передать. Он потёр нос и сказал просто:

— С возвращением.

Глаза Хоро на миг расширились, а потом она радостно улыбнулась.

— Ммм.

А когда Лоуренс улыбнулся в ответ, она гордо подняла подбородок и пошла.

Она уже заходила за угол здания, когда Лоуренс начал закрывать окно. В этот момент он заметил, как её хвост то выглянет из-под плаща, то скроется вновь. Сегодня не полнолуние, но луна светит достаточно ярко. Лоуренс благоговейно поклонился ночному светилу и только потом двумя руками закрыл ставень.

Вскоре он уже изо всех сил прижимал к своей груди Хоро, грациозной походкой вошедшую в комнату.

Проснувшись на следующее утро, Лоуренс какое-то время любовался лицом спящей Хоро, потом осторожно разбудил её, чтобы благоговейно поднести своей принцессе хлеб, сыр и колбасу. Когда она, свесив ноги с кровати, принялась за еду, он занялся её хвостом.

Хоро было свойственно желать, чтобы Лоуренс заботился обо всех этих мелочах, но свой хвост она ему доверяла только в хорошем настроении.

Еда завершалась ритуалом вытирания крошек, налипших на её губы и щёки.

Хоро в лучах утреннего солнца удовлетворённо улыбнулась и расцеловала Лоуренса в обе щеки.

Эльза поливала растения на территории собора, когда Хоро и Лоуренс вышли из дома рука об руку.

— Когда я смотрю на вас, у меня такое ощущение, что дома у меня не всё в порядке, — изумлённо произнесла Эльза при виде этого.

— Есть разница в их достоинствах, — гордо заявила Хоро, и Эльзе, судя по всему, оставалось лишь улыбнуться.

— Какие успехи на переговорах?

— Думаю, цена хорошая, — ответил Лоуренс, протягивая письмо, доставленное Хоро из компании Дива.

Но у Эльзы из-за её занятия были грязные руки, и Лоуренса пришлось вернуть письмо в карман.

Эльза окинула взглядом соборные насаждения.

— Я закончила с поливкой, и мы можем сейчас позавтракать, а письмо оставить на потом. Или вы уже достаточно поели?

— А, в этом случае... — начал было Лоуренс.

— Хм, прекрасное предложение, — тут же перебила его Хоро.

Судя по всему, Эльза поняла, что хотел сказать Лоуренс.

— Достойно похвалы уже то, что ты не стала грешить против истины с утверждением, что не можешь есть, — сказала она, отмывая руки в деревянной чаше, потом, вытерев их полотенцем, висевшим на поясе, слила воду из чаши, отложила её к садовому инвентарю и закончила: — Гостеприимство заповедано Господом.

Хоро дёрнула хвостом, а Лоуренс помог Эльзе отнести инвентарь.

Эльза подала только что вскипевшее козье молоко и печенье, изготовлению которого жителей её родной деревни научил когда-то Лоуренс. С тех пор печенье стало отличительной особенностью деревни Терео.

— Хрум, хрум... Хм, это можно грызть, — не прерывая работы челюстей, заметила Хоро.

Обычно печенье делают мягким или рыхлым хрустящим, но в последнее время многим понравилось и твёрдое. Эльза позаботилась сделать потвёрже, имея в виду, что вкус Хоро должен быть близок с собачьему, а собаки любят грызть кости. Что же до Лоуренса, то он всё равно ел печенье с молоком. Кстати, его удивило, что в печенье были добавлены сливочное масло, соль, яйца и довольно много сахара — необычно для придерживавшееся воздержанности Эльзы.

— Этого Хильде я встречала на вашей свадьбе, верно? — уточнила Эльза, распечатывая письмо.

На шумное празднование открытия купальни "Волчица и пряность", ставшее одновременно свадьбой Лоуренса и Хоро, были приглашены многие из тех, кого они встретили на своём пути.

— Верно. Он воплощение кролика.

Эльза кивнула, с удовольствием наблюдая, как Хоро разгрызает твёрдое печенье.

— Ты действительно пугала господина Хильде?

Уши Хоро встали торчком, она недовольно посмотрела на Эльзу.

— Дурёха. И не думала делать этого. Впрочем, моё достоинство может пугать кроликов само по себе, — гордо добавила Хоро, хотя она и сама знала, что к Хильде это не относится. — На самом деле он подробно расспрашивал меня о положении дел на горе и про легенду про врата ангела. Мы столько говорили, что некогда было горло промочить.

Ну, пила-то она, наверное, не меньше, чем разговаривала, но Хильде с его товарищами по компании, похоже, прикинули стоимость горы и врат ангела, прежде чем назначить цену.

Врата ангела — это инструмент, созданный алхимиком, представляющий собой на самом деле вогнутое зеркало из полированного железа, которое собирает солнечный свет и может воспламенять предметы. Известно, что линзы, увеличивающие буквы, иногда вызывают пожары, но Лоуренс не ожидал, что свет, собранный таким зеркалом и направленный на кусок металла, способен его разогреть достаточно, чтобы его расплавить.

Это примерно то же самое, когда хорошо известный волк, оказавшийся намного больше обычного, заставит изменить отношение к себе. Из-за огромного размера его станут считать богом.

— Значит, вот то, что мы имеем по совокупности горы и диска.

Эльза молча кивнула — истинная священница, много знающая и истинная в вере.

— Думаю, это неплохие деньги. Цены на древесину могут вырасти, но не упасть, поэтому не будет падать какое-то время и цена горы.

— Остаётся обеспечить безопасность госпожи Тании?

Даже если гору продадут Диве, местные жители могут работать поблизости. Для них не-люди — это существа из сказок, им, конечно, нельзя раскрывать личность Тании, воплощения белки. Чтобы они хорошо ужились, Танию надо будет подготовить к жизни в человеческом мире.

И если она столкнётся с собором, владеющим землями и следящим за местными жителями от колыбели до погоста, для неё будет трудно из ничего создать положение одного из жителей деревни.

— Я рада, что всё складывается благополучно, — с облегчением улыбнулась Эльза, глядя на Лоуренса и откладывая письмо.

Её обычная строгая улыбка, в которой, однако, ощущается и доброта. Когда она была совсем молодой, строгости в ней и непримиримости было намного больше, сейчас она выглядела намного старше.

— А теперь о неприятном, — сказала Хоро.

Лоуренс было потянулся за последней печенинкой в деревянной миске, но увидел грозно обнажившиеся клыки Хоро.

— Неприятном? Почему?

Хоро, довольная, что лакомство досталось ей, облизала пальцы и ответила:

— Думаю, мне придётся снова бежать на север, чтобы отнести ответ, а там же ещё и та куча денег. Я побегу и по этой причине. Но я даже не представляю, сколько это денег. А нести их сюда — большая ответственность.

Хоро с усталым видом, как будто ей уже всё надоело, откинулась на спинку стула. Эльза быстро переглянулась с Лоуренсом, заметив это, Хоро посмотрела на них обоих.

Что это с вашими лицами?

Чуть промедлив, Эльза положила на стол пергамент и пододвинула его Лоуренсу. Тот с видом — ну, делать нечего, — произнёс:

— Тебе необязательно тащить на спине кучу денег.

Хоро приподняла бровь:

— Тогда как? Нагрузить меня сразу повозками для их перевозки?

— Этого не нужно, да и письма тебе нести не нужно. Господин Хильде доверяет нам. И сделал вот что.

— Ммм?

— Он без колебаний купил гору в далёком краю, он никогда её не видел, но заплатил за неё. Воистину мир великих торговцев, — произнёс Лоуренс и показал пергамент, что передала ему Эльза.

— И что там? — угрюмо спросила Хоро, недовольно глядя на него.

— Это дорожный чек, — ответил Лоуренс. — Ты, наверное, видела такие пару раз ещё в тех поездках.

Выражение лица Хоро не изменилось.

— Этот пергамент с записью заменяет огромные деньги.

Хоро нахмурилась и посмотрела на чек.

— Обычная твоя магия...

— Перед госпожой Эльзой говорить о магии неловко.

Конечно, Эльзе такие легкомысленные разговоры не могли понравиться. Она со свойственной ей утончённостью отпила козьего молока.

— Ты сказала, что носить деньги с собой неприятно и ответственно, но это ещё и опасно. Вместо этого господин Хильде просто подписал этот лист пергамента, удостоверяя тем самым его ценность, чтобы мы смогли получить взамен пергамента деньги в каком-нибудь крупном торговом доме, — объяснял Лоуренс. — Только принеси пергамент и получи деньги. Просто потрясающе.

Это цепочки долговых обязательств торговцев. Обязательства перемещаются по сети, связывающей удалённые компании для ведения общих дел. Простой лист, заменяющий золотые монеты. Вот почему тех, кто копит груды золотых монет в своих домах, воспринимают как скупых, уродливых душой, никому не доверяющих людей.

Имея на руках чьи-то обязательства, уже не нужно копить золотые монеты.

— Конечно, ещё поразительней этой магии та лёгкость и доверие, с которыми Хильде может действовать с этими обязательствами.

Дива — крупная торговая компания, которая почти держит в руках северные земли и даже чеканит свою монету. Лоуренс мог гордиться своим знакомством с Хильде.

Но Хоро, мудрая волчица, выглядела недовольной, может быть ей не понравилось, что Лоуренс восхищался кроликом.

— Вот почему, — добавил Лоуренс, — тебе, к сожалению, не представится повод выпить вина в компании Дива.

В ответ на это заключение у Хоро рывком поднялись волчьи уши и вздыбилась шерсть на хвосте.

— Дурень!

Однако, судя по её расстроенному виду, этой его атаки она и ожидала.

Лоуренс улыбнулся и отметил про себя, что Хоро держалась довольно упрямо, и тут же ему на ногу, конечно, наступили.

— Не сердись, не сердись. Мы всё уже обсудили и решили. Подходит время покинуть это место и отправиться в следующий город?

Хоро с подозрением посмотрела на Лоуренса.

— Почему бы не отправиться на ярмарку, которая пройдёт там за горами? — предложил он. — Я беспокоюсь о Коуле и Миюри, но... Оказаться здесь и не побывать на большой ярмарке мне бы не хотелось.

Хоро дважды дёрнула ушами, затем сняла ногу с ноги Лоуренса и засмеялась.

Лоуренс удивился такой смене настроения, и тут заговорила Эльза:

— Если так, у меня есть одна просьба, — сохраняя обычное спокойствие, она аккуратно сложила письмо Хильде. — Не возьмёте ли вы меня с собой?

Лоуренса эта просьба удивила, ведь Эльза присматривала за собором, и не в её характере было получать удовольствие от покупок на ярмарке.

Эльза вздохнула и положила ладонь на правую щёку, будто у неё болели зубы.

— Так вышло, что собор и селяне в городе, похоже, попали в беду. Я вчера получила письмо с просьбой о помощи и думала, что предпринять... Я уверена, что в этом заключена Божья воля. Вы бы подали мне надежду, если бы согласились.

Впрочем, Лоуренсу казалось, что она способна быть сильной и без Божьей помощи.

Как пояснила Эльза, такое часто бывает в крупных городах.

Жители епископства Вуаранского ежегодно продают урожай своей земли на крупной ярмарке в городе и сразу же закупают всё необходимое на зиму за полученные деньги. Так повелось издавна, но сейчас торговый дом, представлявший их интересы, оказался в трудном положении.

Если торговый дом так и разорится, получить деньги за урожай не удастся, значит, закупок на зиму не будет. Бедным семьям, не имеющим запасов, придётся очень плохо. И Эльзе велели немедленно прибыть в большой город со списком имущества собора.

Что делало Эльзу Эльзой, так это то, что она не постаралась поскорей спихнуть проблему на Лоуренса, оставив принятие решения за ним.

— Поддержать ли раненного зверя, бросить ли его и заняться своим выживанием. У тебя есть голова, чтобы подумать об этом, — поделилась своим впечатлением Хоро, собирая вещи в комнате.

Эльза обратилась к Лоуренсу, чтобы просто спросить, что делать? Нет, не так.

У Лоуренса есть дорожный чек за проданную гору, который мог бы открыть приток денег торговому дому и тем помочь в его трудностях. Однако насколько результативной будет помощь совершенно неясно, деньги от продажи горы могут все уйти, а спасти торговый дом всё равно не удастся.

С другой стороны, если отказать в помощи и отдать деньги с этого чека местным жителям, они наверняка смогут несколько лет закупать на зиму всё необходимое.

Но помочь и людям торгового дома, и местным жителям сразу смог бы, возможно, лишь один Господь.

Эльза, конечно, понимала, сколь ограниченно число тех, кому можно проявить милосердие, и сколь ограничены их силы. Поэтому она просила Лоуренса самому оценить состояние торгового дома, чтобы потом принять решение.

Помощь торговому дому в конечном итоге благоприятно сказалась бы на местных жителях, о долгах которым торговый дом не должен был забывать, но следовало бы обрести уверенность в том, что помощь дойдёт до местных жителей. Эльза трезво смотрела на жизнь и трезво думала, она хотела получить достоверные сведения. Она полагала, что Хоро разозлит использование для этих целей её мужа, которому, похоже, нравился образ мышления Эльзы.

Хоро, почитаемая когда-то как богиня, вероятно не раз была вынуждена делать подобный выбор.

— Однако, насколько можно судить из услышанного, трудности торгового дома связаны не с какой-то неудачной сделкой, а с чем-то ещё.

Лоуренс, укладывая вещи, наткнулся на стопку бумаги для дневника Хоро и решил уточнить у неё. Хоро вроде бы не желала брать ничего, тяжелее хлеба, но для бумаги она решила сделать исключение и тайком подложила стопку в вещи.

— А разве разорение может наступить в иных случаях, кроме неудачных сделок?

— Есть несколько причин, по которым закрываются компании.

— Ммм.

Похоже, Хоро не собиралась помогать с вещами, она взяла бумагу и перо и устроилась на кровати, скрестив ноги. Возможно, она хотела добавить в дневник что-то интересное. Лоуренс, не отвлекаясь на её поведение, продолжил объяснять:

— Первое — это когда налогов и других поборов накопится слишком много. Далее — когда дела больше нельзя вести из-за внутренних распрей. Потом ещё случай, когда отбирают нужные для дела разрешения, и всё приходится останавливать.

Хоро погладила пером подбородок. Похоже, всё это не заслуживало быть внесённым в её дневник.

— Ещё бывает, когда идут деньги, дело приносит прибыль, но ты всё равно разоряешься.

Уши и хвост Хоро ожили, выдавая, что последние слова пробудили её любопытство.

— Что ты имеешь в виду? Пока ты получаешь прибыль, ты не станешь закрываться.

— Ты так думаешь? Но в делах между запросом платежа и его получением обычно имеется временная задержка. Чтобы что-то купить, нужны золотые монеты, но ты их получишь за что-то проданное ранее лишь, скажем, на следующей неделе. В таком случае твоя кубышка может как-нибудь опустеть, и если в этот момент придут неотложные платежи, всё будет кончено.

И Лоуренс рывком перетянул шнуром конопляный мешок, словно перекрывал воздух воображаемому делу.

— Невыполнение обещания для торговца — смерть. Конец истории.

Хоро плотнее свела ноги, свернувшись комочком, на её лице появилось озадаченное выражение. Её одолевало недоверие.

— Но разве это выгодно? Не вижу причин.

— Этого не найдёшь в расчётных книгах. Я говорю про сумму, на которую что-то продал, но деньги не получил, это долг мне, но если я смогу собрать достаточно долгов, смогу погасить и свой платёж... Это понятно?

— Это... Ммм.

— Каждый торговый дом одалживает другим больше, чем берёт в долг сам. Иначе говоря, он в плюсе. Однако, как я уже говорил, есть задержка между передачей золотых монет и получением, потому ради безопасности следует следить за своей наличностью. В торговом доме должен быть кто-то, кто знает все операции и тщательно следит, чтобы наличность не была исчерпана, но иногда происходят неожиданные события или допускаются ошибки. Я думаю, что делаю правильно, но меня заботит, не расстрою ли я одну себялюбивую принцессу, — добавил Лоуренс, и Хоро кивнула, глядя ему в лицо.

— Всё, чтобы встретиться с Миюри.

Лоуренс ответил на это лишь улыбкой и продолжил объяснять:

— Когда платежи покрыть нечем, проблема в том, что ты в действительности не знаешь, насколько уравновешены долги и займы торгового дома. В конце концов, то, что написано в книгах, это буквы и цифры, рассмотреть каждую из них немыслимо.

— Хм... вроде бы так. И тогда?

Лоуренс чувствовал себя счастливым, видя, с каким интересом Хоро его слушала.

— Компании могут выжить лишь тогда, когда им доверяют другие. Но если ты в прибыли, единственный способ доказать, что ты заслуживаешь их доверия — это производить текущие платежи в срок. Так что должен быть запас денег. Плохо, когда придёт крайний срок платежа, а денег нет. Если ты не сможешь заплатить, никто не будет тебе доверять. Набрать деньги на последующие платежи будет всё труднее, а дела начнут останавливаться. С ними останавливается сердце компании.

Лоуренс снял плащ Хоро со спинки стула и бросил ей на кровать.

— Другими словами, госпожа принцесса, собирающая столько, сколько сможет, и не возвращающая благодарностью, в конце концов, истощит запас привязанности.

— Мм, так, значит...

— Конечно, ты думаешь мне когда-нибудь вернуть, и это записано в книге твоего сердца. А моё сердце, не дождавшись награды, в конце концов, разорится. Поучительная история, да? — и Лоуренс рассмеялся.

Хоро, сжав губы, передёрнула плечами, а потом крикнула, показывая свои клыки:

— Дурень! На самом деле я та, кто копит все ссуды!

— Да-да.

Лоуренс стал поднимать на спину вещи, исподтишка поглядывая на поднимавшуюся с кровати Хоро.

— Настоящая торговля похожа на тебя и меня сейчас. Многие вовлечены в неё. Представь, что по десять тебя и меня живут под одной крышей и обсуждают, кто кому должен. Разве не очевидно, что когда-нибудь это приведёт к чему-то ужасному?

Надо полагать, Хоро представила себе это, её хвост задёргался, как у обеспокоенной кошки, но возражать она не стала. Даже двое могут ссориться за ужином из-за кусочка вяленого мяса.

— Что ж, независимо от того, почему я хотел бы помочь этой компании, я полон сомнений... На руку и то, что госпожа Эльза и сама не слишком надеется на их спасение. Но вся суть Эльзы заключена в том, что она сочетает свою веру с практичностью, это мне в ней нравится.

— Хмм.

Такие не слишком важные мелочи. Вот Хоро встала с кровати и надела плащ, и Лоуренс тут же помог завязать шнурок у неё груди. Лицо Хоро бесстрастно, но её хвост счастливо бьётся под плащом. Питая слабость к этим мелочам, Лоуренс не мог не заботиться о ней.

Хоро возвращает мало денег, но выплачивает большие проценты.

— Но всё же я чувствую во всём этом что-то странное, — сказала Хоро, удовлетворённо трогая завязанный бантиком шнурок на груди. — Даже если компания рухнет, что будет с долгами компании? Улетучатся, как дым? Например, куда денутся те деньги, которые жители этой земли должны были бы получить от компании?

— Настоящая мудрая волчица, — сказал Лоуренс и погладил её по голове, в ответ Хоро, почувствовав, что с ней обращаются, как с ребёнком, обнажила клыки и зарычала. — Даже если компания разорится, долги и вложения в компанию не будут сразу полностью забыты. У компании останется кое-какое золото в запасе. Так что в действительности есть способы получше, чтобы сохранить деньги жителям епископата.

Уши Хоро дёрнулись, уловив изменения в голосе Лоуренса.

— Если ты хочешь лучшим образом следовать своим интересам, тебе бы следовало вместо оказания помощи броситься в разорившийся торговый дом и забрать как можно больше денег с продажи урожая местных жителей. Тебе должно быть неважно, что будет с компанией. Если всё вернёшь, то и деньги от продажи горы останутся, и от продажи урожая этого года. Не так?

И тогда Лоуренс нарочно улыбнулся жестокой улыбкой торговца.

— Когда у компании нет достаточно денег, не каждый вернёт то, что вложил в неё. Порядок простой: кто успел первым прийти, тот успеет и получить.

— Это не похоже на хорошую историю... — сказала Хоро, отстраняя рукой, в которой она держала дневник, руку Лоуренса.

Потом она снова посмотрела на Лоуренса. В её глазах показался страх. Как люди боятся лесных обитателей, так и у жителей леса в глазах появляется такой страх при виде людей.

— Так и есть, главная сложность в том, как помочь должным уходом раненой овце, чтобы она действительно поправилась.

Глаза Хоро широко раскрылись от волнения.

— Если она поправится, достаточно ли долго сможет давать шерсть и молоко, чтобы получить прибыль? — заговорила она. — Если так, тот, кто заплатил за овцу, сможет когда-нибудь всё вернуть. Другими словами, если смотреть вперёд, решение зарезать овцу на мясо и шерсть сейчас может оказаться не всегда верным.

Ты помнишь это? - насмешливо улыбнулся Лоуренс, и Хоро состроила обиженное лицо.

— Тебе следует заботиться о том, чтобы твой кошель выплёвывал серебряные монеты постепенно. Если у тебя кончатся деньги для ведения дел в будущем, останешься и без жены, и без дочери.

Себялюбие Хоро всегда отличалось продуманностью.

— Хорошо сказано. Эльза перед раненой овцой пытается понять, что делать. Однако дело не в том, насколько удивительна Эльза. Какой бы путь ни был избран, за исключением удачно оказанной раненной компании помощи, этот путь оставит за собой кровавый след, знаешь ли.

Хоро посмотрела на Лоуренса, похожая на волчицу, которая в лесу следит за каждым движением своей добычи.

Последовал вздох:

— Я не ради одной себя, я и к себе строга тоже.

— Да. Вот уж точно принимать в этом деле какое-то решение — грязная роль. Госпожа Эльза знает, что её заставляют играть эту роль, и знает, что это роль чужака. И потому она не сваливает всю работу на нас, госпожа Эльза сказала, что и сама отправится на большую ярмарку.

Хоро наморщила свой точёный носик.

— Ты, опять это твоё любимое занятие.

— Кто-то полон решимости взяться за грязную работу. Я хочу помочь с этим.

Глаза Хоро обвиняли, но её рука берёт ладонь Лоуренса и сжимает её с должной силой.

Хоро, доставляя немало хлопот, по своей природе добрая, и когда Лоуренс лезет головой в пекло, ей ничего не остаётся, кроме как помочь ему. А его желание кому-то помочь вызывает в ней гордость от того, что Лоуренс принадлежит к её стае. Но от этого несёт проблемами.

Начиная с того, что Эльза — женщина.

Лоуренс нахмурился и посмотрел на Хоро, пытаясь понять, так ли это.

— Давай, выше нос, — и он погладил её щеку тыльной стороной пальцев.

Хоро ответила несколько раздражённым взглядом.

— Кстати, мой успех покажет тебе, чего я стою, — добавил Лоуренс.

Хоро рассмеялась, словно удивлённая этими словами.

— Хм. Ты должен думать о том, через что мне придётся пройти, чтобы помочь тебе и утешить тебя, когда ты провалишься, — и она несильно хлопнула его по спине концом своего хвоста.

Знак прощения мудрой волчицы.

Лоуренс ещё раз провёл тыльной стороной пальцев по щеке Хоро и вышел из комнаты.

Эльза перепоручила собор надёжным людям из селян и вместе с Лоуренсом и Хоро направилась на ярмарку. Она не могла ехать верхом, но они узнали, что по горной дороге повозка проехать сможет, и поехали на повозке Лоуренса.

Серный порошок, захваченный в Ньоххире, особых проблем не доставлял, хотя и занимал много места. Но, как Лоуренс и ожидал, настроение в повозке было несколько странным. Точнее, странным оно стало из-за пребывания Хоро и Эльзы в одной повозке.

Они обладали противоположными характерами, что особенно остро ощущала Хоро. Ей было бы неловко оставить Эльзу в повозке одну за своей спиной, сев на козлы с Лоуренсом. Но втроём на козлах им было не поместиться, ещё невообразимей представить Эльзу на козлах с вожжами в руках, а Лоуренса с Хоро в повозке.

В конце концов, Хоро решила разместиться в повозке вместе с Эльзой, но приятного в этом, конечно, было мало. Они устроились в углах повозки по диагонали, на самом большом расстоянии друг от друга, и если Эльза вообще не обращала на Хоро внимания, то настроение Хоро выдавала непрерывно стоявшая дыбом шерсть на хвосте.

Пусть она и не ненавидела Эльзу, но остро ощущала повозку своей территорией. А кроме того, Эльза была бы для неё неординарным противником, что также добавляло мудрой волчице беспокойства.

Лоуренс часто забывал, что Хоро — волчица.

Но поскольку Хоро пребывала не в лучшем настроении из-за проблемы территории, он решил не поддразнивать её, тем более что его многолетний опыт предупреждал, что Хоро может рассердиться всерьёз.

Вскоре повозка, пропитанная этим странным напряжением, въехала в горы и под приятный хруст опавшей листвы покатила по дороге, менявшей вокруг осень на зиму.

Когда Лоуренс остановил повозку, чтобы устроить обед, Эльза рассказала о большом рынке. Большой рынок на равнине по ту сторону гор к востоку от епископата Вуаран распологался в городе под названием Сарония. Ярмарка на нём проходит дважды в год — весной и осенью. Весной рынок похож на рыбу, выскакивающую из пруда, а осенью — на кабана, роющегося в лесу в поисках желудей.

Надо думать, столь понравившиеся Эльзе сравнения она услышала от епископа Вуарана.

Лоуренс, зарабатывавший в своё время на жизнь работой торговца, знал, насколько деятельность рынка увлекательна и сложна, и потому он неопределённо улыбнулся. А поскольку на рынок попадёт Хоро, ему следует разузнать как можно больше о нём.

Подумав о Хоро, Лоуренс заметил её отсутствие. Может, её утомило противоборство в повозке, а может, обиделась и дуется сейчас где-то — уж слишком необычно тихой она была во время еды.

Хоро вернулась, когда Лоуренс уже подумывал пойти на её поиски. Она пришла со стороны заметного дерева, росшего чуть в стороне от горной дороги, похоже, она нацарапала на коре послание Тании. Эльзе она сказала, что оставила сообщение для селян, заботам которых вверен собор.

Гора, которую защищала Тания, была от деревни довольно далеко, но селяне должны были заметить повозку, проезжавшую по горной дороге. А сама девушка-белка в одиночестве ожидала возвращения алхимика, встреча и расставание с которым остались давно позади. Когда она узнает об их отъезде, это её, наверное, сильно расстроит.

Редкий момент, подумал Лоуренс, отвлекшись на Хоро. Возможно, она беспокоилась о том, что Эльза могла быть небезразлична Лоуренсу — она села прямо на отмершую листву и сгорбилась, упёршись подбородком в колени. Она сидела, чуть отстранясь, их плечи не соприкасались, но её хвост прижимался к его спине.

Ничего особого не происходило, просто Хоро страшно видеть, как близкие к ней люди уходят.

Она не старилась и выглядела почти столь же юной, что и её дочь, но существует невообразимая разница в их отношениях с миром. Возможно, причина в том, что кровоточит сама душа Хоро.

Лоуренсу трудно устоять перед столь детским её поведением, он знал, что это своего рода игра, предназначенная для того, чтобы запереть темноту её души. Хоро знала, что музыка не будет звучать вечно, и тянулась к нему, чтобы дотанцевать с ним вместе.

Лоуренс не мог не обращать внимания на то, что скрывало это невинное поведение.

Глупышка Хоро, обеспокоенная тем, что Эльза сидит в её повозке, и мудрая волчица Хоро, способная веками хранить вместе тоску и надежду.

Этого достаточно, чтобы рисковать своей жизнью.

После обеда повозка продолжила движение по горной дороге, вскоре вдалеке за горным хребтом показались очертания большого города. Сарония, один из ключевых центров управления местными поставками.

