Неяркий свет занимающегося весеннего утра с трудом пробивался сквозь туманную изморось, но зал Светлого Собрания, полностью соответствуя своему названию, оставался на удивление светлым. Может быть, благодаря белой, с едва розоватым отливом — цвета топленого молока — окраске стен, а может быть — из-за белоснежных просторных одеяний тех четверых, что во внеурочный день собрались здесь сегодня на заре. Уже почти совсем рассвело, но пятый участник высокого совещания все никак не появлялся, и пока что три облаченных в белоснежные балахоны фигуры в напряженном ожидании расположились за просторным, срубленным из древесины круглым столом в центре небольшого помещения, а четвертый, в точно таком же укрывающем с головы до пят одеянии, нервно выхаживал взад-вперед чуть поодаль, не отрывая взгляда своих холодных серо-голубых глаз — сквозь специальные прорези в закрывавшем все лицо наголовнике — от того окна, которое выходило на восток. Между тем небо на востоке все ярче и ярче наливалось розовым светом с малиновыми разводами. Еще несколько минут — и над линией горизонта уже проглянет краешек восходящего солнца.

Наконец, из ведущего в зал коридора послышались шаги, сопровождаемые еле различимым призвуком эха от каменных стен здания, и в помещение спешно вошел пятый, с ног до головы укрытый таким же балахоном, как и четверо остальных — с той лишь разницей, что его видневшиеся в прорезях наголовника глаза были не голубыми, как у старшего собрата, а карими.

— Я приношу свои извинения, братья, но по дороге возникли некоторые сложности...

— Позже, брат Звеберь, все объяснения позже! — резко перебил его старший из присутствовавших, тот самый, который до прихода последнего гостя в нетерпении расхаживал по залу и на чьем балахоне был вышит коричневыми нитками широко раскинувший крылья орёл. — Давайте поторопимся, восход уже начинается.

Пятеро привычными и хорошо отработанными движениями встали в вершинах правильного пятиугольника. Над центром стола, где в золотой чаше поблескивало капельками жира свежее, парное, неснятое молоко, одна на другую легли десять ладоней. Пять голов развернулись на восток, застыв в ожидании первого солнечного луча. Как только он появился, пять мужских голосов слились воедино: Свет сильный, свет святый, свет лучезарный. Взойди над миром, взойди над всякой живущей тварью. Над всем рекущим, всем бессловесным и произрастающим встань же луч твой, твой огнь небесный, твой жар пылающий. Мрак развей, жизнь разбуди и к себе призови силой своей, дыханьем в груди и жаром в крови. На запад, на север, на юг, на восток — да приùдет царствие света. Хокк! На короткий миг в зале воцарилась сосредоточенная тишина, нарушаемая лишь приглушенным дыханием собравшихся... Наконец, предводитель сделал резкий выдох и собравшиеся, разняв руки, расселись обратно по своим креслам.

— Ну а теперь — к делу. Брат Дракон, сегодня начинаете вы.

Собственно говоря, в масках, балахонах и тотемных именах никакой нужды не было: каждый из собравшихся в зале прекрасно знал, кто из них был принцем крови, кто — состоятельным столичным купцом первой гильдии, а кто иерархом храма или высоким магом. Который из участников прибыл на встречу с севера, а который с юга; кто в высшем руководстве Белого Братства представляет халифа Шахваристана, а кто — эскуадорскую корону. Все всё прекрасно знали; но что ни говори, а тайную организацию делают именно ритуал и традиция, без которых это будет уже не орден подлинных незримых властителей Круга Земель, а всего лишь неуклюжее сборище болтунов и прожектёров. И поэтому встреча неспешно продвигалась своим чередом согласно заведенному издавна распорядку. Сначала — текущие события в государствах Круга, баланс сил в окружении правителей, интриги и заговоры. Потом — промыслы и ремесла, продвижение мануфактуры и торговли. Далее, состояние дел в Конклаве магов и в храмах — как Светлых, так и Тёмных. Брат Дракон, брат Единорог, брат Звеберь. Один говорит, остальные четверо напряженно слушают... И, наконец, предмет особого внимания и извечная головная боль Братства — низшие расы. Но и здесь, в кратком обзоре того из участников встречи, на балахоне которого красовался рыжевато-серый волк, ничего особенно тревожащего сегодня не прозвучало.

