— И где нам его найти? — поджала губы Стелла.
— Я обо всем позабочусь, ваше высочество. Знаю одного надёжного человека.
— Ну, и кто он?
Маркус недовольно хмурился: во время разговора он внимательно наблюдал за подругой и не заметил в её поведении почти ничего, подобающего королевской особе — вот и сейчас она говорила и жевала одновременно.
— Помощник жрицы.
'Беззастенчиво пялится на мою грудь, — с отвращением мысленно подметила девушка. — Стареющий ловелас! Чего доброго, ещё ухаживать начнёт...'.
— Опять что-то связанное с храмом.... Договоритесь с ним сами!
— Но...
— Я сказала: сами, это ваша обязанность, — резко оборвала его принцесса и положила приборы на тарелку. — А теперь мы желаем отдохнуть.
Губернатор покорно встал, поклонился Стелле и ушёл, плотно притворив за собой дверь.
— Дурак! — прошептала принцесса. Принц так и не понял, за что она так непочтительно отозвалась о подданном.
Вечер прошёл буднично и монотонно. Стелла, наслаждаясь комфортом, в привычном придворном платье: как у истинной женщины, в багаже имелось такое, уже пригодившееся в Деринге — ела мороженное и слушала дифирамбы высшего света Оду.
День завершился скромным концертом, устроенным силами местных дам в честь высокой гостьи. Слушая их дребезжащее пение под аккомпанемент такой же игры на клавесине, Стелла снисходительно улыбалась, временами, склонившись к уху Маркуса, отпуская колкие замечания.
Принцесса и сама не знала, почему решила задержаться в Оду. Видимых причин не было, но она не уехала на следующее утро, как изначально планировала.
Пресытившись тошнотворной исполнительностью губернатора (может, он боялся потерять должность?), Стелла решилась прогуляться за городом.
Окрестности Оду не оправдали ожиданий: пыльные, практически лишённые растительности, они не устраивали даже пятнистых коров, с достойным восхищения терпением поглощавшим подобие травы под ногами.
Приставив к глазам козырек ладони, принцесса рассматривала табун, сгрудившийся возле поилок. Это были западно-лиэнские лошади(5), преимущественно гнедой масти — таких закупали для армии.
Стелла огляделась в поисках табунщика — никого, зато со стороны соседней фермы доносились звуки музыки. Вроде, ничего необычного: какой-то пастух играет на свирели — но это была не свирель, а переливы лютни.
Принцесса тронула поводья и поехала на звуки музыки. Они привели к заднему двору фермы. Там, прислонившись к стене сарая, стояла девушка. Русые пряди падали на плечи из-под кокетливо повязанной косынки. Она с восхищением и любовью смотрела на молодого человека в потёртой бархатной куртке. Он сидел на перевёрнутом ведре и, прикрыв глаза, играл на лютне. Пальцы крыльями бабочки порхали по трепетавшим, словно от сладостного волнения, струнам.
Поняв, что она тут лишняя, принцесса поспешила ретироваться, но предательски зашуршавшие под копытами камушки выдали её.
Музыка резко оборвалась, будто человек на полуслове.
— Простите, я не хотела, — смущённо пробормотала Стелла, поймав испуганный взгляд.
Музыкант с тоской проводил глазами хлопнувшую калиткой девушку, встал и побрёл прочь. Перелез через ограду, пошарил рукой по земле и поднял футляр. Юноша осторожно убрал инструмент, засунул кофр под мышку и направился к лошадям. Значит, это он присматривал за ними и, наверное, прививал любовь к прекрасному. Погонщик в бархатной куртке... Это попахивало очередной историей о разорившемся благородном роде. Отсюда и увлечение музыкой.
— Алеф, где тебя носит?! — рявкнул краснолицый человек, стремительно приближавшийся к музыканту со стороны города. — Опять лоботрясничаешь, со своей трынделкой возишься?
Он попытался вырвать футляр из рук юноши, но тот намертво вцепился в кофр.
