В нескольких светильниках подрагивало пламя, отбрасывая блики на статую богини, оживляя тени.
Стелле начало казаться, что фигуры на стенах оживают, сходят на пол, садятся ближе к огню. 'Засыпаю', — поняла принцесса.
Заметив, что гостья дремлет, жрица заботливо предложила лечь прямо здесь, в жреческой:
— Вы так устали — стоит ли утруждать себя и идти по ночному саду?
— Но так нельзя, это же дом богини.
— Уверена, Изабелла не обидится, если вы проведете ночь под её крышей. У меня есть подушки, мы взобьём их, и вам будет мягко. Да и ваш спутник уже спит, не стоит его будить.
— Откуда здесь взяться подушкам? — удивилась Стелла.
— Иногда жрицам приходится ночевать в храме, — улыбнулась собеседница. — У вас слипаются глаза, ложитесь.
Принцесса с максимально возможными удобствами устроилась на ложе из звериных шкур и тут же погрузилась в мир снов.
Жрица улыбнулась, задула свечу и спустилась вниз, в основной зал храма. Погасила светильники, бросив презрительный взгляд на статую богини.
Вернувшись в жреческую, она достала из тайника прямоугольный чёрный ящичек, открыла его и извлекла жезл светлого дерева. Проведя по нему ладонью, жрица пробормотала несколько слов — и он превратился в точно такой же, но абсолютно чёрный. Вместо совы на наконечнике появилась волчья голова.
Жрица расплела косы и надела вынутый из ящичка амулет.
Огонь всполохами играл на свободном одеянии, босых ногах, волосах.
-Что ж, пора начинать! — она взмахнула жезлом и начертила в воздухе несколько линий.
Огонь в жертвеннике задрожал и на мгновенье окрасился синевой.
Казалось, храм наполнился сонмом потусторонних существ, тихо переговаривавших на своём уродливом языке.
Пламя вдруг стало нестерпимо ярким, осветив все потаённые уголки храма, в том числе кончики женских сандалий под лестницей на галерею.
— Муж, дай мне силу! — прошептала жрица и простерла руки к потолку.
Всё должно было произойти так, как предначертано, поэтому мнимая служительница Изабеллы позаботилась о том, чтобы принц не переступил порога храма: он мог всё испортить.
Но, несмотря на то, что Маркуса не пустили в дом божества, он крутился неподалёку. В этом жрица просчиталась. Не желая упускать подругу из виду и пользуясь тёплой погодой, он не лёг спать в душных комнатах, а устроился в беседке — воину не привыкать к неудобствам, трудности закаляют.
Из дорожной сумки и пары плащей получилась неплохая постель.
Принцу не спалось: не давали покоя разные мысли.
Вспомнились странные слова жрицы. 'Ты чужестранец', — сказала она и закрыла перед ним двери храма. Другие жрицы никогда не запрещали переступать пороги дома божеств. Хотя, может, это и правильно. В конце концов, храм Изабеллы — это не просто храм, да и в каждом доме свои порядки.
Сон всё не приходил.
Маркус считал звёзды, воскрешал в памяти любимую гору Анариджи с блестящими шапками снегов и отчий дом в Джосии, где он давно не был.
А жрица всё кружилась в своем бешеном танце...
Запыхавшись, она обернулась к статуэтке Изабеллы рядом с жертвенником.
— Ты мне не помешаешь, — по-змеиному прошептала женщина и, рассмеявшись, набросила на статуэтку покрывало.
— Чёрная ночь, тьма, расстилающаяся над миром, разомкнись! Вечно не спящий страж, подними своё ухо, услышь меня! Неутомимый охотник, поднимись сюда, одним прыжком преодолей расстояние, длиною в жизнь. Пусть боятся, пусть слышат твоё дыхание, ибо час настал. Взываю к тебе, Даур, приди сюда за душой Стеллы Акмелур. Да не будет она лишена твоей милости, и не задержится здесь долее положенного, — речитативом повторяла жрица. — Прими душу её, возьми душу её, приведи её прямо к Дрегону! Вина её велика, и только огонь очистит душу.
Она притащила из подсобного помещения заранее приготовленного ягнёнка, спящего так же сладко, как и Стелла, и водрузила на жертвенник.
Вжик — и нож перерезал горло ягнёнка.
Алая кровь брызнула на руки, потекла по камням, загораясь чёрным пламенем.
— Неутомимый зоркий охотник, я взываю к тебе! — в исступлении продолжала жрица. — Расскажи господину, что Стелла Акмелур — причина многого зла, причинённого Тарис. Скажи ему, что душа этой женщины чернее сажи, что, будучи при первом рождении колдуньей, она опоила Тарис дурманным зельем, а потом, опасаясь небесного гнева, укрылась в Атмире, дабы потом войти в это тело. Скажи, что она замышляет новое зло, что она хочет открыть то, чего нельзя открывать. Пусть покарает её недремлющее око твоего господина! Позови Мериада, священный пёс! Я не обманываю тебя, слышу, кого зовет в тишине Тарис. Я знаю, кого она любила и будет любить, кого она ждала и будет ждать. И она здесь, чтобы наградить достойного. Я знаю всё, и правда глаголет моими устами.
Огонь вспыхнул и поглотил ягненка. Жрица довольно улыбнулась, обернувшись на носках против часовой стрелки, и превратилась в Тарис.
В саду же было тихо.
Окна храма не выдавали творящегося внутри ритуала, сочась едва заметным, не отпугивающим сон, теплом.
Маркус всё же задремал. Проснулся он за полночь, оттого что онемела рука. Открыв глаза, принц тут же пожалел об этом: над ним нависла морда чёрного пса. Непомерно большого для обычного домашнего животного. Даур?
— Ты не видел здесь прекрасную Тарис? — спросил пёс, пристально глядя юноше в глаза.
Маркус хотел ответить, но слова замерли на языке, когда он заметил ещё одну фигуру: всадника на существе, представлявшем нечто среднее между лошадью и драконом.
— Так ты видел здесь Тарис? — нетерпеливо переспросил Даур.
— Нет, — пролепетал принц.
Язык не желал повиноваться рассудку. В прочем, рассудок тоже пришёл к выводу, что лучше молчать.
— Кто же там, в храме?
— Жрица Изабеллы и принцесса Стелла.
— Это Марис, мог бы сам догадаться, — подал голос всадник. — Тарис не пришла бы в чужой храм.
Он обернулся к Маркусу, и того окатило волной парализующего замогильного холода. Принц не мог пошевелиться, будто загипнотизированная змеей мышь. Даже моргнуть.
В ватном теле едва билось сердце.
Всадник отвернулся, и Маркус жадно вдохнул воздух.
Но дрожь не прошла, а, наоборот, усилилась: принц понял, что вслед за Дауром пришел его хозяин.
Меньше всего на свете Маркусу хотелось встретиться лицом к лицу со смертью, а тем более, ночью, когда шансы человека заметно уменьшаются.
— Твоя подруга в опасности, — торопливо заговорил четвероногий спутник повелителя теней. — Беги в храм, спасай её! Я призову тебе помощь Изабеллы.
Даур завыл. Под аккомпанемент этого унылого протяжного звука Маркус со всех ног бросился к храму. Он боялся оглянуться, боялся смотреть по сторонам, потому что всё ещё чувствовал присутствие смерти, осязал натянувшуюся за спиной ниточку собственной жизни.
Напряженно вслушиваясь в стук сердца, Маркус по-прежнему ощущал пугающий холод. Когда на лестнице храма он исчез, принц облегчённо выдохнул.
Виски засеребрили капельки пота.
Не хотелось бы ему снова встретиться лицом к лицу с Мериадом!
Двери храма оказались закрыты. Принц толкнул их плечом — не поддались.
— Стелла, ты там? — крикнул он, отчаянно барабаня по крепкому мореному дубу. — Отзовись! Они хотят тебя убить!
Маркус метнулся вдоль здания, ища глазами хоть какую-то лазейку.
Приоткрытое окно!
Он подтянулся, влез на широкий подоконник и, толкнув тяжелый ставень, протиснулся в образовавшуюся щель, оказавшись в душном, пропахшем благовоньями пространстве храма.