— Итак, обстановку в землях Круга можно считать спокойной и благоприятной, — произнес ведший собрание брат Орёл, вставая для традиционного заключительного слова.

Тихо произнес, очень тихо. Даже, пожалуй, слишком тихо, и это предвещало бурю.

— Государства, стало быть, процветают, блага приумножаются, а человеческая раса занимает, как ей и должно, главенствующее положение?

Голос Орла понизился до вкрадчивого шёпота.

— Я правильно вас понял, братья мои?

И наконец, после тягучей наряженной паузы, последовал столь ожидаемый взрыв.

— Чушь! Бред собачий!! Дерьмо!!!

Кулак председателя врезался в столешницу с такой оглушительной силой, что, казалось, задрожали даже и стены зала, а сам стол был готов рассыпаться на мелкие кусочки.

— Вы в своем уме, господа? Где были ваши глаза и уши все эти годы, всё по кабакам да блядкам? И чем, спрашивается, занимались в это время ваши помощники и осведомители, доносы из пальца высасывали да вознаграждение пропивали? Неужели вы... Да что там "вы", ладно, я и с себя вины не снимаю — неужели все мы зажрались настолько, что не видим и видеть не хотим, что творится у нас под самым носом?!

— Но позвольте, Ваше Сиятельство...

— Еще раз предупреждаю, брат Волк, никаких титулов. — Эта фраза была произнесена уже совершенно другим тоном, ледяным и властным. — Стоит нам здесь начать меряться длиной родословных и размером состояния, и дело Братства можно считать заранее проигранным. В пределах этих стен мы — всего лишь братья, братья во человецех, а красивые обёртки и позументы давайте оставим для дворцов и балаганов: у нас, господа, есть дела поважнее.

И после того, как слегка забывшийся шахварец получил себе на голову честно заработанный ушат холодной воды, можно было вернуться к благородному негодованию и продолжать бушевать дальше.

— Что же касается "позвольте", то данной мне властью — не позволю! Позвольте лучше мне самому спросить высокоуважаемого брата Дракона: вы что же, не заметили, что у принца Веррена в Вестенланде всё практически готово к перевороту и дни императора уже сочтены, если только не случится ничего экстраординарного? А то, как спивается цесаревич в Алатыре, да такими темпами, что царь Венцеслав уже издал тайный указ о лишении его прав наследования престола, тоже мимо вашего просвещенного внимания со свистом пролетело?

Невысокий и щуплый, как можно было заметить даже под балахоном, брат Дракон вскочил со своего места и откашлялся, пытаясь вставить ответную реплику, но бушующий Орёл лишь махнул на него крылом своего одеяния и развернулся к следующей жертве.

— А вы, почтенный Единорог, тоже не сочли заслуживающими внимания постоянные неурожаи риса в Чжэн-го? Сопутствующие им голодные бунты и самую что ни на есть крестьянскую войну в юго-западных провинциях империи тоже полагаете досадной мелочью?

Брат Единорог, представлявший в Светлом Собрании асконское королевство, прекрасно понимал, что отвечать и оправдываться не имеет ни малейшего смысла, и только лукаво улыбался теперь сквозь глазные прорези своего балахона. Ясно, что все показное негодование Орла — лишь легкая разминка, и остается только ждать главного, решающего удара старейшины собрания. Но перед этим, согласно законам жанра, по серьгам должны были получить все сестры до единой, и теперь подошла очередь белозерца, укрывшегося под геральдическим знаком своего царства — легендарным Звеберем.

— И вы, любезный друг мой, тоже полагаете, что колдовство, которое вопреки всем установлениям богов начинают потихоньку практиковать на храмовых службах в Эскуадоре — это так, ерунда, мелкие шалости? А если какую-то мелкую шлюшку, без году неделя волшебницу при энграмском дворе, принародно объявляют с амвона богоизбранной и едва ли не Тинктаровой невестой, это тоже шутки ради?

Все попытки оратора устоять на месте безнадежно провалились, и теперь витийствующий брат Орел нервно вышагивал взад-вперед по залу, сопровождаемый синхронно поворачивающимися взглядами четырех укрытых под капюшонами голов.

— О нет, господа, сегодня на нас движется зараза пострашнее чумы и холеры: нестроение и ересь, грозящие нарушить Великое Равновесие, а людей низвести до положения прислужников при убогих тварях, лишь попущением Тинктара существующих ныне в Круге Земель. И более того, эта зараза уже обрела имя и знамя, ибо зовется она — отшельник Юрай!

Выждав эффектную паузу, но так и не дождавшись реакции собратьев, предстоятель Светлого Собрания саркастически рассмеялся:

— Что, не слышали? Ну так услышьте сейчас и затвердите накрепко: преподобный Юрай, тайный советник князя Ренне. И ведь причем сам по себе — совершеннейшее ничто: ни маг, ни жрец... Так, алхимик-самоучка. Еще недорослем ввязался в иодайскую ересь, за что и был изгнан как из Университета, так и из Вестенанда. Одно слово — олух; как в деревне родился, так туда же и возвратился. — Он ненадолго запнулся, чтобы перевести дух. — Однако же сегодня именно этот Юрай состоит в большой дружбе со всеми нелюдями, каких только и вспомнить доведется: с лешими, гномами, кобольдами, вампирами...

Голос брата Орла взмыл вверх; это был уже не клёкот, а горестный плач — погребальная песнь по судьбам злосчастного Круга.

— Он встречался в Суэйне с эльфами. Да-да, с эльфами!!! С теми самыми, от которых, казалось бы, наши земли были уже давным-давно навсегда избавлены. Сумел разыскать в горах тайное, едва ли не последнее в Круге поселение остроухих и провел там почти сутки...

Многозначительная пауза предоставила собравшимся возможность самостоятельно домыслить, какие-такие коварные планы вынашивались в эльфийском логове.

— Мало того, теперь он объявляется в Асконе в обнимку с кем бы вы думали? Ни более ни менее чем с валькирией — ай-яй-яй, брат Волк, и как же вы всю эту выползающую из щелей нечисть в своем отчете проглядели, а?!

Тяжело вздохнув, председатель плюхнулся обратно на свое кресло, чтобы уже сидя встретить резкий вопрос одного из собратьев:

— Простите, Орел, но я хотел бы поинтересоваться, откуда у вас такая информация? И почему вы уверены, что этот Юрай представляет столь уж великую опасность для нашего дела?

— Свет не без добрых людей, Дракон. У меня есть в странах Круга свои осведомители, которые еще не разучились ловить мышей, хвала богам. Есть и хорошие знакомые, небезразличные к делу верховенства человеческой расы. Да и слухами земля полнится...

Оратор обвел собравшихся острым внимательным взглядом — ну вылитый орел, под стать своему тотемному знаку.

— Короче, собратья: пока этот Отшельник движется по нашим землям, проповедуя равенство всех рас и народов, святое дело Белого Братства под угрозой. Под сильнейшей угрозой! Вокруг него уже начинает собираться всякая нечисть и нежить, еретики и раскольники всех мастей, бандиты, по которым веревка плачет...

— И кроме того, — слегка понизил тон предводитель собрания, — есть данные о том, что Юрай сумел снюхаться со светлейшим Всесвятом. Данные пока непроверенные, но смею вас уверить, что запашок из Белозерья доносится весьма и весьма преотвратный. А потому, энграмского еретика и самозванца надо остановить как можно раньше. Остановить во что бы то ни стало и не стесняясь в выборе средств: арестовать именем короля, лишить сил и разума магическими заклинаниями, предать анафеме в обоих храмах...

Укрывшийся под балахоном с изображением геральдического орла внимательно и многозначительно посмотрел на одного из своих собратьев.

— Да хоть наемного убийцу нанять, но остановить.

Резких хлопок обеих ладоней о край стола ознаменовал окончание встречи.

— Можете быть свободны, братья. Следующее собрание — ровно через пять недель здесь же, как обычно — перед рассветом.

И уже на фоне шума отодвигаемых стульев и поднимающихся человеческих фигур прозвучала последняя фраза сегодняшнего собрания, брошенная как бы вскользь, но веско и ехидно:

— А вот вас, брат Единорог, я попрошу задержаться.

Глава 2.1 Вербовка

Удар оказался неожиданно сильным, и Макс его едва не пропустил.

Понятно, что не стоило столько пить накануне. Ох, видят боги, не стоило. Но, с другой стороны, как тут было не выпить? Первый день в чужой незнакомой стране, после долгого путешествия. Другие лица, другие нравы... Блещущая в глаза показная роскошь городских кварталов — при том, что сам королевский дворец выглядел скромным и неброским, удивляя разве что размерами окружавшего его парка. Но зато вокруг! Лепнина вычурных карнизов и пышные белоснежные фасады дворянских особняков в Высоком городе, которые оттеняет лишь сочная свежая зелень просыпающихся от зимней спячки садов, просто поражали воображение. А Низкий город, напротив, слепил разноцветьем красок и блеском позолоты буквально повсюду, начиная от знаменитых на весь Круг Земель торговых домов и вплоть до самой распоследней лавки или харчевни в крохотном закоулке. Да и вино в Асконе оказалось не то чтобы лучше сормского, но при тех же ценах как-то... веселее, наверное. Было в нем, если сравнивать с теми, к которым Макс привык у себя дома, меньше претензий и больше незатейливого удовольствия. И шевалье с легким сердцем воздал местному вину должное, причем с таким усердием, что после ознакомительной прогулки по Эскуадору возвратился обратно в свою гостиницу едва ли не на рогах. Кто ж мог знать, спрашивается, что уже назавтра придется брать меч в руки?!

А теперь делать нечего, и ему с трудом удалось увернуться от чужого клинка, предательски соскользнувшего с его собственного. Будь шевалье Леруа на пять лет старше, на ладонь толще или хотя бы на пять фунтов тяжелее, этот промах ему бы так дешево не обошелся. Но Макс был юн и худощав, а за плечами имел уже, несмотря на молодость, не один пяток поединков. Ему все-таки удалось увернуться от диагонального рубящего удара и, сделав легкий и пружинистый шаг влево, следующий выпад он принял на свой меч уже как дòлжно — чуть ниже середины клинка и встык. На какое-то долгое мгновение противники застыли в напряженной неподвижности, меч в меч, проверяя друг друга на прочность и крепость нервов — чтобы потом одновременно, словно по команде, отступить друг от друга на шаг. И карусель поединка закружилась во все ускоряющемся темпе. Замах, удар, отвод, уйти чуть вправо, отскочить назад, пригнуться, потом резко выпрямиться и снова вскинуть меч... С каждым ударом похмелье уходило, зато возвращались упругость и быстрота движений, а вместе с ними — и веселая злость. Пользуясь тем, что его визави был старше и грузнее, Леруа старался теперь держаться от него на расстоянии, не давая приблизиться для захвата или оглушающего удара, но постоянно теребя и раздражая обманными выпадами, легкими уколами и ударами со всех строн — справа, слева, по груди, по ногам, по запястью сжимающей меч руки... С тем, чтобы наконец, поймав брешь в обороне приуставшего уже противника, достичь его груди в "дотягивающемся" ударе самым кончиком клинка:

123 ... 192021

↓ Содержание ↓