Комнату ведьмы освещали сейчас только две невзрачные свечи, одиноко горевшие у окон по обеим противоположным сторонам помещения. Свет их был неярок и с трудом развеивал ночную тьму, но действие "совиного глаза" — так назвал Юрай свое только что придуманное заклинание — пока еще сохранялось, и в подрагивающем зеленоватом свечении он мог вполне отчетливо разглядеть как обстановку помещения, так и спокойно сидящую в кресле у стола женщину.

Убранство комнаты осталось тем же, что и днем: несколько маленьких столиков вокруг большого, и рядом — знакомый шкаф с витриной. Хотя на висевшую на стене картину Юрай прежде особенного внимания не обратил. А зря, к ней стоило приглядеться повнимательнее: на белом листе грубыми штрихами (уголь? черный карандаш?) был очень выпукло и образно очерчен разбойничьего вида мужик — волосатый, небритый и с топором за поясом. Сейчас, обрамленный тенями от шкафа и прочей мебели в неровном колеблющемся свете, этот ушкуйник впечатлял гораздо сильнее, чем при дневном свете. Да и сова, раскинувшая крылья у него над плечом, тоже. Но, если не считать "ожившей" и заигравшей в полутьме картины, в комнате со времени прошлого посещения не изменилось, казалось бы, ровным счетом ничего. Зато хозяйка...

Вальяжно раскинувшаяся в кресле женщина была похожа на прежнюю бабку-знахарку не более, чем орел на воробья. Длинное черное платье со стоячим воротником, пусть даже и наглухо застегнутое, отчетливо обрисовывало пышную грудь немолодой, но прекрасно сохранившейся... дамы, иначе и не скажешь. А столь же длинные волосы спокойно струились по плечам, доходя едва ли не до локтей незнакомки. На пальцах ее красовались несколько массивных серебряных перстней, а кулон с фигуркой глазастой ночной хищницы — совы — уютно угнездился в ложбинке бюста. И только властность и мудрость во взгляде женщины оставались всё теми же, что и у похожей на клушу деревенской ведьмы, которая несколько часов тому назад снимала с него магическую метку Белого братства.

— Э-э-э... Донна Эстрига?

Интонацию этого приветствия-вопроса Юрай сумел выстроить очень точно и двусмысленно: не то "Вы ли это, уважаемая?", не то "Когда с ней можно будет встретиться?" — понимай как хочешь. Но уж на роль "матушки" нынешняя обитательница маленького лесного домика никак не годилась, поэтому-то он и выбрал вежливое и безличное обращение, принятое в Асконе:

— Э-э-э... Донна Эстрига?

— Она, она самая, — рассмеялась дама низким грудным смехом, от которого у Отшельника почему-то вдруг отчетливо ёкнуло ниже пояса. — Других не держим.

— Но...

Юрай запнулся, пытаясь облечь в подходящие к случаю слова свою озадаченность.

— Почему же тогда раньше, днём... Это магия?

— Да нет же, — ведьма явно забавлялась недоумением гостя. Впрочем, судя по всему, именно на такой эффект она и рассчитывала. — Никакого волшебства, только мыло и расчёска!

Широким царственным жестом обитательница лесной избушки указала своему ночному посетителю на соседнее кресло.

— Присаживайтесь, достопочтенный, и устраивайтесь поудобнее! Боюсь, разговор у нас коротким не получится. Может быть, вина?

— Да, неплохо бы, наверное, — ошарашенно ответил Юрай, сняв куртку и наконец-то расслабив изрядно подуставшие ноги. — Но все-таки, уважаемая: к чему был тогда этот дневной маскарад?

— К чему, спрашиваете? Да к тому, что негоже гусям в корыто бриллианты крошить. — Улыбка пожилой дамы как-то разом потухла и обрела горечь, подобно плохо засоленному огурцу. — Для местных вполне сойдет матушка Эстрига, большего им и не надо.

Ведьма обреченно вздохнула.