— Вы ничего не понимаете в музыке! — вздохнул Алеф, трепетно прижимая лютню к груди. Как мать ребёнка.
— Зато я понимаю в лошадях. Я нанял тебя не для того, чтобы ты целый день пиликал, а для того, чтобы следил за моим табуном. Я ведь тебе за это плачу, не так ли?
Хозяин бросил ехидный взгляд на работника. Тому нечего было возразить.
Заметив принцессу, владелец табуна спросил, не нужно ли ей чего-нибудь. Она покачала головой и уехала.
Тем же вечером Стелла снова увидела лютниста.
Принцесса неторопливо прогуливалась по улицам и неожиданно наткнулась на ту самую девушку, которую видела днём. Она была не одна, с матерью. У обеих в руках были прикрытые белым полотном корзины.
Мать остановилась возле обшарпанного дома с самодельным балконом, забрала из рук дочери плетёнку и постучалась. Открывать ей не спешили, поэтому она успела дать девушке пару полезных наставлений, вроде: 'Стой здесь и никуда не уходи!' или 'Будь благоразумна, Элиза, и не засматривайся на парней. Не для того я тебя растила, чтобы ты сбежала с прощелыгой с дырой в кармане'.
Элиза покорно кивала, но, как только за матерью захлопнулась дверь, со всех ног бросилась за угол. Там её поджидал Алеф.
Они не позволили себе ничего, кроме пожатия рук и пары ласковых слов.
— Элиза! — донёсся из-за угла недовольный голос матери. — Где тебя носит, дрянная девчонка?
Девушка вздрогнула и испуганно обернулась. Юноша крепко сжал её пальцы, накрыл ладонью её ладонь:
— Ничего, ничего, солнышко, скоро мы будем вместе.
— Ах, нет! Мама никогда не позволит... Ей... ей так нужны деньги.
Рука Элизы выскользнула из пальцев Алефа, оставив на память крошечную речную раковину, нанизанную на грубую холщовую нитку.
Выражение лица Алефа, с которым он смотрел вслед любимой, тронуло Стеллу. Она подошла к юноше и решилась заговорить. Начала с самого главного, без ненужных предисловий:
— Вам нужны деньги?
Он вздрогнул и непонимающе глянул на неё.
— Не в моих правилах вмешиваться в чужую жизнь, но... Вы ведь любите ту девушку и не можете на ней жениться из-за денег.
— Откуда вы знаете? — Алеф напрягся как струна.
— Слышала. Абсолютно случайно, — поспешила добавить Стелла.
Музыкант остановился перед открытой дверью трактира, достал из футляра инструмент и гордо ответил:
— Если я бедный музыкант, это ещё не даёт вам права унижать меня. Мне не нужны подачки.
Алеф провёл рукой по струнам, взял по отдельности несколько аккордов и заиграл.
Мелодии, лившиеся из-под его пальцев, были то светло-печальными, то задумчивыми, сыгранными без фальши, но никто не подал ни монетки.
На улице промелькнула светлая головка Элизы. Мать громко, не стыдясь прохожих, отчитывала её за отлучку. Девушка была красна, как мак. Она, как могла, старалась замедлить шаги матери и, не отрываясь, смотрела на Алефа. Принцессе показалось, что в её глазах блеснули слезинки.
Когда Элиза скрылась из виду, песни лютни стали печальнее.
Алеф играл с каменным, бесстрастным лицом, все эмоции и переживания вкладывая в дребезжащие звуки струн.
Не выдержав, Стелла достала кошелёк и бросила его в шляпу музыканта. Там было не так уж много, но достаточно для того, чтобы сбежать вместе с любимой девушкой из душного пыльного города. В другом месте талант Алефа обязательно оценят. Или, по крайней мере, представится шанс найти хорошую работу.
После ужина принцесса рассказала о своём поступке Маркусу. Тот посчитал его легкомысленным:
— Ты выбросила деньги на ветер. Осчастливить всех невозможно.
— Зато можно осчастливить хотя бы одного, — возразила Стелла. — Или ты считаешь, что деньги дороже счастья?