— Хм-м. Похоже, сам воздух пропитан пшеницей, — произнесла Хоро, прищурившись и обнажив клыки.

Кажется, она уже стала привыкать присутствию Эльзы в повозке, её территории.

— Быть воздержанным в хлебе и вине. Это ли не благо?

Замечания и увещевания Эльзы, касающиеся чревоугодия, уносятся пшеничным ветром.

Хоро вернулась в нормальное состояние, отметил себе Лоуренс и, издав короткий смешок, взялся снова за поводья.

Город Сарония не был окружён высокими городскими стенами, зато вокруг него были насыпаны валы и выкопан ров. В центре города выделялась церковная колокольня. Город не был плотно застроен, а сохранившиеся площади остались, вероятно, от тех времён, когда на них обменивались товарами селяне и моряки.

Сейчас через город проходило много сельскохозяйственных товаров, и торговля велась весьма оживлённо.

Похоже, на каждой площади торговали своим видом товаров, можно было видеть хорошо одетых торговцев за работой или дружеской беседой тех, кто не виделся полгода или год со времени проведения прошлых ярмарок.

Сейчас ещё торгуют на многих площадях, но дважды в год они сливаются в одну большую ярмарку под открытым небом.

Когда повозка въехали в город, Эльза сошла с неё, и Хоро окончательно пришла в себя. Она то и дело принюхивалась, дёргала Лоуренса за рукав и вообще вела себя, как ребёнок.

— Здесь торгуют не очень хорошей пшеницей. Это ячмень для лошадей. Хмм, это проросший подсушенный ячмень. Из него можно сварить хороший эль!

Они добрались до церкви в центре города, откуда можно было отправиться в любом направлении.

— Госпожа Эльза, ты знаешь, как добраться до постоялого двора, где остановились люди епископа? — спросил Лоуренс, приостанавливая повозку, но Эльза покачала головой.

— Не знаю. Я впервые в этом городе. Спросим у людей.

И сама же попыталась это сделать, но, кажется, все старались отделаться от Эльзы с её расспросами. А пятый, одетый, как торговец, увидев Эльзу, бросился бежать.

— Благослови его Господь... — растерянно произнесла Эльза, кажется, несколько расстроенная.

— Твоё лицо пугает их. Они думают, что ты будешь проповедовать им, — со странной радостью в голосе сказала Хоро, и Лоуренс, слегка ткнул её в голову.

— Я думаю, в это время все заняты, — попытался успокоить Эльзу Лоуренс.

Она неопределённо кивнула и украдкой коснулась щеки ладонью. Её обеспокоило предположение Хоро.

Лоуренс снова ткнул Хоро в голову, а потом прямо с козел остановил проходившего мимо мальчишку-подмастерья. Тот сказал, что занят чем-то, но, получив бронзовую монетку, с нежеланием ответил. И этот мальчишка, явный выходец из деревни, тоже опасался Эльзы.

— Наверное, просто женщины-священницы — большая редкость, — предположил Лоуренс, понимая, однако, что поведение людей не похоже на любопытство.

На таком большом рынке собралось много путешественников, среди них было немало и странных людей. Лоуренсу хотелось узнать, в чём тут дело, но важнее было встретиться с теми, к кому они приехали.

Когда Лоуренс, Хоро и Эльза зашли на постоялый двор, о котором рассказал подмастерье, они увидели, что зал внутри полон людей, а перед зданием сидело на земле немало людей с кружками в руках. Они выглядели не шикарно, но всё же они были, вероятно, торговцами, собравшимися по роду своей деятельности, а не какими-нибудь головорезами. Увидев на Эльзе одежду священницы, они притихли и даже стали прятать кружки за спину.

Если священник обнаруживает кого-то, кто выпивает днём, он того ругает и всячески совестит, поэтому их поведение понятно. Эльза, проходя мимо, слегка вздохнула, а тем, кто лишь пожимал плечами, сказала: "Не пейте слишком много".

И всё же поведение людей здесь при появлении Эльзы отличалось от того, что можно было ожидать. Опустилась тяжёлая тишина, в которой никто не смел и кашлянуть, чтобы прочистить горло.

Хоро и Лоуренс, наблюдавшие за происходящим с козел повозки переглянулись.

— Это что, про лицо Эльзы, что оно страшное, это разве не было шуткой?

— Дурень... — растеряно отозвалась Хоро.

Подъехав к задней части постоялого двора, они сошли с повозки и зашли внутрь, где торговцы переговаривались шёпотом. В противоположном конце зала несколько человек окружило Эльзу.

— Госпожа Эльза, — позвал Лоуренс, и люди, окружавшие её, посмотрели в сторону голоса.

Трое из них, в простой, но достаточно хорошего покроя одежде, походили на священников, двое других явно были селянами, посланными в город представлять свою деревню. Все были несколько старше Лоуренса.

— Ты знаешь их?

— Да, мои старые знакомые, господин Лоуренс и госпожа Хоро.

— Рады встрече.

Мужчины довольно осторожно пожали руку Лоуренсу. Один из них представился старшим священником деревни. В прежние времена Лоуренс подобным образом встречался с новыми людьми почти всегда, хотя за годы работы в купальне, куда приезжают всё время одни и те же знакомые люди, он несколько подзабыл об этом.

— Давайте пока в комнату.

Они поднялись, в коридоре перед комнатой сидело двое молодых селян, вероятно, охраняя вещи и играя в карты. Получив нагоняй, они спешно свернули игру и отошли подальше.

— Обстановка не самая приятная, — произнесла Эльза, повергнув более старших по сравнению с ней мужчин в смущение.

— Несколько селян собираются в торговый дом Лаудо, но ситуация не очень хорошая.

— Город весь кипит, лишь внешне он кажется спокойным. Преподобная Эльза, ты, войдя в город в твоей одежде, что-то сказала?

Лоуренс был несколько удивлён тем, что священнослужители обращаются к ней, используя такое звание. Эльзу просили что-либо сделать то там, то тут, пока не послали к епископу Вуарану, вероятно, у неё завязались связи с высокопоставленными священнослужителями. При всех особенностях церковной иерархии Эльза, лишь исполнявшая обязанности священника церкви в Терео, возможно, приобрела значительную известность в церковной среде. Впрочем, вспомнил Лоуренс, кое-какие связи она унаследовала от отца Фрэнсиса, она даже использовала их, защищая жителей своей деревни.

— Нет, ничего такого особенного... Нет, так и есть... — и Эльза посмотрела на Лоуренса, тот принял эти слова к сведению.

— Всех удивила церковное одеяние госпожи Эльзы, — высказался священник. — Да. И если посмотреть... На днях кое-кого, наконец, отправили в тюрьму.

— Ммм? — вырвалось от удивления не только у Эльзы, но и у Лоуренса.

Лишь Хоро продолжала беззаботно смотреть в окно.

— Вот почему вы считаете одежду священнослужителя опасной... Инквизитор? — спросил Лоуренс.

Хоро, наконец, проявила интерес к разговору, инквизитор — естественный враг не-людей.

— Нет, тот, которого поймали, — торговец. Мы знакомы с ним, он был честным торговцем...

— Прежде ходили слухи, что это произойдёт, но теперь горожане опасаются, как бы схваченный не оказался волком из стаи.

Что это значит, отразилось на лице Хоро, и потому Лоуренс успокаивающе мягко притронулся рукой к её спине.

— Надо полагать, возможных причин ареста немного, — сказала Эльза, женщина-священник, прекрасно разбиравшаяся в вопросах веры и хорошо осведомлённая.

— Вероятно, долги, — сказал священник, глядя на неё.

Занять что-то и не вернуть — это не что иное, как предательство доверия партнёра. Занять деньги и не вернуть — это и грех с точки зрения веры.

— Хотя город кипит, но никто не торопится выплатить свой долг. Говорят, что многие пьют именно на улицах, чтобы следить, не попытаются ли сбежать их должники.

Может, такие слухи ходили из-за того, что многие оказались в тяжёлом положении.

— Товары из деревни, что мы привезли, уже распроданы, но торговый дом Лаудо не заплатил за них. Епископ, староста деревни и человек пять их помощников приходили в торговый дом за объяснениями, но получили самый общий ответ.

— И сверх того, похоже, ситуация с другими деревнями развивается так же, а в торговом доме идут споры между ними, кому из них заплатят в первую очередь.

— В деревне ещё есть запасы, но зимой может случиться настоящая беда. Преподобная Эльза, что тебе удалось? Сколько богатств у собора?

Понятный вопрос к той, что следила за имуществом на землях епископа.

Эльза, не меняясь в лице, вынула из нагрудного кармана дорожный чек.

— Я смогла продать проклятую гору компании Дива.

— О-о-о!

— Что-о?

Эльза успокоила жестом просиявших мужчин и откашлялась.

— Это господин Лоуренс и госпожа Хоро раскрыли тайну горы и свели нас с компанией Дива.

После этих слов Эльзы настороженность мужчин сразу поубавилась. Они до боли жали всем троим руки и даже пытались обняться.

— Это замечательно! На эти деньги можно в достатке запастись на зиму. Какое-то время было неясно, чего ожидать, но вот это успокоит епископа и правление деревни. Надо всех позвать и идти закупать необходимое.

И вот перед этими, только что сказавшими себе — всё улажено, Эльза, вернув чек в карман на груди, хлопнула по нему ладонью и сказала:

— Кажется, торговый дом Лаудо пострадал сильнее, чем я слышала.

— Хм?

Эльза посмотрела на сбитых с толку селян таким взглядом, от которого у них мороз по коже пробежал. Хоро также обвела их взглядом, довольная тем, что сейчас будет.

— Кажется, торговый дом Лаудо долгое время работал вместе с епископом Вуаранским... Неужели будет хорошо, если деньги от продажи горы помогут только нам, ваша радость означает именно это?

Люди епископа выказали своё волнение.

— Но преподобная Эльза. Твоё вмешательство может плохо кончиться, не надо так. Ты что, хочешь этим чеком помочь торговому дому Лаудо? Тем, кто нам не хочет платить?

— Если вы сможете помочь Лаудо, это не значит, что вы поможете только им.

— Это... это как?..

Эльза прочистила горло и произнесла:

— То, что они не заплатили, означает, что деньги за урожай, собранный с большим тщанием, не получили селяне. Если торговому дому помочь, деньги за урожай будут выплачены. Если оставить всё, как есть, вы не думаете, что это будет убытком не только для собственности епископа, но и пренебрежением к труду жителей деревни, этих агнцев Божьих? Вы полагаете, что можете позволить себе радоваться, лишь покрыв свой убыток очередным денежным поступлением? Ваши мысли пренебрегают теми, кто трудился в поте лица своего!

С железной непреклонностью Эльза вбивала в головы мужчин свою точку зрения о порядочности. Даже Лоуренс не стал исключением.

Эльза собиралась помочь торговому дому Лаудо не потому, что он её заботил, и не потому, что она искала его расположения, она защищала труд жителей земель епископа.

Но что, если стоимость помощи торговому дому превысит стоимость урожая селян? Лоуренс сразу бы подумал о бессмысленности этой помощи, и священнослужители тоже. В воздухе запахло подозрением, что Эльза не видит ситуацию такой, какая она есть.

— Я проверила все книги, — заявила Эльза, пристально посмотрев на мужчин и указав на них рукой с вытянутыми подобно стрелам пальцами. — Вы понятия не имеете, как обращаться с деньгами! Растраты, неразумные траты, постоянные ошибки в расчётах! Каким образом, по вашему мнению, приходят и уходят деньги? Возможно, подобное было простительно, когда земли епископа приносили большие доходы, но оно не может быть прощено тем, кто служит Богу! Вы, что, дети, чтобы думать лишь о той выгоде, что оказалась у вас перед носом? Как так можно!?

На упрёки Эльзы они лишь съёживались и пожимали плечами.

Судя по всему, денежные трудности епископа Вуарана начались не только из-за того, что стало невозможным добывать соль или иссяк железный рудник. Со времён изобилия повелось пренебрегать рачительностью, такое отношение было унаследовано и вряд ли менялось.

Однако упрёки Эльзы поразили не только людей епископа, но и Лоуренса.

Люди за результаты своего труда получают возмещение и тем живут. Чтобы выживать, надо получать не меньше, чем приходится тратить, но почему здесь с этим Эльза? Это был вопрос.

Лоуренс заметил, что смотрит на Хоро.

Разумеется, ему нравилось зарабатывать деньги, но нет сомнений в существовании и иного принципа действий, в силу которого можно и отказаться от прибыли, и смириться с убытком, этот принцип — принцип приоритета ценности жизни.

Эльза — непревзойдённый священник. Лоуренс так думал и прежде.

— Так что я не дам вам запросто получить этот дорожный чек. Вам следует попросить господина Лоуренса научить вас, а прямо сейчас разузнайте про ситуацию в торговом доме Лаудо и примите соответствующие меры! Чтобы обеспечить вознаграждение тяжёлой работы селян, чтобы следовать воле Божьей!

Эльза устроила выволочку мужчинам, будучи их моложе и ниже ростом, а эти зрелые здоровяки выслушивали, вытянувшись перед ней в струнку. Она, вероятно, пришла к епископу Вуарану по воле высокопоставленного церковного лица, но это не единственная причина их почтения к ней.

— Это всё. Да благословит вас Господь.

Проповедь Эльзы закончилась и получившие головомойку мужчины подошли к Лоуренсу.

Судя по всему, торговый дом Лаудо был основан семьёй, приехавшей с юга, когда город Сарония начал расти. Нынешний глава семьи представлял уже четвёртое поколение, торговый дом, по слухам, был из середнячков и репутацию имел умеренную.

Как это часто встречается у компаний такого уровня, этот торговый дом брался за всё, но основной упор делался на поставки веселящих напитков, спрос на которые никогда не исчезнет. Но лишь ограниченное число компаний может ими заниматься, им выдаются специальные разрешения. А значит, торговый дом Лаудо не мог быть в городе на плохом счету.

Вино, которое принесли молодые селяне, игравшие в карты у дверей, вероятно получено от торгового дома Лаудо. Потягивая это кислое вино, Лоуренс начал с вопроса:

— Вы не пытались заниматься какими-то странными играми с перепродажами или чем-то в этом роде?

— Ну, предполагая возможность разорения, мы... это большой город, куда стекается пшеница и другие продукты из сёл... тут нет недостатка во всяких биржах, но у нас полно знакомых. Мы бы ничего не смогли скрыть.

Например, можно торговать пшеницей урожая следующего года и получить то ли прибыль, то ли убытки в итоге. Не так давно Лоуренс и сам попал в подобную передрягу с икрой сельди.

— Значит, выглядело, что дела у торгового дома шли хорошо?

Священники и селяне, отвечавшие на расспросы, переглянулись.

— Если вы и ошиблись, я вас винить не буду, — вмешалась Эльза.

Селяне после этого сразу с облегчением ответили:

— Мы ему не особо доверяем... Но так говорил владелец Лаудо.

Вполне возможно. Лоуренс кивнул, подобное покажется удивительным лишь тому, кто не знаком с миром торговли.

— Ладно, но если они получают деньги от продаж, почему отказываются платить нам? За чем дело встало? На мой взгляд, какая-то бессмыслица, — добавил священник.

Глядя на город за окном и Хоро, пившую вино под дуновением осеннего ветерка, Лоуренс был готов согласиться со словами этого священника. Даже прибыльные компании могут разориться. Могут возникнуть затруднения из-за разницы записей в расчётных книгах и действительной денежной наличности.

Казалось, людей епископа обманули, показав ложное положение дел, но внимание Лоуренса привлекало неприятное дополнение к этой истории о деловых отношениях.

— Прежде чем отправиться в торговый дом Лаудо, я хочу уточнить вот что: не могли бы вы мне рассказать о том, как церковь этого города отправила торговца в тюрьму? Причину и, желательно, общую ситуацию. Иными словами, это то, что можно было ожидать от местной церкви, или это стало неожиданным для всех?

Хоро щурилась от удовольствия, ощущая, как ветерок ласкал её выбившиеся из-под капюшона волосы, но вот она перевернула кружку, оказавшуюся уже пустой, и затем повернулась лицом к остальным.

Уши Хоро различают людскую ложь. Лоуренс мог верить Эльзе, но не знал, можно ли верить людям епископа Вуарана.

Как Эльзе со всем благоговением перепоручили принимать трудные решения, так и торговец-чужак может стать удобной жертвой. Если они попытаются обмануть или скрыть что-то, это станет дурным знаком.

Влезешь с головой в проблему сегодня — завтра можешь оказаться виноватым.

И если предстоит сражение во мраке леса, никто не сможет обмануть глаза и уши Хоро.

— На-насколько нам известно...

Возможно, испытывая на себе давление взглядов Хоро и Лоуренса, человек, являвшийся главным священником собора на землях епископа Вуалана, начал рассказывать.

Ростовщичество — грех, за который должно гореть в самом сердце ада, но только если речь идёт о несправедливой лихве за ссуду. И соответственно Церковь не запрещает ссужать и брать в долг совсем.

Это благо — отдать то, что у тебя есть, тому, кто в этом нуждается, похвально, к примеру, дать путнику одеяло. И отблагодарить, возвращая одолженную вещь, тоже будет правильно.

— Так что умеренная величина долга не составляет греха для верующего. Этот случай стал неожиданным не только для городских торговцев, но и для нас...

— Тем более что городской совет известен своей благосклонностью к тем, кто ведёт торговлю.

Возможно, что кое-что специально уточнялось из-за того, что священник говорил перед Эльзой, безупречной в следовании вере. Я не хочу быть причисленным к священникам, занимающихся торговыми делами.

Но Эльза не проявила к этому моменту внимания и лишь ждала продолжения рассказа.

— Есть ли причина этой благосклонности? Ну, это... скажем, значительные пожертвования... — спросил Лоуренс, выбирая формулировки помягче, но люди епископа несколько неуверенно покачали головами.

— Я не скажу, что это не так, но... думаю, что оно не выходит за рамки приличия.

— И это естественно при той благосклонности города к ведению торговли и при всём том, чего город добился на этом поприще.

И Хоро, и Эльза слушали со вниманием.

Священники без слов, одними взглядами приняли решение, и старший священник взял разъяснения на себя.

— Собор Саронии ведёт историю с того времени, когда здесь было лишь чистое поле, насколько видел глаз. Здесь возник стихийный рынок, на котором обменивались или продавали урожай местные селяне. И при этом рынке построили часовенку. А начало городу положил странствующий священник, свершавший миссионерскую поездку.

Если Лоуренс доверял своему опыту, странствующий священник, поселившийся в оживлённом месте на ничьей земле, в лучшем случае, просто умел хорошо говорить и никогда не обладал настоящим саном.

— Потом усилиями священников построили постоялый двор для торговцев, время от времени приезжавших на рынок, стали собираться люди, поселение начало приобретать вид города, наконец, вырос большой город, появился официальный приход со своим епископом. Вот так история церкви Саронии неразрывно связана с торговцами.

— Раз так, неожиданный арест торговца — это следствие перемен нынешних времён? — спросил Лоуренс, и Хоро пожала плечами.

Сегодня мир пришёл в смятение из-за вопросов, поднятых отношением к вере. Ответственность за это лежала по большей части на Церкви, долгое время творившей, что хотела, ради своей выгоды, однако в центре большого водоворота последних событий находились Миюри, дочь Лоуренса и его жены, и Коул, потому владельцы купальни в Ньоххире не могли считать, что они от всего происходящего в стороне. Пугало и одновременно заставляло гордиться то, что воспитанные ими дети сегодня меняют мир. Любое движение после долгого покоя поднимает много пыли, словно кто-то стал волочить большой деревянный ящик, много лет пролежавший на складе.

Лоуренс понимал, что значение действий Коула и Миюри настолько велико, что последствия были не обязательно только хорошие. Лоуренсу пришлось проделать путь в епископство Вуаран, где он с Хоро встретил Эльзу, из-за этих неприятных последствий.

Человек епископа, не зная, что знаменосцем реформы Церкви является почти что сын Лоуренса, с видимым усилием кивнул.

— Совершенно верно... Не хотелось бы становиться помехой его преосвященству Предрассветному кардиналу...

Священник, служба которого проходила в соборе, вздохнул. Хоро, как кошка, которая выглядит равнодушной, но внимательно следит за окружающим, отвела взгляд от обеспокоенных лиц.

— Мы также получили уведомление от архиепископа насчёт земель нашего епископа. Убедитесь, что ваша собственность законна и не противоречит воле Господней. Вот почему нам помогает преподобная Эльза. После всего... Мы собрались здесь, включая епископа, потому что до нас уже некоторое время доходят тревожные слухи насчёт этого.

— Тревожные слухи? — переспросил Лоуренс.

— Церквям и соборам крупных торговых городов дали особые указания устранять такие виды торговой деятельности, которые могли бы противоречить добродетели. Ты помнишь свой случай? — пояснила Эльза, она явно была осведомлена о том, что произошло в Атифе вокруг торговли икрой сельди.

— Ммм, — простонал Лоуренс.

— Что означает, что торговля пшеницей и другой продукцией будущего урожая тоже может считаться азартной игрой и подлежит запрету.

— Да. Мы покупаем на зиму разные товары, но не можем всё купить в лавках. Вполне естественно заказать пшеницу, масло и мясо, которые произведут в будущем. Иногда эти товары проходят через биржу.

Многие способы торговли возникли по необходимости. Лоуренс кивнул, но не стал отвечать.

— Если бы действие договоров на будущие товары остановили, началась бы ужасная неразбериха, так? Значит, вы пришли сюда проверить, не произошло ли это, а тут — ещё одна проблема, — уточнила Эльза.

— Да. Очевидно, что остановка торговли вызовет неразбериху. Епископ этого города это понимает. Но если город ничего не сделает в связи с поступившими указаниями, городской совет обвинят в причастности к пороку.

— Поэтому епископ Саронии начинал что-то предпринимать, но... Странно, но это привело к аресту торговца из-за того, что он занимался делом.

Было странно слышать такое.

— Как удачно, да? И — верёвка торговцу?

— Да-а. Теперь в этом городе все погрязли в долгах. Очень странно при столь оживлённой торговле. Епископ, испортив судьбу города, присвоил Божье величие и сказал, что выбросил один камень, чтобы колесо дел постепенно пошло.

Все пребывают в долгах, потому что по долгам никто не платит. Затем, дав понять, что не возвращать долги — плохо, епископ попытался начать постепенную выплату долгов всеми.

Лоуренс не совсем понял, как всё увязано, он мог лишь придать своему лицу кислое выражение.

— Результат вышел как раз обратный?

Священники и селяне переглянулись и кивнули, словно это они допустили ошибку.

— Так и есть. Из страха угодить в тюрьму всё больше и больше сомневаешься в безопасности хранить золотые монеты в хранилище, а взыскание долгов всё ожесточалось. Владельцы главных торговых домов, похоже, договариваются, как бы им поддержать торговлю. Но меж ними идёт яростное сражение буквально за каждую серебряную монетку.

Что будет, если бездумно потянуть за оба конца запутавшейся нити? Слабина вытянется, и нить затянется ещё крепче.

— И с чем связано всё, что творится? — спросил главный священник удручённо. — Торговля в городе такая бойкая.

Через открытые ставни деревянных в комнату вливался весёлый городской шум. Торговля на улицах процветала, а трактиры и таверны были полны людей.

— Возможно, в городе среди нас затаился демон, — произнёс слабым голосом мужчина, стоявший рядом со старшим священником.

Эльза приподняла бровь, а священник в ужасе тихо ахнул.

Сарония, этот шумный город, испытывает такие трудности по непостижимым причинам из-за демона, скрывавшегося в рыночной толпе, демона, исподтишка несущего вред.

Предположение это не было из ряда вон выходящим, но взгляд Эльзы неожиданно потяжелел.

— Насколько серьёзно то, что ты сказал? — спросила она.

— Все вплоть до епископа Саронии живут в истинной вере, — заторопился с ответом священник. — Этот слух не имеет ни корней, ни листьев... никакого демона не существует...

Эта торопливость объяснялась тем, что он, видимо, думал, что Эльза могла вызвать того, кто приходит к недостаточно верным членам Церкви, того, кого называют инквизитором. Если бы это случилось, епископат Вуаран, соседствующий с Саронией и имеющий с городом отношения, непременно бы пострадал. Ничего хорошего не ждало бы и присутствующих тут.

Но, похоже, Эльзу сейчас беспокоила не чистота веры, а Хоро. Возможно, был замешан кто-то с такой же таинственной силой. Встретив взгляд Эльзы, Хоро скривила губы и отвернулась.

Лоуренс медленно вдохнул и с шумом выдохнул, прежде чем сказать. Он чувствовал, что получил все сведения, которые мог здесь получить, и в какой-то мере мог представить ситуацию. Теперь становилось ясным, что может сделать бывший торговец.

— Что ж, пойдём и отыщем демона.

Торговля выходила на марш.

Все мужчины радостно столпились вокруг Лоуренса.

Священническая одежда привлекает слишком много внимания, поэтому Эльза переоделась в обычную, после чего Лоуренс и все остальные направились в торговый дом Лаудо. На улицах продавали много сельских продуктов, лавки с ними выстроились в целый ряд, перед труппой выступавших лицедеев собралась толпа людей. На первый взгляд город, в котором дважды в год проводили ярмарки, мог показаться мирным и процветающим, поэтому трудности, скрывавшиеся за этим оживлением, вполне могли вызвать подозрение в существование какого-то демона.

Эльза со священниками повели за собой всю группу.

— Да, что ты задумал? — тихо спросила Хоро, очарованная непринуждённым видом города.

— Демон, есть ли он?

Лицо Хоро помрачнело, должно быть, она вспомнила взгляд Эльзы.

— Тот дурень не думает, что это так.

— Так же нередко говорят о чуме. Это нравится людям. В некоторых городах каждый год делают большую куклу, называют её чумой и сбрасывают её с обрыва. Ты же видела пару таких праздников?

Бывший торговец Лоуренс не верил ни в чудеса Господни, ни в существование демонов. Его опыт чужака в роли демона, к которой его нередко принуждали обстоятельства, заставлял его воспринимать с холодцом подобные истории.

— Так что нам надо быть поосторожней, чтобы избежать ложных обвинений и не оказаться сброшенными с обрыва.

Хоро понимала это. Хотя ей и поклонялись как богине, ею пренебрегали, её изгоняли и преследовали ради чьих-то интересов или прихотей.

— С другой стороны, в дорожном чеке Эльзы полно серебра. Если бы, в самом деле, нашёлся кто-то плохой, она сумела бы одолеть его этим серебром.

Хоро округлила глаза, будто удивилась.

— То, что прислал кролик, такое сильное?

— Оно потрясающее... я имею в виду, потрясающее количество денег. Понятно, что это не за какую-то дикую гору, а за гору, с которой можно много взять, а то, что написано в чеке, это на самом деле целая гора денег. В случае проблемы с деньгами этот лист бумаги позволил бы бороться с аристократами и самим королём.

Для Лоуренса, рядом не стоявшего с такими деньгами, увидеть этот чек было столь же интересно, как мальчишке увидеть легендарный меч. Хильде из компании Дива, способный передать такие деньги несколькими словами на листе бумаги, был подобен герою из рыцарской сказки.

— И ты сможешь найти того плохого типа? — холодным тоном произнесла Хоро витавшему в своих грёзах Лоуренсу.

На постоялых дворах Лоуренс боролся с чрезмерным употреблением веселящих напитков и ленью Хоро, но она была всегда настороже, когда дело становилось серьёзным.

Лоуренс приосанился и показал ей глазами, что сейчас не время лицедействовать.

— В торговле интересно то, что всё в ней состоит из цепочек сделок. Если проследить записи по сделкам торгового дома Лаудо, можно будет увидеть, появится ли демон. Это простая последовательность.

— Хмм?.. Люди любят всё тайное, не выйдет так, что рынок и так всё уже знает?

Замечание Хоро было резонным, но он мог чувствовать себя уверенным, если надо было оценить состояние дел в городе.

Может, люди епископа не проверяли эти цепочки, вернее, не смогли проверить. Но Лоуренс полагал, что при желании выяснить их состояние он сумеет всё обговорить. Хоро восприняла уверенность Лоуренса с недоверием, но позволила ему постараться проявить свои навыки бывшего торговца.

Предчувствие стало превращаться в убеждённость, как только они пришли в торговый дом Лаудо, где Эльза и люди епископа попросили о встрече с главой торгового дома.

— Кто бы ни пришёл, платить я не могу! — сразу прозвучал сердитый голос. — Я не говорю, что не буду платить из скупости или жадности! Я говорю, что платить нечем!

Кричал лысый старик с красным лицом и белой бородой — хозяин дома Лаудо.

Кроме него присутствовало ещё несколько руководителей торгового дома, но они даже не стали отрываться от своих книг, разложенных по длинному столу, пытаясь выжать из записей хоть толику золота. Крик здесь стал в порядке вещей, глядя на присутствующих, можно было даже усомниться, что кто-то услышал, как кричал глава.

— Но разве нет тех, кто помогает решать вопросы посетителей? — спросила Эльза, и Лаудо побагровел настолько, что вены у него на лбу чуть не прорвали кожу.

— Есть, само собой! Некоторые не разбирают состояния дел в торговле, и я не пытаюсь кого-то ущипнуть! Но мы отчаянно пытаемся не дать вам развалить этот торговый дом!

Судя по лицу Эльзы, она сомневалась, что себялюбцы-торговцы могут заботиться о других, но примерно половине из них, похоже, страшно смотреть ей в лицо воочию.

Для чего Лоуренс посмотрел на них через плечо? Чтобы сказать:

— Как-то сомневаюсь, что есть торговцы, которые не желали бы вовремя оплатить свои платежи. Если и есть, то это просто мошенники.

— Именно! — так же громко, как и раньше, прокричал Лаудо, но, похоже, он был готов признать в Лоуренсе, представленного в качестве торговца, человека понимающего, судя по движению плеч главы, его дыхание постепенно успокаивалось.

— И потом, если говорить об очерёдности платежей, насколько справедливой она будет?

Вены на лбу Лаудо снова стали обретать рельефность, Лоуренс постарался движением руки его успокоить.

— Это может показаться несправедливым, но на самом деле есть платежи, которые могут ждать оплаты, и те, которые ждать не могут. Если запасов на зиму хватает, можно подождать до весны. И разве в этом случае ещё и не будет лихва к выплате?

Лоуренс подозвал людей епископа Вуарана, стоявших позади Эльзы.

— Что ж, это... Также можно было бы выделить что-то наиболее бедным семьям из запасов собора... — неуверенно забормотали они.

— Тогда какие платеж не могут ждать? — без страха спросила Эльза, чтобы прояснить эти рассуждения.

Лаудо уже краснеть не стал. Как и следовало ожидать от старого торговца крупного торгового дома, он начал понимать личность Эльзы.

— Не могут ждать те платежи, которые приходится платить без задержки, и тут ещё важен размер платежа, — произнёс Лаудо и, взяв со стола тряпку, грубым движением вытер лысину.

Судя по тому, как заморгала Хоро, эта ситуация доставляла ей удовольствие.

— Сейчас в город привозят много сельскохозяйственной продукции, она с невероятной скоростью попадает к торговцам. Идёт закрытие договоров, заключённых на ярмарках полгода и год назад. Сделки эти не ограничиваются только этим городом, они связаны с торговыми союзами из других городов, вот проведение их сделок никогда нельзя задерживать. Ни-ни.

Эльза молча выслушала пояснения Лаудо и, не отвечая, снова повернулась к Лоуренсу.

— Когда есть трудности со сделками, проводимыми только в этом городе, тут друг друга знают, можно обговорить ситуацию. Когда же имеешь дела с партнёрами из дальнего города, они оттуда ситуацию не видят. Могут подумать, что их пытаются обмануть. А этого следует избегать. Партнёры из дальних городов будут торговать только, если не потеряют доверие. Единственный путь достичь этого — платить.

Эльза молча кивнула.

— Итак, трудности в городе из-за того, что надо платить за это?

Лаудо нахмурился, Лоуренс тоже не был вполне уверен.

— Если всё время только выдыхать, будет плохо, — произнесла Хоро, и Лоуренс, наконец, осознал.

Если город лишь платит и не имеет дохода, его жители будут беднеть.

— Вероятно, не совсем так. Не думаю, что торговцы, приезжая в наш город, уедут налегке, не нагрузившись, — выразил сомнение Лоуренс, мысленно поздравив Лаудо.

Если сделка произошла в городе, она осуществилась под управлением его торгового дома.

— Верно. К примеру, если наш торговый дом не остановит платежи за ввозимые вина, можно считать, эти поставки продолжатся и в следующем году. Торговый партнёр в свою очередь купит пшеницу следующего урожая и вернётся домой. В следующем году он снова привезёт вино, заберёт купленную в прошлом году пшеницу и заплатит за пшеницу следующего года и снова уедет. Торговля течёт подобно дыханию.

— И по какой-то причине течение вот-вот остановится. Так? — прервал главу дома Лоуренс, тот вздохнул.

— Для нас-то причина очевидна, — Лаудо сердито плюнул. — Это гильдия трактирщиков. Она перекрывает дыхательные пути торговле.

— Гильдия трактирщиков? — переспросила Эльза.

Лоуренса удивило появление ещё одного врага торговли.

— Демон, слухи о котором ходят в городе, он, что, состоит в гильдии трактирщиков?

Лаудо опешил от невинно прозвучавшего вопроса Эльзы.

— Вот же ж, с монахинями всегда так. Демон... ну, можно сказать, что-то демоническое. Они покупают у нас много вина, да и остального. И не платят ни медной монетки. Думаете, у них может не быть денег на оплату, когда у них полно постояльцев?

Из этого ясно, что постоялые дворы на недостаток посетителей не жалуются.

— В чём причина того, что не платят?

— Не платят, потому что не в состоянии оторвать от себя и заплатить. Гильдия трактирщиков вообще славится скупостью, ещё со времён дедов. Они ведут дела в Саронии против всех порядков, которых придерживаются местные жители. Как тяжело из-за них таким торговым домам, как наш...

Его голос наполняла горечь застарелой обиды.

Потому Лоуренс и думал, что жители города не разбирались с тем, что творилось в городе. Вернее, даже если и пытались, то не смогли.

В городе много гильдий разделённых по роду занятий, они поколениями соперничали друг с другом. Противостояние гильдии пекарей и гильдии мясников выглядит просто предопределённым свыше судьбой и превратилось в истинное лицедейство.

Гильдии, ведомые торговой честью и прибылью, в своём противостоянии нередко доходят до кровопролития. Вот почему люди не могут открыть сердца друг другу и прояснить ситуацию, они знают друг друга всю жизнь с самого рождения и унаследовали соперничество от своих предков.

Но означали ли упрёки Лаудо в адрес гильдии трактирщиков, что преграды торговле связаны с противостояния гильдий?

Когда мысли Лоуренса дошли до этого места, он услышал голос Лаудо и увидел, что тот склонился над своим столом.

— Точно, вот, у меня к вам вопрос. Может, вы лучше прихлопнете эту ненавистную гильдию трактирщиков?

— Ммм? — недоумённо произнесла Эльза.

Лаудо надел улыбку и быстро взял Эльзу за руку, будто и не слышал её смятенного возгласа.

— Да, вот это было бы хорошо! Ведь ты по твоим словам священница, приехавшая в Вуаран оказать помощь. В гильдии трактирщиков нас остро ненавидят вплоть до хвоста собаки, которая прошла бы мимо нас. По этой причине мы не были способны что-либо обсудить с ними, и это непреодолимо.

Когда он упомянул хвост собаки, Хоро вздрогнула.

— Ну же, нет ничего плохого, чтобы использовать твоё влияние и упрятать их в тюрьму! И вы тогда сможете, так сказать, убедить нас заплатить вам — это двух пташек одним камнем, давай же!

— Это... чуть-чуть... те...

— Ханс! Дай этим людям собранные нами расписки! Вырвем волосы из их задниц! Давайте!

Даже Эльза поддалась напору Лаудо, к её руке придвинули пачку пергаментов, которую в мгновение ока всучил ей этот самый Ханс, похоже, один из глав торгового дома. Эльза не сумела отодвинуть пачку обратно, вероятно, из-за какого-то помертвевшего взгляда Ханса. Словно, если бы она вернула пергаменты, его сердце разорвалось от их тяжести.

— Всё, вопрос с епископатом Вуаран решён! О, хвала Всевышнему!

Торговцы Лаудо, занимавшиеся в Саронии вином, были достаточно ловкими.

После того, как Эльзу принудили взять расписки, и вообще хлопоты по оплате оказались куда томительнее ожидаемого, она вышла из торгового дома Лаудо полной разочарования.

— Ты, удивительно, что тебе удалось это сделать, — сказала Хоро.

Необычное высказывание для неё, так часто насмешничавшей над Эльзой. В ситуации с Лаудо Эльза сумела опередить Хоро, и это вызвало смешок у Лоуренса:

— Вроде мышиного сватовства.

— Мм? — недоумённо произнесла Хоро.

— Это про то, как отец-мышь решил подобрать сильного жениха своей дочери.

Ещё не опомнившаяся Эльза с зажатыми в руке пергаментами подняла голову.

— Он попросил стать зятем кота, жившего в подвале особняка. Но тот сказал, что юноша из особняка, часто пинавший его под зад, сильнее.

— Хмм...

— И пошёл отец с той же просьбой к юноше, который как раз нарубил дров и отдыхал, а юноша ответил, что хозяин особняка намного его сильнее. Тогда отец-мышь обратился к хозяину, когда тот вернулся с охоты на оленя, а тот закричал в ответ: "Что ты такое говоришь? Раве ты сам не знаешь, сколько я настрадался от тебя самого?"

— Хо-хо-о, — довольно протянула Хоро.

И тогда Эльза, кажется, придя в себя, досказала Хоро конец сказки:

— Вот с этим отец-мышь вернулся в гнездо, а дочь он в итоге выдал за представителя мышиного племени. Моим детям эта сказка тоже нравится.

Рассмеявшись, Хоро похлопала по карманам и вспомнила, что оставила перо с бумагой на постоялом дворе.

— Напомнишь мне потом.

Лоуренс пожал плечами, он был доволен восторгом Хоро.

— Мир людей замкнут в единый круг... Но если мне это скажут сейчас, после того, что я сделала, меня это слабо утешит, — произнесла Эльза несколько обиженным тоном под тяжестью — для души — пергаментов из Лаудо.

— Но если госпожа Эльза сумеет вернуть деньги, то вопрос решится.

Если пересмотреть пергаменты, набиралась изрядная сумма.

— Тут несколько меньше того, что они нам должны... но вернут ли нам деньги эти пергаменты?

— Ну... Они могут работать как деньги. Однако купить на эти расписки пшеницу или мясо будет не так легко, как на деньги.

— Тогда это бессмысленно, — ответила Эльза и замерла, глядя куда-то в сторону.

Епископ, деревенские старосты и священники пытались осознать, что же произошло сейчас.

— Я собираюсь пойти в церковь, — сказала Эльза, её взгляд снова был строгим. — Господин Лоуренс, пожалуйста, не мог бы ты собрать это? Если ты смог бы собрать без лишних хлопот, это было бы лучше всего.

— Я не возражаю против того, чтобы собрать, но... в церковь?

Эльза, олицетворение веры, строгая и честная, протянула пергаменты Лоуренсу и пожала плечами жестом юной девушки.

— Похоже, плачевное состояние торгового дома Лаудо — правда, но... полной уверенности нет.

В Священном писании любой, нуждающийся в помощи, всегда преклоняет колени и просит.

И они не из тех, кто позволит кому-то отделаться от них расписками и вышвырнуть вон.

— Я собираюсь услышать о том, что творится в городе, от торговца, брошенного в тюрьму, и людей в этой церкви.

Похоже, торговый дом Лаудо пробудил подозрения у одного недоверчивого человека. Эльза действовала не из-за убытков и не ради прибыли, ею двигали её принципы.

— Прежде чем что-то решить, пожалуйста, переговори со мной как с торговцем.

Нетрудно понять, почему Эльза нахмурилась.

— Я не инквизитор-фанатик.

Судя по всему, она понимала, что попытка надавить на владельца торгового дома Лаудо от имени Церкви подымет в городе большой шум.

— Понятно. Ладно, попробую начать с самого простого.

— Хорошо, давай. То, что происходит в городе, похоже на какой-то странный трюк, — ответила Эльза с раздражённым видом.

Лоуренс стал изучать пергаменты, запах пыли заставил его рот скривиться.

Рослый селянин средних лет пришёл к Лоуренсу из епископата Вуаран.

У Лоуренса на руках имелись расписки, навязанные Лаудо, и чтобы их не отобрали, требовалась охрана. Лицо старосты деревни известно в гильдии трактирщиков, потому подобрали этого человека, подобрали его из тех, кто занимался лишь отгрузкой товара и не часто бывал в Саронии.

— Добрый господин, что мне делать?

— Так, значит... делай, пожалуйста, вид, что ты телохранитель.

В деревне он мог ходить за плугом и носить связки соломы. Но с его загорелым, лоснившимся лицом и выпуклыми мускулами он вполне походил потомственного наёмника.

— Мне можно будет по большей части оставаться на месте? Я работаю на земле и не охотник до драк.

— Да, этого достаточно. Немного насупься, пожалуйста.

В ответ человек фыркнул и потёр нос. По дороге в гильдию трактирщиков Хоро всё беспокойно оглядывалась на мужчину, шедшего позади них, а потом шепнула Лоуренсу: "Пахнет довольно хорошей пшеницей".

Похоже, её настроение улучшилось от одного этого, и Лоуренс решил давать ей нюхать колосья пшеницы всякий раз, когда её настроение будет портиться, это крутилось в его голове, пока они не добрались до места.

— Сейчас эти ребятки — ваши друзья.

Над входом висел железный герб гильдии трактирщиков Саронии, состоявший из перекрещенных кружки и ножа.

— Я буду считаться торговцем, а купальня в Ньоххире — чем-то вроде места для встреч торговцев.

— Хмм? Вроде старика, что твердит, что он молод.

На подначивание Хоро Лоуренс лишь пожал плечами, но его глаза чуть расширились, когда он услышал продолжение.

— Но я думаю, мне надо быть неподалёку и присматривать за тобой.

Когда Лоуренс покачал головой, Хоро посмотрела на него с удивлением.

— Дурень. Кажется, ты забыл, что было раньше.

— Раньше? — переспросил Лоуренс.

Хоро нахмурилась и неохотно ответила:

— Та история, когда ты много потерял и бегал, ища, где бы занять денег.

Это случилось вскоре после того, как Лоуренс встретился с Хоро. Он тогда попал в торговую западню, связавшись с доспехами, и никак не мог расплатиться. И он пошёл по лавкам, чтобы постараться занять хоть сколько-нибудь. Не подумав, он бегал в поисках денег, таща Хоро за собой, пока не нарвался на суровую отповедь о греховности просить о помощи и одновременно иметь при себе красивую девушку.

— Я не забыла ту боль, которую ты причинил моей правой руке.

Если бы не ты, сказал он ей тогда, вымещая свою досаду.

Хоро недовольно смотрела на Лоуренса своими красновато-янтарными глазами.

Горькое прошлое, о котором он по возможности не хотел бы вспоминать.

— При воспоминании об этом меня до сих пор в пот бросает, но я уже не тот, что тогда, — ответил он.

Хоро, с недоверием глядя на него, пожала плечами и сжала губы. Лоуренс глубоко вздохнул, повернулся и открыл дверь гильдии трактирщиков.

На первом этаже гильдии размещалась стойка, рядом с которой члены гильдии могли встречаться, собираться на обсуждения разных вопросов или просто выпить. И прямо сейчас за столами сидели люди с неподвижными лицами и выпивали.

— Я торговец Крафт Лоуренс. Могу я побеспокоить главу гильдии?

Когда он представился, присутствующие посмотрели на него так, словно от Лоуренса воняло. Но один человек, сидевший позади и имевший живот, напоминавший барабан, поднялся на ноги.

— Я глава гильдии, а в чём дело?

— Так, ага, — произнёс Лоуренс и нарочитым движением наклонил голову, затем он прочистил горло и продолжил. — Сожалею, что отвлекаю, но я получил расписки от торгового дома Лаудо.

Он ощутил на себе тревожный взгляд Хоро сзади по диагонали, сам воздух в помещении словно затвердел. Однако Лоуренс не дал себе испугаться и с приветливой улыбкой посмотрел на главу.

Среди тишины, какую можно услышать только под толщей воды в море, на лицо главы просочилась неприятная улыбка.

— Какой глупый у нас здесь торговец. Этот старый лис наелся досыта?

— Вот как?

Лоуренс не вышел из себя, тогда глава трактирщиков фыркнул и улыбнулся.

— Я плохого не посоветую. Возьми свои расписки — и что там у тебя ещё? — и дуй восвояси. Уж не знаю, что ты там слышал в торговом доме Лаудо.

Лоуренс поймал взгляд Хоро — что ты собрался делать в такой ситуации? — и не стал на него отвечать.

— Нет, давай вернёмся к тому, о чём я говорил.

— Мм?

— Я лишь уста для оповещения об этих расписках. Неплохо придумано. Так что... мне нужен хороший повод, чтобы дуть восвояси, — сказал Лоуренс, скромно улыбнувшись.

Глава понимающе подмигнул и обвёл глазами других членов гильдии.

— Что... в самом деле?

— Ага. Я пришёл в торговый дом Лаудо в связи с резким падением продаж сельских товаров, так это виделось, по крайней мере, а он швырнул мне это, накричал на меня и выгнал.

В глазах главы ещё не развеялась дымка угрюмого недоверия, но он подал знак подбородком одному из его людей, что сидел поближе к Лоуренсу, тот встал со стула и забрал у него пергаменты.

— Это, в самом деле, расписки торговому дому Лаудо. Экий жадный дед. Это дерьмовски плохо, — сообщил он, тыча пергаментами в грудь Лоуренсу.

Селянин, изображавший телохранителя, дёрнулся вперёд, Хоро скрипнула клыками, но Лоуренс не выказал никаких признаков гнева.

— Так как насчёт этого? Надеюсь, мне можно спросить, почему вы как гильдия трактирщиков не можете заплатить?

Не так много людей способны отнестись спокойно к тому, что они не могут сдержать своё обещание. Когда чужак вдруг спрашивает, почему нельзя вернуть взятое в долг, ему грозит быть избитым. Но, возможно, имело значение, что Лоуренс держал себя с достоинством и встречал противника лицом к лицу.

Глава гильдии, который был обязан защищать её честь и интересы, тяжело вздохнул и опёрся о стол.

— Твоё "почему" относится к распискам для торгового дома Лаудо, так?

— Это зависит от причины.

У кого-то из членов гильдии брови сомкнулись над переносицей, некоторые даже начали вставать. Глава остановил их знаком руки.

— Перестаньте. Ты спокойно пришёл в сопровождении девушки. Уверен, в этом есть смысл. Верно?

Лоуренс молча улыбнулся, глава гильдии кивнул. Вряд ли здесь привыкли к присутствию девушки на переговорах, Хоро подошла ближе. Прежде её присутствие навлекло на Лоуренса ругань и обвинение в наглости, но теперь эта наглость становилась ему полезной.

— Я уже объяснял это другим заимодавцам, в том числе и торговому дому Лаудо, но... Я не могу заплатить.

— Ты можешь показать мне то, что это подтвердит?

Эй, ты, послышалось со всех сторон, но глава, скривив рот, прошёл к расчётным книгам и взял толстую пачку бумаги.

— Наша гильдия собирает запросы от своих членов вместе и размещает заказы в других компаниях. Тебе понятно?

— Понятно, я повидал немало разных городов.

Если за этим не следить, таверны побогаче могут скупить еду и прочие товары, необходимые для обслуживания посетителей. Самые чистые постели не спасут, когда в таверне или на постоялом дворе не будет мяса, хлеба, фруктов и так далее, поэтому за всем следит гильдия, чтобы сглаживать проблемы между своими членами.

К тому же, выставляя один общий заказ для всех, можно оказать серьёзное воздействие на цены поставщиков.

— Платёж торговому дому Лаудо... ну, как видишь, соответствует твоим распискам.

— Да, так.

— И вот... вот список тех, кто задерживает оплату.

— Проклятье, глава, как так! — раздались крики тех членов гильдии, кто не смог сдержаться.

На бумаге выписаны названия трактиров и постоялых дворов, а напротив названий — числа, числа... Те, кто купил через гильдию и не заплатил.

— Стыдно вам стесняться в эту минуту просроченных вами платежей. Или же вы хотите, чтобы этот торговец рванул с этими расписками прямо в церковь?

Лаудо ведёт дела здесь, в городе Сарония, а вот Лоуренс — явный чужак. Те, кто работает в одном городе со времён дедов никогда не перейдут последней черты, как бы остро ни складывались их отношения. Но чужаку нет нужды заглядывать в будущее отношений, он вполне может положиться на поддержку властей.

И в то же время перед чужаком можно позволить себе раскрыть позор гильдии, всячески скрывавшийся от Лаудо, с которым много лет складывались непростые отношения.

— Сумма немалая... Можешь ли ты у них спросить, почему они не платят? В конце концов, все таверны выглядят весьма оживлённо.

Глава гильдии поспешно свернул свою бухгалтерию и немедленно ответил:

— Ты давно сам не торговал? Ты тот, кто живёт, ест и пьёт в трактире или на постоялом дворе, и ты можешь не знать, что дела в нашем роде занятий обстоят довольно остро.

Лоуренс не мог раскрыть, что содержит купальню в Ньоххире, и предпочёл неопределённо кивнуть.

— В этом городе большинство постояльцев — простые торговцы. Они приезжают в город и надолго в нём останавливаются, чтобы привести дела в порядок после ярмарки, чтобы закупить необходимое или обменяться сведениями с друзьями. Они пьют и едят, а потому являются добрыми постояльцами, которые обеспечивают наполнение трактиров и постоялых дворов, но именно то, что они добрые постояльцы, приводит к неприятным последствиям.

— Оплата при выезде? — предположил Лоуренс, заставив главу пожать плечами.

— Верно. Много едят и много пьют, но платят за всё. Однако если мы наберём на себя всё сразу, наша работа встанет, поэтому оплата обычно приходится на середину большой ярмарки.

Услышав это, Лоуренс понял.

— Задержки платежей?

— О-о. В этом году много задержек, поэтому мои люди не могут заплатить.

— Потому что им не платят другие...

Когда глава гильдии кивнул, некоторые члены гильдии собрались вокруг Лоуренса.

Житель деревни, изображавший телохранителя, придвинулся ближе с видом настоящего громилы, а от Хоро донёсся негромкий утробный рык. Но подошедшие члены гильдии и не думали нападать на Лоуренса, они принялись жаловаться.

— Мы и сами хотим заплатить. Было бы стыдно так сдуться перед стариком Лаудо! Но в этом году у людей особенно плохо идёт, все ждут выплат и умоляют нас подождать тоже.

— Верно-верно. Особенно плохо с торговцами лесом. Даже если они поставили лес, покупатели не платят, поэтому они просят — пожалуйста, подождите. Цены на лес растут, у них должно быть много денег, но они выглядят несчастными!

Лоуренс знал о подорожании древесины. Это было одной из причин, почему за проклятую гору дали столько денег.

— Ну, это то, что первым бросается в глаза, но если перебрать, большинство торговцем в тот или иной момент просят отложить платёж. Они будут у нас останавливаться и в следующем году, и через год, хороши ли они или плохи, потом придут их ученики. И если они умоляют, нам приходится подождать. Но во время ярмарки они пьют и едят. И чтобы жить, нам приходится это всё покупать. Вообще-то мясникам и пекарням мы тоже задерживаем платежи, но этот глупый торговый дом, неспособный понять истинное положение вещей, говорит о нас как о логове зла.

Все вокруг подтверждали, что так и есть.

Лоуренс взглянул на Хоро, та безразлично пожала плечами. Похоже, они говорили это не просто для того, чтобы уйти от ответственности.

— Я очень хорошо понимаю ваше затруднительное положение, — сказал Лоуренс и спрятал расписки торговому дому Лаудо в нагрудный карман. — Кроме того, я ценю, что по моей просьбе глава гильдии трактирщиков раскрыл мне свою душу.

Лоуренс должен был проявить соответствующее уважение к тому, кто показал ему расчётные книги гильдии, и если он и не был склонен оправдываться, следовало учитывать тот нажим, который на главу уже оказали до прихода Лоуренса другие.

— Ничего, я просто рад, что ты меня понял, — ответил глава, протягивая руку, и Лоуренс крепко пожал её.

Увидев это и почувствовав облегчение после излияния своих жалоб, другие члены гильдии тоже стали тянуть к нему руки. Если ты платишь наличными, говорили они с печальными улыбками, обязательно остановись на моём постоялом дворе. Не разбойники или злодеи были перед Лоуренсом, а обычные горожане, проявлявшие милосердие к тем, кому было трудно расплатиться, и они сами ощущали груз ответственности за свои невыплаты.

Лоуренс вышел из гильдии, на карнизе висела вывеска с кружкой и ножом. Он легко вздохнул.

— Что же ты мне показал? — недовольно спросила Хоро.

Лоуренс, не отвечая, посмотрел на селянина:

— Знаешь, где постоялый двор "Сено и серп"?

— Это самый большой в Салонии, — ответил селянин.

— Проведи туда, пожалуйста. В тех книгах за ними числится самая большая неуплата.

Хоро и селянин, похоже, удивились.

— Ты хочешь посмотреть, не солгали ли тебе здесь эти люди?

Было бы глупо и даже как-то злобно не верить своим ушам. Члены гильдии трактирщиков не лгали. Они не могли расплатиться с поставщиками из-за постояльцев, которые действительно не платили.

— Не нужно идти ради того, чтобы увидеть ложь. Нужно пойти и увидеть правду.

— Мм, ну?

Лоуренс состроил многозначительную гримасу, погладил по плечу Хоро и предложил селянину показывать путь.

Вся торговля построена на цепочках сделок. А значит, идя вдоль цепочки, можно добраться до пути назначения, надо лишь пойти и найти его. Того, кто по скупости отказывается платить, будучи у источника.

Лоуренс, Хоро и селянин прошли по шумному городу, пока не дошли до постоялого двора "Сено и серп", где они обратились к проводившим там время торговцам. Первые двое просто выпивали, третий оказался тем, кого искал Лоуренс.

— Ну, кажется, демон действительно существует.

— Правда?.. Вы, что, тут заместо Церкви?

Это тот, кто осторожнее всех — торговец лесом. Лоуренс сообщил ему, что компания Дива купила неподалёку гору, но проверяла цены на лес. Торговец лесом тут же почуял, что речь идёт о горе епископата Вуаран, и напомнил о несчастном торговце, отправленном церковью за долги в тюрьму.

— О, Господи! — воскликнул Лоуренс и, надев улыбку торговца, стал слушать.

Торговец лесом начал, подобно людям из гильдии трактирщиков и торгового дома Лаудо, с угрюмых жалоб на партнёров по торговле.

Судя по всему, он продал лес торговому дому соответствующей специализации, но положенной оплаты не получил. Торговец даже предупредил Лоуренса не торговать лесом в этом городе, если он не хочет вызвать гнев компании Дива.

Торговцы, остановившиеся на постоялом дворе, не все торговали лесом, но все были похожи друг на друга — торговцы шерстью, торговцы маслом, торговцы солёной сельдью, все жаловались на общую беду.

Лоуренс в благодарность заказал торговцу вина.

И куда ему двигать дальше с Хоро и селянином? От торговцев он этого не узнал.

Зато это, кажется, знал селянин, он пошёл вперёд, сказав: "Вот туда", и довёл всех до торговой компании, занимавшейся обработкой древесины.

На площадке погрузки под высоким потолком, окружённые запахом обрабатываемой древесины, они снова выслушивали жалобы.

— Эти ремесленники! Это из-за их лени! Покупают всё, что им нужно и просто ждут, пока цена не вырастет, а сами ничего не делают! А уже взяли у нас в долг всё необходимое! Неблагодарные! Вот кто прав, по-твоему? Мм!?

Селянин помог Лоуренсу кое-как выбраться из толпы и выйти наружу.

— Что ж, теперь на очереди ремесленники.

Хоро уже вовсю сердилась на Лоуренса, но тот, конечно, останавливаться не стал.

Впрочем, в гильдии ремесленников обстановка отличалась от той, что была в предыдущих местах, а потому, войдя в гильдию, Лоуренс сказал ей держаться подальше.

— Вот же дурень! Наши хозяева никогда бы так не поступили! Кажется, ты давно трёпку не получал!

Нетерпеливые ремесленники сразу же схватили Лоуренса за грудки и прижали к стене. "Телохранитель" пытался ему помочь, но большинство просто не обратило на него внимания.

— Наши ремесленники делают вещи самого лучшего качества! Если ты на стороне тех, кто нам за них не платит, ты получишь полной мерой!

После всех этих угроз Лоуренса, изрядно помятого, отпустили, и он смог вернуться к Хоро, сразу понявшей, что произошло. Она с тревогой ждала, сжимая свои клыки, у здания гильдии ремесленников и теперь с облегчением встретила его возвращение. Лоуренс успокаивающе похлопал её по плечу и улыбнулся:

— Ремесленники тоже озлоблены, это доказано. Но их отношение вполне очевидно, если пройти по улице ремесленников. Ты услышишь, как они поют за работой свои песни, услышишь стук по дереву. Они вовсе не пренебрегают своей работой.

— Может, оно и так... — расстроено всхлипнула Хоро, глядя, как Лоуренс приводит в порядок свою растрёпанную одежду.

— А кроме того, кто же тот плохой, из-за которого всё это? — тихо произнёс селянин с очень разочарованным видом.

Бесконечная цепочка сделок.

Если в ней попадётся гильдия оружейников, в ней могут, например, оттяпать уши.

— По меньшей мере, есть те, кто не заплатил ремесленникам по дереву.

Селянин вздохнул и почесал затылок, будто сдаваясь. Хоро же весьма, кажется, расстроена приёмом, который оказывают Лоуренсу тут и там.

Но сам он кое в чём убеждён. За работу никто не платит, хотя она и выполняется. Цепочки сделок длинные, и если всем не платят, есть те нехорошие люди, которые первыми перестали платить.

Но мир торговли лишь кажется бесконечным, на самом деле это не так. Опыт и знания Лоуренса породили предчувствие в нём. Ключевой момент, когда он выйдет на верный путь, был прямо перед ним. Он не знал, какую форму примет разгадка, но был точно уверен в её существовании. Потому что он был торговцем, немало поездившим по свету.

— Ты, ты?.. — тревожным голосом позвала Хоро, и он поднялся на ноги.

Эти красновато-янтарные глаза могут менять цвет, передавая то веселье, то отвагу, то страх, то тревогу. Или нежность. Переменчивые глаза волчицы.

Лоуренс прочёл винный оттенок, который приобрели сейчас её глаза.

— О-о, вон оно как.

Торговля похожа на ком спутавшихся цепочек. На самом деле, даже охватывая разные города и страны, она состоит из простых для понимания связей, создающих вместе сделки, которые кажутся бесконечными.

— Это паломничество закончится в следующем месте.

Селянин и Хоро посмотрели на Лоуренса так, словно его хватил редкий для этого времени года тепловой удар. Но он был уже твёрдо уверен.

Ключ к разгадке в том воспоминании, когда Хоро всё время была рядом с ним в городе Рубинхаген.

— А теперь... — и Лоуренс назвал пункт назначения селянину, чтобы тот их туда привёл.

И Лоуренс не спрашивал, кто тот самый плохой. Он лишь удостоверился в том, что тот плохой. Хоро и селянин тоже знали ответ, стоя перед зданием.

Они оба были явно сердиты, у Хоро под плащом наверняка распушился хвост.

Самым важным и востребованным товаром среди множества деревянных изделий, производимых гильдией ремесленников по дереву, были бочки, что и определило следующее место, в которое надо было придти.

Другими словами, гильдия торговцев элем и вином, которые разливают веселящие напитки по бочкам, чтобы отправлять потребителям. И если эта гильдия не может оплатить бочки, кто виноват? Торговый дом, поставляющий эти напитки.

— Та лысая голова одурачила нас, — сказала Хоро, её глаза горели красным.

Селянин, изображавший телохранителя, почесал затылок, будучи впечатлённым такой её способностью.

Проблема Лоуренса была в том, что не платили всем продавцам, но, проследив всю цепочку, он вернулся в исходную точку. И теперь ясно, кто плохой.

Папа-мышь искал жениха своей дочери и в итоге вернулся в своё гнездо.

— Я бы сказал, что я так и знал, — сказал Лоуренс, и Хоро на мгновение растерялась.

— О чём тут говорить? — кивнул селянин. — Я, вот, думаю, ты догнал лису и схватил её за хвост.

Похоже, оба спутника Лоуренса ждали, что он ворвётся в гильдию и схватит Лаудо, объявляя его виновным.

Однако всё не так просто.

— Торговый дом Лаудо выглядит плохим потому лишь, что с него начали. А если бы мы были торговцами лесом и возмущались бы гильдией ремесленников по дереву?

— У-у, мм...

Представить себе все места, где они побывали, вплоть до исходной точки. Сделки замкнулись в кольцо, где искать начало — не понять.

— Чт... что это... к чему ты клонишь?

— Это как змея, поедающая себя с хвоста, — вдруг сказал селянин.

Очень точное наблюдение.

— И что ты намерен теперь делать? Позволишь ли этой лысине умничать дальше.

Хоро выглядит союзницей Эльзы. И дело не в том, чтобы громко обвинять Лаудо, указывая на улики.

— Ну, бывшему торговцу тягаться с таким нелегко.

Лоуренс понимал ситуацию. Но не мог её решить. По крайней мере, с позиции бывшего торговца. Плечи Лоуренса поникли, словно от полной беспомощности, хотя он уже знал, что делать. Бывший торговец зарабатывал по крохам, совершая множество коротких и длинных поездок. Используя этот приём, он мог изменить всю сложившуюся ситуацию и распутать её.

Собираясь рассказать Хоро об этом, он взглянул на неё и замер.

Хоро молча стояла, а из её глаз текли слёзы.

— Что? Что такое?

Слёзы текли из её глаз, но она не моргала, не вытирала их руками, её лицо почти не выражало чувств. Если не считать несильно сжатых губ. Её красивые губы выдавали чувство сожаления.

— Э... эй, Хоро.

Лоуренс торопливо схватил её за плечо, чтобы поддержать, но Хоро просто плакала.

Селянин казался напуганным происходившим, но именно он разглядел безлюдный переулок рядом с торговым домом Лаудо и указал на него. Лоуренс лишь кивнул и отвёл туда Хоро.

— Эй, что такое. Что случилось?

Он попытался усадить её на деревянный ящик, но Хоро воспротивилась и покачала головой. Совершенно растерявшийся Лоуренс не мог не сделать всего, что сейчас он мог сделать.

То есть, медленно обнять её руками, стараясь не потревожить.

Его всегда удивляло, какой маленькой становилась Хоро, когда она плакала.

— Прости... — сказала она в объятиях Лоуренса.

— Нет... это мне надо извиниться.

Хоро покачала головой, крепко прижала Лоуренса к груди и отпустила.

Он не отступился. Он знал, что ею движет чувство вины.

— Нет, не так... — выдавила Хоро, не переставая плакать.

Лоуренс был всё ещё в смятении, не понимая причины этих слёз. Однако он обошёл много разных мест, не выпуская руки Хоро, и мог понять, что делать, исходя не из причины, а из чувств Хоро, просто посмотрев на её лицо.

В отличие от своей дочери Миюри, Хоро слишком долго пробыла одна, и её могла накрыть тьма тоски. Она во всём винила себя. Лоуренс знал, что тогда надо делать. Он снова обхватил её плечи, сжав крепко, до боли, и заглянул в её глаза.

— Поговоришь со мной?

Красные, заплаканные глаза делали её похожей на маленького ребёнка. Слабая Хоро, которую мог видеть только Лоуренс. Она медленно кивнула и опустилась на ящик, к которому он подвёл её.

— Кролик... — она всхлипнула, — на встрече...

Лоуренс было удивился, но потом понял, что речь идёт о Хильде.

— Господин Хильде? Ты, это... ты про то, как ты бегала в компанию Дива?

Хоро кивнула, роняя слёзы на колени.

— Там у них было... потрясающе. Такая большая... большая компания.

Компания Дива почти взяла в свои руки торговлю в северных землях и даже штамповала собственные монеты. На севере нет крупных сильных государств из-за природных условий, так что Диву можно в какой-то мере считать самым сильным правителем на севере. Лоуренса не удивило бы, узнай он, что резиденцией компании Дива стал дворец.

— Там у них было... всё... буквально — горы золота... Как только кролик узнал обо всём, тут же собрал умных людей, которых смог быстро найти, и они всё решили.

Должно быть, у Хильде много прекрасных подчинённых, поскольку сам он не может себе позволить заниматься только одной сделкой. Однако, раз так, любопытно, почему Хоро отсутствовала четыре дня.

Она, в самом деле, всё время ела мясо и выпивала?

— Надо же, я была просто потрясена... Эта белка заботилась о такой большой горе. А он решил судьбу горы в один миг. За один только миг. Благодаря заботе этой белки эта большая гора такая уютная, такая просторная, такая хорошая. И поэтому кролик её купил в один миг.

Лоуренсу было несложно представить ошеломление Хоро от компании Дива. Торговец такого уровня, как Хильде, каждый день имеющий дело с таким количеством золота, пред которым человеческая жизнь — ничто, такой торговец даже для Лоуренса, знающего торговое дело, — это кто-то из другого мира, что уж говорить о Хоро.

Но странно, почему потрясение Хоро привело её сейчас к слезам. Причём именно сейчас. Пока Лоуренс искал ответ, Хоро взяла его за руку, словно искала в ней поддержки в своём мраке.

И он крепко сжал эту руку.

— Ты... ты мог... мог быть там.

— Э?.. — невольно переспросил встревоженный Лоуренс.

Она подняла голову и посмотрела на него. Её лицо переполняла вина.

— Ты же был приглашён кроликом. Он сказал, чтобы ты присоединился к его компании.

А, — беззвучно дёрнулись губы Лоуренса, он понял, что было там, в её глазах.

Когда компания Дива опасно раскололась, Лоуренс помог Хильде и его союзникам выжить. И тогда Хильде пригласил Лоуренса стать членом компании Дива, которую он собирался восстановить. Но Лоуренс отказался.

Хотя как торговца его без сомнений ожидал бы тогда путь к успеху.

— А-а... — воскликнул Лоуренс и посмотрел в небо, когда вдруг пошёл дождь.

Лоуренс решал бы вопросы движениями пера по пергаменту, и не было бы ничего удивительного, если бы именно он принял решение о покупке горы ради белки Тании, просто кивнув головой.

Он вспомнил, как Эльза упрекала священников.

Почему, взвешивая убыток и прибыль, вы выбираете прибыль?

Лоуренс же выбрал путь, усыпанный опавшими листьями, а не золотом. Путь, наполненный запахами леса, в котором одиноко обитала волчица.

— Я же понимаю, что... что это я закрыла тебе тот путь. Такой потрясающе блестящий... Ты должен был вести большую стаю в том кипящем торговом месте. А я сделала это... Но я...

Однако Лоуренс просто поцеловал её в щеку, и тогда снова наполнились влагой её глаза, но то были уже слёзы облегчения.

— У тебя солёные слёзы, — сказал Лоуренс, мягко смеясь, — но если бы я пошёл в компанию Дива и стал великим, твои слёзы могли стать элем или вином на вкус.

Деньги были бы без конца. Но времени без конца быть не может. Попасть в компанию Дива — всё равно, что влезть в дупло с тысячей дятлов. Поспать всласть не придётся.

Почти не будет возможности подержать задремавшую Хоро на коленях, наблюдая за огнём в очаге и ничего не делая. Не удастся пойти в лес и, собирая там дикие овощи весной, грибы летом и орехи осенью, наслаждаться сменой красок в зависимости от времени года.

Вместо этого — длинный стол в компании Дива, с разложенным на нём огромным количеством сардин. Это доставит удовольствие лишь поначалу. Но от того, что повторяется каждый день жизни с Хоро, Лоуренс не уставал никогда.

И он не жалел о своём выборе. И потому ему было трудно понять, почему Хоро пробыла в компании Дива четыре дня и почему рухнула плотина, удерживавшая её чувства.

По крайней мере, ему теперь понятно, почему детская восторженность Лоуренса по поводу суммы в дорожном чеке её расстроила.

И ещё одно, перед этим торговым домом Лаудо, включённым в странную структуру деловых отношений города, недавно прозвучало, что бывший торговец не мог с ними соперничать. И Хоро решила, что именно она лишила Лоуренса возможности стать великим торговцем, способным вмиг решить всё, что угодно.

— Может, тебе забыть о твоём звании мудрой волчицы? — спросил Лоуренс, держа своими ладонями голову Хоро и печально улыбаясь, она впилась ногтями в его руки. — Я сам не могу осознать, насколько я счастлив.

Хоро напряглась, словно слёзы снова были готовы пролиться. Лоуренс потрепал её по голове и коснулся её лба своим.

— И разве ты бы не хотела узнать, что я хотел недавно сказать?

Хоро смотрела на Лоуренса. Смотрела взглядом ребёнка, брошенного одного на пшеничном поле.

— Я не могу соперничать как бывший торговец, но у меня есть богатство, которое я приобрел благодаря моим странствиям, — он слабо улыбнулся, ему не терпелось увидеть свой замысел, существовавший пока лишь в его голове. — По этим странствиям я прошёл вместе с тобой. И в итоге я сейчас вместе с тобой оказался тут. И то, что я хочу сделать, стало возможным, потому что я держал твою руку.

Лоуренс поднялся и встал перед Хоро.

— Крупные дела, они не столь уж и интересны.

Хоро потянулась рукой к ладони Лоуренса, потом приостановилась в сомнении и, наконец, взялась за неё.

— Я покажу тебе волшебство торговли. Ты сможешь увидеть другого меня.

Он игриво провёл пальцем по её щеке, получив, наконец, в ответ вымученную улыбку.

— И потому...

Лоуренс улыбнулся сам и пошёл, ведя Хоро за руку. Он подошёл к селянину, ждавшему в стороне, и заговорил с ним. Надо было созвать епископа, деревенского старосту и остальных, имевших право решать вопросы о принадлежности земель епископа. Селянин не вполне понимал происходящее, но безропотно повиновался Лоуренсу, раскрывшему тайну сделок в городе.

Затем Лоуренс повёл Хоро за руку к центру города. Там размещалась великолепная церковь, в которой он мог найти свою давнюю знакомую Эльзу. Известную ему как безупречная священница.

Они зашли в церковь и позвали Эльзу.

— Могу ли я спросить, в чём секрет того, что вы столь близки друг к другу? — пошутила Эльза, что она редко себе позволяла.

Хоро и Лоуренс так крепко держались за руки, словно хотели рассказать об этом всему миру.

— Это потому что свидетелем на нашей свадьбе была ты.

Эльза сконфужено рассмеялась, затем Лоуренс сообщил о цели их прихода.

Лицо Эльзы сразу приняло обычное строгое выражение, она взяла книгу канонического закона, лежавшую рядом со Священным писанием. Вероятно, Эльза беседовала с епископом Саронии о том, чем авторитет Церкви может помочь в решении проблемы в городе.

Лоуренс описал ситуацию в городе, и здесь ему в полной мере пригодились его знания и опыт торговли.

— В общем, я поняла, но действительно ли это сработает? — достаточно разумно спросила Эльза.

Сомнение Эльзы — это сомнение и епископа. Город, заключив торговца в тюрьму, чтобы исправить развитие событий, лишь сильнее запутал ситуацию.

Но Лоуренс был совершенно уверен. Если Эльза поможет, всё должно получиться.

— Поверь мне, это именно то, чего не хватает городу.

Вопросы подошедших позже людей епископа Вуарана тоже были пропитаны недоверием.

Тем не менее, вряд ли ситуация улучшится, если я буду просто сидеть, решила, похоже, Эльза.

— Мы доверимся тебе.

Лоуренс хотел протянуть Эльзе руку, но вспомнил, что её держала Хоро. И она вовсе не собиралась её отпускать и даже нарочно отвернулась.

— Нет-нет-нет, я не хочу что-то украсть у тебя, — немного смутившись, поспешно заверила Эльза.

Хоро ещё сильнее сжала губы.

— Тогда пойдём?

Пойдём разбираться с беспорядком в городской торговле.

Лоуренс и все остальные быстро покинули церковь.

На улице их встретило прекрасное, чистое, осеннее небо.

Когда Лоуренс отслеживал цепочку сделок, выяснилось, что все испытывают сложности с оплатой. Кто-то мог показаться злым, кто-то просто плохим.

— Поэтому нет никакого плохого. Поверьте мне. Я верну вам долг торгового дома Лаудо, не потеряв ни медяка, принадлежащего епископу Вуарану.

Что бы ни говорила Эльза, но золото, уплаченное компанией Дива, — собственность епископа Вуарана. И на его использование было нужно разрешение епископа, но сейчас, с учётом его намерений, этого не требовалось.

В целом же, Лоуренс предложил, чтобы долг торгового дома Лаудо был погашен епископским займом.

— При том, что...

Конечно, было странно слышать то, что говорил Лоуренс. Он утверждал, что деньги за гору погасят долги Лаудо, но, однако, деньги вернутся без потерь.

В конце концов, священники сдались. Наверное, сказались как бесконечная проповедь Эльзы, так и прежнее обещание Лаудо:

— Я обязательно расплачусь с вами.

Их торговым отношениям предстояло продлиться ещё долго.

— Да будет так.

Тогда Лоуренс, Эльза и епископ Саронии в сопровождении ещё десятка человек — для большей представительности — направились в гильдию торговцев элем и вином. Гильдия поставила дому Лаудо свою продукцию и теперь, не получив оплаты, пребывала в бедственном положении. Лоуренс предъявил им дорожный чек.

— Этим чеком я погашаю долг торгового дома Лаудо.

Краски покинули лицо главы гильдии при виде золотого тиснения компании Дива и огромной означенной суммы.

Кроме того, когда к нему пришли люди Церкви, он решил, что его сейчас отправят в тюрьму, а вместо этого ему предложили погасить долг. Само собой, он не понимал, что происходит.

— Что ж, спасибо вам за это...

Что это здесь творится?

Лоуренс улыбнулся и произнёс:

— Имеется лишь одно условие для использования этого чека. На сумму долга, выплаченного тебе нами, ты должен будешь выплатить сам свои долги.

Глава гильдии был поначалу сбит с толку, но коль скоро ему долг погасят, почему бы не использовать эти средства, чтобы облегчить своё долговое бремя. Кроме того, не препираться же по условиям погашения перед Эльзой, такой суровой на вид священницей, и самим епископом, совсем недавно отправившим торговца в тюрьму...

Отказаться было невозможно.

— О, я понимаю...

Лоуренс кивнул и, оставив формальности на сведущую как в цифрах, так и в вопросах веры Эльзу и поручив нескольким людям присматривать за чеком, отправился дальше. К нему присоединилось несколько членов гильдии, чтобы узнать, как дело с этой странной сделкой пойдёт дальше.

Следующим местом стала гильдия ремесленников по дереву, где главы гильдии, потрясённые величием, с которым держался Лоуренс, недоумённо крутили головами и переглядывались, ознакомившись с предложением. Деньги, что они должны были получить от гильдии торговцев элем и вином, им следовало передать следующему получателю.

Затем несколько ремесленников гильдии последовали за всеми на постоялый двор "Сено и серп". Лоуренс нашёл торговца, с которым давеча разговаривал, и первым делом его успокоил, так как тот решил, что его пришли арестовывать, после чего торговец согласился стать посредником в переговорах. При его участии все неплатежи были упорядочены, сведены вместе и урегулированы с условием оплатить следующим по цепочке. Когда Лоуренс отправился дальше, несколько торговцев лесом, само собой, присоединились к процессии.

При виде этой процессии у главы гильдии трактирщиков глаза на лоб полезли, словно он посреди бела дня встретил на улице дракона, глава согласился погасить долг перед торговым домом Лаудо, если торговцы лесом заплатят положенное его гильдии. И, естественно, представители его гильдии тоже ушли вместе с Лоуренсом и остальными.

В итоге уже целая толпа подвалила к торговому дому Лаудо, где сам глава и его подчинённые в волнении не могли под навесом усидеть на месте. При виде толпы во главе с Лоуренсом они повскакивали со своих мест.

— Ну, насколько успешно всё прошло?!

Эльза показала пергамент с чеком гильдии трактирщиков, и глава обнял её, прижав к себе, что было сил.

Осталось лишь замкнуть эту цепочку визитом в гильдию торговцев элем и вином.

— О-о, Господи... — простонал глава гильдии, потрясённый так, как если бы он стал свидетелем чуда.

И глава Лаудо, получив оплату от гильдии трактирщиков, отправился вместе со всеми платить торговцам элем и вином.

Когда оплата долга была произведена, чек компании Дива, служивший залогом этой операции, был возвращён. Таким образом, долг Лаудо был погашен, но Лоуренс остался при чеке Дивы в исходном размере — ни медяком меньше, ни меньше.

Зато у других участников их долги исчезли.

Какое-то время все молчали, потом заговорил Лоуренс:

— Как видите, золотых монет не стало ни больше, ни меньше. Всё, начавшись с этого чека, было уплачено, — Лоуренс обвёл взглядом толпу. — С Божьего благословения ваши долги полностью исчезли!

По залу гильдии пронеслись ликующие возгласы, пол задрожал от топота присутствующих. Все, преисполненные восхищения и изумления, подняли на руки епископа Саронии и даже Эльзу, восхваляя величие Бога. Эта суета обошла стороной одну лишь Хоро, стоявшую в одиночестве чуть в стороне.

Однако ею овладело не одиночество, а то ошеломление, которое могла бы испытать волчица, вдруг обратившаяся в лису.

— Что ж, это и есть волшебство торговца.

Хоро вдруг повернулась к Лоуренсу и прищурилась, словно разглядела свою добычу в тумане.

— Ничего не понимаю...

Лоуренс пожал плечами, задумался на миг и сказал:

— Представь перекрёсток.

— Мм?

— Со всех четырёх сторон едут длинные повозки. Все торопятся и не смотрят по сторонам.

Холо захлопала глазами — ну и что дальше? Её подбородок приподнялся, выдавая её внимание.

— Если нарисовать на бумаге, будет видно, что повозка, въехавшая на перекрёсток, не может продолжать движение из-за другой повозки, перекрывающей ей путь. Ну, возница начинает ругать того, кто перекрыл ему путь.

— Хм.

— Но, к несчастью, повозки следуют одна за другой.

— Вот какая ситуация в городе?..

Лоуренс кивнул.

— Дело в том, что предпринять. Каждый из них должен немного сдать назад, создать промежутки и, используя их, освободить движение и устранить затор. Но если речь идёт о деньгах, доверять другим нельзя. Тут будет трудно решить так же, как с перекрёстком. И если ты доверяешь кому-то и захочешь дать денег для уплаты долга, деньги будут уплачены кому-то и исчезнут в никуда.

А раз так, все думают не о том, как платить свои долги, а о том, как собрать то, что другие должны им.

— И только тот, кто из окна постоялого двора, выходящего на перекрёсток, начнёт давать указания, сможет освободить затор. Только тот, что сможет сделать подобное в торговле... — Лоуренс сжал пальцами кончик носа Хоро. — Только тот торговец, что ради заработка протопал много мест и познал широту и сложность мира.

Хоро, не пытаясь освободить нос, посмотрела на Лоуренса.

— Так, значит. Я смогла стать хозяйкой какой-то купальни на окраине мира только из-за тебя, ты хотел сказать?

Лоуренс чуть сильнее сжал пальцы и легонько потянул нос Хоро вверх.

— Мне нравится, что когда я вхожу в твою купальню, я попадаю под твоё доброе покровительство. Если же это для тебя так серьёзно, моё волшебство всегда к твоим услугам.

Хоро прищурилась, глядя в его лицо, её губы задрожали, будто от подступавших слёз. Но вместо слёз на её лице появилась изумлённая улыбка.

— Дурень.

Лоуренс пожал плечами и вытер пальцами всё же увлажнившиеся уголки глаз Хоро. Она выглядела такой счастливой от его заботы, и он подумал, а что бы сказала ему Эльза, если бы увидела это.

Легка на помине! Стоило ему вспомнить Эльзу, как и сама она объявилась.

— О-о, господин Лоуренс, мне нужно тебя побеспокоить, прямо сейчас.

— Хм?

Волосы Эльзы растрепались, щёки раскраснелись, но она цепко держала в руке пачку расписок.

— В городе осталось ещё много долговых кругов! И есть огромное число обращений с просьбами решить их затруднения таким же способом! Взгляни по-быстрому!

И Эльза ухватила Лоуренса за рукав и потянула за собой, однако на сей раз Хоро ей препятствовать не стала.

— Что, и ты даже не попытаешься остановить меня? — поддел её Лоуренс.

Хоро довольно пожала плечами.

— Мне незачем, — уточнила она и с волчьей грацией пристроилась под бочок Лоуренсу. — Потому что я всегда рядом с тобой.

Так было с тех пор, как он её встретил. И потому он и дальше будет делать всё, чтобы это продолжалось.

Лоуренс засмеялся, и Хоро присоединилась к его смеху.

То, что они сейчас делали в этом городе, могло показаться чем-то незначительным с точки зрения небес. Но для Лоуренса оно было настоящим сокровищем в его руках.

— Хоро.

Она пару раз моргнула, услышав своё имя. А потом эта немного одинокая волчица прищурилась и снова радостно рассмеялась.

Свадьба с волчицей

Мальчишкой покинул я родную деревню, собираясь изучать Священное писание. Без денег и без сопровождения отправился я в город Акент, где находилась школа. Совершенно не зная жизни, я потерял там всё, что имел, и был вынужден скитаться странствующим школяром, не имея крыши над головой, пока не попал в окончательно безвыходную ситуацию. Но именно тогда волей Бога довелось мне встретить людей, которых с полным правом мог бы назвать своими учителями жизни, благодаря которым я жив и поныне.

С той поры я старался усердно работать и использовать любую возможностью для учёбы. Конечно, не всё было мне доступно, но во мне жило ощущение неуклонного движения вперёд.

А около двух месяцев назад, ощущая неудовлетворённость ходом вещей, я снова отправился в путь, теперь уже из деревни горячих источников Ньоххира.

Мир пришёл в смятение из-за кризиса, постигшего Церковь, и моя поездка также изобиловала подъёмами и провалами. Преодолев как-то трудности, я с благословения Божьего выжил и неожиданно для себя был высоко оценён окружавшими меня людьми. Ещё совсем недавно эта высокая оценка приводила меня в смятение, но, в конце концов, заставила взвалить на мою бедную спину ответственность за всё, что было связано с этим.

Всё, что мне нужно делать, это учиться пути веры, строго следовать ему и совершенствовать себя.

Моё имя — Тот Коул.

Я агнец, стремящийся идти по пути Божьему несмотря на...

— Уу... — простонал я из-за ощущения тяжести на моей груди и проснулся.

Я даже подумал, уж не дьявол ли явился, наконец, испытать мою веру, и, собрав её всю, я приоткрыл глаза и увидел прямо перед ними сомкнутую пару глаз и кончик носа. Рассвет, проникавший через окно, обрисовывал очертания явившегося ко мне злоумышленника.

И мои плечи расслабились.

Конечно, тяжесть на моей груди можно было в некотором смысле назвать демоном, старающимся сбить с пути агнца Божьего. Короче, это была юная девушка, сопевшая у меня на груди.

