Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Уникальность России до 1917 года в том, что в ней, в сравнении с развитыми капиталистическими странами Запада, была высокая концентрация промышленности в сочетании с ее ускоренным развитием. Что вызвало, при меньшей общей численности пролетариата, непомерно высокую долю занятых на крупных предприятиях, однако сохраняющих общинно-крестьянское мышление. Этого не было в Европе или США — где наличествовал гораздо больший процент занятых в мелких фирмах (с мечтой самим открыть "свое дело"), при более индивидуалистической психологии (привет протестантизму!). Также, европейскому пролетариату крайне не хватало интеллектуальной составляющей (которую в России привнесли в коммунистическое движение представители прогрессивной интеллегенции) — без чего, как верно указал Ленин, "пролетариат способен выработать лишь тред-юнионистское сознание". В итоге, в мировом коммунистическом движении, Россия в 1917 году оказалась авангардом — за которым армия не пошла.
Обещанной мировой революции не совершилось — а мы оказались под огнем и злобой всего мира капитала. И не погибли, не превратились в еще одну "Индию", в самом начале, оттого что мировой капитал был обескровлен внутренней грызней первой Великой Войны. Ну а после — исключительно благодаря боевому и трудовому подвигу нашего народа. Хотя субэтнос слободского пролетариата не составлял большинства — его пассионарности, собранной и направленной к цели большевистской идеей, хватило, чтобы увлечь за собой крестьянство к великой цели — победить в революции и Гражданской, провести индустриализацию и коллективизацию, выиграть Отечественную и восстановить страну после Победы. Когда народ един — он непобедим. Мы доказали это всему миру — раздавив Еврорейх в самой страшной войне, какую знало человечество.
Но — закон отрицания отрицания! — все, в своем развитии, несет в себе свою гибель. Мы поставили задачу поднять жизненный уровень наших советских людей — и добились в том явных успехов. Но уже явно заметны тенденции, что современный советский рабочий, это уже не слободской пролетарий начала века. Он уже живет не в общежитии, а (все чаще) в отдельной квартире, расположенной вдали от проживания своих товарищей по цеху. Имеет гораздо больше свободного времени, намного более разнообразный досуг, культурные увлечения. И потребности, что тоже очевидно. И даже в собственности у него может быть сейчас, и загородная дача в садоводческом товариществе, и мотоцикл, и даже автомобиль. В итоге — мотивацией для такого рабочего должна быть уже другая Идея, сохраняющая коммунистическую суть, но по форме отличная от прежнего, привычного — "надо"!
Мы — авангард, выросший до армии всемирного коммунизма, но не переставший быть авангардом. Своим трудом и борьбой приближая установление этого высшего, самого справедливого общественного строя — осознавая, что в этом наше историческое предназначение.
Квартира ответственного товарища в Москве.
-Ну что, доигралась, дочка? В милицейскую камеру угодила, вместе с хулиганьем!
-Ипполит, не пугай ребенка! Ты что, не видишь, на ней лица нет? Она слова сказать не может!
-А ты вообще молчи, мать-защитница! Лицо на ней есть, просто не видно под штукатуркой. Я в командировках постоянно — а ты куда смотрела? Не видела, с кем она гуляет, чьему дурному влиянию поддалась?
-Ипполит, опомнись! Коля ведь сын Антона Степановича. Твоего же друга. И сам он мальчик вполне приличный, положительный — комсомолец, студент МГУ!
-Комсомольцы — в попугайских одеждах не ходят. И драк на улице, да еще с дружинниками — не устраивают!
-Папа! Все было не так! Мы мирно шли и никого не трогали! А красноповязочные сами к нам пристали, и начали оскорблять!
-А вот врать не надо, дочка! Москва, это не какой-то Львов, где всякие уклоны когда-то имели место (прим.авт. — см. Красные камни). И сочинить не получится — свидетелей полно, и протокол составлен.
-Папа! Ну не было ничего такого! Ну, собрались мы у Джона на квартире, музыку послушали, потанцевали, ну дринкнули немного. А в восемь захотели на Красную площадь прошвырнуться, посмотреть киношоу про Спутник.
-Так, я смотрю, вы уже имена на английские поменяли — по-нашему зваться не хотите? И всякие иностранные словечки вставляете без дела?