— Опали ей волосы священным огнём, — прошептал незнакомый женский голос.
Принцессы в зале не оказалось.
Принц поднялся сначала на галерею, а потом в нерешительности замер на пороге запретного мира.
— Не бойся, входи, я разрешаю, — ободрил его всё тот же голос.
И он решился, переступил порог жреческой.
Приглядевшись, Маркус заметил склонившуюся над Стеллой Тарис. Что-то в ней было не так. Конечно, — не хватало знаменитой накидки! Небожительница с ней не расставалась.
Почувствовав чужой взгляд, Тарис обернулась — у неё были горящие безумные глаза.
И тут Маркус всё понял. Не раздумывая, он вытащил меч.
— Безмозглый человечишка, неужели ты думаешь, что можешь убить меня этим? — мнимая Тарис рассмеялась и закружилась по жреческой.
Сильный ветер едва не выдул Маркуса из святилища. Прикрыв глаза, он пытался защитить их от поднятой из жертвенника золы. А когда снова открыл, увидел Марис, богиню обмана, в её истинном обличии.
Смуглая кожа с татуировкой змеи, бело-сиреневые волосы, яркое платье цвета пожара.
— Что, беспокоишься о ней? — фыркнула Марис. — Ничего, скоро вам обоим будет хорошо. Окажитесь там, где таким, как вы, и место. Даур уже пришёл, скоро появится Мериад.
— Он уже здесь.
Странно, но Маркус не испытывал робости перед бессмертной, хотя она могла его уничтожить. Он ощущал поддержку Изабеллы и верил, что она поможет ему одолеть богиню, ставшую синонимом зла.
— Что ж, прекрасно! Можешь молиться за спасение своей души.
— Он вам не поверит!
В душу закрались сомнения: а вдруг его жизнь и вправду оборвётся?
— Да что ты! — расхохоталась Марис. — Не надейся, что успеешь сказать хоть слово. Всё, что почувствуешь, — это то, как остановится твоё сердце.
— Он не придет, он знает, что здесь вы.
— Ты всё равно её не спасёшь, — нахмурившись, прошипела богиня. Новость о раскрытом обмане её не обрадовала.
Марис, ухмыляясь, провела пальцем по острому лезвию и бросила многозначительный взгляд на принцессу. Мгновение — и супруга Шелока занесла нож над Стеллой.
Искать вырванный из рук ветром меч было некогда. Принц выхватил из жертвенника горящую головню и в приступе отчаянно храбрости ударил ей по руке богини. Скорее от неожиданности, нежели от боли Марис отшатнулась, выкрикивая проклятия.
— Стелла, просыпайся! — Маркус энергично встряхнул подругу за плечи.
— Я разбужу её, — раздался спокойный голос Изабеллы.
Богиня сошла вниз откуда-то сверху (с потолка?) в ореоле солнечного света.
Напуганная Марис отступила в привычный полумрак.
Изабелла коснулась подушечками пальцев век принцессы.
Стелла вздрогнула, пару раз, словно задыхаясь, глотнула воздух и открыла глаза. Открыла и сразу закрыла, испугавшись лучезарного божественного соседства.
Богиня ласково провела рукой по волосам принцессы и обернулась к Марис:
— Отныне я беру этих двоих под своё покровительство. Исчезни! Поверь, тебе не избежать наказания за осквернение моего храма.
От грозного голоса Изабеллы задрожали стены.
Ещё раз осветив храм блеском своего величия, богиня исчезла.
Небожители любят красивые слова и запоминающиеся фокусы, но грязную работу за них всегда делают другие.
Марис не впечатлила речь Изабеллы. Стоило той уйти, как она метнула в потерявшего бдительность принца серебристую сеть. Успевшая вовремя среагировать принцесса оттолкнула друга в сторону и запустила кочергой в богиню обмана.
Выкрикивая проклятия, Марис растворилась в сумраке ночи. Вместе с ней исчез и чёрный ящичек с жезлом.
Шатаясь, из темноты вышла женщина, как две капли воды похожая на жрицу.
— Кто вы? — друзья инстинктивно встали спина к спине.
— Жрица Изабеллы, — женщина провела рукой по лбу, пошатнулась и начала оседать на пол.
— А та, другая? — Маркус подхватил её и помогли сесть.
— Не знаю. Она пришла в храм, назвалась странницей, попросилась на ночлег. Я впустила её. Она вела себя учтиво, произвела на меня благоприятное впечатление. А потом... Наверное, эта женщина подсыпала что-то мне в чай, чтобы я уснула.
Оглядевшись, жрица нахмурилась:
— Здесь кто-то занимался чёрной магией. Как я сразу не догадалась! Я не достойна быть жрицей Госпожи мудрости.
Жрица опустила голову и закрыла лицо руками.
— В этом нет вашей вины: у богини обмана много обличий, — попыталась утешить её Стелла и сделала знак Маркусу — принеси воды.
Остаток ночи они втроем провели в святилище под божественной охраной.
Жрица зажгла благовонья и прочитала несколько молитв.
Уже в предрассветных сумерках, немного успокоившись, они заснули.
А в высших сферах не спали. В отличие от смертных, сон не был для богов жизненной необходимостью, да и небесные сутки заметно отличались от земных.
— Неслыханно! — плотно сжав губы, Изабелла, не в силах сидеть, расхаживала по комнате без потолка. Мягкий солнечный свет лился на её пальцы, судорожно сжимавшие изображение совы. — Она посмела осквернить мой человеческий дом! Это оскорбление, и я не намерена оставлять его прощать.
— По твоим словам, она хотела совершить убийство? — уточнила Алура. Она примостилась у ног отца и, нахмурив лоб, что-то записывала в книжечку.
— Ритуальное убийство. Там все пропиталось чёрной магией! Друзья, — обратилась к собравшимся богиня, — пора поставить эту выскочку на место. Она метит на пост Амандина, открыто смеётся над нами, выказывает своё презрение. Я давно говорила, что Марис продала душу Злу.
— Ты преувеличиваешь, — устало протянул её муж. — Не спорю, она ведет себя вызывающе, но лишь потому, что мы в свое время обделили её вниманием.
— Марис — и вдруг бедная овечка? — Властитель душ стоял в стороне от других.
— Если от Изабеллы сегодня веет жаром, то от тебя — холодом, — заметил беспечный Теарин. Он откровенно скучал, слушал в пол уха, раздумывая, какого ещё поэта вдохновить на оду любви.
— Тебя здесь никто не держит, — Мериад окинул его знаменитым взглядом. Юный красавец потупился, пробормотал что-то нечленораздельное, а потом и вовсе стремительно покинул помещение.
— Изабелла, тебе не кажется, что это следует обсудить в узком кругу? Как я посмотрю, тут многие лояльны к этой размалёванной твари.
— Значит, для тебя я размалеванная тварь?
Боги умолкли и обернулись к ухмылявшейся, сознававшей, что у неё есть козырной туз в рукаве, Марис.
— У тебя хватило совести придти сюда? — прошипела Изабелла, остановившись напротив самодовольной нарушительницы спокойствия.
— И не только придти. Ты позволишь мне сесть?
Проигнорировав ледяное молчание, звенящим эхом накрывшее комнату, Марис прошла к трону Амандина и, не колеблясь, заняла свободное место.
Среди богов прокатился негодующий шепот — это было кресло Изабеллы.
Медленно, но верно вокруг Марис начал сжиматься круг негодующих.
— Ты поступаешь неразумно. — Её поступок вывел из состояния привычного медитативного спокойствия даже Амандина.
— Прости, я заняла кресло твоей супруги? Но так ты будешь лучше меня слышать.
— Стоит ли тебя слушать? -вмешался в разговор Мериад. — Выметайся отсюда, пока у меня не лопнуло терпение!
Взгляд Смерти пронзил её до костей. Марис съежилась, сползла на пол, но смогла выпрямиться, с достоинством выдержав тяжелейшее испытание.
— Теряешь форму! — через силу усмехнулась она и оправила одежду. — Прибереги свои дешёвые фокусы на потом: будешь зарабатывать ими на жизнь, когда я перепишу под себя вашу никчемную реальность. Мне не хватает всего одной строчки.