— Но давайте все-таки поговорим о вас, мой энграмский скиталец, — продолжила она после короткой паузы, ставя на стол кувшин с вином и два изящных серебряных кубка, украшенных по ободу узорными поясками причудливого чернения. — О вас и о вашем предназначении. Помнится, кто-то упоминал сегодня о знаке Василиска?

— Было такое дело. Цыганка нагадала однажды...

Юрай на мгновение прикрыл глаза, вспоминая давний вечер в Тремпеле и тогдашнее загадочное пророчество.

— Прямо-таки простая цыганка, на деревенском базаре? Вы шутите.

— Ну хорошо, не простая, — он улыбнулся, поневоле поддаваясь обаянию хозяйки. — Это была их цыганская баронесса, причем даже она нагадала этого вашего Василиска лишь с третьей попытки. И обошлось мне это в полновесный золотой "государь", между прочим!

— Неужели только с третьей? — игриво стрельнула глазами донна Эстрига. — А чем же две предыдущие нехороши были?

В конце концов, под легкими уколами наводящих вопросов Юраю пришлось выложить все, до единой, подробности разговора с главой цыганской общины: сначала гадание по руке, потом на хрустальным шаре и, наконец, историю с картами Щекора. Чуть напрягши память, он даже смог полностью воспроизвести тогдашний расклад на столе. Но понимания это не прибавляло.

— Нет, нет и еще раз нет! Делайте со мной что хотите, уважаемая донна, но солнцекруг досконально известен всем и каждому. Шестьсот двадцать пять раз астрономами и астрологами вдоль и поперек пересмотрен, уж поверьте. И созвездий в нем как было, так и есть — ровно десять, ни единым больше.

По мере своего рассказа Юрай заметно разгорячился, чему явно способствовал немалый градус предложенного хозяйкой напитка. Да и лукавые повадки самой ведьмы, каким-то образом обернувшейся из затрапезной старушки в интересную моложавую даму, уводили сейчас его мысли в другом, совершенно уже неожиданном направлении. Впрочем, не столь уж и неожиданном, если призадуматься: о том, что не бывает некрасивых женщин, а бывает только мало выпивки, доподлинно и по собственному опыту знает любой мужик.

— Ну, как сказать, — нерешительно протянула женщина, доверительно склоняясь к гостю и накрывая его ладонь своей. — Вы же сами хорошо знаете, Юрай... Я позволю себе называть вас просто по имени? Хотя бы в силу своего достаточно почтенного возраста...

Вот только этого мне еще сейчас не хватало!

Он резко встряхнул голову, пытаясь отогнать прочь подступившее невесть откуда плотское желание. Эстрига же тем временем продолжала размышлять вслух, при этом не прекращая нежно поглаживать мужчину по руке. Совмещала, так сказать, приятное с полезным.

— Так вот послушайте старую ведьму: есть в Круге Земель истины общеизвестные. Доступые всем и каждому. Но наряду с ними...

Она чуть помедлила, подбирая слова .

— Наряду с ними существует еще и мудрость сокровенная, открытая лишь немногим. Избранным. Достойным. А прежде всего, твердым в разуме и чистым душой.

Обе свечи в комнате на мгновение вспыхнули ярче, словно подтверждая слова хозяйки.

— Ибо если выплавлять металл возьмется невежда, — продолжала донна Эстрига, — то пламя в его руках не сможет породить ничего, кроме пожара. Не говоря уже о подлецах, для которых любой огонь только для поджога богами человеку и ниспослан.

Она снова коротко вздохнула, на мгновение потупив при этом голову.

— И пусть открытое мне знание и невелико, но даже им я могу поделиться только лишь с теми, кто его достоин и применит только во благо. А вот насколько это относится к вам, мой нежданный, но давно предсказанный гость...

Женщина пристально заглянула Юраю в глаза.

— Многое в вашей судьбе и предназначении я уже сумела прочитать сегодня днем. Да и то, что откровенности вашей положен предел, тоже понимаю и принимаю: есть вещи, о которых вы рассказать просто не вправе.

— Не смею с вами спорить, моя госпожа. Но...

— А вот это пресловутое "но" заключается в том, что все-таки необходимо провести еще одно, последнее испытание. Вы позволите?

Легким движением кистей рук вверх дама предложила Юраю подняться. А пока тот неторопливо вставал, напрягая уставшие от недавней ходьбы ноги и отрывал от сиденья пригревшуюся в уютном кресле задницу... Затраченного на это времени синьоре Эстриге вполне хватило для того, чтобы проворно расстегнуть несколько пуговок на своем платье и развести руками широко в стороны края образовавшейся щели. Верхние и нижние пуговицы при этом оставались застегутыми, и взгляду оторопевшего Юрая представились две белеющие полусферы — полные и налитые груди никогда не рожавшей женщины, — обрамленные овальным вырезом черного бархата.

— Смотреть сюда! — Голос ведьмы стал низким, властным и чуть хрипловатым от подступившей похоти, которая, судя по всему, обуревала не только энграмского волшебника, но также и его ну очень гостеприимную хозяйку. — Смотреть мне на грудь, не отрываясь!

Что ни говори, но подчиниться такому приказу — одно удовольствие, хотя тот и был явно излишним. Отвести свой взляд от столь великолепного зрелища изголодавшийся за долгие месяцы путешествия по женскому вниманию Юрай в любом случае не сумел бы, даже очень постаравшись. Его глаза словно приклеились намертво к маленьким темно-красным бусинкам по центру роскошных полушарий, белеющих в похожем на семя чечевицы проеме черного платья Эстриги. Волшебник смотрел сейчас только на них — и поэтому не смог увидеть глазами, но только лишь почувствовал, как крепкие и умелые женские пальцы расстегивают ему где-то там, внизу, штаны, а потом крепко охватывают и начинают решительно поглаживать получившее свободу и неудержимо, подобно "ваньке-встаньке", взметнувшееся вверх мужское естество.

Хотя закончилось все на удивление быстро — недолго музыка играла, недолго гоблин танцевал. Руки синьоры Эстриги были ласковы и опытны, а продлевать мужчине удовольствие в ее намерения явно не входило, так что всё пронеслось по привычной программе, но в ускоренном темпе: сначала напряжение в отвердевшем до хрупкой ломоты стволе, потом — подымающийся от основания к вершине поток огненной лавы... Змея Кварджонг привстает на кончике хвоста, изготовившсь к смертельному броску... шесть ослепительных мгновений вечности...

И вот уже все позади, а довольная ведьма аккуратно и сосредоточенно натирает его семенем свои груди.

— Присядьте, Юрай, — теперь ее голос был спокойным и деловитым. — Расслабьтесь и приведите себя в порядок, а через минуту-другую всё прояснится. Вы видите?

Единственным изменением, которое смог сейчас заметить волшебник, аккуратно застегивая штаны, были вспушхие и вырвавшиеся вперед соски её грудей: до сих пор они оставались словно вдавленными в мягкие полушария, из чего бывший деревенский знахарь и сделал прежде вывод, что Эстрига ни разу не рожала и не вскармливала младенца. А вот теперь — поди ж ты! Хотя нет, было и еще что-то: темные кружки вокруг этих сосков стали заметно ярче, словно подсвеченные изнутри багрово-красным огнем.

— Именно таким и рисуется астральный знак Василиска, мой друг — веско произнесла ведьма, обводя груди сверху вниз ладонями. — Как раз то, что вы сейчас видите: две окружности, вписанные в общий овал. И если они откликнулись на ваше семя...

Медленно проведя в последний раз пальцами по груди, донна Эстрига снова застегнула свое платье — хотя и, как ему показалось, с легким оттенком сожаления. Но момент похоти прошел, теперь наставал черед для момента откровения.

— Давайте, Юрай, начнем с самого начала. В нашем мире нет ничего неподвижного: в постоянной вибрации пребывает всё сущее, от мельчайшей былинки до великих гор. Морской прилив сменется отливом, а восход солнца — заходом. У бабочки дрожат усики, у пчелы — крылья, и даже неприступные скалы содрогаются порой под ударами землетрясений. Так?

— Так-то оно так, — в голове у него почему-то всплыла сейчас фраза, слышанная когда-то давным-давно и, казалось бы, навсегда позабытая: "Колебание предшествует шагу; и лишь неуклонным возвратным движением достигается неподвижность." Эти слова не раз повторяли ему учителя — Торвальд и Мэйджи, а "Заповедная книга иодаев" называла их вторым шагом к постижению истинной сути вещей.

— А что, мадам тоже стоит на Пути?

Но спросить об этом саму ведьму он не успел, даже если бы и решился: сделав новый глоток из своего бокала, она повела разговор дальше.

— Вот и движение Солнца по небосводу, мой достопочтенный Юрай — оно точно так же подвержено вибрациям, хотя лишь единицам достает терпения и внимания их заметить. Колебания эти невелики, и лишь в очень редкие, особенные годы путь дневного светила по небосводу отклоняется от привычного настолько, что оно ненадолго заходит в созвездие Василиска.

— И тогда?

— И тогда...

Донна наклонилась поближе к Юраю и внимательно заглянула ему в глаза, после чего театрально-"страшным" шепотом признесла:

— А тогда над закатными волнами Южного океана встает Роковая Звезда Гремм

Полюбовавшись испуганным и настороженным, если не сказать "завороженным", лицом своего собеседника, женщина откинулась обратно в свое кресло и расхохоталась. И в этот момент в нынешней, благообразной и донельзя обходительной донне вдруг прорезалась прежняя матушка Эстрига, домовитая и грубоватая деревенская ведьма.

— По крайней мере, так рассказывают в Шахваре. В прибрежных провинциях халифата эти дни очень любят. И посвященный им Гремм-ан-Итхол — праздник восхода Звезды — отмечают шумно и разгульно. Вы только представьте себе берега острова Итхол, насплошь усыпанные толпами гуляк, которые предаются всем мыслимым и немыслимым наслаждениям! На песке, в пене прибоя, на скалах и даже, вы не поверите, на ветвях деревьев.

Ведьма со вкусом облизала губы, словно мечтая очутиться в этот миг там, в Шахваре.

— Так, по крайней мере, расказывают сведущие люди. Но случается это, как я уже сказала, редко, раз в восемь или девять лет. Причем точную дату следующего явления Звезды, — она развела руками, — умеют предсказывать только жрецы аль-Баххара.

— Прекрасно, — слегка оторопевший Юрай с размаху, единым глотком опустошил свой свой кубок: события и сведения сыпались на него сегодня как из ведра. "Чего ты, собственно и добивался, дорогой, не так ли?"

— Просто замечательно, многоуважаемая донна. Но остается только последний вопрос: а причем здесь я?

Последним, впрочем, этот вопрос оставался лишь считанные мгновения: единожды начав спрашивать, остановиться уже очень трудно.

— И, опять же, эти недавние телодвижения... Что вы хотели испытать, собственно: насколько я мужчина? Или насколько он у меня длинный и толстый? — Теперь уже и в его-преподобии-тайном-советнике-великого-князя прорезался прежний деревенский знахарь, пивший самогонку стаканами и в выражениях особенно не стеснявшийся.

— Ш-ш-ш! — Эстрига плавно повела ладонями сверху вниз, призывая собеседника угомониться. — Вы никак не хотите понять самое главное, Юрай. Не хотите, или просто боитесь.

— И это главное заключается в том, что...?

— Знак Василиска — это знак исключительный. Под ним рождаются лишь единицы. Но именно они определяют судьбу миров и оплодотворяют Вселенную новой реальностью. — Донна Эстрига сделала многозначительную паузу, после чего коротко подвела итог.

— На что, как показало последнее испытание, вы и оказались способны.