-Папа, ну нравится нам так! Коль много — а Ник или Николя звучит красивей! Без всякой политики и "низкопоклонства" — а просто, приятно слышать, Николя, это так аристократично! Мы что, какую-то банду организовали — нет, всего лишь приятно время проводили вместе. Как нам нравится — а не как заставляют!
-Аристократов мы в семнадцатом упразднили. Так была драка или нет?!
-Пап, ну дай досказать! Идем мы значит, по Горького, все переоделись как положено, а Ник не стал, потому что я ему сказала, он так классно выглядит в этом зеленом пиджаке с ярко-оранжевым галстуком. Я с ним под руку, как на Бродвее! И тут эти, с красными повязками! Подошли и стали громко говорить — "смотрите, чувак и чувиха идут. А это правда, что чувак, это кастрированный баран, по цыгански, или еще на каком-то языке? Ну а чувиха, это подстилка в хлеву — или же, на воровском жаргоне, самая дешевая проститутка". Ник ответил, с достоинством — хам и ничтожество, уйди с дороги. Тогда этот с повязкой целую клоунаду закатил — "о чудо, баран разговаривает! Граждане, спешите посмотреть на цирк". Ник не стерпел, только лишь замахнулся, даже ударить не успел — эти держиморды приемам обучены, ему руки за спину, и лицом вниз, на грязный тротуар, в чистом пиджаке! Все остальные из нашей компании сразу в толпу, ну кому охота в отделение, и чтоб после характеристику в институт? Я одна лишь вступилась, кричу, да что ж вы делаете ироды, и сумочкой колочу кого-то по башке. Ну и мне — "гражданочка, пройдемте", дальше неинтересно.
-Ты объясни мне сначала, зачем вы наряжаетесь как клоуны? Помню нэпманских сынков в чистеньких костюмчиках, кто на нас, фабричную комсу, смотрели свысока — так даже они все ж не выглядели, как в цирк на арену! И были детьми своего класса, эксплуататоров. А у вас это откуда и зачем? Я тебя, дочка, такому учил?!
-Папа, ну ты не понимаешь, это же европейская клубная мода! Ну надоело нам выглядеть как толпа! Хочется — по особому. Как личности, а не безликое стадо!
-Это кого ты считаешь "стадом"? Тех, кто честно трудится, учится, творит, строит — кто коммунизм приближает своим делом? А ты, как школу закончила, второй год уже "определяешься", сама ни копейки не заработала — и себя считаешь "личностью" выше их?
-Папа, я не пойму, что ты орешь? Что вообще случилось? Это что, противозаконно — одеться как хочется, если это никому не мешает? Мы же не трогали никого, просто по улице шли!
-Знаешь, а ведь те нэпманские сынки были и то честнее. У них хоть что-то было, кроме костюмов с галстуками. А у вас что за душой, кроме этого дурацкого антуража? Ты на себя посмотри — так намалевалась, что лица не видать! Губы накрасила — как будто съела кого-то в сыром виде. Вместо прически какая-то копна бесформенная, как у молодой бабы-яги. Блузка с вырезом — так что сиськи едва не наружу. Юбка в обтяжку, так и хочется за попу ущипнуть — и как ты в ней ходишь, будто обе ноги в одну штанину всунув, да еще на таких каблучищах, искренне не пойму? И расцветка всего этого — африканский попугай позавидует! Будь ты хулиганкой — я бы и то как-то понял. Но пустышкой в оболочке, за которой ничего нет?! Или я ошибаюсь, и ты чем-то еще интересуешься, кроме тряпья?
-Ипполит, опомнись! Ты ведь сам Ликуше все эти вещи из Парижа привозил!
-Дурак был, оттого и привозил! Думал, просто ради любопытства, "что там носят". А теперь увидел, кого мы вырастили. Так чем ты еще интересуешься, кроме мишуры?
-Музыкой интересуюсь — вчера буги-вуги танцевали, Джон пластинки достал, прямо из Парижа! Фильмами интересуюсь — Николя говорил, я в этой юбке и с этой прической на киногероиню "Хозяйки двух сердец" похожа, которая на красном "форд-мустанге" гоняла.