— Нет, но тех денег им всё равно мало.
— Знаю. Но их хватит для того, чтобы уехать.
— И в другом городе они обязательно будут жить долго и счастливо? — усмехнулся принц.
— Понятия не имею, но это неважно.
— А что же важно?
— То, что я пыталась помочь. Любовь, как известно, не заглядывает в содержимое кошелька.
— Ладно, убедила, но я на твоем месте присвоил ему какой-нибудь титул.
— Он бы отказался, Маркус, он гордый, — покачала головой принцесса.
— А от денег, значит, не отказался?
— В первый раз — да. Во второй раз я заплатила за игру.
На следующий день друзья бродили по городу, без охраны и вполне с утилитарной целью. Накануне, пересмотрев нехитрый гардероб, Стелла пришла к выводу, что там не хватало элементарных, но жизненно необходимых вещей, вроде рубашек.
Теперь, когда поездка виделась ей в другом, реалистичном свете, принцесса решила существенно изменить содержимое седельных сумок, отослав кое-что в Лиэрну.
Место шёлка, атласа и бархата должны были занять шерсть и лен, призванные обеспечить тепло и удобство в любую погоду. Это утро как раз и ушло на их приобретение.
После обеда совершили совместную вылазку загород.
В трёх милях от Оду находились казармы одной из частей лиэнской армии. Надобность в её присутствии давно отпала, но военные остались. Может, потому что Оду изначально возник, как гарнизонный город. А, может, солдаты мучились здесь потому, что никто не удосужился отменить отданный когда-то приказ.
Принц склонился над колодцем и под строгим присмотром часового набирал воду. Стелла стояла рядом, наблюдая за тем, как солдаты маршировали перед офицером.
Шагом до старого засохшего дерева, поворот и сто двадцать пять шагов до глиняной стены.
Скучное занятие, но вот лица у солдат забавные.
Решившись, принцесса подошла к капитану, наблюдавшему за учениями под тенью козырька над входом в казарму.
— Ваше высочество, — он поспешил снять перед ней шляпу.
— Мне нужно с вами переговорить. Здесь есть тихое прохладное местечко?
— Боюсь, тихо здесь никогда не бывает! — усмехнулся капитан, и, словно подтверждая его слова, капрал рявкнул на одного из солдат: 'Не плетись как дохлая крыса! Шире шаг!'.
— Ну, так как? — нетерпеливо переспросила Стелла.
Офицер проводил её на второй этаж казармы и отворил ключом одну из дверей в выкрашенном зелёной краской коридоре.
Комната была под стать коридору — такая же безликая и казённая.
-Интересно, куда он меня привёл? — подумала Стелла, садясь на любезно придвинутый стул. — На караульную не похоже. Может, это его собственная? А, какая разница!
— Капитан, мне нужна ваша помощь, — повинуясь инстинкту самосохранения, принцесса предпочла скрыть улыбку.
— Я внимательно слушаю, ваше высочество.
Капитан встал напротив неё и весь обратился в слух.
— Да вы садитесь, в ногах правды нет, — она доброжелательно разрешила ему нарушить устав, указав на второй стул. Дождавшись, пока он сядет, Стелла продолжила: — Итак, мне нужна ваша помощь. Точнее, не помощь, а практический совет. Вы давно здесь служите?
— Десять лет, ваше высочество.
— И наверняка знаете эти места, как свои пять пальцев?
— Полагаю, что так, ваше высочество.
— Видите ли, мне необходимо пересечь пустыню Шор с минимальными последствиями для здоровья.
— По возможности, вам нужно избегать послеполуденных переходов. Двигаться лучше рано утром, либо вечером. Также избегайте долгого пребывания на солнце.
— Каким образом?
— Мы обматываем голову светлыми платками, смачиваем лицо и волосы водой и пережидаем полуденный зной в палатках. Не забудьте так же позаботиться о том, чтобы у вас было вдоволь питьевой воды.
— Я поручаю вам позаботиться обо всём необходимом.
— Будет исполнено, ваше высочество.
— Вот еще что, — принцесса на мгновенье замялась, — моему другу необходим нагрудник.
— Думаю, у нас что-нибудь найдётся.
— А для меня? — с надеждой спросила Стелла.
Офицер задумался, потёр ладонью лоб.
— С этим сложнее, ваше высочество. Боюсь, мне не удастся подобрать что-то для вас, — покачал головой он.
— А если поискать? — продолжала настаивать принцесса.
— Женщины у нас не служат, хотя... Если вы соблаговолите подождать до завтра, я попытаюсь что-нибудь придумать.
— Так-то лучше! — улыбнулась Стелла.
Она привыкла получать всё, что хотела, — получила и на этот раз.
Когда Стелла покидала Оду, среди её вещей покоился новенький кожаный нагрудник с железными пластинами. Принцесса была уверена, что он ей пригодится.
Глава 7
Марис было страшно. Сама атмосфера этого места давила безысходностью, пустотой и неприкаянностью. Божественное происхождение не спасало: здесь все равны, смертны и ничтожны.
И этот дробный стук капель, ударами ножа разрывавший тишину...
Марис напоминала себе, что это ещё не Атмир, а только преддверие, где можно попытаться вызвать, поговорить с теми, кто остался по ту сторону грани. Утешалась, что даже Мериад не любил этих мест, не выносил их атмосферы, хотя и привык иметь дело со стонами, криками, болью. Почему? Да потому, что в Атмире для абсолютно любого пытка становится реальностью.
Мир вечной, неумолимой смерти хитёр. Он знает, чего каждый боится, и умело пользуется потаёнными фобиями.
Зыбкая граница небытия плескалась перед ногами, наползая, как морские волны на берег. Богиня испуганно отшатнулась, чтобы она не лизнула ступни. Она не решалась войти, хотя портал был открыт, а необходимый ритуал — проведён.
Может, не стоит идти первой самой, а вернуться и задобрить Атмир жертвой? Взять парочку людишек и отправить в вечное царство кошмаров...
Поёжившись, Марис присела на корточки и осторожно опустила руку в белесый туман.
Лёгкое покалывание постепенно перешло в онемение, до хруста в костях сжало в невидимых челюстях конечность.
Марис мужественно терпела, понимая, что это проверка. Если она дрогнет, портал её не пропустит.
Наконец рука снова обрела былую чувствительность, и богиня с облегчением вздохнула. Зажмурилась, подумала о том, кого хотела увидеть, и прошептала слова заклинания.
Резкая боль, обручем стиснувшая виски, — и чувствительный удар о камни.
Потирая ушибленный висок: к сожалению, в Атмире мгновенно залечить его нельзя, становишься таким же беспомощным, как смертные, — Марис огляделась, пытаясь понять, где она очутилась. Заметив за спиной марево портала, вздохнула с облегчением: дорога во внешний мир цела.
Где же они могли спрятать его, куда поместили тело? И на месте ли оно? Вдруг последователи Ильгрессы позаботились о том, чтобы дух остался без оболочки? Но нет, Ильгресса великодушна, она не причинила бы столько боли даже злейшему врагу. Да и злейшему ли?
Богиня усмехнулась, вспомнив, что отец детей Светлой никому неизвестен. Пусть все они такие разные, но парочка вполне могла быть рождена от него. Всё это домыслы, сплетни, но может статься, что не беспочвенные. Вряд ли Ильгресса делила ложе с неравным.
Они погрузили его в сон. Значит, должна быть пещера, грот или нечто подобное — не оставили же тело лежать на земле, где какая-нибудь неприкаянная душа, вроде обманутой возлюбленной, могла бы найти его и разбудить?
Атмир не у всех отнимает память и знания, всё зависит от степени вины и пожелания тех, кто поместил сюда жертву. Не стала бы Ильгресса так рисковать.
Марис шаг за шагом осторожно обходила гладкие скалы, скользя по ним ладонью — ни малейшего отклика. Абсолютно безжизненные, твёрдые, способные вынести магический удар любой силы.