Вероятно, из-за её хрупкого телосложения и длинных ног она, идущая по улице в хорошем настроении, кажется легче пушинки, но устроившись на груди, она сдавила её достаточно неприятно. Когда она была маленькой, я мог назвать подобное только разве что милым, но она выросла, и теперь ощущение было иным.

Сколько бы я ни говорил ей, она пропускала мои слова мимо ушей и без какого-либо стеснения тайком пробиралась под моё одеяло, и вот я опять вижу лицо спящей Миюри, сопевшей мне на ухо.

Миюри, единственная дочь доброго человека, бывшего торговца Лоуренса и его жены Хоро, была мне вроде младшей сестрёнки, о которой я заботился с самого её рождения. Сорванец от природы, она давно хотела покинуть деревню, чтобы увидеть мир и, в конце концов, самовольно присоединилась к моему странствию.

Серебристая чёлка Миюри — необычный цвет своих волос она унаследовала от отца — мягко колыхалась от моего дыхания, её длинные сомкнутые ресницы подёргивались во сне. Потом она почмокала и, выгнув спину, попыталась зарыться лицом в одеяло, напоминая спящую кошку, менявшую позу. Невинность этого действия растрогала меня до глубины души, и я невольно улыбнулся, но потом заметил это.

Лицо Миюри спряталось под одеяло, и её макушка оказалась прямо перед моим носом. Её волосы, которыми она так гордится и за которыми ухаживает каждый день, приобрели необычный сладковатый запах, выделяющийся на фоне кунжутного масла, которым она пользуется. Но этот странный запах шёл не от шелковистых волос, а от больших остроконечных волчьих ушей на её голове.

Миюри была девушкой-волчицей с прекрасными волчьими ушами и хвостом. Иногда кончики ушей попадают мне в нос, я от этого чихаю и просыпаюсь, потом какое-то время наблюдаю за движениями её ушей во сне, когда она ищет для них удобное положение.

Милая девушка с милыми волчьими ушками, такая беззащитная во сне. Но я не стал при виде этого глотать слюну, вместо этого я, похолодев от неприятного предчувствия, с огромным трудом сумел не вскрикнуть.

— Не может быть.

Я откинул одеяло, и Миюри на груди свернулась комочком, словно от холода. Её волчий хвост, недовольно хлопавший по кровати, был пушистей обычного и ярко блестел в свете восходившего солнца.

И этим были бесчисленные волоски, выпавшие из её хвоста.

— О-о, Господи...

Я бессильно уронил голову на подушку и стал смотреть в потолок. Волосы Миюри, развевавшиеся в свете утреннего солнца, подобны серебряному снегу с примесью пепла. Это, конечно, красиво, спору нет, но на свете не всё красивое прекрасно.

— Миюри... Миюри.

Она, не просыпаясь, стала нащупывать снятое с неё одеяло, что-то недовольно бормоча. Я взял её за плечи и слегка потряс, её реакция оказалась достаточно бурной — её уши заходили ходуном, хвост начал бить по моей руке, исторгая кучу шерсти с каждым ударом.

— Миюри.

— У-у-у... брат, рано же-е... — протянула Миюри и, нащупав, наконец, одеяло, постаралась натянуть его обратно.

— Сейчас же собери выпавшую шерсть!

Миюри — девушка волчьего рода. Подошло время её ежегодной линьки, но мы уже не в купальне в Ньоххире, где она родилась. Мы путешествуем, комната, в которой мы остановились и спали в ту ночь, — одна из комнат аристократического особняка.

Ни в коем случае нельзя, чтобы кто-то узнал о волчьей природе Миюри.

Миюри, сонно щурясь, приподняла голову и чихнула, вероятно, волосок угодил ей в нос.

Можно протереть стол или пол, но выпавшую шерсть с постели можно собрать лишь руками. Было бы странно для гостя аристократического особняка выполаскивать одеяло у колодца, не говоря уже о причине этого действия, её ещё надо было бы придумать. И потому я предложил Миюри "поиграть" в полоскание одеяла. Она густо покраснела и серьёзно посмотрела на меня.

— Я уже взрослая и не могу сделать этого.

Не очень убедительная причина, учитывая, что она никак не избавится от своих детских привычек, но Миюри так разозлилась, что была не в состоянии придумать ничего, чтобы отвертеться от нудной работы.

В итоге мы с Миюри сели у окна вдвоём, чтобы поработать вместе.

— Хм... Совсем забыл об этом... Наверное, и господин Лоуренс сейчас справляется с этим в купальне?

Мама Миюри, мудрая волчица Хоро не может так справляться со своими ушами и хвостом, как её дочь. В это время ей приходится сидеть в своей комнате, чтобы шерсть не разносилась по купальне. Но и в этом случае в купальне можно было дождаться, пока все гости не покинут ванны, и посреди ночи понежиться в горячей воде источника. Во всяком случае линьки Миюри, которая умела прятать и снова выпускать хвост и уши, до сих пор не вызывали беспокойства.

Однако в путешествии дело обстояло иначе.

— Ху-у... Пальцы болят уже... — тихо простонала Миюри.

Но про тех, в ком течёт звериная кровь, говорят, что они одержимы демонами, если их находят — сжигают на кострах.

Как, наверное, тяжело на сердце, если всё время думать об этом?

Миюри уронила одеяло себе на колени, и я ей сказал не жаловаться, а просто размять пальцы.

— Эй, брат, — произнесла тогда она. — Почему бы тебе не подобрать бродячую собаку одной масти со мной, разве это не было бы решением?

— Ээ? Такое реш... — и я не смог завершить.

— Сколько бы я ни вычищала шерсть с хвоста, обманывать всех всё равно не выйдет. Я ещё не уверена, что всегда смогу спрятать уши и хвост, когда сплю.

Миюри могла прятать и выпускать хвост и уши, но для неё естественней выпускать. При сильном удивлении, испуге или ярости они могут появиться сами собой. То же самое справедливо и для времени сна, а потому я чувствую, что для решения этой постоянной проблемы предложение Миюри заслуживает рассмотрения.

— Если я как невинная девушка приведу в особняк бездомного щенка, не думаю, что кто-то разозлится.

Миюри сказала это очень спокойно, однако нетрудно себе представить, она обнимает и жёстко обучает этого щенка. Как старший брат я не особенно в восторге от её некоторых удивительных способностей. Мудрая волчица Хоро, её мать, при всех своих обаянии, достоинстве и ловкости, способна перехватывать поводья у своего мужа Лоуренса и удерживать их в своих руках столько, сколько потребуется, похоже, у Миюри эта способность в её волчьей крови...

К тому же ручная чистка выпавшей шерсти из одеяла кажется просто бесконечным занятием.

— У тебя на примете есть подходящий щенок?

Миюри отшвырнула одеяло и встала.

— Всё, что нужно сделать, так это выйти в город и найти его! Сегодня хороший день!

Неужели это и есть её цель... Я задумался. Недавно мы справлялись со штормом дел, сейчас выдалось кое-какое свободное время, а уже через пару дней шторм может вернуться.

Возможно, Миюри залезает под моё одеяло и балуется, как маленькая девочка, потому что ей одиноко, потому что в последнее время я не уделял ей много внимания.

— Ладно, сделаем это?

У Миюри тут же загорелись глаза, она взяла свой плащ.

— Точно! Лавки с мясом на прутиках, с жареной едой и чем-нибудь сладким!

Вздохнув по поводу беспокоящего заклинания Миюри, я тоже встал и надел плащ. Весна в разгаре, не думаю, что он мне особо нужен. Жизнерадостность Миюри, заставляющая её летать, вероятно, тоже с этим связана. Прошла долгая, суровая зима, наступало хорошее время.

Я выглянул в окно и увидел чистое, синее небо от края до края.

— Давай, брат! Идём! — и Миюри, дёрнув меня за руку, ступила ногой на мостовую.

Изящная девушка, которая, посмотрев на небо, улыбнулась перемене времени года.

Не уверен, что мне бы хотелось, чтобы Миюри росла именно такой, но, может быть, для неё правильнее быть непоседливой. И чтобы не недооценивать её, следует признать, что, постаравшись, она может вести себя, как положено утончённой девушке.

— Мм? Что-о? — спросила она, повернув ко мне невинное личико и цепляясь за мою правую руку.

— А, ничего особого, — ответил я, погладив её левой рукой по голове, она довольно повела плечами. — Но жареного мяса только один прутик.

— Э-э!

— И никаких "э-э".

— Ну, тогда пошли в ту большую таверну! — и Миюри, выставив руки вперёд и приложив ладони к противоположным плечам, несколько раз открыла и закрыла воображаемую акулью пасть. — Обещал — значит, обещал, так?

— Не было такого. И ещё, железные прутья бывают разные. Так что — на деревянном прутике.

— Коварный мой брат! — объявила Миюри и, весело смеясь, потёрлась лицом о мою руку.

Начался новый день — весёлый, утомительный, одним словом — обычный.

Мы сейчас жили в аристократическом особняке в городе Раусборн, что расположен на юге королевства Уинфилд. Принцесса Хайленд, направлявшая наши действия, одолжила этот особняк на время у одного аристократа и предоставила в наше распоряжение, чтобы мы могли выполнять её задания. Давно уже нам не выпадало свободного дня, но сегодня принцесса отсутствовала, занимаясь государственными делами.

Возвращение Хайленд будет означать начало новой нелёгкой работы.

Последние несколько дней приходило и уходило много людей, но сейчас стало намного тише, особняк словно отдыхал. Я предупредил слуг о нашем выходе в город и сказал на всякий случай никого в нашу комнату не пускать, чтобы никто не мог добраться до важных бумаг. При этом я не утверждал, что документы там есть, значит, прямо я не солгал, а туманность моей формулировки Господь мне простит.

Утренний город Раусборн показался мне вполне обычным, когда мы вышли из особняка. А между тем до недавнего времени нарастание волнений в городе грозило привести к пожару мятежа, сейчас, похоже, все вернулись к повседневной жизни.

Зашторенная карета, влекомая лошадьми, грациозно выехала из аристократического квартала к оживлённому центру города. Мимо проплывали плетёнки с курами и утками, запряжённые быками повозки со свиньями. Голова кругом идёт, как подумаешь, скольким людям это всё позволит разнообразить их стол, но для всех переживавших зиму на солёной сельди и мясе с чёрствым безвкусным хлебом и этого может быть мало.

Я помолился Богу за благословение шумной толпы людей, и в этот момент присевшая сбоку Миюри поднялась на ноги.

— Да, пожалуйста. Мой брат купит тебе чего-нибудь в награду.

Её слова я понял, увидев рядом с ней старого пса с немного свалявшейся коричневой шерстью.

Ваф, негромко ответил пёс и поплёлся к перекрёстку. Ещё три собаки разной масти сидело у ног Миюри, девушки с волчьей кровью, повелительницы леса, которой безропотно повиновались все собаки города с момента нашего приезда сюда.

Можно было отметить, что собаки выглядели несколько неопрятно — так же, как и у Миюри, у них началась линька. И я чувствовал, что если найти собаку подходящей масти, выдать шерсть Миюри за собачью определённо удастся.

— Думаешь, найдут?

— У-ум... Таких восхитительных волос, как у меня, у них нет, но есть место, где собираются и похожие, так что он сходит туда и посмотрит.

Не знаю, как насчёт бродячих собак, но у людей, кажется, имеется привычка собираться вместе схожим людям.

— Видел, сколько кораблей сюда приплывает? Люди приплывают из разных стран и поселяются здесь, объединяясь по месту, где они родились.

Действительно, в больших городах есть понятие "квартал такого-то народа", и в этом есть смысл.

— Значит, собаки, привезённые из одного места, тоже имеют свою территорию.

— Да. Например, все эти, кажется, пришли сюда с востока.

Цвет у них был разный, но что-то в форме их тел и голов было схожее.

Миюри погладила одну из них по голове, и собака со счастливым видом забила хвостом.

— Значит, тот пёс пошёл в то место, где собираются собаки серебристого цвета?

— Приблизительно. А-а... не с такой хорошей шерстью, как моя.

Миюри уделяла своим волосам куда больше внимания, чем шерсти. Однако сейчас она приняла горделивый вид, уперев руку в бок и выпятив грудь.

— Что ж, брат, пока старый пёс приведёт тех, кого найдёт, купим им лакомства.

— Да-да, включая волчицу, которая командует бродячими собаками, верно?

— Хи-хи-хи!

С грустью улыбнувшись озорному хихиканью Миюри, я с этим сорванцом присоединился к потоку толпы.

Раусборн и сам по себе был большим, шумным портовым городом, но если отправиться в порт, создаётся ощущение, что толпа людей, затопившая это место, является продолжением моря, постепенно подсыхающего у дороги.

Море в этой части моря становится труднодоступным для плавания зимой из-за сырых, холодных северо-западных ветров, но сейчас на подходе полноценная весна, прихода которой ждали корабли.

— Миюри, не потеряйся!

— Это я тебе должна сказать, брат!

Лёгкая, невысокая Миюри ловко уклонилась от опасного столкновения с грузчиком, нёсшим огромный тюк на спине, осторожно обошла нескольких тучных людей, громко обсуждавших свои дела, восторженно посмотрела на овцу на плечах проходившего мимо пастуха, при этом она не забывала заглядывать в лавки по обе стороны дороги.

И не важно, что я могу упасть в этой толпе, рискуя быть затоптанным, неважно, что грузчик заорал, что я встал у него на пути, не имело значения, что тучные торговцы оттолкнули меня, а овца на плечах пастуха хлестнула меня хвостом по лицу.

В итоге я в растрёпанном виде догнал Миюри, когда она задержалась у одной лавки.

— Брат, ты, кажется, какой-то лохматый?

У меня не было слов.

Миюри, дожидаясь у лавки еды, достала из-за пояса деревянную ложку и принялась её покусывать.

— Грызть вещи — это дурная привычка.

Что тут скажешь? Миюри, грызущая ложку, напоминала щенка, у которого режутся зубки. Она лишь показала мне язык. А потом её позвал лавочник, чтобы передать еду.

— Это ещё что такое? — спросил я, имея в виду содержимое миски.

В детстве я был странствующим школяром, потом ездил по разным местам с торговцем Лоуренсом, отцом Миюри, потом сопровождал Эльзу, у которой я учился Священному писанию и умению вести себя среди людей.

Я мог гордиться тем, что достаточно увидел мир, но еда, которую с довольным видом получила Миюри, была ни на что не похожей и выглядела жутко.

— Хе-хе-хе. Я услышала о ней от каменщиков, приходивших в особняк! Сейчас в Раусборне это пользуется особым спросом — рагу по-пиратски!

В импровизированной миске из твёрдого дешёвого хлеба в руках Миюри, было непонятного происхождения варево.

— Там овечьи кости и потроха. Ну, мягкие части костей, которые есть у суставов. Это всё обжаривается, туда добавляются хорошо прожаренные рыбьи кости и соль. Потом туда ещё побольше чеснока, горчичных семян и ещё специй, потом добавить ещё масла и снова прожарить, перемешивая.

От рук Миюри действительно так и несло чесноком, заставляя слезиться глаза. Занятым тяжёлой работой каменщикам подобная кулинарная жемчужина действительно может быть по вкусу, но когда Миюри отправила в рот ложку варева, она тут же крепко-крепко зажмурилась, от избытка чувств, кажется, еле-еле удержав уши и хвост внутри.

Она, просто без ума от этой еды, буквально пожирала её, чуть не уткнувшись в неё лицом, такое поведение нельзя было счесть хорошим ни единым кусочком, хотя, признаться, я наблюдал за её пиршеством не без некоторого удовольствия. Заменив подобающие случаю слова вздохом, я хотя бы отвёл её в сторонку и усадил на ящик.

Миюри загребала деревянной ложкой, сопровождавшей её в путешествии, содержимое хлебной миски, закалённое мрачной пиратской приправой, иногда откусывая и от самой миски.

— Хап-хап... хам-мам... — проглотив, она взглянула на меня. — Мм. Тоже поешь, брат?

Когда она отлипла от еды и вспомнила, наконец, обо мне, вряд ли там осталось больше половины. Усмехнувшись этому, я предложил ей отломить кусочек хлебной миски и положить сверху ложку её содержимого. Я стараюсь избегать мяса, но осторожничал сейчас по иной причине.

Однако крепкий аромат оказался полон опасного соблазна. Во рту словно произошёл взрыв, от насыщенности вкуса у меня словно занемело в висках.

— Тебе понравится, — клыкасто улыбнулась, не переставая жевать, Миюри.

В отличие от неё, однако, я чуть не подавился и, еле удержавшись от кашля, сумел проглотить. Во рту никак не успокаивалось, но не сказал бы, что это было плохо. Пожалуй, во рту несколько пересохло.

— Мне бы сейчас эля...

— И мне! — тут же отозвалась Миюри на невольно вырвавшееся у меня пожелание.

Я посмотрел на неё с изумлением, как смотрят на что-то очень редкое.

Потом её рука снова пришла в движение, и я не выдержав, сказал, чтобы она ела помедленнее.

— Просто ложка слишком маленькая.

И она широко раскрыла рот и поднесла к нему для сравнения деревянную ложку.

Утварь, которую каждый берёт в дорогу, а пышно одетый торговец, например, даже выставляет свою серебряную ложку напоказ, размещая её на своей шляпе.

— Эта потрескалась, хочу новую.

— Это всё привычка грызть вещи. Или тебе сделать железную ложку?

— И-и-и...

Она волчица и не любила железа.

В тот момент я заметил появившихся, будто ниоткуда, бродячих собак, они подошли к Миюри. Может, их привлекла волчица, а может, соблазнительный запах еды в её руках.

— Не дам, — сказала Миюри, поднимая пиратскую еду, когда собаки начали тыкаться мордами ей в ноги.

Священное писание учит делиться с нуждающимися, кроме того бездомные собаки в этом городе помогли нам несколько дней назад во время беспорядков, мы должны им быть благодарны.

Но Миюри была недовольна.

— Фу-ухх... Когда эти щенки хотят, могут сами добыть еду. Я не должна давать её тем, кто охотится... — пробормотала она и зачерпнула ложкой еды, потом, с тоской посмотрев на неё, выложила на землю у своих ног.

Бродячие собаки завертели хвостами и стали хватать угощение, отталкивая друг друга.

— Ну, когда я путешествовал в прошлом, у меня бродячие собаки тоже несколько раз брали еду.

В ответ Миюри, снова принявшаяся орудовать ложкой, приостановилась, чтобы лукаво улыбнуться.

— Мой брат был одинок.

— Не могу этого отрицать.

Миюри радостно рассмеялась и собралась, было, вернуться к еде, но вдруг её глаза расширились. Проследив за её взглядом, я увидел людей в явно дорожной одежде, двигавшихся по улице с чем-то необычным.

— Брат, там! Смотри, большое блюдо! — крикнула Миюри, хватая мой рукав рукой, в которой она держала ложку.

Я испугался, как бы опять не испачкать одежду, что нам одолжили, но ей это было всё равно.

— Они, значит...

Дорожная одежда бывает разной, такую, что была на этих людях, я здесь не встречал. По красочности их одеяния и по уверенности, с которой они держались, я предположил, что они откуда-то из южных городов. Один из них нёс на спине связку каких-то огромных инструментов.

— Утварь, которую используют в тавернах города... Кажется, это что-то вроде того?

Ложка размером в руку взрослого мужчины, нечто вроде вил с двумя зубцами, ей можно было накалывать куски говяжьих туш. И ещё какие-то неизвестные мне.

— Хе, а зачем это всё путешественникам? Они тут таверну откроют, что ли? — полюбопытствовала Миюри, сжимая в руке ложку.

— Может, кто-то с юга обзавёлся здесь особняком. Видишь, мебель тоже несут.

— А-а, точно.

Миюри с явным удовольствием наблюдала за этими людьми, а потом, поднеся ко рту оставшуюся "еду пиратов", вдруг заявила:

— Я хочу такую ложку! Я б её использовала как ложку, а в случае опасности она пригодится как оружие. Разве это не потрясно?

Конечно, при таком размере Миюри с этой ложкой в руке была бы похожа на юношу с длинным мечом. Может, она бы с этой ложкой и хорошо смотрелась, но я боюсь даже предположить, сколько бы еды она ею смогла бы съесть.

— Нет, это будет нехорошо. Когда ты что-то купишь поесть, откуда ты собираешься вытащить такую большую ложку?

— У-умм. Будь деревянный прутик вроде верёвки для белья, можно было бы есть жареное мясо, сколько угодно.

Кажется, её сильно зацепило моё ограничение в один прутик.

— Господи, ты всё о том же...

— Да-а, но это же естественно, и я хочу вкусной еды столько, сколько влезет.

Когда уже думаешь, что по-взрослому рассудителен, а потом непонятным образом просто по-детски сглупишь... Я вдруг поразился тому, насколько неудобно было бы есть такими большими вещами.

Три пары глаз следили за Миюри, рассматривавшей тех людей на дороге. Бездомные собаки из порта Раусборна, верные слуги, готовые следовать за волчицей Миюри. Умные и послушные, они проследили за её взглядом и одновременно припали к земле.

Ради своего господина охотники и своих шкур не пожалеют!

— Миюри, Миюри.

— А?

Я хлопнул её по плечу и указал на бездомных собак, она поняла ситуацию.

Немного подумав, она довольно произнесла:

— Ага, народ, хотите отработать "пиратскую еду", что я вам дала?

Собаки повернулись к Миюри, размахивая хвостами.

— Ты что, Миюри!

Миюри, пожав плечами, отчётливо приказала собакам остановиться и весело рассмеялась.

— Боже, ты уже совсем...

— Э-э, вот: потрясная девушка-воровка возглавляет шайку бездомных собак, мм? Она воровка, которая ворует только у негодяев. Кажется, такое представление понравится в купальне.

Прозвучало это настолько мило, что описанная картина сама встала перед глазами.

Миюри — такой же сорванец, что и всегда, в её возрасте девушке бы следовало учиться шить и готовить, чтобы кто-то взял её в жёны, учиться подобающему поведению, выучить хотя бы одно стихотворение.

— Да-да, народ, в городе воровать нельзя. Воруют только плохие, — наставительно сказала Миюри, словно она уже стала новоиспечённым воровским вожаком, для большей значительности она свои слова сопровождала ударами деревянной ложки об остатки хлеба-миски.

Собаки, лёжа на животе, со скучающим видом внимали наставлению.

— Ха... — устало выдохнул я.

И когда Миюри повзрослеет?

И тут притрясся старый пёс.

— О, вернулся. И как?

— Ваф, — вздохнув, ответил пёс.

Рот Миюри скривился.

— Что он сказал?

— Место, да... у-у-у...

Пёс, робко ворча, завилял хвостом. Миюри деревянной ложкой зачерпнула "еды пиратов", откусила хлеба, а остальное положила перед носом пса.

— Брат, идём.

— Э? Куда?

Перешагнув старого пса, с удовольствием доедавшим хлеб-миску с "едой пиратов", и остальных собак, Миюри направилась к другому концу переулка. Потом остановилась, чтобы сказать:

— Кто-то охотится на собак.

Охотится на собак?..

Дальше она говорила спокойно, но жёстко, почти ожесточённо:

— Преследуют только серебристую и белую масть. Возможно, кто-то в городе преследует ту же цель, что и я.

— Не может быть, — ответил я, не задумываясь, хотя уже понимал, что может.

Такое количество людей проходит через порт на кораблях из разных стран. В мире существует не слишком много не-людей, но они есть. И вполне могли попасть в город — попала же сюда сама Миюри.

— Но зачем тебе так спешить? Если у вас одна цель, разве не будет естественным просто поделиться?

Миюри открыла шире глаза и показала клыки:

— Эта территория — моя! Моя мама мне очень настойчиво говорила об этом! Что ты будешь за волчица, если не станешь отстаивать территорию!

Вот она, ещё одна реальность Миюри. Её напор заставил меня застыть на месте.

— И когда случается то, чего ты не ждёшь, брат, это может оказаться чем-то плохим, так? Скоро увидимся! Эй, пока!

Миюри зашагала дальше, не дожидаясь ответа, я различил её выпущенные под плащом уши и хвост. В Раусборне, как в любом большом городе, много бездомных животных, включая собак. Отношение той, в ком течёт кровь повелительницы леса, к городу как к своей территорией может и не быть преувеличением, раз все собаки ей подчинились.

— Брат! — крикнула мне издали перед тем, раствориться в глубине переулка, Миюри.

Я подумал, мог и что-либо сделать в такой ситуации, мой взгляд упал на старого пса, доевшего "еду пирата". Я не виноват, читалось в его взгляде, мои плечи поникли.

— Она с рождения была своевольной девочкой.

— Ваф.

Охота на бездомных собак в этом большом городе могла воспламенить её волчью кровь. Я подумал, что оставить всё на самотёк не лучшее решение, это не просто очередная проделка девчонки-сорванца.

— Чёрт, идём, — пробормотал я, направляясь ей вслед.

Там, где пробежала Миюри, в воздухе танцевали блестящие на солнце волчьи волоски.

За свою долгую историю Раусборн обзавёлся множеством переулков. Другой бы в них давно потерялся бы, но только не Миюри, волчица, которая никогда не потеряется даже в лесу, где ничего не видно за деревьями.

Я решительно поворачивал направо и налево, пока не заметил, что квартал, куда мы добрались, принял привычно знакомый вид.

— Это... это... мм... Миюри, это неподалёку от нашего особняка? — спросил я, дыша ей на плечи.

Она дёрнула ушами и пожала плечами.

— Это совсем другое место, хотя действительно похожее.

Видимо, в городе есть несколько таких городков, где аристократы строят себе особняки.

— Кроме того... в этом месте воздух пахнет иначе. Я думаю, возможно, здесь собрались люди из какой-то далекой страны, и в этом уголке самые богатые из них строят себе дома.

Конечно, я не могу определить разницу в запахе воздуха, возможно, Миюри права.

— Бездомных собак не видно. На них охотились?

— Тот старик сказал, что за несколько дней поймали много его друзей.

— Это значит...

Если речь идёт об охоте на собак в больших городах, подобное возможно в немногих случаях. Например, очистить город от собак на пути следования короля или иного важного лица. Или ловить ради их шкур. Ещё могут их убивать во время голода или войны, для того чтобы есть.

— Я тоже шла сюда с плохими предчувствиями, но когда пришла, тут оказалось что-то непонятное.

— Непонятное?

Миюри выглянула из переулка, осмотрела улицу, потом прикрыла глаза и принюхалась.

— Не пахнет смертью. Нет запаха отравленной приманки, запаха крови, если забивали дубинками, ну или чего-то в этом роде.

Улица, в самом деле, выглядела очень мирно.

— Тогда, что за дьявольщина?

— Уу... мм... мм?

Нос Миюри зашевелился, волчьи уши тоже пришли в движение.

— Брат, сюда...

Она двинулась из переулка к улице, но я схватил её за руку.

— Уши и хвост.

Миюри состроила гримасу — вот же ж — и засуетилась, пряча тайные части тела.

— Не дай им поохотиться и на тебя, пожалуйста.

— В таком случае этот брат сможет мне помочь, верно? — сказала она с бесстрашной улыбкой, и я уже не мог сердиться на неё.

Да-да, погладил я её по голове, и она, двинувшись вперёд, довольно повела плечами.

— Тогда что там произошло? Кажется, ты уже что-то знаешь.

— У-умм... Что-то я поняла, но не всё сразу, — крикнула через плечо шедшая впереди Миюри. — Всех собрали в одном месте, но не похоже, что силой. Тогда бы пахло потом и злобой, но этого нет.

— Собрали собак в одном месте? Причём в таком месте?

Тихая часть города, в котором все здания построены со вкусом. Если тут заниматься чем-то ненормальным — вроде сбора бездомных собак, — можно заработать дурную славу, тогда жить здесь стало бы непросто. Есть куда более удобные места, чтобы сдирать шкуру с собак.

— Я подумала, что если всё станет ужасно, обращусь в волчицу и помогу, но я рада, что не пришлось об этом беспокоиться, — вдруг сказала Миюри, и я был немного тронут.

Этот себялюбивый сорванец всегда был добрым ребёнком.

Я похлопал её по голове, и она удивлённо оглянулась — что? что такое?

Затем мы тем же порядком — Миюри впереди, я за ней — подошли к четырёхэтажному зданию красного кирпича с великолепными железными воротами. К стенам были прикреплены железные держатели для флагов и факелов, значит, там жил кто-то достаточно важный.

Дверей со стороны улицы на здании не было, железные ворота прикрывали пустой проход прямо через здание во внутренний двор.

Стало очевидным, где должны быть собаки — внутренний двор по ту сторону здания.

— Выглядит забавно.

Если прислушаться, можно различить собачий лай и почему-то какие-то музыкальные инструменты. Каким бы безумцем ни был аристократ, он не стал бы собирать собак, чтобы послушать музыку.

Миюри попыталась в щёлку в железных воротах рассмотреть, что происходило во дворе.

Вдруг сверху донёсся чей-то голос:

— А-а! Я уже устал ждать!

Если ты взялся за ворота у дома важного человека, ты, в лучшем случае, нищий, просящий подаяния, в худшем — вор-взломщик, но в любом — тебе нет оправданий. Однако... "устал ждать"?

Как бы то ни было, я поднял глаза и увидел высунувшегося из распахнутого деревянного окна юношу, смотревшего на нас сверху. Почти мальчик, намного моложе меня, но на пару лет старше Миюри. Его золотистые с серым оттенком волосы мягко колыхались на ветру, как и положено для хорошо ухоженных волос. Да и одежда у него была достаточно роскошной, но вместе с тем строгой, подобную надевает Хайленд, занимаясь государственными делами.

— Я так рад, что наша просьба не осталась без ответа! Люди будут прямо сейчас, подождите минутку, пожалуйста! Я, правда, очень рад, слава Богу!

Его улыбка облегчения могла принадлежать только невинному ребёнку. Лёгкий розовый оттенок его белой кожи неправдоподобно хорош.

В то же время было ясно, что он нас с кем-то перепутал, я хотел ему подсказать это, но он уже скрылся внутри.

— Кажется, что-то не так...

Хорошо хоть, что нас не приняли за воров, но любопытно, за кого же тогда.

На Миюри её обычная одежда, ещё из Ньоххиры, а на мне одолженный у Хайленд наряд молодого торговца из крупного торгового дома. Моя обычная одежда слишком похожа на одежду священника, что слишком сильно выделяется в этом городе. А я ведь стал знаменитым здесь, не зная об этом и не желая этого.

Я подумал, не стоит ли попытаться бежать, но меня беспокоило, что этот высокопоставленный человек может встретиться мне где-то в будущем. Говорят же: объясни правильно сейчас, чтобы избавиться от хлопот потом.

Но как объяснить интерес к собакам светлой масти?

Я невольно простонал и вдруг заметил взгляд Миюри.

— Что такое?

Глаза Миюри, красноватый оттенок которых она унаследовала от матери, несколько раз моргнули так сильно, что это было почти слышно, потом она улыбнулась.

— Я думаю, ты всё-таки стал потряснее.

— Э... это?..

Затем она со счастливым видом обхватила мою руку. Иной раз я не могу понять Миюри, впрочем, я вообще не думаю, что смог бы найти в мире то, что я не понимаю сильнее, чем девичье сердце.

Меж тем к воротам, судя по звуку, кто-то подошёл. Не успел я придумать, с чего начать объяснения... ворота открылись.

За воротами оказался запыхавшийся, раскрасневшийся аристократ, который, опередив слуг, сам поспешил открыть ворота. Открыв, он тут же сжал мою руку и стал трясти её, чуть не выходя из себя от восторга.

— О-о, я рад. Я просто счастлив! Я так признателен!

— А, это...

— Нет, просто замечательно! Вы идеально подходите под то, что я хотел!

Он хотел? Я гадал, о чём это он, но юноша уже отпустил мою руку и вдруг благоговейно преклонил колено, прикоснувшись к руке Миюри.

— Это можно признать лишь за чудо Господне, что существо со столь прекрасными волосами, как у тебя, могло придти ко мне. Благодарю тебя за то, что ты сегодня уделила время и пришла.

Он движением истинного аристократа поднёс руку Миюри к губам, изобразив поцелуй. Миюри и так любила подобные вещи, а тут ещё похвалили волосы, предмет её гордости, её удовольствие было очевидным.

— Давайте, прошу, заходите. Немедленно займёмся подготовкой. Все уже были готовы сдаться. Нет, как я счастлив!

У него даже слёзы выступили на глазах, но я не мог так просто зайти, не зная, что за недоразумение тут произошло, я обязан был ему сказать:

— Прошу прощения... но, может, ты не за тех нас принял?

— Э?

Изысканное лицо его осталось изысканным, даже когда на нём нарисовалось изумление. Принимая во внимание обстоятельства, я стал объяснять:

— В общем, мы ищем в этом городе собаку... а говорят, что их собрали здесь во дворе...

Я счёл безумием поведать, что мы ищем бездомных собак и сказал так, чтобы встретить понимание юноши. Кроме того, я чувствовал вину за то, что нас приняли за тех, кого он ждал. Ну, а пока я думал, как разобраться с собаками в этой ситуации, юноша-аристократ повернулся ко мне и спросил то, что заставило растеряться уже меня:

— Э... а у... вас тоже бракосочетание?

— Мм?

— Я думал, что всё предусмотрел, но неужели совпали даты?.. Нет, раз вы собираете их сейчас, значит, ещё есть пару дней?

Аристократ в смятении приближается ко мне вплотную:

— Пожалуйста, подождите немного. Если можно, хотя бы сегодня... Нет, всё должно завершиться не позднее, чем через несколько дней. Я просто не хочу отпустить сейчас собак, которых я только-только собрал.

Юный аристократ чуть не плакал, я тем временем заглянул внутрь, откуда доносился шум, там я увидел множество собак с блестящей светлой или серебристой шерстью. Их тщательно ухоженная шерсть так и сияла, а красные ленточки, повязанная на шеи, создавали ощущение праздника. Невольно в памяти всплыло слово "бракосочетание".

Меж тем юный аристократ с несчастным видом продолжал говорить:

— Фухх! Мм... то, что вы пошли собирать собак означает, что вы не... тот, который должен быть вместо священника, и не его девушка-помощница?...

Тот, кто вместо священника. Девушка-помощница.

Я взглянул на Миюри рядом со мной, она тоже пребывала в недоумении.

Собаки со светлой и серебристой шерстью и девушка с серебристыми волосами. В этой части города живут люди, приехавшие из далёких мест, а потому у них есть множество своих обычаев, включая проведение бракосочетания. Белое одеяние, похоже, по традиции играет благоприятную роль.

И следовало учесть ещё, город Раусборн относился к королевству Уинфилд, все священники которого оставили свои обязанности из-за противостояния королевства и Церкви. А вступать в брак без напутственного ритуала священника — всё равно что не солить ягнёнка при готовке. Вот, видимо, и пытались совершить взамен какой-то традиционный обряд наподобие волчьего.

Приготовления, вероятно, велись в спешке, и когда мы появились, нас приняли за тех, кто им был нужен.

Но мы, к сожалению, не священник с сопровождавшей его помощницей. Более того, проводить венчание — важная часть работы священника, а не признанному Церковью человеку вести ритуал нельзя. Это явное нарушение канонов, которое сильно разозлит Церковь, если о нём станет известно. Я собирался это объяснить, но Миюри меня опередила. Она шагнула вперёд и сказала:

— Ладно. Мы, конечно, случайно сюда пришли, но если бы мы смогли тебе помочь, не смог бы ты тогда помочь нам?

Но, может быть, глаза Миюри засверкали не из-за возможности помочь другим, а потому что ей было интересно увидеть иноземную свадебную церемонию?

— А, правда?

— Постой-ка, Миюри, — попытался я пресечь её самоуправство, но получил толчок в грудь.

— У-умм. Моему брату подходит не любая одежда, но эта одежда человека из торгового дома выглядит прекрасно, — заявила Миюри, ударив в подтверждение своих слов кулачком в мою грудь.

— Да, да, полагаю, так и есть.

— И свадебная церемония, разве это не красивая одежда, возложение на голову венка из цветов и прохождение с невестой?

— Верно, верно, — подтвердил юноша-аристократ, наклоняясь к Миюри и беря её руки в свои.

Затем они оба уставились на меня.

— Брат мой, — вещала Миюри, пребывая в приподнятом настроении, — полагаю, что Господь желает помощи людям!

Миюри упомянула Господа, но, конечно, ею не вера двигала. Судя по блеску её глаз. Она жаждала сказочно белой одежды, венка из цветов на голову и прекрасного праздника. Я был готов призвать к здравому смыслу, воззвать к соблюдению канонов, но я видел, что юноша-аристократ передо мной действительно столкнулся с трудноразрешимой проблемой.

И потом, это же свадебная церемония, событие, продлевающее существование рода людского.

Что бы тут выбрал Бог?

Соблюдение установленных Церковью канонов или счастье людей? Дилемма была мучительна, но мой ответ изменить было сложно.

— Я... я не священнослужитель...

— Неважно! Это неважно! Просто постой для соблюдения формальностей!

Изначально свершение таинства брака было обязанностью священников, если пойти против духовенства, это будет расценено как преступление. Если я решил строго следовать правилам, я должен был отказаться.

Однако если только изображать священника на свадебной церемонии, духи и Бог проявят снисхождение. Если я не возьму денег, тогда, как я чувствовал, мне не сложно будет утверждать, что был лишь свидетелем, это если о церемонии всё же станет известно.

Если я не воспользуюсь таким оправданием, даже не представляю, чего мне придётся выслушать от Миюри.

— По-понимаю. Я помогу тебе.

— О-о! Большое спасибо!

Миюри расцвела в улыбке рядом с довольным благополучным разрешением проблемы аристократом. Мой поступок был, наверное, странным для меня, но я подумал, что ничего плохого не случится из-за моего участия в празднике.

— А, точно, я же ещё не представился, — и юноша облегчённо вздохнул, вытер глаза и приосанился, — меня зовут Меркурио Чедано.

— Я...

Я понял, что не знаю, как себя назвать.

Человек с именем Тот Коул больше не работал в купальне в деревне горячих источников. Преодолев в своём путешествии выпавшие нам с Миюри сложности, я обзавёлся прозвищем Предрассветный кардинал, и оно стало широко известным. И теперь в этом названии люди видят особое значение.

Миюри ладошкой закрыла мне рот под недоумённым взглядом Меркурио.

— Вообще-то, мы путешествуем. Он на самом деле мне не настоящий брат, он всё время работал в моём доме и стал привлекать к себе лишнее внимание.

Аристократы нередко путешествуют по свету, а в их домах порой возникают отношения вроде тех, о которых упомянула Миюри. Так что Меркурио ни в чём не усомнился.

— Мы искали в городе собаку, чтобы вернуть в особняк, где мы остановились. Особняк большой, и брат занят целыми днями...

Миюри притворилась не особо добропорядочной девицей, которой понадобилась собака, чтобы скрасить одиночество.

— И потом, я уже и так покинула дом вопреки воле отца, если он услышит, что я и мой брат приняли участие в неофициальной брачной церемонии, это его просто потрясёт. И потому не следует ли нам держать наши имена в секрете, чтобы они не донеслись до него вместе со странными обстоятельствами?

В словах Миюри нет лжи, но я в них ощутил ещё и глубокий, трудноуловимый подтекст. Миюри называет меня братом, но не стесняется говорить, что любит меня как мужчину. Слова о потрясении для отца, услышавшего об её участии в неофициальной брачной церемонии, были чем-то большим, чем выпад волчицы.

— А, это верно. Нет, я действительно понимаю. Когда я сказал отцу, что хочу отправиться изучать стихосложение, он очень обиделся. И я помню, как мне удалось его уговорить разрешить небольшую поездку под присмотром деда и после обещания вести себя должным образом.

— Ха-ха-ха. Везде то же самое.

Меркурио и Миюри, кажется, вмиг поладили.

— Не знаю, кто, что и откуда может услышать, и я просто не спрошу про твоё имя.

— Мм, спасибо.

Они снова пожали друг другу руки, после чего Меркурио повернулся и ко мне.

Раз мы идём, нам ничего не остаётся, кроме как сделать всё, что в наших силах.

— Мы сделаем всё возможное, чтобы твоя церемония, Меркурио, была прекрасной.

— Нет, это я, это я высоко ценю ваше согласие. Теперь пожалуйте внутрь.

Когда Миюри по приглашению Меркурио дошла до места, собаки тут же устремились к ней. Не обращая внимания на округлившиеся глаза хозяина, она стала гладить и трепать их по головам. Кажется, подготовка к церемонии шла полным ходом, слуги и служанки приходили и уходили, оркестр наигрывал мелодии. Настроение здесь царило приподнятое, оно передавалось и мне, погода тоже радовала, но когда я проходил в дверь, я ощутил сбоку чей-то взгляд.

Когда я поворачивал в ту сторону голову, я вроде бы заметил огненно-красную фигуру, но, посмотрев прямо туда, я ничего не увидел.

— Бра-ат? — спросила Миюри, заметив мой движение несмотря на окружавшую её ватагу собак.

— А, прости, — ответил я, догоняя её и продолжая беспокоиться о двери.

Что там было?

Если мне не показалось, взгляд был весьма жёстким.

— О-о, сейчас плотно прикрываем рты и устраиваем хорошую церемонию!

Воодушевление его слов эхом разносится по ярко освещённому солнцем двору.

Потрясающе трогательная собачка-щенок белой масти лежит у ног Миюри, волосы которой были увязаны сзади, а её обычную одежду сменил белый-белый наряд, на её голове красовался венок из прекрасных жёлтых и красных цветов.

Миюри, улыбаясь, гладила собачку под весенним солнцем и казалась настоящим ангелом.

— О, брат, — подняла она голову, заметив меня. — Хе-хе-хе, нравится? Хорошо смотрится?

В детстве в Ньоххире она бегала по полям с куском вяленого мяса в зубах, собирала вокруг ватагу деревенских детей и озорничала так, что хоть в обморок падай.

Она росла в удалённом от мира месте, и её дикарство с возрастом мало-помалу сглаживалось, Миюри постепенно становилась девушкой. Сейчас её собранные сзади волосы уже не заслоняют ушки правильной формы, и сияние драгоценных камней, украшавших их, казался волшебным, способным превратить девочку в девушку.

Увидев, как она прекрасна, я, заботившийся о ней как брат сызмальства, невольно прослезился.

— Да, смотрится просто великолепно. Я бы хотел, чтобы господин Лоуренс мог это увидеть.

— Э-э? Насчёт папы не беспокойся. Как бы я ни выглядела, он говорит только, что выгляжу мило.

К Лоуренсу, нежно любящему свою дочь, Миюри относилась не самым уважительным образом.

— А мой брат? Что скажет он?

Я испытывал те же чувства, что и Лоуренс, и мог лишь честно ей это.

— Ну, мне, конечно, кажется, что ты выглядишь очень мило.

Миюри, казавшаяся уверенной в себе, пожала плечами и облегчённо, но не без смущёния рассмеялась.

— Ну, как бы это ни было, ты эту церемонию понял?

Служанки, украшавшие то и это в особняке Меркурио, должно быть все уши прожужжали о ней Миюри. Вроде бы дочь семьи Пристол выходила замуж за сына из семьи Чедано. Оба рода возникли в дальней южной земле, и здесь они, особенно род Чедано, ведали вопросами поселившихся в этом месте мигрантов. Также нам немного рассказали об обеих семьях и о клятвах, которые приносились в отдельной комнате, к последнему у меня вопросов не было, такова была обычная процедура Церкви.

...В болезни и здравии... — когда речь заходит о цитатировании Священного писания, я могу быть уверенным в себе.

— Мм. Мне это всё тоже не так сложно. Сначала я забираю невесту из её комнаты и веду в часовню особняка. Затем мы кротко выслушаем молитву моего брата.

— А потом?

— Я в качестве ангела готовлюсь изгнать дьявола. Изгнание нечистой силы — это, наверное, что-то забавное.

Кажется, Миюри кое-чего не знала, что мне показалось, в самом деле, забавным.

Широко среди людей распространилось поверье, что жестокие злые духи не терпят сладкого. Церковь, обычно ревниво беспокоящаяся обо всех сторонах веры, необычно терпима к этому поверью. Конечно, трудно вообразить дьяволом того, кто с восторгом уплетает сладости, и даже самых упрямых священников это поверье не обходит стороной.

Поэтому на свадьбах царит крем из свежих сливок, взбитых с сахаром.

— А те люди, которых мы видели в порту, тоже шли в этот особняк на свадьбу.

Люди с большой ложкой и другими вещами, которых мы видели в порту, когда Миюри ела "еду пиратов". Они привезли свадебную мебель и ритуальные инструменты из дома родителей невесты, чтобы провести церемонию её бракосочетания с Меркурио. Буря разделила корабли, и, похоже, корабль со священниками, которых заставили отплыть из их родной страны, находился ещё где-то далеко в море.

— Я нарежу сладкое печенье большим деревянным ножом, а потом ложкой передам тебе, но ты не будешь его есть. Знаешь об этом?

— Знаю, знаю! Как ангел я нарезанное благословляющее печенье передам невесте. И тогда невеста будет кормить им этого аристократа?

Говорят, что обряд с печеньем появился во времена, когда голод был обычным явлением, он должен был отогнать эту угрозу.

А огромные ложки, вроде той, что несли те люди, используются и на самой церемонии, и для приготовления еды для целой оравы собравшихся гостей.

— Да, это предусмотрено, но печенье едят, когда они уже выйдут с благословением, перед тем, как во дворе начнётся обед. Но сначала будет ещё кое-что, так?

У этого ненасытного волчонка еда вытесняет из головы всё, когда речь заходит о ней.

— Э-э? Что же? Брат... тра-ла-ла... молится... э-э... вот!

Из-под лика изящного ангела появилась девчонка-сорванец Миюри. Не говоря уже о предвкушении того угощения, что последует за всем этим.

— Семья Чедано Меркурио, видимо, из старинных. Путешествуя по южным землям, я слышал о многих необычных свадебных обрядах, но меня удивляет, что их всё ещё придерживаются.

— Быть отважным — дело чести аристократа. Что стоит аристократ, не способный защитить свою невесту? — возразила Миюри.

Это один из самых ярких моментов церемонии.

Двое поклялись любить друг друга, но необходимо ещё показать всем присутствующим, что помимо искренности чувств жених является настоящим мужчиной, достойным своей невесты. На землях, где родилась и выросла невеста, было принято после принятия обета верности испытать жениха. Люди, представляющие родину невесты, с криком "это наша принцесса!" нападают на него на выходе из часовни. Ему надо было, защищая свою избранницу, проложить себе путь среди них. Только тогда его права признают.

— А мне, вот, интересно, сможет ли тот юноша это сделать... Не думаю, что он вообще держал в руке меч, — усомнилась Миюри.

— Это просто ритуал. Игра. Не думаю, что потребуется меч.

— В самом деле?

— Если бы это было во времена, когда бушевали войны, тогда могло бы быть и так.

Однако Меркурио, рассказывая про этот обычай, был весьма далёк от спокойствия.

Мы слышали, что семья Чедано уже давно перебралась из-за моря в королевство и занимается делами по всему острову, однако семья Пристол имеет ещё более древнюю родословную и слывёт приверженной традициям, согласно которым честь важнее денег.

Наблюдая за слугами, снующими по особняку, можно увидеть большие различия между семьями жениха и невесты, между родом Чедано, в руках которых сосредоточена значительная часть торговли в королевстве, и древним, но куда более простым родом Пристол, в котором ревностно чтили традиции.

Возможно, найдётся немало тех, кому семья Меркурио не по сердцу, потому что они считают, что жених купил себе принцессу за деньги, и потому меня не сильно удивит, если они предъявят свои претензии, когда дело дойдёт до... силовой части ритуала.

Тем не менее пока что особняк наполнен в ожидании свадьбы предпраздничным ощущением, и я думаю, то волнение Меркурио связано с тем, что он впервые переживает такое событие.

— Но это же здорово. Они на свадебной церемонии изображают сражение ради защиты невесты? — произнесла Миюри, болтая подолом своего свободно сидящего наряда, любительница приключений и любовных романов, она несколько поверхностно оценивает ситуацию. — Я бы хотела, чтобы кто-то, кого я люблю, защищал меня...

Она продумала свои слова, но я, взявшись помочь с проведением церемонии, ожидал от неё чего-то подобного. Миюри всегда говорит, что любит меня как мужчину и яростно борется за свои чувства. Я ни в коей мере не сомневаюсь глубине её чувств, но я стремлюсь стать священником, а потому Миюри мне лишь младшая сестра, пусть и не родная. Вот почему я продолжал сохранять внешнее хладнокровие, хотя в душе у меня всё было иначе. Я не мог ответить на чувства Миюри, но не обращать на них внимания тоже было неправильно.

Подойдя к ней, я взял её руку и осторожно занялся её ногтями.

— Я хочу всегда тебя защищать и всегда о тебе заботиться.

Если бы её волчьи уши были бы выпущены, они бы задёргались, будто в них попала вода. Ещё бы и других слов очень хотела бы услышать Миюри, но так мой ответ был совершенно искренен. Однако если бы она удовольствовалась им, ей пришлось бы признать поражение, и она нарочито глубоко и медленно вздохнула.

— Хмм. Вообще-то это мне приходится всегда защищать тебя.

— Именно так. Наше путешествие продолжается благодаря тебе. И я тебе благодарен.

Без мудрости, храбрости и смекалки Миюри, которой течёт кровь мудрой волчицы, один агнец давно обратился бы в прах среди водорослей бушующего моря.

Лицо Миюри казалось довольным, хотя она ещё пыталась выглядеть сердито.

— Продолжай тогда благодарить, — вдруг сказала она и, озорно рассмеявшись, протянула ко мне руки.

— Не стоит. Мне надо переодеваться. Вернёмся домой — тогда.

— Э-э! Обязательно! Ты обещал!

Ну, чистый сорванец.

И всё же от этого проявления привычной для меня Миюри на душе заметно полегчало.

Миюри с завязанными позади головы волосами и красивыми драгоценными камнями на ушах была похожа на фею, которая исчезнет, стоит лишь на миг отвести от неё взгляд, от этого мне становилось немного грустно.

Я был бы виноват перед господином Лоуренсом, сказав, что ощущаю себя отцом, выдающим свою дочь замуж, потому пусть будет так: старшим братом, выдающим замуж сестру.

— Как бы то ни было, когда начнётся церемония? Стоит немного расспросить.

Корабль задержался, найти кого-то на роль священника и его девушки-помощницы не удавалось, складывалось впечатление, что церемония будет перенесена, и некоторые приглашённые засобирались домой. Родные прибыли издалека, а весна — время напряжённое. К тому же аристократические семьи могут оказать влияние на местные события. Однако, глядя на скопление народа в порту, можно лишь представить, как трудно будет обеспечить корабль, а потому решение отложить церемонию тоже нелегко принять.

К тому Меркурио более, чем серьёзно, занят подготовкой к церемонии, потому что от неё и от приёма, оказанного невесте, зависела репутация его семьи. Аристократы — есть аристократы, и они подчинены многим условностям.

— А ещё я бы хотела поскорее поесть того, чем тут будут угощать. Когда на юге готовят еду, в неё добавляют пшеничную муку. Я просто в нетерпении попробовать!

— Ты уже ела "еду пиратов"...

— Хи-хи-хи! — озорно рассмеялась Миюри, не став к моему удивлению перечить. — А-а, что ещё из себя представляет эта невеста? Жених-аристократ смахивает на моего брата, значит, это должна быть милая девушка с серебристыми волосами, волчьими ушами и хвостом?

Я попытался посмотреть на Миюри построже, на что она ответила невинной улыбкой. Однако, опасаясь задержать церемонию, я решил сходить узнать, как идёт подготовка.

Вдруг из-за двери донёсся громкий разговор.

— Юная госпожа, куда же вы!

— Там те, кого пригласили.

Сразу после этих слов дверь с силой распахнули настежь.

— Это вы священник и его помощница?

— Да госпожа же!

За дверью я увидел девушку с великолепными огненно-рыжими волосами, отталкивавшую рукой испуганную служанку. Девушка была высокой и длинноногой, её превосходное платье не могло скрыть ни развитых плеч, ни рельефных мускулов. Она бы прекрасно подошла для пьесы, имеющей успех в Ньоххире и повествующей о женщине-рыцаре, побеждающей дракона.

Оттолкнув служанку, она шагнула в комнату и захлопнула дверь. Острый взгляд её глубоких тёмно-карих глаз оценивающе остановился на Миюри.

— Я слышала, вы здесь чужие и попали сюда случайно. Это так?

Теперь её глаза будто пронзают меня. Она не намного выше меня, но от неё буквально исходит мощь. Если речь зашла бы о физическом противостоянии, эта мощь заставила бы меня опасаться иметь её своим врагом. В то же время Миюри продолжала сидеть в кресле как ни в чём не бывало.

— Так?

Девушка нахмурилась и глубоко вдохнула, став от этого ещё больше. Судя по поведению Миюри, она не питает к нам зла, но её ярость очевидна. Может, её злило присутствие чужаков на бракосочетании, а может, её возмущал подставной священник. Словно бы её саму кто-то обрядил бы в доспехи и в качестве рыцаря поставил бы охранять слабых монашек в монастыре.

Но Миюри просто спросила:

— Это твоё платье... платье невесты, так? Тебе уже не нужно готовиться?

Мне вопрос показался странным, девушка же лишь фыркнула и приблизилась лицом к лицу Миюри.

— Вы двое, вам можно доверять?

Пусть девушка, пытавшаяся давить на Миюри, вдвое больше и втрое тяжелее её, Миюри ничуть не выглядела напуганной. Её прекрасное чутьё подсказало, что невеста не хочет нам вреда. Однако поведение невесты всё же выглядело странным. Прямо перед церемонией ворваться, чтобы просить о доверии...

— Это... — вмешался я, и глаза невесты устремились ко мне.

Я был готов испугаться, но сумел справиться с собой.

— Мы, конечно, выполняем свою роль чисто по случаю, но, думаю, это происходит и по Божьей воле. Я надеюсь, что мы сможем оказать тебе всё содействие, какое найдём в себе.

Конечно, если мне как подставному священнику скажут уйти, мне ничего не останется, как уйти. Как бы печально это ни было, делать нечего, я не настоящий священник.

— А ещё эти родовые легенды о серебряных волках, да? Мне от них не по себе, — пробормотала девушка, видимо, набираясь решимости.

Семья жениха Чедано и семья невесты Пристол имели на своих гербах изображение волка. С течением времени орлы со львами вытеснили волков, сохранившихся лишь на гербах некоторых старых родов, связанных с древней империей. В этих семьях хранилась традиция собирать на бракосочетания собак серебристой или светлой масти, то же самое относилось к волосам девушки-помощницы.

По этому поводу Миюри, конечно, сказала бы, что в мире не найдётся другой девушки с такими красивыми волосами, как у неё, что не удивительно, она же волчица. Да, собственно, больше никого подходящего у устроителей церемонии и не было.

Однако рыжеволосая невеста по-прежнему оценивающе смотрела на Миюри и даже будто сравнивает её с собой, словно сама была осторожной и внимательной волчицей.

Я всё же пока не знаю, о каком доверии спрашивала невеста, но этот вопрос она задала в первую очередь. Раз так, это наводит на мысль, что эта рыжеволосая девушка хотела предложить что-то такое, что предложить было нелегко.

Вступление в брак — это поворотный момент в жизни, который должен быть полон улыбок и благословений, а когда невеста, которую можно назвать главным лицом на этом обряде, выглядит так подавлено, кое-что сразу приходит в голову. И в первую очередь — это был для неё нежеланный брак.

Девушка передо мной не отличалась утончённостью, всё в ней говорило за то, что она была готова взять, что захочет, сама, своими руками. А сейчас она не желала соглашаться на брак, устраиваемый её родителями, не хотела им повиноваться. А если посмотреть на различия в положении и богатстве семей Чедано и Пристол, в принципах, которым они следуют, можно сказать, что здесь заключался брак, основанный на интересах родов.

Вполне возможно, что эта рыжеволосая невеста хочет предотвратить нежеланный брак и ищет, кому бы в этом довериться. Вопрос в том, должен ли чужак вмешиваться в подобное.

Но моя вера подразумевает, что я не могу оставить человека наедине с его бедой.

И тогда я сказал этой девушке, похожей на зверя:

— Моё имя Тот Коул.

— Ты чего, брат!? — глаза Миюри расширились от удивления, но она сама продолжила вместо меня. — В народе его называют Предрассветным кардиналом.

Это прозвище вызвало немалый шум в этом городе. Возможно, до рыжеволосой девушки дошли какие-то слухи, и она внимательно посмотрела на меня.

— Я скрыл свою личность от Меркурио, полагая, что будет неудобно, если бы люди меня знали как священника. Но если ты страдаешь или нуждаешься в помощи, я должен назвать своё имя. Моя известность тоже может при случае помочь.

Если воспользоваться налаженными к этому времени связями, можно будет избавить девушку от брака, к которому её принуждают. Вопрос, вот — доверится ли мне девушка... Но в её голосе прозвучала неприязнь:

— Если ты собираешься мне лгать, потрудись делать это более достойно...

Не зная, что ответить, я пожал плечами, а невеста негромко проворчала:

— Ну, в общем, физиономия более-менее соответствует слухам. А таков ли ты сам?

— "Предрассветный кардинал" — это прозвище, вроде клички собаки, мне до сих пор неудобно от неё, — ответил я.

Она фыркнула в ответ, а потом выражение смертной тоски сменило злость на её лице.

— Если бы... если бы только я могла бы... довериться вам двоим?

— Что до моего брата, я просто не могу поверить, насколько честным и глупым он является, — заявила Миюри и девушка ошалело перевела взгляд на неё. — Потому что, сколько бы такая милая девушка, как я, ни предлагала себя ему в жёны, он твердит, что будет священником или что может видеть во мне лишь сестру! Но мы же не родные брат и сестра, так ведь? Даже сегодня я залезла к нему под одеяло, а он ко мне — хоть бы что!

После слов Миюри, произнесённых со злым лицом, невеста беспокойно посмотрела на меня.

— Это... глупо. Она такая милая, почему бы тебе не взять её в невесты?

— В самом деле? — переспросил я, раздражённый таким ходом разговора девушки и Миюри. — Разве мы сейчас говорим не о тебе?

Девушка выпрямила спину, словно придя в себя. Не изящным движением, каким учат будущих невест, а резко и точно, словно обученный воин.

— Вы пришли... Нет, ты пришёл, ведомый Божьей волей. Я умоляю, я хочу, чтобы ты протянул мне руку помощи. Здесь больше не к кому обратиться.

Невеста, главное действующее лицо на церемонии, и она просит помощи.

Я встретил взгляд Миюри, глаза этой любительницы романтических историй просто сияли.

— Но я хочу ещё раз удостовериться. Вы же не действуете по приказам моего отца, это правда?

Дочь стремилась к свободе, которую отец старался задавить. Ситуация нередкая, а Миюри, привыкшая быть свободной, — лишь исключение из общего правила.

Но брак должен счастливым, а не навязанным.

— Никоим образом, и мы тебе поможем.

Лицо девушки исказилось, словно от удара кинжала в грудь, одно мгновение казалось, что она расплачется, потом её губы произнесли:

— Я благодарна вам. Я так благодарна вам. Прошу вас, помогите мне с этим безумием.

В конце концов, это нежеланный брак. Для Миюри романтический побег из-под венца, как любимая еда, её из этого дела не вытащить даже за её волчьи уши.

И тут девушка сказала вот что:

— Мой отец собирается убить Меркурио. Прошу. Помогите Меркурио, моему любимому.

— Э-э?..

Мир полон неожиданностей... Сказанное сейчас рыжеволосой невестой Арте Пристол оказалось прямо противоположным тому, что представлялось прежде.

— Отец собирается убить Меркурио, — повторила Арте. — Мой упрямый отец против этого брака. Моя семья жила своим искусством ведения сражений. В то время как семья Чедано разбогатела и давно уже живёт мирными занятиями. Для моего отца это неравный брак, он всегда говорил, что слабаки, ни разу не принявшие участия в сражении, не мужчины.

Я был растерян, проблема равенства брака действительно существует. Почему романтические отношения знати и простолюдинов и стали частой темой пьес. И семьи аристократов это явление стороной тоже не обходит.

Лицо Арте исказилось, как от боли, она, закусив губу, помотала головой, а потом стала вспоминать:

— Я помню, как впервые встретила Меркурио на празднике в моём родном городе. Отец невзлюбил его с того самого раза, когда мы впервые встретились.

— Вот как? — произнесла Миюри и, нежно взяв руку Арте, положила себе на колени, стараясь её успокоить.

— О-о. Когда Меркурио увидел мой меч, он прочитал стих, выгравированный на рукояти. Я была поражена, он не стал говорить об остроте меча, о той добыче, которую поразил меч. Впервые я встретила того, кто, увидев меч, заговорил о стихе, а я даже не осознавала, что на нём выгравирован стих. Меркурио привёл мне много стихотворных строк и историй во время нашего разговора.

Внезапно глаза Арте прищурились, вглядываясь лишь в ей ведомую даль, напряжение оставило её лицо.

— Он сочинил мне стих прямо по ходу разговора. Конечно, на домашних празднествах менестрели читают стихи, но они просто приходят и уходят. А его стихотворение, оно было простым. Вот, — она поиграла бицепсами, — если ты посмотришь на это и уподобишь меня цветочной фее...

Я не вполне понял, как мне к этому отнестись, но Миюри охотно рассмеялась и мягко спросила:

— Ну? Какое счастливое стихотворение было подарено госпоже Арте?

Конечно, Арте ждала этого вопроса, она произнесла смущёно, но гордо:

Ты славно, меч свой отложивши,

Вздремни иной раз у фонтана.

— Я не знаю, насколько хороший это стих... может, и нет. Но для меня он стал потрясением. Когда меня учили читать и писать, мне пришлось прочесть несколько старинных стихотворений, ещё на застольях я кое-что слышала. И меня поразило, что на свете может быть такое непринуждённое и нежное стихотворение.

Я когда-то учил Миюри читать и писать, тоже используя старинные нескладные стихи, и помню, сколько боли было тогда в её взгляде.

— Я совсем ум потеряла в то время от Меркурио. Я клянчила у него стихов, как дитя. Меркурио написал много стихов, заставивших меня беззастенчиво смеяться.

Может, у этого юноши и был талант к поэзии, но, скорее, он был просто добрым от природы.

Миюри была просто в восторге от рассказа Арте о Меркурио. Но тут лицо невесты вдруг помрачнело.

— Меркурио был таким для меня, но отец видел в нём слабака и болтуна. Отец сказал ему — когда врываешься в историю, не говори стишков, а когда что не нравится — поправь мечом, с таким, вот, сарказмом. А меня спросил, когда это я заинтересовалась поэзией. Этому твердолобому не понять талант и доброту Меркурио!

Видимо, достоинства Меркурио были слишком чужды тому, кто жил сражениями. Для отца Арте Меркурио был чужаком. Но кое-что оставалось неясным.

— Однако... этот твой отец, в конце концов, дал согласие на брак, так ведь?

Иначе ситуация не зашла так далеко.

— Да, но, конечно, не по доброй воле. Из семьи Чедано вышло немало талантливых людей, ведущих дела по всему королевству, эта семья стала одной из ведущих сил. Что если семье Чедано откажут в предложении руки и сердца? Отца это беспокоило. У нас многие умеют держать меч, но не перо. У нас нет денег, а сила меча уже не имеет былого веса в этом мире.

То есть, именно её отец был вынужден принять нежеланный для него брак.

— Есть немало историй о вынужденных браках с печальным итогом, но есть и с противоположным.

Арте нахмурилась.

— В нашей семье твердолобость в отношении древних принципов не имеет границ! Я подумала, что отец будет точно против моего замужества и сказала об этом Меркурио. Тогда он... взял меня за руку и поклялся, что будет использовать любую возможность, чтобы заключить союз, сколько бы других хороших предложений ему бы не поступало...

Вероятно, вспомнив тот момент, Арте покраснела и погладила свою руку.

Миюри, ценившая истории любви больше всего на свете, тепло улыбнулась детскому жесту Арте. И тут невеста словно очнулась, её лицо снова исказилось.

— Вероятно, против была не только моя семья. Похоже, и в доме Меркурио восприняли брак без радости.

— Вот как? Почему?

— Мы бедная семья и не умеем зарабатывать деньги. И потом... — Арте пожала плечами, показывая на себя рукой, — я вся из себя такая... Рядом не стояла со словом "невеста".

Я чуть было не кивнул, но Миюри остановила меня, наступив на ногу.

— Неправда. Арте — прекрасная невеста, — заявила она.

— Такая красивая девушка, как ты, сказала мне это, мне очень лестно. Спасибо.

— Это не лесть!

После подобного обмена мнениями Арте продолжила:

— В любом случае Меркурио действительно потрудился на славу. Но мой отец упрям, а мои родственники — просто дикари. Если тебе что-то не нравится, не стесняйся дать говорить своей силе.

Невольно представился главарь шайки разбойников или пиратов, но такое возможно и со старым аристократом. Если ты из семьи воинов, смысл твоего существования заключается в следовании пути воина.

— Но убийство? Не проще ли отказаться от брака? — спросила Миюри.

Её недоумение заставило Арте вздохнуть.

— Обычно ошибаются на ранней утренней молитве, а хитрость всё поправит. Вам рассказали о ходе церемонии? Там есть обряд, дающий прекрасную возможность.

— В ходе церемонии? Ну, я вхожу в часовню с госпожой Арте... посмотрим, что там ещё... э, неужели яд?

Похоже, она припомнила сладкое печенье, предназначенное отогнать дьявола, им Арте должна была кормить Меркурио.

— Н-нет, для этого им не хватит ловкости. И потом, печенье должно достаться и другим участникам, — возразил я.

— О, значит, нет. Тогда... — Миюри задумалась, стараясь понять.

Что за обряд более всего подходит для убийства?

— Не может быть... Обряд, когда родственники невесты нападают на жениха? — быстро проговорила она и тут же прикрыла рот ладошкой.

Арте медленно кивает.

— Будут утверждать, что произошёл несчастный случай. Ведь и вправду участники нередко напиваются или слишком бывают взбудоражены и наносят друг другу серьёзные ранения. Но это лишь делает этот обряд ещё более захватывающим. Сейчас всё будет происходить на маленьком дворике, а в моём родном городе в действие ввязываются толпы горожан, устраивая суматоху по всему городу. У нас вспоминают историю про свадьбу, которая должна была положить конец вражде двух воинственных семей, но там было много пьяных, разгорелась ссора, и многие погибли. Разве это не верх дикости?

При ограниченном числе участников выявить убийцу проще. Узнать его личность можно, а потому, безусловно, всё должно быть представлено так, будто это получилось случайно, само собой.

— Если это вправду случится, я хотела бы их всех прибить, одного за другим...

— Нет, постой, — перебил я Арте, — почему ты думаешь, что в самом деле замышляется убийство?

Вряд ли она могла попасть туда, где втайне могли обговаривать такой замысел. Значит, есть основания усомниться.

Арте подняла голову, её ярко-рыжие волосы словно полыхнули пламенем, её взгляд остановился на моём лице.

— На каждой земле люди должны быть заняты проведением весеннего праздника, но все мои сильнейшие родственники явили свои лица здесь. Что ты сможешь сказать про тех, кто способен один на один победить медведя, а потом пить из черепа медведя вместо чаши?

Миюри немного даже захватила такая подробность, но для меня стало ясно, каковы родственники Арте.

— И потом все они при мечах. Каждому есть, что рассказать о своих сражениях, из нас представлены здесь лучшие. Зачем им оружие на свадьбе?

— Но разве аристократы не всегда приходят на праздники при оружии? — спросила Миюри, вспоминая аристократов и членов королевских семей, приезжавших в Ньоххиру, она была немного знакома с их привычками.

— Бывает и так... Но это преимущественно украшенные драгоценностями церемониальные мечи, часто даже без клинков, — пояснил я.

— Верно, да? И потом, странное отношение отца. Он перестал разговаривать со мной с тех пор, как я сблизилась с Меркурио. Замысел в том, чтобы силой не допустить брак, и здесь... остаётся только убить Меркурио, — Арте с силой выдохнула, словно пытаясь вместе с воздухом вытолкнуть из себя овладевший ей гнев. — Вероятно, потом отец выдаст меня за кого-то по своему усмотрению. Он ценит только умение поднимать большие камни. Он надеется, что у меня будут сыновья. Он верит, что тогда наш род поднимется.

Устаревшие ценности военных времён. А Арте — дочь такого рода, впитавшая дух новых времён.

— Если бы можно было страдать одной мне, я бы ради семьи Пристол держалась столько, сколько было бы в моих силах, лишь бы не позволить причинить вред Меркурио.

Её рыжие волосы подрагивают, снова создавая впечатление пламени.

Миюри сияющими глазами посмотрела на такую Арте и снова ласково взяла её за руку.

— Я люблю этого человека, — с улыбкой произнесла невеста и тут же покраснела ярче своих рыжих волос.

Она подтрунивала над своей внешностью, считая её мало подходящей для невесты, но ей стоит смотреть на себя иначе. Любящая девушка должна быть счастливой.

— Однако, что же нам делать? — спросила Миюри, её слова вонзились мне в голову — в самом деле, что делать? — Обученные обросшие дядьки сжимают оружие — свою гордость. Как бы госпожа Арте ни была подготовлена, против неё будет много людей, а ей ещё надо кое-кого защищать...

— О-о... И правда. Я не могу идти на церемонию с мечом в руках. Моё оружие — это в лучшем случае большая деревянная ложка для печенья.

Миюри в порту в шутку обмолвилась насчёт использования этой ложки вместо оружия. Но даже если принять обряд за представление, деревянный инструмент не чета железному мечу.

— А ещё, возможно, вся моя семья, кроме меня стоит на стороне отца. Среди них нет близких мне людей. И я не скажу, что у Меркурио с семьёй всё хорошо... Наверное, в его семье есть те, кто разделяет интересы его отца. Когда не следят за теми, кто приносит на свадьбу оружие, приходится сомневаться в каждом.

И в этой ситуации, когда Арте было некому доверять, на свадьбу угодили чужаки, и она увидела в этом луч света. И пришла в эту комнату, подумав, что только здесь ещё она могла бы просить помощи.

Арте и Меркурио, двое молодых, которые просто хотят пожениться и ничего более. Просто чтобы церемония завершилась благополучно.

А значит, нам троим придётся противостоять целой группе выстроившихся в своей ярости людей.

— Или же, — вдруг произнесла Арте, — могу ли вообще сделать хоть что-то, кроме как уйти?

Если она уйдёт, без неё обряд защиты невесты потеряет смысл, а с ним и смысл что-либо предпринимать против Меркурио как со стороны семьи Пристол, так и со стороны семьи Чедано.

— Но ты не хотела уходить и потому пришла к нам, верно? — спросил я.

Арте простонала, словно от боли, и кивнула.

— Если ты хочешь сбежать с Меркурио, полагаю, я смогу тебе предоставить руку помощи...

По пути из Ньоххиры сюда я свёл знакомство с самыми разными людьми. И потому нет нужды сводить этих двоих с кем-то из не-людей, чтобы обеспечить бегство из королевства.

— Я б действительно хотела бы этого, но Меркурио следующий глава семьи Чедано. На нём и сейчас многое держится, если он исчезнет, в семье начнётся борьба претендентов на его замену. Плюнуть на всех и сбежать от них... я так не могу...

Арте была больше, чем девушка, владеющая мечом, у неё была ещё и мудрость смотреть в будущее.

— Я вот что подумала, не смог ли бы священник убедить моего заблудшего отца, что вы скажете?

Она спросила очень нерешительно, видать, сама в это не верила.

Будь я священником в летах, подёрнутым почтенной сединой... Но если бы в мире остались лишь те, кого может убедить священник, в мире прекратились бы все распри.

— Если его изначально решили убить, вам нужно просто опередить их.

— Ну... так... — со вздохом сказала Арте и стала смотреть в пол.

— Может, в часовне есть потайной ход? Я туда уже заходил, узнавая церемонию, там, к примеру, есть окна. Почему бы вам не сбежать таким путём? Всё бы расстроилось, всё вышло бы само собой, не было бы нужды изображать несчастный случай с Меркурио, он бы не пострадал, так?

— Это особняк богатой семьи Чедано. Окна недосягаемы, если в стекло вплавить позолоченную решётку. Рукой даже я не смогу такое разбить.

В военное время часовня может служить убежищем или сокровищницей, потому её делают хорошо защищённой. Похоже, это верно даже часовни городского особняка.

— Раз так...

Мы втроём отчаянно искали какое-то умное решение, но ни до чего путного додуматься не могли.

Наконец, Миюри направила на меня тяжёлый взгляд и щёлкнула пальцем по простому мешочку на шнуре, который она не стала снимать с шеи, даже переодеваясь.

Предлагает стать волчицей и помочь?

Вероятно, её мрачный взгляд был вызван тем, что иной возможности она не видела. Сколь прочными ни были окна, волчицы при её силе их проломила бы.

Но тут я припомнил одну подробность, упомянутую Арте. Строй мужчин, одолевших медведей в схватках один на один. Так подумать, волчицей их не испугать, а Миюри может столкнуться с серьёзной опасностью. Конечно, обнажать меч в таком священном месте, как часовня, грешно, но... Я вдруг кое-что понял. Всё происходит в священном пространстве часовни. Если так...

— Во-от как.

— Что такое, брат?

Девушки смотрели на меня. Я же посмотрел в лицо Арте.

— Госпожа Арте, если у твоих противников будут пустые руки, ты сможешь защитить господина Меркурио?

Она похлопала глазами, потом сжала кулак и оценивающе посмотрела на него. Сжала кулак плотнее, разжала и сжала ещё сильнее.

— Я бы не стала сдаваться, выстроись даже все мои родственнички в очередь. Даже если мне их не удастся одолеть, если у них не будет мечей, я смогу стать щитом для Меркурио на нужное время.

Я представил себе, как Арте отважно противостоит целой толпе.

— Но ты сможешь это устроить? Воин не позволит отобрать у себя оружие.

— Конечно, если ты воин, ты не захочешь, чтобы у тебя забрали меч. Но обряд проводится в часовне. Если их цель — убийство, а не испытание, они могут счесть, что имеют преимущество. Они могут положить мечи на какое-то время.

— Это... это возможно.

— Как ты сможешь забрать мечи? — спросила Миюри.

Я собрался ответить, но в дверь постучали и, не дожидаясь ответа, открыли.

— О-о, Арте! Наконец-то отыскалась! Чем ты занимаешься в этом месте? Церемония вот-вот начнётся! А священник с помощницей готовы нам помочь? Тоже собирайтесь! Давайте, давайте! — шумела, врываясь в комнату, женщина, по всей видимости, служанка семьи Пристол.

Ясное дело — церемония должна начаться, а невесты нет. Служанка забегалась, её волосы растрёпались, лоб усеяли капельки пота, а за её спиной с еле-еле переводили дыхание молоденькие служанки с белоснежными одеждами, чтобы завершить подготовку невесты.

Времени больше не оставалось.

— Да, уже иду, — ответила Арте и, повернувшись ко мне, проговорила быстрым шёпотом почти в ухо. — Если только заберёшь оружие, я как-нибудь уже справлюсь. Прошу тебя.

И вышла из комнаты. Её осанка была полна жертвенной решимости, словно она была благородной принцессой побеждённой страны и шла под топор палача. Миюри с тревогой смотрела, как молодые служанки тянут Арте за собой.

— Ты тоже не задерживайся, — сказала, задержавшись в дверях и обращаясь к Миюри, первая служанка.

Да и мне пора было идти в часовню.

— Брат, — только и сказала Миюри, глядя на меня тревожно и сердито.

— Часовня — это моя территория. Есть много возможностей призвать людей опустить оружие и остановиться. Я вооружусь всеми своими знаниями, чтобы убедить их опустить оружие.

— Но всё же...

Если они и сложат оружие, то где-то рядом.

Я положил ладонь на щеку Миюри, читая на её лице тревогу и желание, чтобы всё скорее закончилось.

— Не смотри на меня так. Испортишь твой миленький наряд.

Она надулась и покраснела. Наполовину от смущения, наполовину от гнева.

— Если подумать, разве у нас тут нет многочисленных союзников?

— Союзников?..

— Когда ты тихо и спокойно идёшь в часовне, с тобой всегда рядом верный союзник.

— А-а... — разочаровано откликнулась Миюри.

У ног Миюри почему-то всё ещё спала маленькая обладательница собственной шубки, и я со значением посмотрел на неё.

— Да. В подобающий момент я обращусь к присутствующим, чтобы они сложили оружие. Чем больше в семье тех, кто чтит старинные традиции и честь, тем легче они должны подчиниться.

— И тогда я должна заставить собак унести мечи?

Мы ели "еду пирата". Когда Миюри проявила интерес к группе людей, верные ей бродячие собаки чуть не бросились на то, что посчитали добычей вожака. Да и в простой ситуации сколько раз бродячая собака с дурными наклонностями утаскивала еду у путника посреди путешествия. Такая целеустремлённость помогает им пережить трудности бродячей жизни.

А если вспомнить, как радостно собранные здесь бродячие собаки встретили Миюри.

Их-то и использовать, чтобы унести оружие.

— Даже если унести оружие не удастся, отвлекаясь на собак, противники замешкаются. Думаю, это замешательство даст возможность убежать.

Миюри, кивнув, улыбнулась с таким видом, будто мои слова произвели на неё впечатление.

— В брате, наконец, завелась мудрость.

— Лишь благодаря твоей помощи.

Я ущипнул Миюри за щёчку, она улыбнулась, как от щекотки.

— Ладно, пошла к госпоже Арте.

— Да. Сделай всё, что надо.

— Оставь это мне!

Миюри, потрепав собачку по голове, разбудила её, поднялась и вышла из комнаты. Это бракосочетание обязательно завершится благополучно.

Судя по всему, я сумею показать себя отменным образом как священник, нет причин думать, что участники оставят мечи при себе. Надо лишь убедить в этом себя и успокоиться.

— Ладно, идём, — сказал я себе вполголоса и, преисполнившись духом, поднялся.

Если двое таких, как Арте и Меркурио, не смогут соединить свои жизни, о какой Божьей справедливости я бы смог говорить впредь?

Я подошел к двери и потянулся за ручкой.

Однако рука поймала лишь воздух: кто-то из коридора рванул дверь на себя.

— Миюри? — спросил я, подумав, что она что-то могла забыть, и поднял взгляд.

Я словно примёрз к месту. Передо мной стоял огромный мужчина, глядя на меня. Его борода полыхала таким рыжим огнём, что он не мог быть никем, кроме как отцом Арте.

Ручищи этого мужчины, приверженного ценностям времён войн и намеревавшегося убить Меркурио, могли поспорить с его ногами в толщине. Я видел его бычью шею и ощущал себя лягушкой под взглядом змеи. Я достаточно знаю, что слово Божье редко останавливает насилие, как бы сильно ни верить в Бога.

— Те... тебе что-то нужно? — с трудом выдавил я, сумев несколько укрепить под конец свой голос, но рыжебородый великан продолжал молча смотреть на меня.

Глупо спрашивать, почему он пришёл именно сюда. Для живущего войной с железной непреложностью действует волчье правило — выслеживай добычу. Надо думать, он следил за Арте, чтобы она не помешала убийству.

В таком случае опасность угрожает и Миюри.

Я медленно переступил, силясь вспомнить план особняка. Мы сейчас на втором этаже, за деревянным окном расположена беседка с музыкантами. Надо суметь быстро повернуться, выпрыгнуть в окно на крышу беседки, а с неё спрыгнуть во внутренний дворик.

А поскольку дворик находится внутри здания, шум при побеге непременно достигнет ушей Миюри, которая сразу поймёт, что что-то произошло.

Продумав это, я вдохнул поглубже... и это всё, что я успел.

— Я знаю тебя. Что за тайная беседа могла быть у моей дочери и Предрассветным кардиналом? — сказал великан, хватая меня за плечо.

Вывернуться и бежать было невозможно.

Неожиданно появившийся отец Арте знал, кто я такой. Проворная волчица Миюри ничего не знает о том, что медлительный агнец попал в безвыходное положение.

Более того, обсуждение всего того странного, с чем пришла Арте, не было завершено. И оставшееся для тех, кто, рискуя жизнью, метался по полям сражений, было не более, чем детской игрой.

Отец Арте не стал противиться свадьбе, он даже нашёл в ней удобное стечение обстоятельств.

Теперь мне оставалось лишь подчиняться указаниям отца Арте.

Он, не теряя времени, повёл меня в часовню, там обстановка была достаточно разогретой.

Родственники обеих семей разместились по разные стороны пути в часовню, семья Чедано справа, Пристол — слева. Это было очевидно по собравшимся без каких-либо объяснений: людей по обеим сторонам было поровну, зато мускулов слева — вдвое больше.

Отец Арте с достоинством, подобающим главе древнего рода, сопроводил священника — то есть меня — показывая ему дорогу.

Будучи уже недалеко от алтаря я посмотрел на облачение Пристолов — они словно на войну собрались, как и говорила Арте.

Затем отец Арте поприветствовал семью Чедано, выстроившихся в ряд. Один из них был весьма толст, но лицом похож на Меркурио.

Сам Меркурио, один из главных действующих лиц, должен был в это время отчаянно молиться о благополучном завершении этой церемонии в комнатке для молитв, примыкающей к часовне. Тем самым должна была заниматься и Арте, рука об руку с Миюри ожидавшая в своей комнатке.

Я тяжело вздохнул перед Священным писанием — желания и устремления основных участников церемонии не совпадали. Жаль, что они не согласны друг с другом, ведь бракосочетание они должны были встречать в общем порыве и с единым чувством.

Наверное, своим скорбным лицом я сейчас напоминаю какого-нибудь знаменитого священника.

Отец Арте втиснул своё большое тело в молитвенную скамью и посмотрел на меня. Сила на моей стороне, не так ли? Будь уверен, что да.

У меня не было выбора, кроме как кивнуть.

— В этом мире Господь создал мужчину и женщину...

Обряд бракосочетания начался.

Не думаю, что моя проповедь настолько хороша, но слушатели казались увлечёнными ею. Или же они внимали слову Божьему в предвкушении предстоящего.

Там, за роскошными окнами из раззолоченного стекла завершали подготовку к свадебному пиру.

Эта кажущаяся умиротворённость вызывала у меня ощущение, будто вокруг меня пустота.

— Пусть войдёт жених, чтобы пред ликом Божьим взять невесту в свои жёны.

Слово Священного писания прозвучало, все обратили свои взгляды на вход в часовню. Двое стражников в лёгких доспехах открыли дверь часовни для венчания аристократов. Вместо наконечников на их копьях метёлки серебристого меха.

Копья скрестились над входом, и под ними прошёл, глядя напряжённо, Меркурио. Не похоже, будто он с трудом сдерживал счастливую улыбку — всё из-за устремлённых на него суровых взглядов членов семьи Пристол.

Он отвесил осторожно-неловкие поклоны сначала Богу, потом каждой из семей. Поднял голову, посмотрел на меня, судорожно сжал губы и пошёл к алтарю. Подойдя, Меркурио положил руку на грудь, поклонился коричневому церковному гербу и встал перед алтарём с левой стороны. Место для Арте — перед алтарём справа.

— Теперь пусть все встанут.

За закрытой дверью Миюри и Арте должны в этот момент прислушиваться к каждому звуку.

Закрыть глаза, сделать медленный вдох, а затем выдохнуть.

Я посмотрел на отца Арте, он специально отвёл взгляд.

— Всех, у кого есть мечи, прошу их снять. Если во время церемонии мечи будут застревать в молитвенных скамьях и опрокидывать их, статус жениха будет нарушен.

Когда семья Пристол стала выполнять моё указание, раздался взрыв смеха — им было тесно, что вызвало забавную сумятицу среди них. Каждый, однако, снял меч и прислонил к спинке скамьи перед ним. Отец Арте, зная распорядок церемонии, с ухмылкой поступил так же.

— Певчие.

По этому сигналу мальчики, ожидавшие у часовни, начали петь, почти не меняя высоты голосов.

— Теперь пусть войдёт невеста, которая станет сегодня женой.

Дверь открылась, и раздались восхищённые крики. Кажется, их вызвала Миюри, она выглядела просто ангелом, Арте, прекрасная в своём белом одеянии, выглядела всё же несколько тяжеловесно. Их со всех сторон окружал белый и серебристый мех собак, с гордостью и достоинством сидевших там же.

Я видел, что даже Миюри, которая всегда выглядит так, будто в мире нет ничего страшного, очень беспокойна. Я посмотрел на неё, она ответила чуть заметным кивком, взяла руку Арте и повела в часовню. Собаки пошли за ними, держась у их ног и создавая впечатление, что девушки ступали по облакам.

Подбор собак, конечно, заслуживал внимания, но согласованность их движения производила сильное впечатление.

Лица мощных членов семьи Пристол, похоже, посуровели при виде принцессы их мини-страны в городе. Они прищуривали и напрягали глаза, чтобы увидеть всё. Заметнее всех выделялся отец Арте, чья рыжая шевелюра, кажется, встала дыбом.

По традиции невеста остановилась перед отцом, притронулась к его руке и поблагодарила. То, что происходило между дочерью и отцом, позволило кое в чём выйти за рамки простого церемониально-формального приветствия. Я заметил, как Миюри на заднем фоне этой сценки смотрит на собак, и те, не привлекая к себе внимания, разбегаются по местам.

Когда приветствие Арте завершилось, Миюри снова взяла её за руку и повела к Меркурио. Арте на меня не смотрела, но Миюри, с изяществом удаляясь, бросила на меня взгляд и легонько кивнула.

— Жених Меркурио Чедано.

Услышав своё имя, он посмотрел на меня.

— Невеста Арте Пристол.

Она сделала то же самое.

Ритуал бракосочетания распространён по всему миру, он благословил несчётное число людей.

Даже Миюри, проявлявшая куда больший интерес к своим волосам, нежели к текстам Священного писания, знала слова, составлявшие оглашаемую мной клятву:

"...В болезни и здравии..."

Меркурио глубоко вздохнул, словно попытался проглотить своё напряжение и ответил — "Клянусь", и Арте, чуть не на голову его выше, повторила за ним — "Клянусь".

— Теперь жених и невеста обмениваются кольцами.

От каждой семьи подошло по человеку, каждый обеими ладонями держал красную ткань, подобающую аристократической церемонии.

На этой ткани они благоговейно несли золотые кольца.

Меркурио первым надел кольцо на палец Арте, потом она повторила это сакральное действие. После этого Меркурио смущёно улыбнулся и получил такую же улыбку в ответ.

Казалось, связь между ними можно было потрогать руками.

Вот и всё, не удивительно, что я ощутил радость.

Бог смотрит за всем, что происходит.

Но люди всего не видят.

Например, что на самом деле творится в людских сердцах.

— Объявляю вас, давших здесь клятву супружеской верности, мужем и женой.

После этого возвышенного провозглашения раздались неистовые рукоплескания. Казалось, сейчас трещины испещрят стены часовни.

Меркурио взял Арте за руку, сжал губы, повернулся к присутствующим и изящно поклонился. Арте, чуть отстав, повторила его движение.

И вот, перед ними двоими я должен был прочесть слова, врученные мне при объяснении церемонии.

— Теперь, согласно традиции, с давних времён существовавшей на землях обеих семей...

Я услышал, как меняется тональность рукоплесканий.

Неужели сейчас всё может кончиться в любой момент? Арте, не успев до конца выпрямиться после поклона, похоже, тоже ощутила изменение в настроении. Её потрясающие мышцы на открытой части спины напряглись.

— Прочность связи этих двоих, подтверждённая Господом...

При этих моих словах к алтарю вышли две собаки. У обеих круглые чёрные глаза разительно выделялись на фоне белой шерсти, они гордо размахивали своими хвостами-колечками.

И теперь все заметили это.

Каждая собака в пасти несла меч.

— О, это же... — произнёс кто-то.

Присутствующие увидели, как лежавшие белыми ковриками собаки пришли в движение, через мгновение каждая с мечом в зубах с поразительной быстротой бросилась прокладывать путь из сутолоки, используя навыки своего тела, отточенные бродячей жизнью.

Люди пытались остановить собак, но им мешали собственные массивные тела, из-за которых им пришлось бороться ещё и с теснотой. Их задачу затрудняло и то, что никто не знал, что происходит, многие, вероятно, думали, что это часть обряда.

Мальчишки-певчие явно решили, что настал момент дикого ритуала и вместо прежней торжественной песни запели героическую, которой воодушевляют воинов перед сражением, музыканты, ожидавшие этого, бросились со своими барабанами к часовне, некоторые из них спотыкались о мечи в зубах собак, спешивших сюда же. Люди падали в кучу, вызывая у присутствующих одновременно смех и возбуждение.

Лишь отец Арте и ещё несколько человек хладнокровно остались на своих местах.

— Брат, — раздалось рядом со мной.

Я и не успел заметить, как Миюри проскользнула ко мне, её глаза ярко сияли, в руке она держала чей-то меч. Арте тоже начала движение, чуть согнув ноги в коленях. Она медленно потянулась к мечу в зубах собаки у алтаря, вкладывая в эту медлительность весь свой накопившийся гнев.

Именно такое развитие событий и предполагалось нашим замыслом, но нашёлся тот, кто остановил его.

— Арте, — с решимостью в голосе обратился Меркурио и сам взял оба меча у собак, которые немедленно залаяли на него, — тебе не нужно его брать.

Арте подняла лицо к встававшему Меркурио.

— Вот так! — сказал он, подняв правую руку с мечом. — Я Меркурио Чедано! Тот, кто добивается прекрасной Арте!

Он произносил слова в старинной манере, в какой во минувшие времена войн вызывали на поединок. Ошеломлённая Арте нерешительно потянулась к мечу в левой руке Меркурио. Тот же, будто предвидел это, отбросил этот меч вперёд.

— Меркурио! — раздался полный тоски крик.

Юноша вздрогнул, этот крик пронзил ему грудь, но он почти сразу улыбнулся.

— Всё в порядке, Арте. Поверь мне.

— Наоборот, Меркурио, ты ничего не знаешь! — прокричала Арте, не замечая, как к ней сзади тихо подошло несколько мужчин. — Ой, что... что... пусти. Пусти!

Навалившаяся толпа заглушила крики Арте, она и Меркурио, не выпустивший меча из руки, растворились в толпе.

Миюри изо всех сил старалась отомкнуть защёлку меча в её руках, вероятно, намереваясь рвануть с ним на помощь. Я схватил её за плечо и оттащил в сторону.

— Бра-брат, скорее отдай мой меч госпоже Арте, скорее!

И она потянулась за своим мешочком с пшеницей. Настало время серебристой волчице спасти невесту и её суженного. Миюри тянулась за пшеницей, глядя на меня глазами, полными слёз.

— Уберите руки! Ваша принцесса отныне — моя жена! — возвысил голос Меркурио, поднимая меч и напирая толпу.

Толпа чуть сдвинулась, освободив небольшое пространство. В этом промежутке стало видно, как трое мужчин удерживали пленённую принцессу — Арте — и удерживали с большим трудом, с таким неистовством она вырывалась из их мускулистых рук.

При виде этого я резко выдохнул.

— Отлично, спросим у мечей, годится ли мой зять в мужья моей дочери, — ответил отец Арте, поднимая и обнажая брошенный Меркурио меч и отбрасывая ножны прочь.

Разница в их телосложении была бы видна самому неопытному в боевом искусстве, достаточно было мельком глянуть на толщину рук, сжимавших эту пару мечей.

Арте, крича, с безумной силой забилась в державших её руках.

— Меркурио!

Отец Арте занёс меч.

Сноп искр почти ослепил глаза, от грохота закладывало уши. Железный гром сотрясал тело до самой середины, от скорости и напора ударов холодок бежал по спине. Миюри сжала кулачки и смотрела, не дыша и не моргая, будучи всей душой сейчас с Меркурио. Когда она рванулась туда, а я удержал, её глаза полыхнули на меня такой яростью, какой я прежде не видел.

— Почему, брат!

Если собираешься мне и дальше мешать, пусть ты и мой брат...

— Миюри, — называл я имя доброй девочки, которая могла на кого-то сильно-сильно разозлиться, и на меня посмотрели леденящие кровь волчьи глаза.

Но я ответил спокойным взглядом. Не потому, что мне было безразлично её состояние, не потому, что я бросил на произвол судьбы Арте и Меркурио. А потому, что помнил, что говорил отец Арте, вошедший, когда Миюри ушла вслед за невестой.

— Всё в полном порядке, — сказал в короткой паузе между сериями ударов Меркурио. — Все лишь стараются проявить уважение друг к другу.

— Э?..

Блеснул растерянный взгляд, то ли он принадлежал Миюри, то ли Арте...

Потому что там, за стеной людей, происходило немыслимое. Меркурио, образчик изнеженного аристократа, великолепно отбивал удары отца Арте.

— Нум! — последовал удар в торс.

Меч был вынесен так, что составил с рукой, его державшей, горизонтальную линию. Меркурио снова успешно отбил удар. При блеске искр было видно, что стройного юношу чуть не снесло ударом в сторону, но удар был отбит уверенно.

Покачнувшись, Меркурио восстановил равновесие и снова поднял меч, через мгновенье со стороны семьи Чедано раздались громкие возгласы.

— Давай, вперёд! Не бойся волка Пристолов!

На подбадривания семьи Чедано тут же отзывались голоса из стана бородачей.

— Белая мантия Чедано — овечья шкура! Выщипи шерсть! Обдери ему шкуру!

Меркурио отбил серию ударов отца Арте, следовавших один за другим. Сама Арте смотрела на это широко распахнутыми непонимающими глазами, Миюри тоже была ошеломлена.

Каждый отбитый Меркурио удар сопровождали радостные выкрики, вверх взлетали шляпы, кричали хором мальчишки-певчие, музыканты били в барабаны и что-то играли.

— Неужели это меч прославленного волка Пристолов? — отважно выкрикнул, тяжело дыша, Меркурио.

И, не дожидаясь ответа отца Арте, решительно замахнулся мечом, потом пошатнулся и... всё же сумел донести меч до плеча противника и протянул свободную руку.

Он мог протянуть её одному-единственному человеку.

— Идём, Арте!

Трое мужчин, удерживавших Арте, вдруг полетели на пол. Сама же она, как будто её действительно освободили, благодарно присела в реверансе и посмотрела на Меркурио, на его красивые волосы, прилипшие к взмокшему лбу. Он взял её руку и крепко сжал.

— Твой преданный слуга защитил тебя! Меркурио Чедано защитил свою жену Арте!

Отец Арте устремился к ним, и Меркурио поднял меч своей рукой и сделал натужное движение. Теперь, конечно, ситуация полностью прояснилась. Изящная рука Меркурио была достаточно измучена, и он еле-еле удерживал меч, но отец Арте выпустил своё оружие от лёгкого к нему прикосновения.

— Арте, путь открыт! Идём!

Она изумлённо посмотрела на Меркурио, но когда он пошатнулся, удержала его за руку, поднялась и обняла, поняв, наконец, какую роль ей следует играть.

Почему у родственников Арте было оружие на свадьбе и почему Меркурио был уверен, что с ним всё будет в порядке?

Арте повернулась к отцу, тот поднял руки, словно признавал своё поражение.

На мгновенье показалось, что она заплачет, но её взгляд немного опустился, остановившись на Меркурио. Красивый юноша, немного меньше её ростом, на вид аристократ из хорошей семьи. Рассказывал, как рассердился его отец, услышав просьбу о путешествии ради изучения поэзии. Его рука сжимала рукоять меча считанное число раз.

Однако Меркурио счёл, что должен быть сильным, чтобы стать мужем. Арте стеснялась своего крепкого тела, не подходящего невесте, и он тоже испытывал нечто похожее в отношении себя.

А что же родственники Арте?

— Всё прекрасно... да? — произнёс Меркурио, потянув за собой Арте к выходу из часовни, его выход напоминал последнее действие пьесы о спасении принцессы.

Бородачи, наблюдая за этим, озабоченно переговаривались. У двоих носом шла кровь — результат сопротивления Арте, когда её "похищали".

"Принцесса могла выйти из себя и испортить церемонию...", "По-моему, она могла вырваться, даже если бы мы взяли Меркурио в заложники", "Если бы всё же дошло бы до резни, я надел кольчугу на этот случай, хорошо, что обошлось без этого".

Когда отец Арте тогда появился передо мной, он мне кое-что порассказал.

До самого последнего времени Арте не интересовало что-либо, связанное с замужеством. Она всегда держала в руках не иголку с ниткой, а меч.

Как отца его радовала её просьба научить обращаться с мечом, но его не могло не беспокоить будущее дочери. Судя по всему, он решил использовать Меркурио для преодоления этого затруднения.

Но к его изумлению, стоило ему свести вместе Арте и Меркурио, они сразу поладили. А когда их общение затянулось настолько, что Арте забыла про свой любимый меч, изумление быстро превратилось в подозрение.

Арте — умная и отзывчивая девушка. Она могла распознать заботу отца о замужестве дочери, не подавая виду о том. И раскрыть намерения отца, связанные с Меркурио, каким бы неинтересным он ей ни показался. А поладить Арте могла с семьёй Чедано ради положения своего отца, нет, всей семьи, державшейся за старое и не способной зарабатывать средства к существованию.

Если это не так, с чего бы Арте, не произносившей ни строчки из стихов, с таким подъёмом вдруг беседовать о поэзии с Меркурио? Когда это вдруг её стали интересовать стихи и всё такое?

Такие мысли не давали покоя отцу Арте, собственноручно сведшему дочь с Меркурио.

Но не успел он раскрыть истинных намерений своей дочери, как Меркурио, похоже, и впрямь приглянулась Арте, и отцу оставалось лишь со стороны наблюдать за развитием событий.

Не может быть, неужели правда? Нет, но всё же...

Многих бессонных ночей провёл отец Арте, беспокоясь как о замужестве дочери, так и о присущем ей характере забияки-сорванца, которая втрое охотней будет фехтовать на мечах, чем обедать.

В общем, он на полном серьёзе опасался, как бы всё не пошло наперекосяк в самый последний момент. Столько нелепого произошло в прошлом, и он не мог избавиться от этого подозрения.

Сам же он считал этот брак благодеянием отца своей дочери.

Он мне сказал, что борясь со своим разочарованием, он постарался насытить церемонию напряжением, полагая, что его дочь, в конце концов, должна быть такой же, как и другие девушки.

Когда Миюри и Арте пошли готовиться к церемонии, отец Арте появился передо мной на пороге комнаты, опасаясь попросту заплакать — это при его-то мощном теле и устрашающей выправке бывалого воина.

В тот момент я был совершенно разочарован тем, насколько отец не понимал истинных чувств Арте... Понимание того, что им руководила забота о своей дочери, пришло позже.

Ей нравилось фехтовать на мечах, и он ни слова не сказал, что это занятие не подходит девушкам её возраста. Он позволил ей делать то, что ей нравилось, а не то, что диктовал здравый смысл целого мира. Возможно, это помешало ему понять Арте, но и она не смогла понять своего отца.

Арте виделось, что его отца могут интересовать лишь сражения и оружие, как же она могла вдруг поведать о том, что любит или любима? А тем более рассказать о своём впечатлении от стихотворной импровизации Меркурио. Разве не будет обидно её отцу увидеть в своей дочери просто слабую девушку?

С того всё и пошло.

Потому-то отец Арте и пришёл ко мне. Пришёл и сказал — не знаю, что тебе наговорила Арте, но я прошу тебя не препятствовать проведению этой церемонии.

Настоящая неразбериха, можно сказать.

Арте определённо понравилась Меркурио, но ей больше всего нравились мечи, что-то надо было сделать, чтобы она тоже смогла влюбиться. И Меркурио обратился к её отцу, готовый ради этого приложить все усилия.

Услышав об этом, я понял, что и Меркурио попал в ту же ловушку непонимания. Что мне оставалось, как не тяжело вздохнуть?

Бог знает всё, люди — нет. Люди могут судить лишь со своей колокольни, и это ограничение сильнее, чем они сами думают.

Меркурио тоже не мог себе представить, что отец Арте может быть ранимее, чем кажется, и что сама девушка может не особо интересоваться умением своего будущего мужа обращаться с мечом. А сама Арте была уверена, что Меркурио желал бы в своей жене хрупких плеч, стройных ног и вообще изящества.

Отец даже не думал, что его дочь-сорванец полюбила всерьёз, в то время как сама она полагала, что её сильный отец сочтёт подходящим для семьи Пристол лишь сильного мужчину.

Если вспомнить, почему свадьбы наполнены сливками, взбитыми с сахаром, так это потому, что, как считалось, дьявол не любит сладкого. Как бы это ни было на самом деле.

Миюри, вернув меч его владельцу, села, непринуждённо скрестив ноги. Четыре собаки вокруг неё преданно размахивали хвостами и поддевали её своими головами, чтобы волчица Миюри их погладила по голове.

— И кем же мы были тогда? — спросила она.

— Может, приправой к церемонии. Прежде всего, они оценили нашу внешность до того, как позвать.

Миюри вздохнула, погладила по очереди каждую собаку и произнесла:

— Однако Арте была такая милая...

Миюри не смотрела в ту сторону, где семьи Чедано и Пристол хлопали друг друга по плечам и покидали часовню. Это они подготовили столь благополучно завершившуюся церемонию. Я с радостью в душе наблюдал, как двое молодожёнов выходили из часовни, взявшись за руки.

Миюри посмотрела на руку, которую я ей протянул и спросила:

— Брат — тоже рыцарь, который тоскует по своей принцессе?

Не уверен, что именно она имела в виду, но буду честен с ней:

— Быть рыцарем мне не подходит.

Миюри взяла мою руку и поднялась.

— В таком случае — какую роль играет брат, который берёт меня за руку и ведёт?

— Ты сама сказала. Твой брат.

Миюри, надувшись, показала язык, а затем сжала мне руку изо всех сил. После чего пристально посмотрела на меня и спросила:

— Разве после этой суеты ты не замечаешь, что ты единственный так думаешь?

Люди судят друг о друге по внешнему облику и редко меняют сложившееся впечатление, но при этом часто не знают самих себя. Это справедливо для большинства, хотя, конечно, не для всех.

— Даже если я ошибаюсь, подумай лучше над тем, насколько ты повзрослела.

— Чт... что ещё за...

— Что сказал. Боже, ты приготовила меч, ты действительно хотела пустить его в ход?

Воспринимать происходящее как череду приключений — это не слишком по-взрослому.

— Пока ты не повзрослеешь, ты будешь оставаться моей сестрой.

— Брат, ты болван! — крикнула Миюри, и все собаки удивлённо подняли уши.

— Конечно, конечно. Давай разберёмся с тем, что у нас тут. Я ещё должен нарезать во дворе печенье и передать невесте.

Миюри с рычаньем схватила зубами мою руку, словно собиралась укусить, потом подняла голову.

— О-о! Я хочу поскорее к этой новой жене! — она бросила мою руку и побежала. — Брат, идём! А то праздник кончится!

— Э? Постой, Миюри!

— Ха-ха-ха!

И с этим мы вышли во двор, где люди, освободив сердца от ненужных забот, готовились начать праздник.

Большое оживление вызвало появление вина.

Арте и Меркурио, а также их родственники из обеих семей поспешили поблагодарить нас. Но нашей особой заслуги во всём этом не было. В конце концов, все действовали ради двух других людей.

Свадебная церемония, начавшись в этом уголке Раусборна, успешно завершилась, и в итоге мы получили щенка с шёрсткой того же цвета, что и у Миюри, после чего вернулись в особняк, который одолжила Хейланд.

Войдя в дом, мы столкнулись с Хейланд, вернувшейся по завершению государственных дел, она была поражена моим измотанным видом, но детали мы отложили на потом и разошлись по комнатам. Миюри, танцевавшая на пиршестве до упаду, рухнула на кровать, не выпуская из рук щенка.

Потом она погладила его, ссадила на кровать и посмотрела на меня устало и взволнованно.

— Брат, помнишь своё обещание?

— Обещание?

Миюри, лёжа на кровати, протянула ко мне свои руки.

— Когда мы вернёмся, ты продолжишь меня благодарить.

Прекрасные волосы, завязанные для церемонии, лицо, словно горящее в лихорадке, Миюри вдруг показалась повзрослевшей. Злой волк, коварно сбивающий агнца с его пути веры.

Хотел бы я так подумать, но Миюри рядом со мной уже тринадцать лет.

— Да-да, я потихоньку кое-что получил для Миюри.

— У-у?..

— Помнишь, ты хотела ту большую ложку?

— О, и!?

Та чересчур большая ложка приняла участие в церемонии соединения воедино двух людей, чтобы впредь им не довелось повстречать беду.

Миюри приподнялась и поползла по кровати, словно собака, которую поманили мясом.

— Ты, брат, для меня...

У Миюри сейчас было лицо девушки, сгорающей от нетерпения.

— Миюри тебе такое приходилось есть? Лапша из пшеничной муки, она в родном городе Арте это особенная еда. А это — то, что необходимо использовать, когда её варишь, — и я достал длинную доску с множеством мелких выступов.

Кажется, эту доску опускают в котёл и помешивают лапшу, чтобы ко дну не прилипала.

Миюри бессильно опустилась на кровать, её уши и хвост поникли. Я ожидал совершенно иного. Тогда я сел рядом с ней и сказал:

— Знаешь, как только я увидел эту доску, я сразу её приметил. Для ухода за твоей шерстью лучшего не придумаешь.

Миюри подняла голову и посмотрела на меня так, будто увидела кусок золота, вывалившийся из сумки, которую никак бы не заподозрила в подобной способности.

— Видишь, какая она большая, если ты примешь волчью форму, ею можно будет хорошенько вычистить шерсть. Думаю, тебе надо как следует заботиться о шерсти, потому что у тебя не только волосы прекрасны, но и шерсть.

Миюри молчала, будто язык проглотила. Щенок радостно топтался по её ногам.

Потом Миюри вскочила, в одно мгновенье пояс, рубаха и штаны полетели на кровать, накрыв щенка с головой, а когда он выбрался из-под одежды, то увидел перед собой серебристую волчицу.

— Миюри... не так сразу... твоим мехом... Миюри!..

Но большая волчица толкнула меня на кровать и стала тыкаться в меня носом и тереться о моё лицо шеей. Хвост размахивается — чуть не отрывается, прямо никакой волчьей гордости.

Я, случайно повернув голову к щенку, увидел, что он смотрит на меня сверху вниз со странным выражением на мордочке.

— Можешь что-то от себя мне добавить?

Эта милая волчица, даже когда вырастет, навсегда останется сорванцом.

— Ваф, — сказал щенок, вздохнул, сел и стал чесать короткой лапкой себе затылок.

Множество серебристых волосков заплясало в воздухе.

То самое, чем заканчивалась долгая зима и наступало веселье весны.

* * *

Снег в Ниохире наконец растаял, но по утрам и вечерам было ещё холодно, поэтому мы грелись у камина у входа, когда к нам заглянул торговец с письмом. Как раз было время линьки, и, принимая письмо, я тщательно скрывала уши и хвост под одеждой. От письма достаточно сильно пахло, так что оно могло быть только от этой молодой пары, покинувшей купальню и отправившейся в путешествие.

— Хмм...

Я развязала нить и сломала печать, чтобы развернуть письмо, на бумаге я увидела изящные буквы Коула и вытянутые вверх — Миюри. Пока я читала, мой рот подёргивался.

— Э-эй, Хоро, не хочешь подогретого вина?

Поспешность, с которой у меня забрали жестяную кружку, заставила посмотреть в его лицо.

— Хмм, подогрей.

— Да-да... Э... что за письмо? От Миюри?!

Мы довольно давно не получали писем от малыша Коула и нашей дочери Миюри, поэтому мой компаньон просто ел его глазами.

И потому я по-доброму сообщила в целом содержание:

— Там сказано, что у малыша Коула и дурёхи Миюри была брачная церемония.

Я пропустила много деталей, но не солгала.

Мой компаньон весьма трясётся над нашей дочерью, он сейчас должен удивиться... Я вдруг услышала противное металлическое звяк и звук льющейся жидкости.

— Эй! Ты! Вино!

Компаньон, в ошеломлении уронивший кружку, стоял с застывшим лицом.

— Миюри... наша Миюри...

— Дурень! Малыш Коул изображал на не своей свадьбе священника, а Миюри просто сопровождала невесту!

— Э? П-правда? В самом деле?

Иногда мудрая волчица блещет умом и отвагой, но чаще она ведёт себя хуже глупой коровы.

— Зря вино пропало... совершенно не из-за чего...

— Эй, дай глянуть письмо. Миюри точно сама не была невестой?

— Успокойся! Вот! — передаю ему письмо. — Читай, сколько хочешь!

Потом подняла кружку — к счастью, она зауженная, поэтому не всё вино пролилось.

Теперь я могу позволить ему взять оставшиеся заботы на себя.

— О-о, верно, так и написано... Думал, сердце остановится...

Если так пойдёт и дальше, понятия не имею, когда Миюри может оказаться невестой и что будет. Я поражена, но как мудрая волчица и добрая жена о такой пикантности я иногда умалчиваю.

— Что ж, эта южная штука для лапши — то, что нужно, для ухода за шерстью, если удастся заказать, у тебя она будет.

Я не знаю, что это за штука, но несложно представить, как малыш Коул и Миюри корпят над этой выпавшей шерстью в большом мире, где, кажется, наступает весна. Я могу увидеть это и по нити, которой было обвязано письмо, и по запаху, исходящему от письма в руках моего компаньона, я его чувствовала даже на таком расстоянии.

Насчёт свадьбы пока сложно сказать, но дружбой пахнет.

Поскольку мой компаньон — человек, не различающий запахов, я не скажу ему о приближении чёрной тучи, и пусть он будет мне за это благодарен.

— Мм, и что?

— Ты о чём?

Улыбаюсь в ответ и становлюсь рядом с компаньоном.

— Эта штука для шерсти. Пришло время линьки в этом году.

— Да-да. Я уже заказал тебе достаточно щёток.

Я ненавижу, когда он говорит об этом шутливым тоном, но, кажется, ему это нравится.

— Ты будешь со мной нежен?

Компаньон пожал плечами и рассмеялся, а потом стал вытирать пролившееся вино. Мне ничего не оставалось, как помочь ему. Поиграть с таким интересным компаньоном — слишком хорошо для юной Миюри, чтобы она теряла время. Миюри вполне хватит малыша Коула, хотя она всё же ещё зеленовата.

— Что такое? — недоумённо спросил мой спутник, заметив на себе мой взгляд.

Я захихикала, словно от щекотки.

— Да ничего особенного.

Долгая зима подошла к концу.

Ничего не могу поделать с этим пушистым чувством в моей груди, поищу себе оправдание в смене времени года.

Но, с другой стороны, это чувство не означает, что я не завидую этой молодой парочке в их путешествии.

Путешествие.

Путешествие, значит?

— Хмм, — печально хмыкнула я.

Путешествие — звучит потрясающе.

— Не думаю, что когда-нибудь отправлюсь путешествовать.

Если погладить мой зимний хвост, он на мгновение мягко надуется, будто я чего-то ждала.

Но мир засеивает множество странных зёрен.

Вскоре я узнала, что нельзя с надёжностью полагаться на суждения волчицы.