-Это про то, как жена миллионера влюбляется в другого миллионера, в душевных терзаниях полфильма ездит на своем кабриолете, и в итоге намеренно разбивается, чтобы выбор не делать? Вот интересно, что это у них все фильмы если не про бандитов, так про шлюх? И чему такое кино учит нашу молодежь?
-Ипполит, ты что? В титрах ведь было, что фильм по роману Джека Лондона, прогрессивного писателя! Просто действие перенесли в наши дни. Мы ж все вместе на тот просмотр ходили, ты забыл?
-Папа! Ну скучно же, когда вся жизнь как по нитке — школа, институт, работа, доска Почета, пенсия, кладбище! И внешне, когда все вокруг похоже одеты — девчонки "под Лючию", платья-тюльпанчики, а поверх развеванчики, а если еще и вуалетка, то как твой любимый Райкин, только по росту и различишь. Хочется быть не как все, чего-то яркого, красочного — после серых будней, что окружают.
-Это ж какие будни тебя окружают, дочка? Ты даже посуду не моешь и пыль не убираешь — все домработница Нюра делает. А до того тебя в школу за два квартала отвозили на казенной машине — когда я, чтобы грамоте выучиться, бегал в соседнее село через лес, за три версты! Босиком — поскольку из обувки у меня лишь старые валенки были на зиму, а летом вот так. Из одежи, донашивал что за старшим братом осталось — а у тебя уже шкафы не закрываются, тряпье некуда класть! Когда я был комсомольцем и селькором, меня кулаки чуть не убили — а ты из школы прибегала в слезах, "мама, папа, меня Петька сегодня толкнул и обозвал". И даже в эвакуации в Ташкенте ты ела досыта — ну а у нас бывало, ты помнишь, Маша, как в столовой хлеб бесплатный с подсолнечным маслом, вот и весь обед? А когда мы расписались, то поначалу у нас не то что квартиры, даже комнаты своей не было, в общажной угол отгородили занавеской — но и тогда у нас мечта была, не свое жилье полная чаша, как персонажу Маяковского, а чтоб коммунизм по всей планете. За четыре года до войны лишь стало получше — когда я должность получил, и ты у нас родилась.
-Ипполит, ну ты что? Ну да, жили мы впроголодь, ходили разутые и раздетые — так пусть хоть Лика поживет как человек! А ты, доченька, тоже хороша — ну собирались бы, двери закрыв, музыку слушали, танцевали — зачем на улице показываться в таком виде, зная что ловят? Одевалась бы на людях как все — или поверх бы что накинула, и вуаль на лицо. А когда Николай вспылил, ты бы в сторонку отошла, "я ни при чем". Зачем же дурой быть, гусей дразнить напрасно?
-Машка! Ты чему ее учишь — вранью? Чтоб внешне ура-ура, а внутри гниль?!
-Ипполит, а ты забыл как сам, в тот самый год мне говорил? "Свое мнение, оставь для нас наедине — а Партия всегда права"?
-А ты с тем временем не ровняй, там было другое, за четыре года до войны! Ладно, с тобой о том после еще поговорим!
-Мама! А мне как раз врать и притворяться надоело! Чтобы на улице как все, а двери закрыв, и как хочу! Тем более, что сейчас инакомыслие дозволено, за него не сажают! Папа, ну ты ведь сам рассказывал — про "мы голодали, мерзли, и воевали — за то чтобы наши дети жили счастливо"! И что — сам запрещаешь жить, как мне хочется?
-А ты это называешь жизнью? Без профессии, без дела, полезного для страны, для народа — а лишь как попрыгунья-стрекоза, плясать и веселиться? Да,трудящийся человек на все это имеет право — но лишь после того, как нашей Советской стране свой трудовой или боевой долг отдал!
-Папа, ну ладно, обещаю, вот честное-честное слово, в следующем году я обязательно в институт поступлю! Ну что делать — если в этот год экзамены во все вузы уже прошли?
