Угу, кто бы сомневался. Я мрачно наблюдала, как она медленно покинула аптеку, довольная, что последнее слово осталось за ней. Демон с ней, потом разберусь. Надо бабушку выручать.

Я с удивлением заметила, что за окном, оказывается, уже начало темнеть. Я закрыла аптеку и пошла к хозяину. Подойдя к комнатке, которую он использовал одновременно и как лабораторию, и как кабинет, я робко постучалась:

— Дядя Лука, можно?

Он поднял подслеповатые глаза от учетной книги и улыбнулся:

— Заходи, чего скребешься.

— Дядя Лука, мне надо уехать на пару недель. Отпустите, а? — попросила я, жалобно заглядывая ему в глаза. Я прекрасно знала, что такой взгляд на него действует магнетически — отказать не получается. Однако, надо отметить, редко пользовалась такой возможностью.

— И куда это ты собралась ехать, да еще так неожиданно? — он поднял бровь, лукаво поглядывая на меня, — случаем не на свидание к милому пареньку какому-нибудь или замуж собралась?

— И вы туда же. Скажете еще, замуж, — скривилась я. — Вы же знаете, что я замуж не собираюсь и на свидания, кстати, не хожу.

— Знаю-знаю. Что-то ты сегодня обидчивая очень. Может, расскажешь, что случилось?

— Сегодня Михал, сын старосты, прибегал. Они с отцом только что из Дубровиц приехали. Он говорит, что бабушку арестовали. Надо ехать за ней, штраф заплатить и забрать ее. Я за нее беспокоюсь, она старая, а они ее там камере держат.

— Успокойся, все будет хорошо. Завтра поедешь за бабушкой.

— Так вы меня отпускаете? — обрадовалась я.

— А ты что думала, что я не отпущу тебя? Я считал, что ты обо мне лучшего мнения, — похоже, что я его обидела.

— Спасибо! — я просияла и чмокнула его в лоб. — Дядя Лука, вы самый лучший, самый добрый, самый... просто слов не нахожу. Если бы вы были помоложе, точно за вас бы замуж вышла.

— Хватит уж, егоза, подлизываться, — я видела, что он доволен. — Может, бабушку сюда привезешь? Вряд ли теперь ей разрешат одной, без присмотра, жить.

— А можно? — я удивилась, помнится, он с трудом согласился мне сдать комнатку. Я обещала, что буду жить одна, и проблем из-за меня у него не будет, только после этого дядя Лука разрешил мне жить над аптекой.

— Я ведь тебе сам предложил, значит, можно.

— А как же завтрашняя ревизия? — обеспокоено спросила я. Все-таки я себя чувствовала неловко из-за того, что приходиться оставлять его одного на растерзание этой ревизии.

— Не волнуйся, справлюсь. В конце концов, это же не в первый раз, — он поспешил меня успокоить. Иди-ка спать, завтра тебе еще в дорогу собираться. Дорога-то не близкая.

Я же говорю, что моему хозяину не хватает только крыльев за спиной и сияющего нимба. У меня давно сложилось мнение, что он видит во мне дочку, которой у него никогда не было.

Пожелав дяде Луке доброй ночи, я отправилась в свою комнату. Раздевшись, я нырнула под одеяло и закрыла глаза, намереваясь поспать.

Моя идея поспать полностью провалилась. Я почти всю ночь не могла уснуть, лишь изредка проваливаясь на короткое время в дремотное состояние. В голову лезли разные мысли: я волновалась за бабушку, возраст-то у нее не маленький, за предстоящую дорогу, за то, что подвожу хозяина. Ворочаясь с боку на бок, я пролежала в кровати до первого проблеска зари.

Когда за окном забрезжили первые лучи солнца, я все-таки решила встать. Одевшись и умывшись, я, стараясь не шуметь, спустилась в аптеку. Вчера я получила разрешение взять лекарства. Теперь мне предстояло решить, что с собой брать.

В тюрьме я не была, поэтому она у меня в сознании ассоциировалось с мрачным сырым каменным зданием. Разумеется, я взяла различные притирания и мази от ревматизма: настойку из цветков белой сирени, мазь со змеиным ядом, вытяжку корня репейника. Подумав, добавила баночку с мазью из смеси прополиса и воска, помогающую при гнойных ранах, серебряную воду в качестве обеззараживающего средства, куски корпии.

Я остановилась только тогда, когда почувствовала, что сумка становится неподъемной. Честно говоря, я даже удивилась, вроде бы ничего лишнего не брала, а сумка уже переполнена. С горьким вздохом, я прекратила обирать аптеку. После меня там и так образовались на полках большие бреши, но я-то знаю, если что-то забудешь, то именно это понадобится.

Я и не заметила, что день уже давно наступил, если бы в аптеке не появился бы дядя Лука. Увидев меня, сражающейся с застежкой сумки, он подошел и помог ее застегнуть, заметив шутя:

— Никак, Верена, ты пол-аптеки решила с собой захватить. Может, телегу возьмешь?

Я смутилась:

— Скажете тоже, дядя Лука. Я же только самое необходимое взяла.

— Да я ничего против не имею. Только тяжело будет. Хоть Птичку возьми, верхом быстрее доберешься.

Птичкой звалась старая гнедая кобыла, которая обладала покладистым характером и непомерным аппетитом, благодаря которому выглядела как бочонок на ножках. Я ее любила за мягкий характер и терпение, с которым она выполняла любые команды.

Я обрадовалась предложению хозяина. На лошади я гораздо быстрее доберусь до Дубовиц, да и сумки на руках тащить не придется. Сумки? Ах да, кроме сумки с лекарствами, я собрала еще одну сумку, в которую положила смену одежды, деньги, продукты и еще кое-что по мелочи. Дорога предстоит не близкая, никогда не знаешь, что может пригодиться. Кошелек с деньгами мне дал дядя Лука, причем сумма там была гораздо больше, чем я заработала. На все мои возражения он ответил, что мало ли, сколько понадобится в дороге, приеду — отработаю. Пришлось согласиться.

Он помог мне вынести сумки во двор и навьючить лошадь, когда из-за поворота показалась моя мама с Иллиной. Несмотря на свои немаленькие габариты, она довольно быстро приближалась ко мне, держа в руках огромную корзину. Я застонала про себя.

Ну, как же не везет! Это все сестрица разлюбезная виновата! И ведь в глазах ни тени раскаяния!

Пока я размышляла о вселенской пакости, подстроенной Иллиной, матушка уже была рядом.

— Уф, хорошо, что успела, — переводя дыхание, произнесла она. — А я вот тебе на дорожку пирожков принесла. И надо же было твоей бабке опять что-то учудить, уже одной ногой в могиле, а все никак не угомонится. Тебе о замужестве думать надо, а не ее из тюрьмы выручать.

Кто о чем, а матушка опять о замужестве! Ну, как ей объяснить, что замужество нужно мне как прошлогодний снег.

— Вот, корзинку возьми, — тем временем, не обращая внимания на мое кислое лицо, продолжала матушка. — Я тебе в дорогу немного пирожков напекла. С вареньем, с мясом, с грибами, с яблоками, как ты любишь. Горшочек масла тебе положила, ветчинки немножко, курочку жареную...

Я с тихой паникой слушала перечисление снеди и не заметила, как матушка сунула мне корзину в руки. Не ожидая подвоха, я взялась за ручку и чуть не уронила ее на ногу. Корзинка была неподъемная. Вот когда я очнулась!

— Мам, ты что! Куда мне столько!

— Ничего, детка, ты у нас девушка молодая, аппетит хороший. Дорога дальняя, на свежем воздухе всегда есть хочется.

— Я не возьму ее.

— Возьмешь. Слушай, что тебе мать говорит.

— Мама, ну как я поеду верхом с корзинкой в руках? Лошадью править надо, — я жалобно посмотрела на мать.

— Ну, хорошо. Возьми еще одну сумку, я тебе помогу уложить.

Переубедить мою мать невозможно, проще согласиться. Спорить с ней никакого здоровья не хватит. Тем более что она же добра мне желает, не обижать же.

— Только немного.

Мое замечание она просто проигнорировала. Пришлось идти за сумкой. Когда я вернулась, матушка взялась за перекладывание. Вот тут я невольно ужаснулась. Приготовленной еды хватило бы на большой отряд голодных орков.

— Мам, куда мне столько. Курицу забери, я ее не возьму. И масло. Горшок в дороге разбиться может.

— Так и быть, масло оставляй, а курицу возьми.

Мама пыталась запихнуть многострадальную птицу в сумку, а ей пыталась помешать. За нашей возней наблюдали, еле стоя на ногах от смеха, дядя Лука и Иллина. Вскоре, привлеченные их смехом, к ним присоединились Богдан и Кот. Я и не заметила, как вокруг начала собираться толпа. Желающих понаблюдать за бесплатной комедией все возрастало.

— Куру не возьму, мне пирожков хватит. Ветчину забери, колбасу, сыр. А варенье мне зачем?

— Так оно же клубничное, твое любимое.

— Не возьму.

— Как же ты столько времени голодная-то будешь?!

— Какая голодная! Мам, да мне столько за полмесяца не съесть!

После долгих споров от большинства продуктов мне удалось отказаться, но тут матушке пришло в голову, что в дороге я могу простудиться. И наш спор пошел по новому кругу, с одним отличием: теперь поводом стала теплая одежда.

Из села я выехала только во второй половине дня. Провожать меня до околицы отправились мать, Иллина, дядя Лука и Кот. Богдан тоже хотел пойти с ними, но к счастью, его позвал отец.

Выйдя за ворота, мы остановились попрощаться. Напоследок мама одела на мою голову что-то красное.

— Я тебе шапочку связала. Это чтобы ты голову не застудила.

Увидев мое лицо, Кот и сестрица уже плакали от смеха, держась за ограду.

Паразиты! Ну, ничего, вы у меня еще попляшете!

— Спасибо, мама.

— Береги себя, деточка, — она смахнула слезу. — Езжай по тракту, хоть дорога и длиннее, но безопасней.

— Хорошо.

Я наклонилась и поцеловала ее, на мгновение, прижавшись щекой к щеке. Мама, не скрывая слез, осенила меня знаком Единого. Тронув пятками Птичку, я потихоньку поехала по дороге, постоянно оглядываясь. Они стояли у ограды и махали мне вслед.

Хорошая у меня мама, добрая. Зря я на нее обижаюсь, она мне только добра желает. И о других, как о своих родных заботится. Правда, частенько не спрашивает, нужна ли кому ее забота.

Убедившись, что я отъехала достаточно, чтобы меня не было видно из села, я сняла шапочку. Компрометирующий головной убор представлял собой нечто среднее между беретом и мочалкой, причем, ярко-красного цвета. Повертев его немного в руках, я сунула ее в сумку. Буду возвращаться — одену, а то потом упреков не оберешься.

Погода стояла прекрасная, тепло, солнце. Почки начинают раскрываться, трава зеленеет, распускаются первые цветы. Да, стоило выехать из села, чтобы убедиться, что весна в самом разгаре. Скоро нужно будет ехать собирать травы. Пожалуй, кое-что уже можно заготавливать.

Размышляя так, я доехала до развилки. Передо мной встал вопрос выбора. Ехать прямо, через лес, или налево, в объезд по тракту. По тракту дорога займет где-то около недели, а если через лес, то всего три дня.

А бабушка в тюрьме, меня ждет. Тем более что я лес люблю и знаю.

Я слегка пришпорила лошадь.

Путь пролегал по красивому мшистому лесу, высокие сосны вздымались ввысь, попадающиеся среди них лиственные деревья были покрыты легкой зеленой дымкой распускающихся листьев. Вокруг кипела лесная жизнь. Пение птиц просто оглушало после относительной тишины зимы. Пару раз я видела порхающих бабочек, значит, сильного холода больше не будет. Весна входит в свои права.

От пронзительной красоты щемило сердце. Как жалко, что я не умею рисовать! Как бы хотелось запечатлеть подобную красоту, чтобы и через много лет можно было бы ею любоваться.

Затем мои мысли плавно перешли на более прозаические вещи. А точнее, пора было уже заниматься сбором лекарственных трав. Взгляд невольно выхватывал из общей массы то мать-и-мачеху, то хвощи, то ятрышник. Руки так и тянулись заняться любимой работой. Сейчас как раз пора кору и корни заготавливать.

Вот, например, лапчатка прямостоящая, или как его еще называют, калган. Сушеный калган можно хранить несколько лет. Его отвар — прекрасное кровоостанавливающее средство, заживляет открытые раны, язвы, кожные заболевания. Им можно полоскать рот, если десны после суровой зимы кровоточат.

Ветла тоже хороша. Собирать нужно кору по весне. Она снимает жар, воспаление, отеки. Ну, я еще отваром коры предлагаю голову мыть, чтобы перхоти не было.

Скоро зацветут деревья и кусты. Нужно будет собрать цветы липы, крушины, бузины. А травы? Да, не вовремя бабушка у меня в тюрьму попала.

Я и не заметила, как начало садиться солнце. Пора было искать место для ночлега. Проехав еще немного, мне повезло наткнуться на небольшую полянку. Рядом протекал ручей, можно было умыться и набрать воды. Перекинув ногу, я попыталась слезть с лошади, но, отвыкнув за зиму от езды верхом, скорее свалилась с нее. Мышцы противно ныли. Кряхтя и охая, как старая бабка, я прошлась туда-сюда по полянке, прежде чем боль стала затихать. Я расседлала Птичку, обтерла ее насухо пучком прошлогодней травы, напоила из ручья и, спутав предварительно ноги, отпустила ее пастись.

Теперь можно было заняться собственным ночлегом. Вот тут и ждал меня неприятный сюрприз. Оказалось, что я забыла взять почти все, что должен брать путешествующий по лесу. Это же надо! В сумке не оказалось ни маленького топорика, которым очень удобно нарубить ветки, ни одеяла или хотя бы плаща, ни веревки.

Нет, это все моя матушка виновата! Если бы она с Иллиной не пришли меня провожать, я бы такую оплошность не допустила. А все это она со своими пирожками!

Ранней весной земля в лесу очень холодная, да и ночи тоже, так что ночевка мне предстояла чудная. И ведь лапник на подстилку нечем нарубить! Хорошо еще, что нож не забыла, только много ли им нарубишь.

Вооружившись ножом, я пошла все-таки за лапником, лежать на холодной земле мне не улыбалось, тем более без одеяла. Подойдя к небольшому ельнику, я попыталась отпилить ножом ветки. Минут через двадцать я, основательно попотев, стала обладательницей охапки еловых веток. Совесть мучила за варварское обращение с бедными деревьями, ветки были частично отпилены, частично обломаны. Хорошо, что поблизости нет эльфов.

Нож я, понятное дело, основательно затупила.

Приготовив ложе из лапника, я посмотрела на небо. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, но было еще достаточно светло. Я решила не терять времени и пошла за хворостом, в лесу рано темнеет, а мне не хотелось в потемках блуждать в поисках топлива.

Сходив несколько раз, я решила, что запаса хвороста хватит на всю ночь. Теперь можно разводить костер. Для начала я наметила, где я его буду разводить. С помощью ножа мне удалось снять дерн. Притоптав землю, я начала укладывать топливо.

Это целая наука — правильно сложить костер. Меня научил этой премудрости один охотник, когда я только начинала ходить в лес за травами. Есть разные способы укладки: сигнальный, его выкладывают из тонких веточек, наподобие высокой пирамиды, используют, понятно, для подачи сигналов; пламя высокое, но тепла практически не дает, горит недолго. Обычный, он же "муравейник", используется чаще всего; его выкладывают из веточек разной толщины, укладывается невысокой пирамидой; пламя разгорается средней высоты, тепло умеренное, но тут требуется регулярно подкладывать новые ветки. "Колодец" или "звезда"— самое предпочтительное для меня; его выкладывают из толстых веток. Такой костер чаще всего используют опытные охотники, когда в одиночку ночуют в лесу, так как он почти не дает дыма. Пламя очень низкое, ветки, скорее, тлеют, а не горят, а жар от него, как от печки, и подкладывать дрова можно редко. Единственный минус — это то, что его трудно разводить.