-Да нет, дочка, поздно уже пить боржоми... С Колечкой все ясно — армия и не таких исправляет! С Антоном я разговаривал, он все решил и уже оформил — осенний призыв еще не закончился, так что отслужит твой Николя и вернется нормальным человеком. А с тобой будет по-иному, раз у нас в СССР по закону равноправие, а на практике если парню после школы только вуз или работа или армия, и никаких других вариантов, чьим бы сыном ни был — то на девиц обычно сквозь пальцы смотрят, если дома сидишь, а после замуж. Как таких Райкин назвал — "мужеловки"? И замужем то же безделье, "муж работает, я красивая". Хватит, дочка, нагулялась, поплясала! Хотела американской или европейской мечты — так ты ее получишь. Вещи собирай!
-Ипполит, ты что?! Как можно так, с ребенком?!
-Цыц! Да, дочка, я тебе не так много тряпья привозил, сколько у тебя в шкафах. А остальное откуда?
-Пап, ну ты знаешь, если есть спрос... Есть такой Павел Степанович, он сошьет все, что закажешь. Еще в театрах те, кто костюмы шьют, этим подрабатывают.
-Ну вот и отлично. Возьмешь с собой, что сможешь унести — а остальное, на помойку! Фильмов насмотрелась — а знаешь, что в мире капитала не принято родителям содержать своих совершеннолетних детей? А как исполнилось тебе столько-то — то пинком под зад, и сама как можешь зарабатывай себе на житье. Все это я тебе рассказывал уже, а ты вполуха слушала — конечно, в цвете на экране куда красивее, чем отец за обедом нудит. Так повторю — там все жестоко: сумеешь "честным" трудом нажить себе особняк с прислугой, пару лимузинов, сад с бассейном, добро пожаловать в мир "американской" (или французской, или еще какой) мечты. Нет — иди в ночлежку, или вообще под мост, это твое свободное право. Хочешь в вуз поступить — плати, даже за экзамены, это у нас в СССР они бесплатные, и за обучение плата чисто символическая, за весь год меньше месячной зарплаты хорошего рабочего, и куча льгот, кто отслужил или отработал по профессии, и отличникам тоже освобождение от платы, да еще и стипендия. А у них обучение стоит бешеных денег — а если у тебя нет, можешь взять кредит, и выплачивать после еще лет двадцать.
-Ты в своем уме? Ребенка из дома гнать на улицу!
-Папа! Я никуда не пойду!!
-Что, американская мечта сдулась, не успев родиться? Так тебя не под мост гонят, как в Париже — нельзя в СССР бродяжничать, не иметь работы и жилья, такая вот у нас несвобода. На завод пойдешь, я уже договорился. И отсюда съедешь в общежитие — бесплатное, в отличие от парижской ночлежки.
-Ипполит, ты что, сдурел? Или пьяный?
-Цыц! Мы с тобой, сколько там прожили? А ты, дочка, в выходные можешь приходить, чтобы доложить о своих успехах — а так, учись сама зарабатывать! Отработаешь годик, а там посмотрим.
-Я никуда не пойду! Я не хочу!!
-А куда ты денешься? Закон о тунеядцах — к барышням применяется редко, но никто его не отменял. Откажешься, тебя с милицией трудоустроят, уборщицей или санитаркой. Кто не работает, тот не ест — вот такие мы нехорошие коммунисты, лишаем людей свободы умереть голодной смертью. Да не бойся — завод особый: не детали точить, а электронику монтировать, дело передовое, чистое, и платят хорошо. Передний край науки и техники, туда берут лишь после техникума, как минимум — но Сеню Гольцмана, кто там директорствует, я с тридцать восьмого года знаю, и упросил помочь по старой дружбе, так что, ты меня не подведи!
-Папа! Я же не умею!
-Ничего, научат — было бы желание! У нас не мир капитала, где "ты нам не подходишь — пшел вон, за воротами толпа желающих на твое место", а по-коммунистически, "не умеешь — научим". И если там даже те, кто только из деревни, работать могут — то и ты сумеешь, коль не полная дура. Будешь передовиком производства — через год тебе льгота на поступление в вуз по специальности: человеком станешь, инженером. А окажешься лентяйкой, вылетишь оттуда — пойдешь уже по разнарядке и на работу к которой хулиганье приговаривают на пятнадцать суток. Даже тогда под мостом не поселят, у нас не Париж — а вот бараки с печным отоплением и удобствами на улице в Москве еще не все снесли, что-то оставили как раз для такого контингента лодырей и алкашей.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |